000
ОтложитьЧитал
Димитрий сидел на радуге. Только теперь она была пошире и не так откровенно просвечивала. Вокруг прямо в воздухе висели клочья темноты, сумерки сгустились. Но вот он, водопад, его цель, переливался сотнями разноцветных огней прямо перед ним. Он как будто светился.
Димитрий встал и решительно зашагал к водопаду, не позволяя себе ни о чем думать. «К черту все. К черту все страхи и все сомнения, если они мешают мне. Вот она цель, я стою прямо перед ней, какая разница как я стою – вот он, водопад.»
Он протянул руку, касаясь тугих струй. Они были почти ледяные, но жданной благодатью упали на его раскаленную желтым солнцем кожу. Он шагнул вперед, чувствуя, как вода барабанит по макушке, по плечам, словно умелый массажист. Волосы облепили его лицо, он нагнул голову и открыл рот, вдыхая холодный влажный воздух. Капли воды стекали по его губам, падая вниз, глаза его были закрыты. Он чувствовал, как тысячи струй вымывают и уносят вниз все раздражение, всю злость, все нервы. Всю грязь, все воспоминания, струи уносят всю его прошлую жизнь. Спереди, сзади, сбоку – все закрывала синим покровом вода. В этом мире была только вода и два пятачка земли под правой и левой ступней.
У него было чувство, словно ничего больше не осталось на свете – даже его самого уже не осталось. В голове было пусто, ни единой мысли, словно вода вымыла и их, вычистила каждую частичку его существа, его души. Здесь уже не было того Димитрия, не было ничего. Только вода, сплошным потоком сперва уносящая вниз грязь, а, после, и кристально чистая.
Он нашел себя, нового себя, среди струй и шагнул вперед, чувствуя, как вода остается где-то позади. Он поднял голову, распрямился в полный рост и открыл глаза.
Он закричал, громко-громко, во всю ширь легких, просто от ощущения торжества в себе, от ощущения жизни. И захохотал, сам не зная от чего.
Позади его шумел водопад, ноги его утопали в нежном зеленом мху. Вокруг сплетались кронами высокие вековые деревья.
Димитрий подошел к водопаду вплотную и протянул руку. Она прошла сквозь поток и уткнулась в каменную стену. Дороги назад не было.
Он приложил руку к стене, погладил кончиками пальцев шершавую поверхность, потом отвернулся и зашагал вперед, в просвет между деревьями.
Исповедь Кристины
Когда Кристина зашла в храм, ей пришлось на какое-то время остановиться, дожидаясь пока глаза после яркого света привыкнут к полутемному помещению. Небольшая комната, судя по всему прихожая, или, как это называется в храмах, притвор. Как порой бывает в некоторых христианских монастырях, здесь, в обычной картонной коробке, стопкой лежали платки на голову и цветастые тряпки с завязками – юбки для посетительниц в брюках. Пока Кристина привыкала к темноте и прилаживала эту сбрую на себя, остальные успели уйти.
– Не могли подождать? – пожаловалась дверной ручке Кристина.
Пальцы ее легли на холодное медное кольцо, торчащее из пасти какого-то странного чудища. Она потянула тяжелую тугую дверь, и та медленно открылась.
Прямо перед ней простиралась стеклянная подводная галерея. Пол под ногами, стены – все было совершенно прозрачное. Вокруг, куда ни глянь, вода. Яркая, бирюзовая, пронизанная солнечными лучами. И такая чистая, что видны неспешно проплывающие мимо гигантские морские рыбы. Пестрые, броские, хищные. Прекрасные и безобразные одновременно.
Кристина осторожно сделала первый шаг и убедилась, что пол под ней не провалился. Стоило ей двинуться с места, как она зазвенела, как новогодняя елка, и тут же ахнула, разглядывая свой наряд.
Вместо косынки и юбки, на ней оказалось длинное платье, будто составленное из нитей хрусталя. С рукавов свисала бахрома стекляруса, распущенные волосы были перевиты жемчугом, а на ногах красовались хрустальные туфельки, звонко цокавшие об пол.
– Я прямо Золушка! – сказала себе Кристина.
