000
ОтложитьЧитал
– Выплюнул то, что сожрал. Ну… считалось, что такое теоретически возможно. Я проводил эксперименты по «приручению» аладов, помните? По сути это всего лишь стабилизация, долгое время она работала в «одну сторону»: искры прятались внутри зародышей в начальной стадии развития, а потом убивали их с печальной неизменностью.
Таннер замялся.
– Позже… удалось получить работоспособный образец.
– Образец. Нейт не образец, – возмутилась Леони. – Извините. Но он точно просто обычный деревенский парень.
– Возможно, мы лишь пытались повторить то, что существовало само. Как бы то ни было, необходимо его отыскать.
Таннер отстранился. Операция закончилась, роботы устроились рядом с ним, словно прирученные вараны. Близнецы лежали рядом, бездыханные и неподвижные даже с подключённой аппаратурой и катетерами-регенерантами.
– Нужно этих двоих отправить…
– В Ирай?
Что-то мелькнуло на лице Таннера.
– Лучше в Интакт. Они… кхм, в тяжёлом состоянии. Им помогут.
Леони не стала спорить.
– Капсула, может, ещё работает, если не разгромило бурей. Вы с ними?
– Нет. Нам необходимо отыскать мальчика. Он слишком опасен… нет-нет, Леони, я совершенно точно не собираюсь его убивать или причинять какой-либо вред. Просто тоже забрать. Понимаете?
Леони хотелось спать; телеметрия стала нулями и единицами. «Я теперь всегда буду как будто вирт-шлем таскать», – она даже потянулась к лицу, словно собираясь выдрать с мясом приживлённый наспех имплант. Остановила руку и вздохнула.
– Ну и где его искать?
– В Лакосе, полагаю. Это только теория, но та буря может быть связана с нынешней. Хотя по возрасту юноша слишком мал, чтобы быть источником. Но мы ведь именно с ним собирались туда, верно?
Леони вздохнула.
– В Кислотной Бабке не особо-то развернёшься, но попытаемся втиснуться. Только нужно найти какой-нибудь еды и прихватить лекарств. Эта штука всеё ещё чертовски болит, да и вообще я не в лучшей форме.
Таннер погладил её по плечу, поколебавшись перед тем, как выбрать – живое или то, которое смыкалось с бионикой. Предпочел он всё-таки её собственное – гладкое, тёмное. Рваная униформа оголила кожу.
– Я позабочусь о тебе.
Он играл не вполне честно, что прекрасно осознавал, но это позволяло остаться наблюдателем. Система только тогда совершенна, когда ты не вмешиваешься. Если свести большую часть квантовых законов, начиная от суперпозиции и заканчивая запутанностью, к одной фразе, получилось бы что-то вроде: «Не лезь своими грязными пальцами, мать твою».
Лично у него так и не получилось осознать иррационального совершенства. Накладывало отпечаток собственное образование: нет, конечно, капризные китайские панды могут отказаться спариваться, если вокруг них прыгает исследователь с камерой, но стоит поместить камеру, которую не заметят создания от вируса до синего кита – и наслаждайся бесконечным шоу в три и семь десятых миллиарда лет. Наблюдатель просто не должен выдать себя.
Однажды они с сестрой поспорили – это было давно, примерно на первом курсе колледжа, когда она ещё только постигала азы науки, а он углублялся в интимную жизнь инфузорий-туфелек и стрептококков, которые ни разу не стеснялись размножаться в питательной среде, наблюдай за ними хоть в электронный микроскоп с круглосуточной записью.
Дана пыталась объяснить, но он в результате лишь отмахнулся. Проигрывать он терпеть не мог. Они поссорились и не разговаривали целых четыре часа, а потом Дана позвала его есть мороженое – явный «чит-код», если использовать терминологию поклонников компьютерных игр.
Мороженое было вкусным, а у него хватило ума не продолжать спор. Позже, помогая сестре, пришлось более глубоко изучить феномен наблюдателя и суперпозиции – всё зависит от того, откуда ты смотришь, обычный нейтрон может быть точкой, линией, сферой или целой микровселенной, недоступной макромиру. Истины квантовой физики, которые Дана едва ли не клеила на холодильник, чтобы взбодриться поутру, казались чем-то неприятным, холодным; если выйти на улицу осенним вечером – дождь и промозглый ветер ощутишь сполна.
