000
ОтложитьЧитал
Когда она открыла дверь, в лицо ей с силой ударил холодный морозный ветер, ледяной крошкой посек щеки. Волосы ее взметнулись назад, она прижала руки к груди, удерживая куртку и шагнула вперед, слыша лязг захлопнувшейся двери. Кристина подошла к самым перилам крыльца, прижалась к ограждению. Провела руками, сбрасывая снег. И подняла голову.
Снег летел прямо на нее. Белые точки в черном небе. На мгновение ей показалось, что это небо рушится на нее, но нет – это она летела вверх, пролетая мимо белых узорных снежинок.
Когда у Кристины затекла шея, она опустила голову и, подняв руку, посадила на нее, словно бабочку, маленькую белую снежинку. Тонкий узор переплетался с невероятным изяществом и сложностью. И все же она таяла, такая искусная. Так быстро таяла, от соприкосновения с горячей розовой кровью человека.
– Красиво, правда? – услышала она и вздрогнула.
Кристина обернулась и увидела оранжевый огонек в темноте.
– Красиво, – осторожно согласилась она, узнавая Димитрия.
– Снежинки вот, – сказал он, сигаретой указывая на ее руки, – Красивые. Но… чертовски ненадежные! – он слегка хмыкнул.
– Почему ненадежные? – улыбнулась Кристина.
– Потому что, когда берешь их в руки, они тают. А потом снова раз! и вверх. Замерзли. И снова падают. Не даются в руки. Это тебе не собака. Не приручишь. Природа у них не такая. Бог их другими создал. Не такими как мы. Красивее… и… как мираж.
Кристина молчала, не вполне уверенная, о чем он на самом деле говорит.
Димитрий подошел к ней, затушил сигарету о снег, кинул ее в сугроб и сгорбился, опираясь локтями на перила, рядом. Какое-то время он молчал, потом вдруг сказал:
– И вот подумай ты, какая чертовски смешная штука. Есть цветы, есть камни, тоже красивые. И их можно в руки взять. А я, вот шутка, снежинки люблю. Не камни, не цветы. А снежинки. Чертовы холодные.
Он выпрямился, глядя куда-то за ограду коттеджа.
Кристина стиснула зубы, а потом вдруг сама для себя неожиданно, резко выпалила:
– А может ты просто зациклился на снежинках? Может ты просто не заметил цветы и камни, потому что в голове твоей одни снежинки?..
Димитрий удивленно глядел на нее.
– Забудь, – сказала Кристина.
Она поправила куртку и пошла в дом.
В зале все уже успели чай попить и пирог доесть.
– Ты где была? – спросил у нее Виктор.
– Выходила воздухом подышать, – сказала Кристина. – Голова разболелась.
– Ты будешь чай?
– Нет, я… Что-то не хочется.
– Покер?
Потом были партии в покер. Под пиво, остатки еле теплого пирога, соленые фисташки и джаз. И так до самой-самой глубокой ночи, когда кажется, что снег укрыл весь белый свет, придушил жизнь в домах и она умерла – оставив только последний пылающий огнем островок, который угаснет через миг.
Как свеча под когтями ведьмы.
Когда голова Кристины коснулась подушки, она тут же заснула.
Потом пришла темнота.
Откуда-то из этой темноты выплыл снег. Он был повсюду.
Кристина сидит на берегу заснеженного пруда. На ней теплый меховой плащ, варежки и шапочка, а на ногах сапожки.
Вокруг светло, но не слишком, день либо недавно начался, либо близится к завершению. Солнца не видно из-за облаков, таких же синих и холодных, как и все вокруг.
Но Кристине совсем не холодно, и даже не из-за плаща и шапочки. Она просто ничего не чувствует.
Хруст снега – шаги.
Кристина вскидывает голову и видит знакомые рыжие волосы, пламенеющие на фоне черной дубленки. И эти волосы несколько встряхивают ее, словно вдруг пламя пробралось в вечное царство льда.