Она медленно и осторожно, опасаясь провалиться, пошла по галерее, разглядывая диковинных рыб, проплывавших мимо. Вон проплыла оранжевая, большая и круглая, с шипами наростами, а вот росчерком пера скользнул тонкий и длинный фиолетовый угорь…
Кристина старалась не смотреть вниз – чернеющая глубина пугала.
Ей так нравилось все это – стеклянный коридор, рыбы, которые не могли ее достать, солнце, играющее в воде, ее платье и хрустальные башмачки, что в какой-то момент, она оглянулась по сторонам (не заметит ли кто?) и закружилась по галерее, звонко цокая каблуками, чувствуя, как хрусталь на платье скользит по воздуху вместе с нею.
Эхо хрустальных башмачков летело по коридору, опережая ее.
Вдруг какая-то тень скользнула над галереей, заслоняя солнце. Кристина замерла, подвески хрусталя зазвенели, сталкиваясь.
Она заозиралась, сердце застучало сильнее, холодок скользнул по коже. Кристина быстро пошла, почти побежала по галерее, в надежде догнать наконец остальных. Однако, вскоре в нерешительности остановилась, достигнув перекрестка. Во все четыре стороны отходили совершенно одинаковые тоннели. Такие же, как и тот, из которого она пришла.
Она заглянула в один, потом в другой, а потом вдруг поняла, что не имеет ни малейшего представления, из какого, собственно, коридора она пришла.
Недолго думая Кристина громко крикнула:
– Эй! Народ, где вы?!
Звонкое эхо пробежало по стеклянным коридорам, вернув Кристине ее собственный голос, размноженный на тысячи мелких осколков.
Никто не отзывался.
– Э-э-эй! Виктор! Аглая… Ну хоть кто-нибудь, отзовитесь! – в отчаянии крикнула она.
Тишина.
Кристина отчаялась и уже было решила шагнуть в один из туннелей, как вдруг услышала из правого коридора звук. Она обернулась, готовая улыбнуться, но тут же замерла. Вода там начала темнеть, доходя до чернильной темноты, в которой не было видно даже рыб. Чернота быстро ползла, заполняя всю воду вокруг Кристины. Самым логичным было бы дать деру, как можно быстрее, но тело ослабло, Кристина стояла, не в силах двинуться, парализованная страхом и ждала. Наконец из чернильно-синей темноты коридора проступили очертания чего-то огромного и серого. Шорох превратился в хлюпанье и чавканье, с которым тварь ползла, вихляя всем жирным туловищем.
Еще ближе, и Кристина различила огромную, приплюснутую голову, и самую омерзительную морду, которую только можно было представить. Крошечный нос – две дырки, покрытые слизью, а рядом шевелятся два отростка, как маленькие ручонки. Под ними широкий раззявленный рот, с кучей мелких острых зубочков.
Это была гигантская рыба-жаба, подводный урод, страшенное чудовище со склизкой кожей. По морде рыбы стекали какие-то мутные капли. Но отвратительней всего были ее бешеные глаза, один, закрытый неровным, словно оторванным куском кожи и второй – ввалившийся, мутный, цвета запекшейся крови.
Чудище надвигалось на нее, раззявив омерзительную пасть. Верхний и нижний ряд зубов соединяла толстая нить слюны.
Кристина бы, наверное, так и стояла, но вдруг что-то коричневое и покрытое слизью, упало изо рта рыбы-жабы прямо на пол. Кристина дернулась от отвращения и опрометью кинулась в первый попавшийся коридор.
Кристина бежала, летела, как никогда быстро, серебряный хвост ее платья сверкал как чешуя, стелясь за нею. Коридор все длился и длился, постепенно все темнея и темнея, тьма словно следовала за нею. Хрустальные туфельки отбивали дробь, из-под каблуков сыпались зеленые искорки, пополам с каплями крови – все-таки хрусталь это вам не замша, а у Кристины не было времени даже остановиться, чтобы снять их – чудище не отставало, не уступая жертве ни метра.
Легкие разрывались, дыхание выходило с хрипом, адская боль в ногах, словно она ступала по толченому стеклу – Кристина поняла, что просто не сможет пробежать дальше. И, споткнувшись в очередной раз, она просто рухнула на пол и закрыла глаза, не пытаясь подняться. Серебряное платье кругом расплескалось по полу, звеня тысячами хрусталиков, волосы упали вниз, открывая нежную шею и дрожащие белоснежные плечи.