Энди увидел, как работают некоторые из этих законов, когда вызвался помогать сестре с исследованием. Когда она придумала свои дизрупторы, помогающие вмешиваться в квантовые состояния без пресловутой однозначности. «Представь, что кто-то достаёт кота из коробки, но не может отличить мёртвую кошку от живой», – пыталась объяснить ему Дана, и Энди только отмахивался: давай я лучше буду записывать твои наблюдения, хорошо? Записывать, анализировать, наблюдать. Первоначально дизруптор был просто антенной, которая пыталась «поймать» иные реальности.
Тогда он играл честно, а вот позже научился жульничать ничуть не хуже профи в Вегасе.
Ладно, сейчас он почти не ставил краплёные фишки на красное и не подкладывал магнит под зеро. Он привязался к Сорену и не хотел, чтобы парень погиб или возненавидел того, от кого с равным рвением мечтал получить признание своих заслуг, разрезать на куски, выкопать в мышиных норах тайны мироздания, может, не бросив к ногам, но преподнеся с поклоном, как вассал сюзерену.
Они изуродовали его, превратили в… мутанта, ладно; это неправильное на тысяче уровней дефиниций слово, но пускай так.
Он уже простил, верно?
Сорен сидел напротив него и доедал свой завтрак. Энди успел уничтожить омлет, теперь заедал кофе миндальным печеньем. Искусственная челюсть Сорена выглядела вполне натуральной, только немного темнее тинт кожи, прости, подумалось ему, ошиблись. Впрочем, из-за плохого даже в очках зрения Энди мог ошибаться насчёт цветовой гаммы.
Данные поступали в его мозг напрямую. Саккадными движениями он мог перелистывать сводки, прощёлкивать ролики с видеокамер.
База рапторов неподалеку от Ирая.
«Таннер отправился туда».
Сладкий вкус печенья стал горьким. Энди сделал глоток кофе. Сорен ничего не знал об этой детали, и лучше бы ему остаться пресловутым внешним наблюдателем, хотя и этого уже более чем достаточно. Не лезь пальцами.
Впрочем, всё хорошее заканчивалось быстро.
– Сорен, – он позвал помощника. – Прежде чем мы выдвинемся. В Интакт направили телепортом двоих пострадавших рапторов.
Пока эти данные были только в голове Энди, но Башня Анзе – огромный услужливый робот, – покорно спроецировала трёхмерным дисплеем на фоне кофеварки, вскрытой упаковки плиточного шоколада, корицы и кардамона. Энди немного передёрнуло, когда он увидел этих пересланных – юноша и девушка, близнецы. Словно какой-то дурной знак.
«Ерунда».
Рапторам было лет по двадцать, оба высокие, светловолосые и светлокожие, почти неотличимые – с непроявленным половым диморфизмом, девушка с широкими плечами и узкими бёдрами, почти без груди, юноша – худощавый, никакой явно выраженной мускулатуры. Они с Даной в этом возрасте уже различались значительно, в основном из-за того, что Энди вымахал на тридцать сантиметров выше. С возрастом их вообще перестали воспринимать как близнецов, в лучшем случае – сиблингами.
– Юнассоны, – назвал имя Энди. – Пострадавшие, но выжившие. Кажется, единственные выжившие.
«Нет, не совсем».
Данные по жертвам поступали с щупальцем-информатором. Имена, фамилии, звания. Не все рапторы – много учёных, гражданских, большинство спаслось благодаря най-рисалдару Леони Триш. Энди испытал искреннюю благодарность к этой женщине. Таннера среди погибших не числилось, но и среди направленных посреди бури в Ирай – тоже.
«Что он задумал?»
Коммуникация с ним оказалось утраченной. Таннер не отвечал. Энди попытался нащупать частоту этой Триш – она-то точно зарегистрирована где можно и где нельзя, заодно выяснил, что некогда девушка получала лечение в Интакте, установка бионической руки, – но и та промолчала в эфир.