Какое-то время они просто молча смотрят друг на друга.
– Вы знаете, как появилась жизнь? – спрашивает Кристина у рыжеволосого священника.
– Кто-то забыл майонез в холодильнике?
Она чуть улыбнулась.
– В черном-черном небытии было царство вечного льда. И царство вечного пламени. А их разделяла черная бездна.
Она развела руки, демонстрируя, черную бездну.
– Но однажды в царстве вечного льда забил источник. Его струи тут же замерзали, но он тек все дальше и дальше, создавая ледяной мост. Он рос до тех пор, пока не пересек черную бездну и не оказался у царства вечного пламени. И когда первые капли воды соприкоснулись с языками пламени, родилась жизнь.
Ее руки были и ледяным мостом, и языками пламени, он завороженно следил за ними.
– Это скандинавская легенда. А ты разве не христианка?
– Какая разница кто я? – устало спросила Кристина.
– Я не узнаю нашу Кристину!
Она кинула на него равнодушный взгляд, нагнулась, подбирая с земли палку, и начала чертить на земле что-то.
– И в самом деле, никакой, – согласился священник, присаживаясь рядом с ней. – И ты не будешь меня допрашивать, что реально, путешествие на лодке или сеанс гипноза?
– Какая разница? – чуть печально улыбнулась Кристина. У нее получался человечек из серии палка-палка-огуречик.
– Ты пугаешь меня.
– Извините уж.
Она нарисовала человечку треугольную юбочку, волосы и корону.
– Почему вокруг зима? – спросил он.
Кристина удивленно пожала плечами:
– Вам лучше знать… – она осеклась, даже отложила палку, и удивленно протянула: – Ах! Вот оно что. Да, действительно, зима мне подходит.
– Зима? Тебе? Ох, Кристина… Что же нам с тобой делать…
Он прошелся из стороны в сторону, как бы в раздумьи, потом взял ее за руки и заставил подняться.
– Зачем?
Он зашел ей за спину и закрыл глаза руками.
– Увидишь, – шепнул он ей, отводя ладони.
Она оказалась в просторном каменном холле, на широкой лестнице перед двустворчатой дверью. Судя по изумрудным стенам, это была та самая церковь, в которую она заходила.
На Кристине было черное платье на тонких лямках-спагетти, из тех, что стоит спустить бретели, падают к ногам обладательницы.
Она перевела взгляд на рыжего священника. Тот подмигнул ей. Черные брюки с идеальными стрелками, белая как лист бумаги рубашка и пиджак, перекинутый через левую руку. Рукава рубашки слегка закатаны, обнажая загорелые руки. В глазах его было обещание.
Кристина почувствовала, как холодок скользнул по лопаткам. Она остро ощутила всю незащищенность тела, голого под черным шелковым платьем.
– Куда это мы?..
– А куда ты хочешь?.. Нет! – он вскинул руку, – не так. Куда бы ты мечтала попасть?
Кристина задумалась, потом чуть пожала плечами.
– Я не мечтаю. Мечтать глупо. Надо действовать.
Он громко фыркнул, явно не поверив, и правильно сделав.
– Надо же! Разве плохо мечтать?
– А чего хорошего? – Кристина пожала плечами и шагнула вверх по лестнице. – Пустая трата времени. За то время, пока ты сидишь, строя иллюзорные картинки в голове, можно на шаг приблизиться к желанной цели. В реальности.
– Забавно. Ты знаешь, какие функции у сна, помимо восстановления физических сил, Кристина?
– Какие?
– Поддержание духовного здоровья. Сны не дают нам рехнуться. Предохраняют от выгорания, дают силы жить.
– И что?
– Мечты тоже защищают нас. Тоже дают нам силы не сдаваться. Мечты – это отдых. Эмоциональная разрядка, навроде мастурбации для души.