И все движение остановилось.
Кристина ждала, покорная своей участи.
Уши ее улавливали малейший звук, и когда в полной тишине вдруг раздался скользящий шорох, Кристина сжала ноги, сердце ее забилось как птичка. По коже разлился холод, она прерывисто, поверхностно дышала.
Она почувствовала, как что-то касается ее голой спины и вздрогнула.
– Забавно, ты вся просто трепещешь от возбуждения.
Голос был женским и холодным как арктические льды.
Незнакомка отчетливо хмыкнула и вдруг дернула платье и то, словно покрывало, рывком поднялось и соскользнуло с Кристины, оставив ее скорчившуюся обнажённой на ледяном стекле пола. Кристина в ошеломлении открыла глаза и увидела свое отражение в стеклянном полу. За тонкой перегородкой клубилась чернильная тьма, иногда взблескивавшая рыбьими хвостами. Глаза Кристины казались огромными, всю радужку закрывала выплеснувшаяся чернота зрачков.
Кристина нерешительно опустила голову и посмотрела вниз, между коленей – позади нее блестел серым и голубым длинный змеиный хвост, толщиной с круп коня.
– Глупая девочка! – в стекле она увидела, как чьи-то ледяные белые руки, как у утопленников, скользнули по ее телу, и почувствовала прикосновение холодной чешуи к спине. – Как же ты думала убежать от себя самой?..
Змея скользнула по ней, руками следуя по ее рукам, пока не нашла ладони. Она переплела свои пальцы с пальцами Кристины и отвела ее руки в стороны. Острые зубы Змеи скользнули по ее шее и, царапнув кожу, впились в плечо, прокусывая до крови, до мяса.
Кристина закричала, и почувствовала, как ее все сильнее и сильнее вдавливают в пол. Она рухнула, щеки и нос распластались по стеклу, а Змея все давила. Кости ныли, Кристина задыхалась, но все ее попытки вырваться были бессмысленны, словно тысячетонная плита опускалась на нее. Перед глазами ее побежали круги, кости заныли и тут вдруг пол – пол! Порвался.
Кристина рухнула в черную толщу воды, всхлипывая воздухом, чувствуя, как ее оплетает чешуйчатый хвост. Она вскинула голову, пытаясь задержаться на поверхности, но Змея уже тянула ее за собой, вниз. Последнее, что успела увидеть Кристина – это как заливает галерею и прозрачные светящиеся коридоры один за другим начинают рушиться вниз.
Воздуха не хватало, легкие жгло огнем, а вокруг была только ледяная чернильная темнота, которая непонятно, была ли вообще водой. Кристина инстинктивно открыла рот, в который тут же потекла вода и тогда к ее губам прижались чьи-то ледяные губы, отдавая воздух. Она почувствовала сильный рывок и вдруг поток искрящихся пузырей понес ее куда-то вниз, все ниже и ниже, закручивая ее в водовороте. Что-то скользнуло по лицу и голову облепила мокрая повязка. «Зачем это?» – только и успела подумать Кристина, как поток вытолкнул ее с той стороны поверхности.
Она закашлялась и глубоко вдохнула воздух, жгущий нос и легкие.
Повязка и волосы, облепившие лицо, мешали разглядеть, куда она попала. Но как только она потянулась, чтобы развязать повязку, то услышала:
– Не вздумай!
Это был голос Змеи. Кристина почувствовала, как Змея перехватывает ее руки и толкает куда-то.
Она беспомощно забарахталась, и вдруг врезалась в каменную поверхность. Вцепившись в камень, Кристина выползла на выходящие из воды ступеньки.
– Змея, – позвала Кристина, садясь на пятки и занавешивая волосами грудь, чтобы хоть как-то прикрыться.
Сзади послышался шорох и к спине Кристины прижалось покрытое чешуей мокрое тело Змеи. Руки ее скользнули по груди Кристины, отводя волосы и она почувствовала, как тело покрывается мурашками, а соски заостряются. Кристина судорожно вздохнула, а Змея тихо засмеялась и скользнула между ног Кристины.
– Руки убери! – взвизгнула Кристина, пытаясь отпихнуть Змею.
