000
ОтложитьЧитал
– Да и я, пожалуй, – хмыкнул Сорен.
Шон вытянул руку вперёд. Зелёные прожилки вспыхнули и погасли; последнее время это получалось легко, как дышать или пить воду, на уровне каких-то рефлексов.Он открыл рот, чтобы заявить: хорошо, если Айка там, то я готов, чего тянем, пора действовать, но прикусил язык:
– Вы сказали, что Айка там, Энди. Каким образом она…
– Через другой источник. Леони тоже может подтвердить, вы не единственный. Правда, тот юноша…
– Нейтан. Нейт. Чёрт, он же это устроил, – Леони шумно дышала. Шону казалось, что она готова то ли в обморок хлопнуться, то ли расстрелять здесь всех. Он не тревожился: Леони была из тех, кто быстро перехватывает контроль над любыми эмоциями; и это ещё лучше, чем вовсе их не испытывать. – Сэр…
– Можешь называть меня просто Энди.
– …Вы ведь знаете, как это работает, – почему-то Леони надеялась именно на него, хотя это Сорен излагал тут свои выкладки.
– Приблизительно.
– Что с ним случилось? Он устроил бурю, вот эту самую фрактальную бурю, а потом я была в каком-то месте, там ещё был мёртвый Дрейк, а Нейт его пытался оживить…
– Наслоение реальностей. Экзоэнергетический процесс, выброс энергии сравним со взрывом ядерной электростанции, – заметив на лице Леони сложности с пониманием, Энди уточнил: – Очень много энергии, одним словом. Да, это может классифицироваться как «фрактальная буря». Насчёт оживления мёртвых…
Он замолчал.
Сорен тоже. Оба что-то не договаривали. Шон опять хотел встрять со своим: ну так что, как мне открывать эту вашу квантовую дверь? Его опередил Таннер.
– Стойте. Мы ведь не можем туда идти невооружёнными. Мы с Леони кое-что придумали против этого юноши, если он опять проявит агрессию.
Леони подошла ближе к Кислотной Бабке, подтянулась, достала с сиденья конус с торчащими на широком конце проводами.
– Я собирался подключить её к вот этому, – Таннер показал рюкзак.
– Уловитель. Эшворт, вспомните, при каких условиях он работал в прошлый раз.
Таннер потёр переносицу, поправляя очки. В полумгле близ погибшего города и озера его лицо казалось мятым, как жёваная тряпка, кожа – нездоровой и желтоватой; он сутулился.
– Зародыши, первичная эмбриональная ткань, но у нас здесь нет ничего похожего.
– Есть, – сказал Энди. Он достал из кармана нож: самый обычный, железный, Шону даже показалось, что со следами ржавчины, хотя и тщательно вычищенной. Затем резанул ткань на своей больной руке. Шон сумел не скривиться, когда увидел знакомое ещё по соседу-Кэрролу, а с ним и по нескольким другим: беспорядочные наросты из костной ткани поверх кожи, пульсирующие шары с витьём сосудов вперемешку с перегородками фасций. – Я буду резервуаром, Эшворт. На тот случай, если кто-нибудь беспокоится: это вряд ли меня убьёт, а если я ошибаюсь…
Он дёрнул раненым плечом. Нарост из перекрученной кожи свесился до локтя, похожий на очень длинный бескостный палец. Шон явственно услышал тихое «твою мать» Леони.
– Итак, – Сорен снова выступил вперёд. – У нас есть план, вооружение, и каждый знает свою роль. В идеале мы вытащим всех невинных, ликвидируем квантовую аномалию и по идее замедлим разрушение нашего мира, вызванное «светящимися». Есть вопросы?
– Да, – сказала Леони. – Откуда вы всё знаете?
Энди улыбнулся:
– Это моя обязанность. Я всё-таки Энси-Хозяин, нейросеть Интакта, столицы Объединённых Полисов Ме-Лем. Нейросеть, к слову, существует: помогает моделировать события с высокой точностью, весь город – это один огромный сервер и «хранилище» программы. На самом деле, обычный просчёт вероятностей: о «сияющих» мы узнали достаточно давно, хотя в течение долгого времени феномен… скажем так, существовал в единственном числе и… не представлял опасности.
– По-моему, он врёт, – пробурчал Шон. Леони издала возмущённый звук – между стоном и междометием. Некоторые чересчур доверяют картинкам из учебников, даже если они оживают, являются во плоти и показывают фокусы с собственным телом, похожие на отросший хвост обезумевшего варана.
«Всё равно врёт. Или не договаривает».
«Айка там».