Тогда-то он и выдал Сорену: поедем сами.
Ну что ж, это всё ещё лучший способ. Пнуть и обезвредить капсулу с ядом, вытащить кота из коробки, а потом выкупать с антиблошиным шампунем и накормить консервами со вкусом говядины и лосося.
– Поместим их на лечение, – предложил он Сорену. – Пусть пока о них позаботятся, как о том мальчике, Кэрроле. Вернёмся – можно будет осмотреть, задать вопросы…
Он опасался, что тот станет возражать, но доктора Раца, похоже, захватила сама идея выбраться в Пологие Земли, изучить невысказанный и невозможный феномен, и он лишь кивнул.
– Я распоряжусь, чтобы близнецы получали соответствующий уход. Они… интересные. Прямо как…
– Нет, не как мы с Даной. Ты же видел фото, мы отличались довольно сильно для тех, кто родился с разницей в два часа семь минут. Честно говоря, мы немного озадачивали даже отца с матерью. А ещё родители сокрушались, что не рассчитывали финансовую «подушку» сразу на двоих.
На лице Сорена отразилось недоумение. Современные люди привыкли, что каждый рождается без «родителей», а те, если хотят, забирают на воспитание, нет запросов – остаются в интернатах. Интернатских по статистике больше почти на сорок восемь процентов.
– Если хочешь, я потом тебе расскажу, каков был прежний мир, – Энди отмахнулся – мол, «не забивай себе голову». – Пойдём, нам пора. Насколько я понял, бурю устроил один из обитателей базы, а теперь все, кто можно и кто нельзя, отправляются в Лакос. Просто-таки Мекка и Аль-Харам с Каабой, верно?
Сорен в очередной раз тактично промолчал. Он, несомненно, читал старые книги, но вряд ли там отразилась информация о религиозных культах до Катастрофы. В конце концов, все пророки, священные кубы, ребята с приколоченными гвоздями руками и ногами куда как меньше сделали для человечества, чем Ме-Лем Компани с прототипами куполов, ГМО-разработками универсально-адаптивных живых существ, банком генов и так далее. Наверное, Энди мог бы гордиться собой.
Он жестом позвал Сорена следовать за ним до лифта, который спускался в самое машинное нутро Интакта – где-то там до сих пор хранился первый прототип раптора-механизма, впоследствии давшего имя всем остальным моделям, равно как и людям, работавшим на них.
Прототип раптора создали до того, как появилось это название и имя для охотников на «зеленых демонов». По сравнению с современными моделями машина выглядела громоздкой и неуклюжей. Когда в просторном и пустом помещении, не считая этот единственный образец и пару дронов, среагировала на движение и включилась люминесценция, Сорен уставился на транспорт с явным скептицизмом.
– Он работает?
– Да, – сказал Энди. – Я его тестировал. Предупреждая вопросы: скорость передвижения в два с половиной раза ниже, чем у современных моделей. Зато в те, что сейчас на конвейере, мы бы вдвоем не влезли… ладно, я бы вообще вряд ли смог туда забраться с моими коленями и суставами, – он вздохнул и поморщился. – Первоначально считалось, что в машину должно помещаться три-четыре человека, потом пожертвовали вместительностью и комфортом в пользу манёвренности и скорости. Но старичок всё ещё может бежать.
– И уничтожать аладов?
– Если попадутся. Не забывай, охотники их специально выслеживают, патрулируют свои квадранты и так далее.
Сорен выглядел то ли смущённым, то ли слегка испуганным. Энди едва не потрепал его по волосам: не бойся.
– А кто останется здесь?
– Нейросеть, конечно. Энси существует – как искусственный разум, аналитическая система, вполне способная справляться с большинством задач самостоятельно. Сеть нуждается во мне гораздо меньше, чем я в ней. Ты ведь знаешь теорию самосознания? Никакого выбора не существует, все внутренние процессы – всего лишь обмен биохимией в мозгу, а потом лобные и височные доли просто пытаются «объяснить» той маленькой и очень медлительной части, которая самодовольно считает себя нашим «я», почему мы приняли то или иное решение. Не волнуйся за Интакт и полисы, одним словом.