– По крайней мере, хоть тело твое честное, – услышала Кристина жаркий шепот в ухо. Кровь стучала в висках, пальцы Змеи кружили по ее телу, чуть поглаживая его, но не касаясь запретных зон.
Кристина забилась, пытаясь вырваться, но тут же была спелената змеиным хвостом.
Она почувствовала шевеление ледяных губ Змеи на своей шее:
– Горькая правда или сладкая ложь, Кристина?
Кристина не реагировала. Тогда руки Змеи прекратили свое безумное скольжение.
– Почему мне нельзя снять повязку? – спросила Кристина.
– Горькая правда или сладкая ложь, Кристина?
Кристина отползла и ответила:
– Здесь нет решения.
– Почему? – спросила Змея, снова подползая и обвивая Кристину.
– Пусти меня! – ладони Змеи покоились на бедрах Кристины, не шевелясь, но и не давая вырваться. Тогда она, задыхаясь, проговорила: – Я буду счастлива верить в сладкую ложь… Но… лучше жить в реальном мире, а не в придуманном.
– Значит ты скажешь Аглае?
Кристина закаменела.
– О чем это?
Змея развязно захохотала, грубо, до боли сжимая промежность Кристины.
– О том, что ты спала с Димитрием, Кристина… – смеясь сказала Змея.
Кристина вырвалась, и попыталась встать, но поскользнулась и упала прямо на изгибы длинного серебристого хвоста, тут же обвившего ее, как веревка.
– Я не спала с Димитрием! – крикнула она, пытаясь высвободиться.
– Кристина, а тебя ведь считают хорошей девочкой, – издевательски просюсюкала Змея. – Милой и доброй.
– И что? – сказала Кристина, отталкивая ее голову.
– Но на самом деле ты ведь просто… Лицемерка? – проворковала Змея. – Скажи мне, отчего ты помогаешь людям?
Кристина чувствовала себя совершенно беспомощной, не видя ничего, кроме черноты, ощущая собственную наготу и превосходство Змеи. Она чувствовала только тело Змеи и камень пола. А что было вокруг, кто? Больше всего пугали не бесцеремонные прикосновения, а мысль о том, что кто-то видит ее в этом положении.
– Не трогай меня, дай мне развязать глаза!!!
Змея мягко перехватила ее руки и туже обвила ее хвостом.
– К примеру… Почему бы тебе просто не пройти мимо старушки, которая просит милостыню? Почему тебе просто не пройти мимо, Кристина? Скажи мне.
Кристина молчала, не понимая, что Змея хочет от нее.
– Потому что ты хочешь отдать ей свои деньги? Нет. Потому что тебе жалко ее? Тоже нет. Но тогда ПОЧЕМУ?
Эхо разнесло эти слова повсюду, заставляя их звучать снова и снова.
– Почему?
– Почему?..
– Почему…
Кристина вздрогнула, ощутив горячий шепот прямо у своего уха:
– Потому что тебя совесть замучает.
Кристина с облегчением усмехнулась, отталкивая Змею.
– Разве это не одно и тоже?!
– Одно и то же? Ба-атюшки…Что же может быть общего у твоих собственных желаний и у правил, навязанных кем-то? Ты что правда думаешь, что человечки рождаются с совестью? – Кристина молчала, не желая ввязываться в спор. – Но зачем же она им нужна, скажи, Крис-ти-на? – шепнула Змея.
Змеиная чешуя скользила по камням с тихим шелестом, эхо отражало его, и Кристине казалось, будто десятки змей извиваются вокруг нее.
– Чтобы не поубивали друг друга, – сглотнув ответила Кристина. Из-за повязки она могла ориентироваться только на тактильные ощущения. А Змея, словно издеваясь, постоянно меняла положение, совершенно дезориентируя ее.
– Ага, – раздалось справа, – люди – животные, всегда делают только то, что сами хотят. – губы змеи коснулись ее левого ушка, – И если их не контролировать – все полетит в тартарары… Так было и тогда, когда ты оседлала Димитрия, верно? – раздался смешок у ее правого уха, и раздвоенный язычок скользнул по раковине – Все полетело в тар-та-р…
Кристина резко вскинула руку, но Змея успела перехватить, стиснув ее пальцы до боли.