Вот это – правда: он сам видел, как она исчезла, словно её вырвали из ткани пространства. Время – лишь ещё одно измерение, если возможна телепортация из одного полиса в другой, то почему нельзя то же самое сделать с «когда»?
Звучало логично.
– Однако раз появились «фрактальные бури», то этого нельзя оставлять. Почему Лакос? Да потому что он – та самая «дыра» в мироздании, за которую уцепится любой крюк. Я ответил на вопрос, Леони?
– Не совсем. Но ладно. Шон, ты как, откроешь?
– Подготовьтесь все, – он сунул большие пальцы за пояс драных штанов. – Ну там, отдохните, соберите ваше оружие и всё прочее. А потом я попробую, хотя алады меня сожри, если я представляю, как это сделать.
Однако он догадывался.
Он даже слышал формулу, проговорённую ещё покойным Патриком Верешем.
«Покажи свой свет».
Дожидаясь сигнала, Шон оставил остальных и сам двинулся вдоль «берега» – хотя здесь не было никакого берега, только кромка ила и грязи, где ещё можно идти, а дальше – уже нельзя. Он подозревал, что единственный неверный шаг может утянуть его в воронку или неприметную с виду топь, поэтому старался проверять твёрдость почвы перед тем, как перенести вес с одной ноги на другую. Он остановился, услышав тяжёлые и почти возмутительно неаккуратные шаги.
– Здесь может быть опасно, – Шон развернулся к Энди Мальмору.
Тот отмахнулся.
– Не настолько.
Он протянул Шону цветной пакет – красно-коричнево-жёлто-синий, – в котором тот с лёгким удивлением узнал арахис в шоколаде; среди рационально подобранных запасов-концентратов ничего подобного точно не отыщешь. На невысказанный вопрос Мальмор пожал плечами и вскрыл собственный пакет с конфетами. Костыль буравил дыру в грязи.
– Спасибо.
Шон бросил в рот несколько приторных драже.
– Я должен попросить у тебя прощения, – сказал Энди Мальмор. – На самом деле, у всех вас, у добровольцев.
Шон не удивился.
– Вы натравили на нас Сорена? Придумали все эти… пытки, – он выговорил слово почти с наслаждением, проверяя реакцию невозмутимого человека-из-другой-эпохи. – Чёрт вас подери, но вы же сами…
– Мутант. Неверное слово, хотя в сущности мутация и есть сбой кода, как правило, в генах или хромосомах. Наслоения из других реальностей ничем не хуже, если подумать. Верно, как и вы все – и я не имею в виду лично твоё «ужасное сияние», Шон. Рапторы. Мутанты. Ты ведь догадывался.
Шон промолчал. Оба некоторое время шуршали пакетами арахисового драже.
– Это случится со всеми? Как с Кэрролом?
– Большинство умирает, не дожив до шестидесяти. Я просил Сорена исследовать добровольцев, чтобы хотя бы продлить жизнь и сделать финал не столь… неприятным.
– Я не стану рассказывать Леони, – заметил Шон.
«Ей будет жаль потерять руку – бионическую, конечно, когда все клетки сойдут с ума и превратят её в рубленый стейк, искусственная конечность останется, мясо опять проиграло машинам».
Энди Мальмор кивнул:
– Верно, не стоит.
– Тогда какого чёрта вы прожили двести лет?
– Скажем так, меня поддерживает пресловутое «сияние» извне, но это не моя заслуга. Тем не менее, у тебя я должен просить прощения. И у Леони, и у всех рапторов. Методы Сорена эффективны, он продвинулся в том числе в фундаментальном понимании природы фрактальных разрывов – как световых, так и возникающих в физических объектах, но порой он…
– Двинутый на голову садист и ублюдок.
Энди Мальмор промолчал. Шон добавил:
– Может, и вы не лучше.
Тот скомкал яркую упаковку от конфет и бросил её в грязь. Обёртка лежала в иле, но потом коричневая жижа булькнула и поглотила её. Шон повторил то же самое со своей бумажкой из-под шоколадного арахиса, но его упаковка так и лежала поверх тускло блестящего слоя грязи, никуда не исчезала и не тонула. Он продолжал смотреть в одну точку, пока не осознал: он стоит здесь совсем один.
А потом его позвали: настало время работать дизруптором во времени и открывать телепорт к Падению Лакоса.
Сосредоточься на железках, решила Леони. На чём-то понятном и простом, вот как бионика, совместимая с человеческим телом – ладно, плохой пример, она могла сколько угодно теоретически представлять механизм периферических импульсов, как сигналы из мозга передаются по соматической нервной системе, иннервируя мышцы либо подсоединённые на их место волокна из сверхпрочного и сверхчувствительного материала. Тончайшая проводка условно-биологическая, знала Леони, только на основе кремния, а не углеводорода. Но это всё ещё познаваемо, в отличие от всех откровений на берегу мёртвого озера-города.