Корпус раптора был темным, в полумраке подсветки ангара он выглядел чёрным. На самом деле он был густо-бордовый. Энди не помнил, почему решил покрасить машину в этот оттенок. Он коснулся ладонью двери – самый простой ключ отпечатков пальцев, даже не требовалось ДНК-кода; та открылась, обдав запахом фальшивой свежести – кондиционер с отдушкой «горный воздух» выдавал автоматику. Та наскоро готовила древнюю машину к поездке. На одном из сидений лежал, смирно поджав лапы, медицинский дрон-«водомерка». Чуть поодаль в контейнере – вода и концентраты. Когда выдвинулась лестница, Энди снова вздохнул, думая, что настоящие рапторы посмеялись бы над этой конструкцией, рассчитанной никак не на охотника, а на человека, из всех лишений знавшего только походы в скаутском лагере – пускай рапторы понятия не имели, что такое «скаутские лагеря».
– Что нас ждёт в Лакосе? – спросил Сорен, заглядывая внутрь.
– Могу лишь предположить. Дана предоставила несколько вариантов развития событий. Скажем так, есть несколько тысяч очень скверных сценариев, пара десятков приличных и один-два хороших.
Энди неловко вскарабкался по лестнице. Даже такое препятствие было для него испытанием. Дана сказала бы, что ему следует беречь себя, отправить кого-то другого.
«Один-два. Нельзя рисковать».
– От нас что-нибудь зависит? – Сорен ловко забрался следом.
– Не могу ничего гарантировать. Скорее всего, нет.
Лестница втянулась в брюхо механизма. Дверь герметично закрылась, одновременно зажёгся сенсорный экран, выдавая первичную телеметрию – всё в порядке, нулевая готовность.
– Ну что ж, – сказал Сорен. – Тогда чего мы ждём?
Он засмеялся, застёгивая ремень безопасности.
– Где мы?
У Айки дрожал голос. Она отставала от Хезер и Рыси, обе шли вдалеке, казалось, ничуть не встревоженные перемещением. Рука кровоточила, ей пришлось отодрать кусок ткани от рубашки под комбинезоном, наскоро перебинтовать. Немного помогло, но всё равно дёргало и замедляло.
Когда и кто установил телепорт, откуда он взялся в лагере, где уж Техник-то знала каждую проволоку в генераторе и пружинку в арбалетах рейдеров, она старалась не думать. О том, что неисправный телепорт мог их закинуть куда угодно, на окраину условно обитаемых Пологих Земель – или дальше, в Тальталь, мёртвая пустыня расширялась год от года, когда-то Ирай был не приграничным постом, а всего лишь очередным полисом, – она тоже старалась не думать.
– Да где мы, чёрт возьми?
Она озиралась и старалась догнать спутниц.
Место было обычным пустырём. Тоскливый и однообразный пейзаж отличался от базы только небом: оно казалось затянутым плотным слоем туч, сизо-серым, ни единого признака солнечных лучей, но при этом было светло. Под ногами стлалась аладова трава. Айку это беспокоило: траву-то не просто так назвали, странный сорняк разрастался там, где водилось много «демонов». Деревенские и рейдеры считали такие места плохими, а потом от Шона Айка узнала, что и рапторы недолюбливали безобидное растение.
«Оно как не настоящее. Как будто какая-то голограмма, надо очень постараться, чтобы её сорвать или вообще коснуться».
Аладова трава прежде попадалась Айке всего несколько раз. Ощущение неприятной прозрачности и не совсем реальности она запомнила хорошо, вот только здесь растение было вполне осязаемым. Она тронула стебель и даже немного порезала палец – кромки узких стеблей оказались словно заострёнными.
Пустырь тянулся без начала и конца.
«Это похоже на Тальталь, да?»
Шон рассказывал. Шону доводилось бывать там, хотя и рапторы избегали лишний раз соваться в пустыню. Там действительно много демонских сорняков, но больше именно… ну, голой земли. Пустыня на то и пустыня.
– Стойте вы!
Рысь держала Хезер за руку. Обе шли так, словно отлично знали направление и торопились поспеть домой к ужину. Отставшую спутницу они игнорировали, Айке пришлось бежать, чтобы нагнать их.