– Больно! – крикнула Кристина.
– В твою прелестную головенку так хорошо вдолбили что «можно» и что «нельзя». – Змея поцокала языком. – Настолько хорошо, что ты чувствуешь вину, если поступаешь как хочется.
– Ты психопатка.
– Я? Я – это ты, милая, – Змея хохотнула, сжимая кольца чуть туже: – Все это происходит в твоей чудесной головенке. Спорят две половинки тебя. И я – одна половина, а ты другая. Я – это ты, которую ты обычно прячешь за семьюдесятью замками, чтобы никто не дай бог не увидел, какая наша Кристиночка на самом деле. Нет, я не психопатка, милая. Во всяком случае, – Змея вновь хохотнула, – не больше, чем ты. Я просто вижу, что происходит, а не прячусь. Это ТЫ прячешь меня, маленькая моралистка.
– Что плохого в морали?
– Мораль? Хорошая штука. Всегда с тобой, вроде рефлексов, как писать, читать, говорить. Необходима, чтобы выжить среди людей. Но знаешь, где-то глубоко внутри тебя, все еще сидит зверюга. Лохматая, дикая, скалится, слюни капают. Твои инстинкты. Правда, Кристиночка? Ты так боишься их, что сажаешь зверюгу на цепь, в клетку, не кормишь, чтобы она поскорее подохла. Но не слишком жестоко, а? Думаешь ты лучше меня, лучше Виктора? Нет. У Виктора просто сила воли послабее. А разве это грех? Ведь все, что он делал в реальности, все это, и хуже, много хуже, ты делала в своих мечтах. Уж мы то знаем, правда, Кристиночка?.. –Змея шипела, касаясь ушка раздвоенным язычком, кольца ее свивались и развивались, стискивая и отпуская Кристину так, что она, казалось, падала все ниже и ниже…
– Думать одно, а делать другое!
– О нет, это почти одно и то же. Ты такая лгунья, милая. Делаешь вид, что ты такая прекрасная, правильная, но ты всего лишь самка в течке, в которую просто чуть крепче вдолбили как себя вести. А может просто случай не подвернулся? Ах нет, подвернулся, извини, забыла про Димитрия.
– Чушь! – закричала Кристина, срывая с глаз повязку.
Кольца змеиного тела стискивали ее, точно колодец. Кольца над ее головой шевелились, чешуя переливалась в тусклом свете сотнями серебристо-зеленых бликов. А сверху на нее глядело лицо Змеи, все покрытое блестящей чешуей. Кристина в ошеломлении смотрела на свои собственные черты лица, свои глаза, свои губы, изогнутые в усмешке порочной и издевательской. Они были так похожи, что на секунду ей показалось, что это она – Змея, которая смотрит вниз, на Кристину. Она дотронулась до своего лица и почувствовала холодную зеленую чешую. Она протянула к Змее руку, но та вдруг разжала кольца и Кристина полетела по этому колодцу плоти вниз, в черноту.
– Три!..
– Два!..
– Один!..
Кристина открыла глаза.
– Очнулись?
Она сидела на полу, справа от нее сидела Аглая, слева Виктор и Димитрий. Прямо перед ними сидела, скрестив ноги, ведьма, пообещавшая показать им темную сторону этого мира.
Ведьма пальцами с длинными острыми ногтями придушила огоньки свечей, расставленных перед ней. Собрала палочки с благовониями, и сложила их в длинную деревянную шкатулку.
Аглая выдохнула, и сказала:
– Вот это гипноз!
Ведьма аккуратно заправила длинную рыжую прядь за ухо и сказала, слегка улыбнувшись:
– Я же говорила вам, это не гипноз, это тонкий мир.
Димитрий не сдержался:
– То-то нам чтобы войти в этот «тонкий мир» потребовался мешок мухоморов и эти ваши, – он помахал руками, – гипноприемчики.
– Ни одна дверь не открывается просто так, – сказала ведьма и мир перед ними заволокло темно-синей пеленой, на которой мерцали золотые звезды: она взметнула вверх платок, на котором раньше стояли свечи и опустила его себе на плечи.
Ведьма встала; на алых губах змеилась холодная улыбка и Кристина узнала в ней одновременно Священника, Зайку и всех обитателей сна.