Она укоризненно заглянула ему в лицо, для этого ей пришлось запрокинуть голову.
– Ну знаете ли! Так можно и сбежать в свои мечты от травмирующей нас реальности.
– И что?
Кристина помахала руками:
– И все!
– И чем же это будет плохо для вас?
Кристина цыкнула и возвела глаза к потолку.
– Этот разговор совершенно бессмысленный.
Вдруг улыбка сползла с его лица:
– Знаешь, Кристина, какая цель твоего пребывания здесь?
Он опередил ее и стоял на площадке перед дверьми.
– Пройти испытания? – предположила Кристина.
Он усмехнулся.
– Хорошенько повеселиться, – и он протянул ей руку.
Они шагнули в черноту распахнувшихся дверей и Кристина почувствовала, как тонкие шелковые ленты занавеса скользят по ее плечам, отрезая церковь и открывая ей… Ночной клуб?
Громкая музыка оглушала, заставляя содрогаться ей в такт печенку и селезенку. Свет софитов, блуждающий по залу, слепил, выхватывая то одно нереальное лицо, то другое.
Под потолком горели огромные шары из хрусталя, пол был выстлан деревянными панелями, справа была какая-то шикарная лестница, с красной ковровой дорожкой, слева камин, кожаные кресла и блестящие столики из закалённого стекла. Мимо Кристины, одарив ее надменным взглядом, проскользнула брюнетка метра под два с бриллиантами в ушах. Волосы брюнетки скользили по плечам, переливаясь в свете софитов.
«А я даже не причесалась», – подумала Кристина.
Кристина с любопытством наблюдала за теми, кто собрался здесь. Женщины и мужчины кучковались отдельно, поглядывая друг на друга голодными глазами, пары сходились и расходились. Мир извивался в ритме крови, приливающей к паху, надо всем этим царило одно-единственное желание, самое древнее и самое естественное, потому что животное. Все это было прикрыто блестящей одеждой, которая не могла ничего скрыть. Все словно играли в игру, очевидно понимая, что скрывается за нею.
– Бессмыслица, – сказала Кристина.
– В чем дело? – раздалось прямо над ее ухом.
Она покачала головой.
«Кстати…»
– Как вас называть? Не священник же, – спросила она.
– Называй меня… Кавалер, – предложил он, лукаво улыбаясь.
Кристина засмеялась:
– Кавалер! Как… старомодно.
– Какие мы колючие, – усмехнулся Кавалер. – Так что вам не нравится, мадмуазель Кристина?
Она, поколебавшись, посмотрела на него, потом наконец сказала:
– Знаете… У меня довольно строгие родители. Когда я была в школе, все мои друзья ходили на вписки по чужим квартирам и пили за гаражами. А мне приходилось докладывать, почему я вернулась на десять минут позже. И не сказать, чтобы я была как-то сильно против такой опеки. Да, она немного раздражала. Но не более. Однако мне всегда хотелось отчебучить что-то этакое, или побывать в таком, – она кивнула на извивающихся на барной стойке стриптизерш, – месте. Но сейчас… Когда я вижу все это, мне кажется, что это вовсе и не для меня. Такое не принесет мне ни капли удовольствия.
Молчание.
Кавалер чуть снисходительно посмотрел на нее, глаза его и смеялись, и были серьезными одновременно.
– Знаешь, Кристина… Это место, впрочем, как и любое другое, вполне может быть пределом мечтаний. – Он помолчал, давая ей время понять, о чем он, и лукаво прибавил: – Главное не оно, милая Золушка. Главное не бал, а Принц.
Музыка, играющая в клубе, стихла, зазвучали аккорды вступления новой песни.
– Идем танцевать?
Кавалер протянул Кристине руку. Она, поколебавшись, приняла ее.
На сцену вскочила высокая стройная женщина в золотом платье и запела быстро и уверенно с грассирующим «р»:
Il vous trouve,
Vous envoûte,
Vous intrigue,
Vous écoute,
Que les choses soient claires:
Le dragueur sait comment faire.
