Лисица и виноград (сборник)

Козел и Лисица
Перевод А. Измайлова

 
    Козел большой, рогатый,
Преважный с виду, бородатый,
Но по уму едва ль не брат ослу родной,
С плутовкою Лисой дорогой шел одной.
День самый жаркий был; листок не колыхался;
Их жажда мучила, а солнце их пекло.
Шли, шли они, и вдруг колодезь им попался.
«Смотри-ка, куманёк, вода здесь как стекло!
Не хочешь ли испить?» – Лиса Козла спросила.
Безмозглый бородач в колодезь мигом скок:
Колодезь этот был, по счастью, не глубок.
Лисица, видя то, туда же соскочила,
    И взапуски ну двое пить.
Лиса, напившися, сказала: «Как нам быть,
Голубчик куманёк? Идти еще далёко;
        А вылезть вон нельзя – высо́ко!»
        «Не приложу ума:
        Подумай, кумушка, сама».
«А вот я вздумала: пожалуй, потрудися,
На задни ноги встань, передними уприся
Покрепче ты в обруб, да чур не шевелися;
Отсюда вылезу я по твоим рогам,
            А там
И кума вытащить наверх я постараюсь».
        «И впрямь так! удивляюсь!
Уж что за кумушка! какая голова!
Да мне бы этого не выдумать дня в два.
Изволь…» – И с словом сим Лисе подставил роги.
Лисица вылезла. «Сиди же здесь, глупец!» –
        Сказала, и давай Бог ноги!
    Предвидеть надобно во всех делах конец.
 

Орел, Дикая Свинья и Кошка
Перевод А. Зарина

 
        Орел свил гнездо на вершине
        Высокого дуба. Внизу, у корней,
        Кабан поселился с семьею своей,
        А Кошка – в ветвях, в середине.
Все были довольны. Никто никому
Соседством не делал помехи,
И, с делом мешая утехи,
Жил каждый, как было по вкусу ему.
        Но Кошке лукавой согласье такое
        Ни ночью, ни днем не давало покоя.
Решила поссорить соседей она;
Взобралась к Орлу на вершину
И молвила: «Вместе кручину
Должны мы делить. Я лишилася сна.
        Грозит нам погибель с детями:
        Мы скоро раздавлены будем ветвями!
Смотрите: внизу, подле самых корней,
Проклятый Кабан с Кабанихой своей
        Без отдыха землю копают,
Готовя погибель для наших детей.
Они, добираясь до самых корней,
        Те корни тотчас обрывают.
        Дуб рухнет. Малютки из гнезд упадут
        И смерть у Свиней в логовище найдут!» –
И, страхом наполнивши сердце Орла,
С ним Кошка лукаво простилась,
И только на землю спустилась,
Как к Свиньям в жилище смиренно вошла.
        «Друзья и соседи! – сказала она. –
        Пришла я к вам с вестью печальной.
        Подслушала речи Орла я случайно
        И вам передать их по дружбе должна.
Лишь только из вас кто из дому уйдет, –
Тотчас же Орел поросят унесет.
        Пожалуйста, только молчите про это,
        Не то он сживет меня в злости со света!» –
И, ужас посеяв в семье Кабана,
Счастливой домой возвратилась она.
        Орел, опасаясь за участь птенцов,
        Боится лететь за добычей.
        Кабан, позабыв свой обычай,
        Боится оставить свой кров.
Идут дни за днями. Их голод терзает;
Но бросить детей ни Орел, ни Кабан,
Поддавшись на Кошкин коварный обман,
Ни тот ни другой не дерзает:
        Орел опасается дуба паденья,
        Кабан же Орла посещенья.
Сидят они оба, а голод не ждет:
Подохли Кабан, поросята,
От голода сдохли орлята,
Подох и Орел в свой черед.
        А Кошка за подлое дело
        Всем дубом одна завладела.
 
 
Что выдумать может коварный злодей
На гибель иль ради раздора –
Того не придумать. Всех прочих гнусней
Несчастий из дара Пандоры
        То, коим весь мир возмущался всегда;
        Названье ему – клевета!
 

Пьяница и Жена его
Перевод О. Чюминой

 
У каждого есть свой порок,
        В который он впадает неотступно;
        И стыд, и страх нейдут при этом впрок,
        Чему пример я приведу невступно.
      Жил Пьяница один, тянувший Вакхов сок,
        Губя свой ум, здоровье, кошелек.
Подобные ему не проживут полсрока,
Назначенного им, как, совесть заглуша,
          Все спустят до гроша.
        Испробовав не в меру сока
        Лоз виноградных, разум свой
        Оставил он на дне бутыли,
И был Женою в склеп опущен гробовой
Затем, чтоб винные пары перебродили
        Там на свободе. От паров
Очнувшись, наконец, и саван, и покров,
И свечи видит он, дивясь тому немало.
– Ого! – воскликнул он. – Ужель вдовою стала
        Жена моя? – Тогда наряжена
Алекто, фурией геенскою, предстала
        Под маскою его Жена,
        Держа сосуд с дымящейся похлебкой,
Достойной князя тьмы. И вот, на миг один
Не сомневается душою он неробкой,
        Что он – геенны гражданин.
          – Кто ты? – спросил он у виденья.
        – Я ключницей служу у сатаны
И пищу приношу тем, кто обречены
        В гробу на заключенье. –
Тут бессознательно супруг спросил ее:
        – А ты не носишь им питье?
 