– Рассчитаемся, хозяин?
Виктор ушел с ведьмой, а Кристина, накинув куртку, вышла на крыльцо – в комнате стоял странный удушающий запах («Правда мухоморы», – подумала Кристина).
Когда-то здесь жил старик, у него был маленький яблоневый сад, который цвел весной, рассыпая на траву сладко пахнущие лепестки. Год назад здесь поселился Виктор, срубил сад и сломал дом, и построил на их месте огромный замок. Привез ели и пихты, и теперь земля, которая пахла яблоками, была усыпана иголками и пахла хвоей. Сейчас деревья покрывал толстый слой сверкающего снега, а на чисто подметенных дорожках валялись еловые иголки.
У отца Кристины была дача по соседству, через забор. Кристина навещала его иногда, привозила еду и новости от матери. Полгода назад они познакомились с Виктором. В реальности они были просто знакомыми. Но так странно было, после такого сна, ощущать его как совершенно чужого человека. Ей хотелось высказать ему все, вывалить всю свою злость на него. Но… не за что.
Одного она не понимала: почему же хотя бы во сне она не может быть счастлива?
Однажды ей сказали, что она никогда не сможет влюбиться, потому что ее сердце уже давно и прочно занято – ею самой. Тогда она обиделась, и сказала, что это вовсе не так, но иногда ей приходило в голову, что, быть может, тот человек был прав.
Кристина занималась йогой. Бегала по утрам. Качала пресс, ягодицы и грудные мышцы. Превосходно готовила. Шила.
Играла на гитаре. Ставила икебану. Резала по дереву. Вязала. Умела оказывать первую помощь.
Она была высокая и стройная, с длинными белокурыми волосами и нежными глазами. Она была одинокая.
«Одинокая. Это слово обладает воистину какой-то магической силой. – думала Кристина. – Это все равно что сказать «покойник» – все сразу переглядываются и начинают сочувственно поджимать губы. И будь ты прекрасна как роза и умна как Эйнштейн, но, когда на вопрос «У тебя кто-нибудь есть?» ты отвечаешь «нет» – твой рейтинг стремительно падает, заставляя тебя проигрывать необразованной корове. Словно вся суть человеческой жизни заключается в продолжении рода. – Кристина обернулась, сквозь огромные окна особняка было видно стоящих в гостиной Димитрия и Аглаю. Они разговаривали о чем-то, прижавшись друг к другу лбами и смеялись. – Впрочем, вероятнее всего, так оно и есть».
Откровенно говоря, Кристина не считала, что ей как-то особенно одиноко. У нее было свое дело в жизни, она была, что называется, самодостаточной. Ей нравилась ее жизнь – чашечки ароматного кофе в маленьких кафе, новая пара туфель, ванна со свечами и музыкой, лепка из глины в студии. Она бы и не вспоминала о своем одиночестве.
Но поздно вечером, когда она возвращалась с работы домой, глядя в темное ночное небо, затянутое тучами, бывало (крайне редко), что на глаза у нее наворачивались слезы жалости к себе самой и своей постылой жизни, в которой не было ничего, кроме застывших скульптур.
Она хотела жизни. Она хотела жить и смеяться. Хотела сесть в машину и кататься по ночному городу под громкую музыку, пить шампанское, кружиться в вальсе, смеяться и жить, и вдыхать, вдыхать, вдыхать холодный ночной воздух, пока не закружится голова.
Она хотела быть кому-то нужной.
Хотела поцелуев, страстных объятий, горячих сцен… Она хотела любви. А плотской ли, духовной, кто разберет, когда тебе всего двадцать лет?..
Из восхищающих знакомых мужчин у Кристины были только Димитрий да Виктор, так что не имело никакого значения, действительно ли они так хороши, как кажутся. Они просто были лучше других и поэтому привлекали.
Однажды Кристина поспорила со своим знакомым, что мужчины пялятся на женщин гораздо чаще, чем женщины на мужчин. Он утверждал, что на самом деле все пялятся одинаково, просто у женщин лучше развито боковое зрение и они успевают отвернуться.
– Кристина! – окликнул ее Виктор, выглядывая из дверей. – Мне твой пирог в духовку поставить разогревать?