Il vous drague
Avec ses blagues,
Il vous trouble
Avec une bague,
À mi-voix dans l’oreille
Vous excite, vous réveille.
He found me,
He held me,
He took me,
And then again,
He kissed me,
He touched me,
He loved me,
And he forgot me.
Отдельные слова на английском – единственное, что понимала Кристина. Но певица пела телом, пела сердцем, отбрасывая прочь сомнения, стеснения. Не шла в разнос, а просто становилась самой собой, танцевала не ради зрителей даже, а ради себя, словно не могла без этого жить. Гибкое черное тело извивалось в золотом свете, льющемся с потолка. Музыка проникала вглубь Кристины, подчиняя ее себе.
Он протащил ее почти к центру танцпола. Люди смотрели, люди оценивали. Кристина не знала, куда себя деть. Если бы не музыка и не рука Кавалера, она бы давно уже сбежала, поджав хвост и забилась бы в какой-нибудь тихий угол, по крайней мере сейчас это было ее самое сильное желание.
Кристина понятия не имела, куда деть руки. Она умела танцевать вальс, но современные танцы вызывали у нее панику… У нее было ощущение, что она выглядит просто ужасно.
Она как столб стояла посреди танцпола, чуть покачиваясь на одной ноге, пока Кавалер, скользнув ладонями по обнаженной тонкой коже от локтей до кончиков пальцев, не закинул себе на плечи ее руки. От его рук в теле Кристины всколыхнулась жаркая волна, зажигая румянцем щеки. Он улыбнулся, черные глаза его загадочно мерцали. Черные-пречерные…
– Танцуй.
Это прозвучало как приказ.
И она забыла обо всем. Отдалась музыке, отдалась восхищенному взгляду напротив. Она запрокинула голову, волосы скользнули по плечами и рассыпались, бедра ходили ходуном, руки перепархивали с его плеч на рубашку, а потом взлетали высоко вверх, она отстранялась и снова приближалась, пьяная от всего происходящего и от стучащей в ушах крови. Сердце билось в ритме музыки, следуя столбикам амплитуды – взрываясь до пределов диаграммы и проваливаясь ниже нуля.
Он шагнул вперед, и она шагнула навстречу, затуманенными глазами вглядываясь в его черные. На губах ее играла усмешка самодовольная и коварная. Она чувствовала себя головокружительным фатумом, судьбой. Роковой незнакомкой. Они оба играли в игру под названием похоть, но сейчас она была главной, она была повелительницей, а он покорно ложился у ее ног. Или все же это она – у его?..
Его глаза затягивали все сильнее, они почти касались губами. Кожа ее увлажнилась, сердце бешено стучало в груди, губы алели словно расплескавшаяся кровь, на них мерцало конфетти блеска для губ. Пальцы заблудились в его волосах, нежных и шелковистых, его руки уверенно лежали на ее талии.
И вдруг музыка закончилась.
И все закончилось.
Она отпрянула, испугавшись саму себя.
Они неловко стояли на танцполе, люди вокруг переговаривались, смеялись, стоял гул голосов. А волшебство – оно пропало.
Она, не поднимая глаза, стояла напротив Кавалера. На расстоянии пары сантиметров или тысячи миль.
«А может ли вся жизнь быть такой как эта искра, как этот огонь?» – подумалось Кристине.
– Ты помнишь, в чем суть игры? – внезапно спросил Кавалер.
– Помню.
– Помнишь, что случится с проигравшим?
Она молча кивнула. Люди бродили вокруг, переговаривались, не обращая никакого внимания на пару, замершую в центре танцпола.
– Хочешь остаться навсегда в стране снов?
Она долго молчала, пожалуй, слишком долго.
– Не стоит! – он покачал головой.
– Почему нет? – спросила она.