Подагра и Паук
Перевод И. Крылова

 
Подагру с Пауком сам ад на свет родил:
        Слух этот Лафонтен по свету распустил.
        Не стану я за ним вывешивать и мерить,
          Насколько правды тут, и как, и почему;
          Притом же, кажется, ему,
          Зажмурясь, в баснях можно верить.
        И, стало, нет сомненья в том,
        Что адом рождены Подагра с Пауком.
        Как выросли они и подоспело время
Пристроить деток к должностям
        (Для доброго отца большие дети – бремя,
          Пока они не по местам!),
          То, отпуская в мир их к нам,
          Сказал родитель им: «Подите
Вы, детушки, на свет и землю разделите!
          Надежда в вас большая есть,
        Что оба вы мою поддержите там честь,
        И оба людям вы равно надоедите.
        Смотрите же: отселе наперед,
        Кто что из вас в удел себе возьмет –
          Вон, видите ль вы пышные чертоги?
                А там вон хижины убоги?
        В одних простор, довольство, красота;
              В других и теснота,
              И труд, и нищета».
          «Мне хижин ни за что не надо», –
Сказал Паук. «А мне не надобно палат, –
Подагра говорит. – Пусть в них живет мой брат.
В деревне, от аптек подале, жить я рада;
        А то меня там станут доктора
Гонять из каждого богатого двора».
Так смолвясь, брат с сестрой пошли, явились в мире.
        В великолепнейшей квартире
Паук владение себе отмежевал:
          По штофам пышным, расцвеченным
          И по карнизам золоченым
          Он паутину разостлал
          И мух бы вдоволь нахватал;
        Но к рассвету едва с работою убрался,
        Пришел и щеткою все смел слуга долой.
Паук мой терпелив: он к печке перебрался,
            Оттоле Паука метлой.
          Туда, сюда Паук, бедняжка мой!
            Но где основу ни натянет,
Иль щетка, иль крыло везде его достанет
            И всю работу изорвет,
А с нею и его частехонько сметет.
Паук в отчаянье, и за город идет
        Увидеться с сестрицей.
«Чай, в селах, – говорит, – живет она царицей».
        Пришел – а бедная сестра у мужика
        Несчастней всякого на свете Паука:
        Хозяин с ней и сено косит,
И рубит с ней дрова, и воду с нею носит.
        Примета у простых людей,
                Что чем подагру мучишь боле,
                                      Тем ты скорей
                        Избавишься от ней.
«Нет, братец, – говорит она, – не жизнь мне в поле!»
                           А брат
                  Тому и рад;
              Он тут же с ней уделом обменялся:
Вполз в избу к мужику, с товаром разобрался
        И, не боясь ни щетки, ни метлы,
Заткал и потолок, и стены, и углы.
        Подагра же – тотчас в дорогу,
            Простилася с селом;
В столицу прибыла и в самый пышный дом
К Превосходительству седому села в ногу.
Подагре рай! Пошло житье у старика:
Не сходит с ним она долой с пуховика.
С тех пор с сестрою брат уж боле не видался;
        Всяк при своем у них остался,
        Доволен участью равно:
Паук по хижинам пустился неопрятным,
Подагра же пошла по богачам и знатным;
        И – оба делают умно.
 

Волк и Журавль
Перевод И. Крылова

 
Что волки жадны, всякий знает:
                Волк, евши, никогда
                Костей не разбирает.
        Зато на одного из них пришла беда:
        Он костью чуть не подавился.
        Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
        Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
          И просит горю пособить.
          Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большою
Кость вытащил и стал за труд просить.
        «Ты шутишь! – зверь вскричал коварный. –
        Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
          Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
 

Лев, сраженный человеком
Перевод О. Чюминой

 
        Художником был на картине
          Громадный Лев изображен –
          Одним охотником в пустыне
          Отважно насмерть поражен.
        И зрители, толпясь гурьбою,
        Хвалились тем, толкуя меж собою.
Но проходивший Лев с них сбил немного спесь.
          «Да, – молвил он, – победу здесь
Вы торжествуете, хотя и без причины;
          Но в силу больших прав, чем вы,
Торжествовали бы свои победы львы,
          Когда б писать умели львы картины».
 