Кристина подавила всплеск раздражения (остатки красочного мухоморного сна) и пошла к нему. Кристина помогла Виктору поставить в духовку морковный пирог собственного приготовления, и вернулась в гостиную к остальным.
Гостиная была огромным помещением с высоким двухэтажным потолком – в углу наверх вела винтовая лестница. Центром был камин, самый настоящий, из шершавых серых камней. Вокруг камина были расставлены огромные кожаные кресла-гиганты, между ними тяжелый стол черного лака, сейчас заставленный пивными бутылками и заваленный фишками для покера. Рядом с бутылками валялась вскрытая пачка карт, залитых пивом.
Камин сейчас горел, бросая алые блики на сидящих вокруг него людей. Когда Кристина зашла в гостиную, она тут же оказались под прицелом двух пар глаз – справа от камина сидел Димитрий, а слева Аглая. Увидев Кристину, Димитрий чуть улыбнулся и отсалютовал бутылкой. Когда он улыбался, его голубые глаза щурились и от них в стороны по загорелой коже разбегалась паутина морщинок, означавшая, что он часто это делает.
Аглая же сидела, замерев в одной позе. Ее каменный профиль сфинкса освещался пламенем камина. Что она видела в этом пламени – что там сгорало или рождалось?
Наконец она заметила Кристину и приветственно махнула ей, расплываясь в улыбке.
– И снова привет.
Голос Аглаи был теплым и густым, а лицо худое и тонкое, она вообще была очень худая и длинная, как бельевая прищепка.
На самом деле Кристине очень нравились эти двое. Димитрий и Аглая. Точнее Аглая и Димитрий. В этих отношениях, очевидно, лидировала Аглая. Она парила недосягаемым духом, а Димитрий с земли смотрел на нее с восхищением. По своему опыту Кристина знала, что такие отношения очень тяжелы для того, кто пытается дотянуться, догнать, соответствовать. И в то же время они невероятно ценны, так как позволяют расти.
И чем больше Кристина узнавала их, тем сильнее понимала, что ему, к сожалению, не надоест тянуться, а ей не надоест покровительствовать. Вот такие странные отношения.
– Ты умеешь в покер? – спросил Кристину Димитрий.
– Конечно, – Кристина улыбнулась. – Это же любимая игра Виктора, мы с ним очень много играли. Вот только он постоянно выигрывает, – засмеялась она. – Он делает каменное лицо и не поймешь, блефует или нет. А еще он отличный актер! Так что если вам кажется, что он огорчен, не верьте, а то он обдерет вас как липку.
– Точно, – засмеялась Аглая, – а еще когда он волнуется, то делает вот-так, – она потянула ворот воображаемой рубашки. – Только не поймешь – волнуется он, потому что проигрывает или выигрывает!
– Секреты мои раскрываете? – раздался веселый голос Виктора.
– Ага, мы тут сговариваемся, как тебя ограбить, – сдала всех Аглая. – Это просто неприлично, знаешь ли, столько выигрывать.
Глаза Виктора и Аглаи встретились, и они какое-то время просто улыбаясь смотрели друг на друга.
Кристина и раньше знала, что они в очень хороших отношениях, но видела их вдвоем только мельком и никогда не задумывалась над тем, что это, возможно, что-то большее.
Они сели играть и Кристина стала наблюдать за этими двумя. Есть такой психологический трюк: когда смеется компания, каждый смотрит на того, кто ему больше всех нравится. И каждый раз, когда за столом звучал смех, они оба, Виктор и Аглая, поворачивались друг к дружке и смотрели, словно говоря: ты оценил\а? Смешно, правда?..
Между ними двумя словно был какой-то свой особый мир. Они перекидывались одним им понятными фразочками, могли просто смотреть друг на друга, улыбаясь и ничего не говоря.
В один из таких моментов Кристина случайно кинула взгляд на Димитрия и поняла, что он тоже все это прекрасно видит. Он сидел, плотно сжав и искривив губы. Их глаза встретились – он был зол и полон горечи, но в следующий же миг улыбнулся Кристине. Подмигнул, как ни в чем не бывало, и протянул мисочку с фисташками.
– Пирог уже, пожалуй, готов, – сказала Кристина, улыбаясь. – Пойду посмотрю.
– Как раз чай попьем, – согласился Виктор.