– Потому что тебя ждут.
– Кто ждет? – она горько усмехнулась.
– Родители. Дети, внуки…
– Детей и внуков у меня нет.
– А родители?
– Мне здесь лучше будет! – с жаром закричала она. – Лучше! Все лучше моей жизни. Каждый день одно и то же. Если что-то и случается, то явно не со мной! Там – я никто, а здесь я – богиня!
– Ты должна сама создавать свою реальность, а не ждать фею с волшебной палочкой.
Кристина покачала головой, горько усмехаясь.
– Так как хочется не бывает. Хорошо не бывает. Интересно не бывает. Ни у кого. Не веришь? – она вскинула на него глаза, – Посмотри на людей. Даже на самых известных! Когда они рассказывают о своей жизни, кажется, будто они и правда ЖИВУТ. Но они ведь рассказывают только об интересном. Они не говорят, как они проживают каждый день. Потому что это так же однообразно, так же скучно, как и у остальных.
Она замолчала, опустив лицо, но потом вновь вскинула голову, глядя ему прямо в глаза, говоря с жаром:
– Я не хочу так. Не хочу найти стабильную работу, выйти замуж, родить детей, и жить как живут все, изо дня в день проживая то, что могла бы прожечь!
Она замолчала и подняла голову, ища его глаза.
– Оставь меня здесь! Я согласна. Я – хочу проиграть.
В зале воцарилась тишина.
Она посмотрела на Кавалера. Что-то дьявольское промелькнуло в его глазах. Она почувствовала, как ее сердце замерло и пропустило удар.
Он усмехнулся, картинно щелкая пальцами.
Зазвучала тихая вкрадчивая музыка. Техники пустили клубы искусственного дыма, он поплыл, обнимая тонкие ножки столиков и прекрасных дам.
Она оглянулась и вдруг увидела, что все люди, находившиеся в зале, превратились в кукол. Больших кукол, в диковинных нарядах с большими пустыми кукольными глазами. От их рук, ног и голов куда-то вверх в необозримую черную вышину клуба уходили сотни тонких нитей. Их руки и ноги дергались в такт музыке.
Ближайшая кукла повернула к ней свое разукрашенное лицо, ее ресницы раскрылись, открывая большие стеклянные шарики глазниц.
Кристина шагнула назад, прочь, от Кавалера, и услышала звон. Она подняла голову и увидела уходящие вверх цепи. Они шли от ее рук и затылка, поднимались куда-то вверх.
– Нет… Нет-нет-нет!!! – закричала она. – Я не хочу!
– Ты же сама хотела остаться здесь? Сама сказала, что здесь ты – богиня… – усмешка, совершенно не добрая, змеилась по его лицу.
– Нет… – сказала Кристина, во все глаза глядя на него. Осознание огромного обмана накрыло ее с головой. – Но как… Почему так ты… Нет! Нет, я не согласна!
– Но, ты же хотела здесь остаться? Ты же там – никто?
– Нет. Это здесь я никто! – С каждым сказанным ею словом ее голос крепчал, наливаясь уверенностью. – Потому что здесь ничего и не существует на самом деле.
– Ну и что? Для тебя же это все реально?
– Да… Но кто хозяин здешних чудес?
– Ты, – предположил Кавалер.
– Ты! – сказала Кристина.
Он откинул голову и засмеялся.
– Не принимай мои шутки так близко к сердцу. Я дам тебе немного свободы, если хочешь.
Он одним движением руки порвал ее цепи.
– Ну, что скажешь? Здесь ты можешь все что пожелаешь. Твоя жизнь будет такой как ты сама захочешь. Интересной, взрывной, яркой…
Она смотрела на него, не зная, что сказать. Его злая усмешка пугала ее и не давала поверить в то, что все будет хорошо. Тогда она, подумав, спросила:
– А что будет со мной там, в реальности?
Кавалер пожал плечами:
– Не знаю. Впадешь в кому. Или будешь овощем лежать.