Она схватила Рысь за плечо:
– Ты что, не слышишь?
Та обернулась. Обычно она как будто втягивала голову в плечи, если вот так обратиться напрямую, но сейчас казалась удивительно спокойной и уверенной. Хезер тоже остановилась, наматывая кудрявую тёмную прядь на палец.
– Почему же? – Рысь пожала плечами. – Слышу. Незачем орать.
– Что это за место?
Рысь повторила свой жест.
– Понятия не имею.
– Вата, – сказала Хезер и чуть нахмурилась. – Мы из неё выберемся. Рысь хочет попасть в город под стеклом, который ещё не разбитый. Ты убила папу, чтобы этого не случилось, правда?
– Что?
Айке хотелось встряхнуть девчонку.
– Я никого не убивала…
Хезер вздохнула очень по-взрослому – наверняка скопировала этот жест у собственного нервного отца.
– Я не буду тебя сжигать. На самом деле, – Хезер опустила голову, – я и других… не хотела. У меня случайно получилось. Папа сказал бы, что нужно извиниться, но… ничего же не исправить, да?
«Это точно», – едва не выплюнула Айка; Рысь её опередила:
– Наоборот. Наоборот, ты это знаешь. Надо просто найти правильную дверь, правильно?
Она подняла взгляд на Айку.
– Это… что-то вроде коридора. На самом деле его не существует, вроде того. Авгуры верят, что здесь сидят все «когда» и «если», они называют это место «тихим». «Тихое место», потому что тут ничего не случится, зато можно повлиять на то, что будет. Или было, понимаешь?
– Нет, – Айка ответила не совсем правду; она догадывалась, вот только озвучивать то, что даже в голове звучало сущим безумием, – всё равно, что наряжаться в амулеты из костей и шестерёнок и выплясывать голой при луне. Примерно этим же занимались «авгуры».
– Ну, поймёшь, – Рысь отвернулась. Хезер тоже пошла дальше. Айка сплюнула, сгусток слюны повис на травинке.
«Тихое место».
– Куда мы идём?
Обе – иРысь, и Хезер – пожали плечами:
– В Лакос, конечно.
Айка выругалась сквозь полусжатые зубы. У неё болела и кровила рука, они шли по какому-то воплощению пустоты и безумия – «тихого», вот именно. На поясе она нашарила отвёртку и подумала с неожиданной холодностью: может, мне сделать то, в чём меня обвиняли и чего я не совершала? Только не с отцом, а с дочерью.
«Я хотела вытащить её из полиса».
Да, потому что поверила в какую-то бессмысленную полулегенду, в то, что это важно едва ли не для спасения мира. Синие Вараны почти полным составом как-то не очень убедились в спасении. Шон прав: даже если она не причиняла никому вреда, из-за неё все случилось, и вот Хезер здесь, вся из света, парадоксов и «тихих мест», идёт вперёд, как ни в чём ни бывало. Айка отмахивалась от хлёсткой травы, стебли били её по ногам, норовили дотянуться до раненой ладони. Хотелось пить.
– Долго нам ещё? – не выдержала она наконец.
Рысь обернулась первой.
– Ты можешь вообще здесь остаться, – фыркнула без особой любезности, и это было на неё не похоже. В ровном пасмурном свете Айка разглядела, насколько заострилось и без того узкое лицо девушки, словно Рысь страдала от лихорадки – может, и впрямь простудилась без убежища.
– Я просто хочу понять, что происходит.
– Это же ты помощница Раца из Интакта. Не знаю, правильно ли догадался Шон… – а вот тут Рысь осеклась. Хезер вообще на них не обращала внимания, шла и шла себе дальше. Рысь дёрнула головой и бросилась бежать, догоняя девочку.
– Да чтоб вас, – на аладову траву упало несколько капель крови с руки Айки. Она некстати подумала: похоже, рана глубокая, сухожилие задето проклятым гвоздём. Дерьмовый теперь из неё будет Техник.
«Давай выберемся отсюда для начала», – она проглотила эту горьковатую пилюлю от паники. Хезер и Рысь снова обогнали, маячили вдалеке. Несмотря на сухость во рту, усталость и боль, пришлось торопиться.