Ладно, началось оно гораздо раньше, может, на обрыве трёшек, когда вылезла прямо из небытия та трёхрукая дрянь, таящая в себе искру «света».
Сосредоточься на железках; на конусе дизруптора, на том, что делает Таннер – подключает свой «рюкзак». У него остался ещё один провод.
– Поверить не могу, что мы это делаем, – сказал Таннер.
– Вы же гений, док. Вы придумали, как поймать аладов.
– У меня была теория о блуждающих фотонах, случайных сбоях в… скажем так, между измерениями. Квантовые парадоксы в большей степени относятся к микромиру, но давайте не забывать, что мы перенесли принципы телепортации даже на объекты из плоти и крови.
Он ворчал под нос, не для Леони, скорее укладывая это всё в собственной голове. Сама Леони оборачивалась в сторону парня с длинными волосами, который едва не подпрыгивал от восторга, в сторону «Монстра»-Шона, – а вот на Энди Мальмора старалась не смотреть. Вот уж кто немногим отличался от трёхрукого алада.
«Даже думать не хочу, что он такое».
«Энси, нейросеть Интакта. В Интакте у “системы управления” никогда не было персонификации, никаких тебе русалок или японских девочек. Что ж, оно и логично».
У Таннера немного дрожали руки. Он выронил инструмент, похожий то ли на отвёртку, то ли на скальпель; тот укатился от заботливо подстеленных листов пластика – полевой «лаборатории» – и увяз в грязи. Леони вернула его. По светло-голубому пластику растекалась чёрная лужа.
– Неужели мы первые? И почему Лакос… Леони!
– Док?
– Леони, вы видели Нейта как «око бури».
– Ну да. И я говорила, на что это похоже. Он просто откидывал всех.
«И убивал».
«А ещё у него там лежал мёртвый Дрейк, от которого Нейт никак не хотел отойти».
– Возможно, нам придётся его захватить, и возможно…
– Мы его убьём. Знаю. Док, я в таких случаях говорю: просто выполняй то, что нужно. – Леони широко улыбнулась. – Примерно так я вам тогда и алада поймала, помните же?
Таннер помнил. Глаза у него сейчас блестели, влажные и одновременно тусклые, словно то, что осталось от Лакоса.
– Держите эту штуку, Леони. Вы всё-таки раптор, вам наверняка и придётся активировать. Не знаю, что задумал Энди, удастся ли впрямь перенаправить на него… – Таннер покачал головой. – Пока я уверен только в дизрупторе и в том, что мой «рюкзак» на некоторое время стабилизирует реальность, если угодно.
Леони выпрямилась. Она держала конус под мышкой, провода тянулись к Таннеру, тот был как будто пристёгнут к ней.
– Как там говорится? Делай, что должно и будь что будет?
Таннер коснулся её плеча в очередной раз:
– Хорошая идея, Леони.
Сорен наблюдал за остальными – просто наблюдал, ничего больше; последние дни напоминали какой-то затянувшийся эксперимент с подключением виртуальной реальности, шлемов-модуляторов, в которые загрузили лучшие образцы новейшего софта для конструирования фальшивой реальности. Не обошлось и без ганцфельд-технологий, единого разума-роя, телепатии если не физической, то эмоциональной – популярное развлечение у молодёжи в клубах, обычно после такого «всеобщего воодушевления» следовала групповая оргия. Абсолютно безобидная, если не считать повышенной нагрузки на медицинские дроны с детокс-растворами на следующее утро. Фетального алкогольного синдрома удавалось избежать благодаря встроенной в каждого гражданина полиса защите; сперма или яйцеклетки отдельно, человек отдельно. Ещё одна причина считать разгуливающих с пузом дикарских женщин собственно дикарями, а им – плеваться в сторону «городской фальши».
Сорен не раз и не два принимал участия в оргиях, хотя ганцфельд-эффекту почти никогда не поддавался. Один пьяный тип как-то объяснял – мол, он слишком самодостаточен и эгоистичен, вот и не может «настроиться» на других. Сорен и сам тогда не похвастался бы способностью к эмпатии, словно ещё в той искусственной матке, где его выращивали, кто-то отключил подачу определённых аминокислот и витаминов, и нейроны, отвечающие за сопереживание, так и не развились.