– И кто будет обо мне заботиться?
– Откуда я знаю? Это не мое дело. Да и не твое. Сознание-то твое будет здесь. Что будет происходить там, тебя не должно заботить совершенно.
Кристина оглянулась по сторонам, на толпу вновь ставших людьми кукол и сказала:
– Если там есть хоть кто-то, хоть одно живое существо, которому я действительно, по-настоящему нужна – тогда я не уйду.
Кавалер сощурился.
– Даже в идеальный мир?
– Даже в идеальный мир.
Он улыбнулся и протянул руку к ее лицу, провел кончиками пальцев по скуле и вдруг резко, с силой, толкнул ее в грудь. Пока падала она обернулась, чтобы выставить руку и не увидела ничего, кроме черной-пречерной воды, в которую превратился пол.
Вода приняла ее с громким всплеском, заволокла ей глаза, заткнула нос и рот, смыла пот и грязь, проволокла вниз и вытолкнула еще ниже в алую раскаленную лаву. Невыносимая дикая боль пронзила ее тело. Кристина выгнулась, закричала, забилась, чувствуя, как сгорает каждая клеточка ее тела, как пузырится кожа, как обугливаются кости и запекаются глаза. Сгорели и обратились в седой пепел ее волосы, ее руки, ее живот, и этот пепел подхватил ветер, подбросил в синее небо, закружил и рассыпал на грязную сырую землю. Чьи-то сапоги ступали по этой земле, все сильнее и сильнее вколачивая в нее пепел.
– Кристина!.. – позвал кто-то.
«Кристина… Звучит как вдох или как выдох… Кто такая Кристина…»
Кто-то воткнул в нее лопату, чтобы отломить кусок, она забилась, закричала от боли и наконец схватила протянутую руку.
– Сладкая ложь или горькая правда, Кристина? – услышала она еле различимый шепот.
– Кто ты?
– Тот, что выдернул тебя из земли.
Кристина заплакала.
– Зачем?
– Чтобы ты жила, Кристина.
– Зачем?
– Чтобы ответить мне на вопрос: Сладкая ложь, или горькая правда, Кристина?
– Ты предаешь, или тебя предают?
– Предают земле?
– Предают люди.
– Нет разницы, не правда ли?
– Да, нет.
Хохот.
– Сладкая ложь или горькая правда, Кристина?
– Сладкая ложь… Или горькая правда? – Смешок. – Каждый решает сам.
– Никто не решает.
– Тоже верно. Лгут или говорят правду. Но… Не судите, да не судимы будете…
– То есть?
– Если есть ложь, значит я могу солгать.
– Значит?
– Значит, раз я могу солгать, я – не ты.
– Но, если я – ты, нам скучно.
– Да.
– Значит сладкая ложь вечна.
– Как и горькая правда.
Кристина открыла глаза. Он стоял в метре от нее, опустив руки и распрямив плечи, непринужденно, как хозяин, и скромно, как гость.
– Кто ты?
– Я? Проводник.
На бледном лице в обрамлении рыжих волос, сияла белозубая улыбка.
– Ты знаешь историю о Ромео и Джульетте? – спросил то ли Кавалер, то ли Проводник, то ли сам дьявол-искуситель.
– Конечно, – ответила Кристина.
– О чем эта история?
– Про большую любовь? – предположила Кристина. – Глупую ошибку и большую любовь.
– Или маленькую силу воли. Ведь проще сдаться, чем жить дальше.
«Опять сила воли», – подумала Кристина.
– Проще… Почему жить всегда сложнее чем умереть? – Кристина улыбнулась, чуть сощурившись от слепившего полуденного солнца. – И почему Проводник так похож на Палача?
Проводник посмотрел на Кристину насмешливыми серыми глазами.
– Потому что мир – то, чем кажется?
И мир растворился, чтобы стать перекрестком дорог.