– После пива-то? – с сомнением спросил Димитрий.
– А я бы поела, – пожала плечами Аглая, – тем более нам его отрекомендовали как лучший морковный пирог, который мы когда-либо пробовали.
– Ой да ладно, лучший, – застеснялась Кристина, опуская глаза и улыбаясь.
– Лучший, лучший, не слушайте ее, – сказал Виктор, собирая бутылки. – Я его в разных местах ел, но с Кристининым ни один не сравнится. Вы оставайтесь, а мы с Кристиной принесем торт.
Когда они с пирогом и чашками подходили к залу, то услышали возмущенный голос Аглаи:
– …Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!..
– Кому какой чай? – специально громко спросил Виктор, еще не открыв дверь.
Когда они вошли, Аглая сидела в кресле, а Димитрий стоял у камина, глядя в огонь.
– Мне зеленый, если можно, – сказала Аглая.
– Черный, – буркнул Димитрий, не поворачиваясь, – пожалуйста.
Они поставили чашки и вернулись на кухню. Виктор был мрачен, от веселого настроения не осталось и следа.
Он достал нож, Кристина подала ему пирог. Виктор склонился над ним и вдохнул аромат:
– М-м…Божественно.
Кристина польщенно улыбнулась:
– Спасибо.
– Тебе спасибо, – улыбнулся Виктор, но вскоре снова помрачнел.
Было слишком очевидно, что он хочет поговорить. Когда он во второй раз выронил нож, Кристина не выдержала:
– Виктор, у тебя какие-то проблемы?
Он отложил нож и вздохнул.
– О чем ты? Если у кого проблемы, то точно не у меня, – с намеком сказал он.
– Виктор, единственная их проблема – это ты, – сказала Кристина, забирая у него нож и разрезая пирог.
– При чем тут я? – он, казалось, искренне удивился.
– При чем тут ты? – Кристина чуть не засмеялась. – Да ты хоть понимаешь, как вы друг на друга смотрите?
– В смысле?
– В прямом! – Кристина покачала головой, неверяще глядя на него. – Вы просто оторваться друг от друга не можете! И после этого ты будешь говорить, что ничего к ней не испытываешь?
– Но я действительно…
– Скажи мне, ты любишь ее как друга?
– Ну да! Именно так, а не…
– Ты ее хочешь? – перебила его Кристина. – Как женщину?
Виктор отвел взгляд и сказал:
– Она красивая девушка…
– Тогда я не понимаю, чего еще тебе не хватает, чтобы назвать это любовью.
– Ты не понимаешь. Это не любовь. Она не та женщина, которую я захотел бы иметь своей женой. Кристина, да мы просто… Мы не ужились бы с ней никогда. Мы слишком похожи! Сейчас мы просто соскучились друг по другу. Но если мы долго и близко общаемся, я перестаю ее выносить. Она начинает меня раздражать невероятно. Мы оба слишком скучные. Нам не хватает легкости, чтобы у нас что-либо хорошее получилось. И, поверь, мы оба это прекрасно понимаем.
Кристина удивленно слушала его, но в конце кивнула и развела руками, она все еще злилась:
– Хорошо. Я тебя поняла, поступай как знаешь. Но смотри, чтобы не ошибиться.
Виктор пожал плечами и, подхватив блюдо, вышел из кухни.
Кристина кипела. Ее ужасно раздражал нерешительный Виктор, осмелившийся полюбить не ее, да еще и так бессмысленно.
«Интересно почему я всегда только наблюдатель подобных драм?» – подумала про себя Кристина. – «Всегда».
Кристина вымыла руки и пошла следом за Виктором. Когда она подходила к залу, то услышала смех, звяканье чашек и голоса.
«Кто-то живет в ожидании чуда, а я в ожидании жизни. – подумала Кристина. – Хотя я, откровенно говоря, не представляю, что скрывается за этим словом».
Она взялась за дверную ручку гостиной. Холодный металл под горячими пальцами словно обжег ее.
«Не хочу», – подумала Кристина.
Секунду помедлив, она развернулась и пошла к вешалке с одеждой. Она взглянула в окно – там разыгралась метель – то, что надо было ей для настроения. Прихватив свою куртку, Кристина вышла на крыльцо.