Однообразный пейзаж убаюкивал. Очень скоро Айка потеряла счёт времени – конечно, здесь и не было никакого времени без солнца, без смены дня и ночи. По-прежнему мучала жажда, пересохший язык вываливался изо рта куском шершавого камня, но она приноровилась к темпу, только издалека удивлялась: почему не устаёт девочка? Она же маленькая. Рысь-то ладно, она привычная, из рейдеров, но Хезер-то просто мелюзга из Интакта…
«Или нет».
В какой-то момент Айка перестала видеть чуть вдали маленькую фигурку со спутанными тёмными волосами и в рваной одежде, которая когда-то была розовой кофтой и синими брюками. Впереди поднимался столп света: точно за горизонтом.
«За горизонтом. Дикари так называют мир мёртвых», – некстати вспомнилось Айке.
«Мы умерли и будем вечно идти».
Она устало ответила себе: ну и что. Можно остаться здесь, только вряд ли поможет; ноги тянет, руку дёргает до плеча, нехорошо напоминая о кровопотере и риске заражения. Знобит и по-прежнему сухо до горла и пищевода, один глоток воды стоил бы тысячи часов жизни. Айка согласилась бы умереть, только сначала выхлебать ледяной влаги.
Столп света поднимался всё выше к сизому небу. Рысь как будто торопила свою проводницу в этом мире-за-горизонтом; Айка не понимала её рвения – куда торопиться, с того света, из-за горизонта никто не возвращался, вот уж нет смысла стирать ноги в кровавые мозоли. И всё же в какой-то момент стало мерещиться, будто сквозь гало вокруг Хезер проступают иные очертания, кроме колючей аладовой травы и бесконечной пустоши. Айка затаила дыхание, не позволяя себе надеяться, даже уцепиться за клочок надежды, но пейзаж напоминал какой-то город – современный полис: вытянутые, почти как в Интакте, дома-прямоугольники, поставленные на меньшую грань, другие – в форме закручивающихся вверх спиралей. Несколько ярусов, поменьше, чем разделение на камни от родонита до лазурита, без стержня Башни Анзе – но похоже, строили плюс-минус по одному проекту, словно архитекторам и инженерам поначалу было не до излишеств и фантазии, но уже потом, с течением времени, обитатели придавали зданиям индивидуальность по мере фантазии и вкуса. Айка различила блеск, похожий на радужную рыбью чешую, открывающиеся и закрывающиеся ракушки, а то, что она поначалу приняла за интактовские «детали конструктора», оказались имитацией знаменитого древовидного камыша, плантации которого располагались на дне глубочайшего озера в Пологих Землях.
– Лакос, – закричала – а на самом деле, скорее прохрипела Айка. Она видела изображения погибшего города на старых голограммах и даже на обычных фотографиях, но скорее догадалась, чем впрямь узнала.
Осознание придало сил. Она догнала Рысь и Хезер.
– Мы за горизонтом, в мире мёртвых, – это была уже не догадка, а утверждение.
Обе посмотрели на неё странным, долгим взглядом.
– Но он, – Айка пыталась пояснить свою мысль, мешал пересохший рот, она несколько раз сглотнула. – Он же погиб, а это не похоже на руины, да и мы бы захлебнулись, если…
– Я родом из Лакоса, – сказала Рысь. Она оглядывалась по сторонам, пустырь ещё не закончился, и аладова трава по-прежнему цеплялась за одежду, норовила царапнуть кожу, но на щитах и проекциях уже можно было рассмотреть проекцию симпатичной голубоглазой девушки с текучими серебристыми волосами – Каллисто, аватара нейросети, когда-то управлявшей городом. Этот компьютерный образ был своего рода идеалом красоты, даже за пределами Лакоса многие женщины красили волосы неоновым серебром и добавляли в сетчатку клетки с выработкой антоцианов.
Каллисто, цифровой призрак прошлого, приветливо махала гостям. Рысь глубоко вздохнула, взяла девочку за руку – та снова стала прежней, нормальной и очень гордой собой.
– Хезер пообещала привести меня домой. Что ж, вот я и дома.