Лебедь и Повар
Перевод О. Чюминой

 
На птичнике, среди пернатых разных,
        Пород весьма разнообразных –
Случилось Лебедю и Гусю вместе жить.
        Второй, наружностью невзрачен,
Для вкуса барскою усладой предназначен;
А первый должен был утехой глаз служить.
      Один – себя зачислил в штат домашних,
        Другой – при парке состоял.
      Местами же прогулок их всегдашних
Был ров, к которому спускался замка вал.
        Бок о бок, рассекая волны,
Там плавали они, желаний тщетных полны,
Ныряли в глубину. Но раз, напившись пьян,
        Господский Повар впал в обман
      И, Лебедя принявши за Гусенка,
Хотел покончить с ним. Увидев сталь ножа,
Наш Лебедь, в ужасе, дрожа,
Излил тоску свою так сладостно и звонко,
Что Повар молвил тут: «Я не настольк о глуп:
Подобного певца я не отправлю в суп;
        Не перережу собственной рукою
Я горло у того, кто с силою такою
                И с мастерством таким
           Умеет пользоваться им».
        Когда случается бедам
        Следить за нами по пятам, –
        Всегда не лишнее уметь
        Послаще петь.
 

Лисица и виноград
Перевод И. Крылова

 
Голодная кума Лиса залезла в сад;
            В нем винограду кисти рделись.
            У кумушки глаза и зубы разгорелись,
А кисти сочные как яхонты горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
                    Хоть видит око,
                    Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
                                На взгляд-то он хорош,
                    Да зелен – ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».
 

Волки и овцы
Перевод О. Чюминой

 
        Лет тысячу велись открыто войны
Меж племенем Волков и племенем Овец;
Но мир был заключен меж ними наконец.
            По-видимому, быть могли спокойны
Тут обе стороны. В прошедшем же грехи
Не раз бывали: Волк, явив свою натуру,
           Овцу зарежет; пастухи
С него на плащ себе за это снимут шкуру:
           Всю жизнь живи как на ножах!
Одни – на пастбищах, другие – в грабежах –
        Все стеснены, немыслима свобода
        И наслажденье благами. Итак,
При перемирии обмен такого рода
        Был совершен: во избежанье драк,
Овечки отдали в заложники собак,
        А Волчий род Волчат своих оставил.
Так, с соблюдением необходимых правил,
        Подписан был властями договор.
 
 
Но время шло, и с некоторых пор
   Волками ставшие все господа Волчата
        В отсутствие господ их, пастухов,
   В овчарне лакомясь, наделали грехов:
   Оттуда лучшие, отборные Ягнята,
        Безжалостно умерщвлены,
Волками были в лес затем унесены.
Грабители своих предупредили вскоре,
И те, в ночи войдя к собачьей своре,
Которая спала, доверья к ним полна,
        Забыв о мирном договоре,
    Зарезали собак во время сна:
    Не избежала смерти ни одна.
 
 
    Из этого наш вывод ясен:
    Пусть мир есть лучшее из благ,
    Но он бесплоден и опасен,
    Когда без совести и чести враг.
 

Лев состарившийся
Перевод И. Крылова

 
          Могучий Лев, гроза лесов,
        Постигнут старостью, лишился силы:
Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,
        Чем наводил он ужас на врагов,
И самого едва таскают ноги хилы.
        А что всего больней,
Не только он теперь не страшен для зверей,
Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье,
Наперерыв ему наносит оскорбленье:
То гордый конь его копытом крепким бьет,
        То зубом волк рванет,
        То острым рогом вол боднет.
        Лев бедный в горе столь великом,
Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой,
        Лишь изъявляя ропот свой
        Глухим и томным рыком.
Как видит, что осел туда ж, натужа грудь,
        Сбирается его лягнуть
И смотрит место лишь, где б было побольнее.
«О боги! – возопил, стеная, Лев тогда. –
        Чтоб не дожить до этого стыда,
Пошлите лучше мне один конец скорее!
        Как смерть моя ни зла:
Все легче, чем терпеть обиды от осла».
 

Филомела и Прокна
Перевод А. Зарина

 
        Однажды Прокна-ласточка летала
          От города далеко, в лес, в поля,
          И услыхала
        Песнь Филомелы-соловья.
Тут Прокна вскликнула: «Сестра! Что с вами сталось?
Как поживаете? Сто лет не видно вас.
        С тех пор, как в Фракии расстались,
        Не помню, жили ль вы средь нас!
        Что вы имеете в примете?
        Не здесь же жить среди полей!»
«Ах! – отвечала Филомела ей. –
Приятней для меня нет места в целом свете».
        «Как? Здесь? Прекраснейшее пенье
        Дарить животным и зверям,
        Да неотесам мужикам?!
Пред ними изливать восторги вдохновенья!
Нет! Прилетайте к нам, и в пышных городах
        Пусть ваше пенье слух ласкает,
        Тем более, что здесь, в лесах,
        Вам все кругом напоминает,
Как некогда Терей, в порыве исступленья,
На ваши прелести свое направил мщенье».
        «Вот это-то воспоминанье, –
           Ответил Соловей, –
        Мне легче здесь переносить, в изгнанье;
        А там, среди людей,
        Я тосковала бы сильней!..»