Глава 19
Пепел стлался под ногами, льнул и прилипал к слепленным из кусков древокамыша подошвам. Он успел не только остыть, но и стать почему-то особенно холодным, как будто прихваченным коркой изморози или болотистой росы. Гарь больше не норовила подняться в воздух, запах гниения и погасшего огня соединились и тоже расстлались по пожарищу, словно саван поверх гигантской могилы.
Выжженный лагерь оживал. Тараканы, гигантские вараны и крысы, даже деловитые рабочие мурапчёлы откуда-то из отдалённых ульев сползались на запах, расхватывали первые лакомые куски. Позже появились койоты, эта стая иногда подползала и прежде, надеясь забраться в котёл или утащить немного объедков. Теперь мелкие и крупные твари осмелели; это место принадлежало им и больше никому.
Шон не спорил.
Ему давно пора было уйти, и он не вернулся бы ради мёртвых – рапторы отдавали мёртвых в Ирай, но рейдеры никак не хоронили погибших. Гниющее мясо – это просто гниющее мясо, нет никакой разницы, сожрёт ли его койот или сожгут в огромной печи, чтобы потом поместить в бесконечную стену-улей, в ячейку с портретом размером в ноготь. Если приложить к портрету палец, можно получить голограмму-некролог о погибшем охотнике – Шон много раз слышал эти печальные и торжественные рассказы, надиктованные каким-то одним бесполым голосом. Когда он был младше, ему нравилось ходить на образовательные экскурсии, но потом он как-то осознал: голос чужой, человека-то больше нет. Между чёрной стеной из натурального гранита, напичканной нанотехнологиями, и хрустящими на зубах койотов костями никакой разницы.
Наплевать на мертвецов, им уже не поможешь.
Шон искал Айку.
Вернулась первая ночь, и он снова звал её – безнадёжно, несколько часов подряд, потом задремал прямо в том, что осталось от их палатки, проснулся, выбрался, весь облепленный кусками горелого брезента, пепельными хлопьями, в волосах запутался фрагмент оплавленной пружины. Шон снова окликнул Айку.
Это было так же бессмысленно, понял он, когда солнце потянулось к закату, как пытаться докричаться до людей «из-за горизонта», как говорили деревенские или рейдеры; как поговорить с некрологом, если вы прежде служили вместе и отлавливали аладов, как…
– Айка.
Смерть была проще, понятнее. Трупы из мяса и костей отличались от живого тела, но ты мог дотронуться, закрыть ладонью быстро остывающие глаза, сидеть рядом, наблюдая, как мертвечина наполняется чужой жизнью: бактерии первые, затем черви, следом черёд насекомых и животных, если их не прогонять.
Айка просто исчезла вместе с Рысью. Раз – и нет.
Парадоксально, но это давало надежду, и Шон не уходил, продолжая звать час за часом, до заката и снова до восхода; почти без сна, без еды, лишь однажды выбравшись к ручью за водой.
Когда он увидел на горизонте движение, то без всякой логической связи решил: это они возвращаются, только почему-то на каком-то механизме. Шон как раз выбрался из-под лохмотьев, его качало от усталости, голова была тяжёлой и неприятно-тёплой внутри, словно похмельная или в начале тяжёлой болезни. В нескольких шагах от него обнаглевший койот жрал чью-то ногу, громко хрустя костями. Зверьё ещё не настолько осмелело, чтобы нападать, но и угрозой его не считало.
Шон вглядывался в штуку на горизонте с отстранённой тупостью, пока не осознал: это же раптор.
«За мной».
Мало им Дрейка и чудища из телепорта.
«Да хрен с ними, пускай забирают, или убьют, или…»
«Но тогда я не спасу Айку», – Шон даже не хотел спорить с собою же, можно ли её вообще спасти. Он стряхнул оцепенение, вылил на грязные слипшиеся волосы остатки воды из фляги и нашарил арбалет. Подумав, он примостил за пояс и нож с широким лезвием. Если они и попытаются его убить, придётся повозиться.
Шон огляделся по сторонам. Руины палатки с кусками обгорелого брезента всё ещё оставались лучшим убежищем, и ему стоило спрятаться до того, как его заметят – если уже не заметили, оптика-то не чета слабым человеческим глазам.
Он закопался в воняющие обрывки. Следить стало трудно, но по вибрации, ударам тяжёлых железных «лап» ощущал: механизм приближается.
Спустя некоторое время его стало возможно рассмотреть даже из убежища Шона. Незнакомая модель раптора – Шон никогда таких не видел; эта казалась слишком массивной и громоздкой, никакой манёвренности; скоростью пожертвовали ради, вероятно, комфорта и возможности поместиться внутри нескольким людям. Раптор был окрашен в бордовый цвет, словно залит кровью.
Механизм остановился. Шон удивился ещё больше, когда помимо открывшейся двери выдвинулась лестница – чёрт возьми, да хозяева запрыгивали в своих «ящерок» даже ранеными. По лестнице медленно спустился довольно высокий полный мужчина в гражданской одежде, подобную носили в столице. Шон предположил: кто-то из высшего руководства, кого они, простые охотники-вояки, отродясь не видели в лицо, только имена слышали: «Такой-то приказ, такое-то решение». Генералы ни на что не влияли, на самом деле: что вон этот толстяк мог знать о настоящих аладах на обрыве трёшек или о твари из перекрученной плоти?
Человек опирался на трость-антиграв – это было заметно по характерной позе.
«Они отправили за мной важную шишку из тыловых крыс?»
За недоумением Шон забыл об осторожности и почти выбрался своего убежища. Человек подошёл чуть ближе, оглядывался, его лицо казалось смутно знакомым – ну конечно, наверняка они прежде получали приказы, пока тот сидел в удобном офисе. Силовое поле антиграва разбрызгивало пепел и уже слежавшийся слой ошмётков.
Шон медлил: напасть? Просто переждать, когда тип уберётся?
– Проклятье, – пробормотал тот, закрыл лицо рукой, этот жест был каким-то испуганным, совершенно не сочетался с прежней медлительностью. – Сколько их, чёрт подери… Она не говорила, что будет так.
«Кто? О чём?» – у Шона вдруг появилось странное ощущение: тип говорит про Айку. А потом едва не закричал, потому что присоединился ещё один голос:
– Что у вас там?
Его Шон бы узнал через тысячу лет, в брюхе какого-нибудь супералада или трёхрукого порождения.
Сорен Рац спрыгнул на пепелище, проигнорировав лестницу. Ветер трепал распущенные и без того взлохмаченные волосы.
Шон выстрелил в него из арбалета прежде, чем осознал, что делает.
Пол был холодным и резко пах химией-дезинфекцией. Жужжание робота-уборщика вплеталось в сон, снилась большая недовольная муропчела, которая выбралась из улья и собиралась цапнуть за ногу или щёку – просто из вредности, агрессивные и недружелюбные твари вообще почём зря кусались.
Нейт их терпеть не мог. Вот чего докопалась, думал он сквозь сон, возьми да переползи через меня, коль так уж надо. Я тебе не мешаю. Отстань и дай поспать.
Одновременно он понимал: никакая это не муропчела, а уборщик; вон как дезинфектора набрызгал, в носу и горле аж свербит.
Нейт громко чихнул и проснулся. Пробуждение вышло неудачным: он подскочил рывком и двинулся лбом о край кровати, спасибо, что делали их из обтекаемого гладкого пластика, обойдётся без синяка или шишки.
Он сел на полу рядом с кроватью. На кровати лежал Дрейк.
Нейт тут же зажмурился: вспомнил и пустырь с обнаглевшей колючей аладовой травой, и пирамидку-камень, и липкую кровь. Туда приходили субедар Аро и близнецы, хотели забрать у Нейта Дрейка – или наоборот, и он дрался с ними.
«Ты всех убил».
Леони сказала.
Леони сказала, что…
Нейт вскочил, ему пришлось схватиться за край кровати. Желудок сжался от недооформленной мысли: если он увидит сейчас дыру в черепе Дрейка, то самое отверстие с красновато-жёлтой изнанкой и торчащим месивом, похожим на подпорченный пудинг из столовой, то заорёт и будет орать тысячу лет.