Сейчас он понимал: это не так. Эмпатия догнала его, старая мерзкая сука; он сочувствовал сразу всем – бедолаге Роули, который едва не выл на луну, тоскуя о глупой лаборантке; они вдвоём стали причиной гибели нескольких десятков человек, но друг для друга образовывали замкнутое множество идеала. Он почти с умилением смотрел на Таннера и Леони, представляя их какими-нибудь старомодными фермерами – у Леони пять детей, а Таннер выращивает капусту и картофель, никакого ГМО-батата. Они счастливы в этой старомодной семейной модели, а может, вообще подались к дикарям; Таннеру никогда не хватало смелости действительно идти вперёд, ну, а Леони только пытается казаться храбрым воином. Когда у тебя одна рука и не хватает глаза, лучше считать себя охотником на чудовищ, чем калекой. Сорен желал им найти покой.
Он долго смотрел и на Энди Мальмора; его лицо ничего не выражало. Сорен хотел подойти к нему и взять за руку: мне так жаль, что вам пришлось пройти через всё это, ваша чудовищная сестра убивает и возрождает измученное тело, а самое главное – вы вините себя за всё, что случилось в прошлом, а может, и в будущем. Вы уничтожили наш мир, вы пытались его спасти, и эти пустые земли с гниющим гигантским камышом и утекающей в искусственную расщелину водой – персональный худший кошмар, из которого даже нет шанса вырваться. Возможно, вы хотели бы умереть – и ищете способ. Я разрезал вас до последнего нерва и кости, не нашёл ничего подходящего. Я желаю вам отыскать то, чего вы ищете.
Сорен тронул свою фальшивую челюсть; где-то на стыке плоти и бионики ещё жила боль, словно невидимый паразит, вроде клеща или анаэробной бактерии. На миг захотелось вырвать имплант – противоестественное желание пришлось подавлять усилием воли.
Потом подошёл Шон – мрачный и растерянный.
– Открывайте, – сказал Таннер.
Сорен приблизился.
Шон хмыкнул. Он сделал какой-то пасс руками, но ничего не получилось. Вокруг по-прежнему расстилалась болотная гниль.
Шон повторил свой жест. Между пальцев как будто лопнула кожа, трещины поползли, наслаиваясь друг на друга – они горели зелёным, тем самым «ужасным сиянием», заставляя Сорена думать о Дане Мальмор – квантовой ошибке вне времени и пространства, женщине-фотоне, энергии без массы покоя и воплощённой термоядерной реакции. Она сожгла ему лицо. Она была чудом.
Возможно, он почти влюбился в неё.
Сорен улыбнулся.
Шон сделал ещё один неопределённый жест. Сорен расслышал фразу: «Покажи свой свет», – Шон повторял её двадцатый или сороковой раз подряд; а потом появился длинный коридор, который заканчивался видами полиса с рекламой и глайдерами, с высотными домами и улыбающимся маскотом нейросети в виде девушки-русалки, серебряные волосы, голубые глаза, неестественно-совершенные черты лица, каких не добьёшься ни операциями, ни генетическими коррекциями. Сорен устремился не первым, но вторым – сразу после самого Шона, который хрипло выкрикнул: «Айка!» и шагнул в этот провал.
Остальные последовали за «сияющим». Он ощущал тяжёлую поступь Энди, слышал ворчание Таннера и краткие команды его спутницы-раптора.
Сорен усмехнулся.
Всё-таки это путешествие того стоило – и вот, он у последней черты.
Переход из «реальности» в «параллельное измерение» занял всего один шаг, но Сорен согнулся пополам, его затошнило, как от удара то ли в солнечное сплетение, то ли на уровне пупка. Он закрыл рот тыльной стороной ладони. Мельком заметил перекошенное лицо Шона, Таннера, который схватил Леони за руку, а едва не выронила свою импровизированную пушку-дизруптор, стиснула бионическими пальцами Таннерово предплечье – должно быть, до синяка, предположил Сорен по гримасе. Энди держался лучше других, заставляя подумать что-то вроде: «Нельзя убить мертвеца».
Город Сорену не нравился. Полис как полис, покрупнее Санави, не такой экзотичный, как летучий Интакт – ставка на всю эту «водную» атрибутику, похоже оформлен морской Аквэй, но разглядывать дома, инфощиты и голограммы в виде капель не хотелось. Город был одним из тех архивных документов, которые попадались Сорену. Может, даже недвижимой фотографией из спальни Мальмора.
Сорен оглянулся: может, уйти отсюда, пока не поздно, – и досадливо скрежетнул бионическими зубами о собственные: разрыв закрылся. Шон ещё светился, впрочем: можно сказать ему – давай сваливать отсюда… ах да, тут полный комплект фанатиков и придурков.
Шон опять позвал свою Айку. Сорен вздохнул: на благоразумие надеяться не стоило.
– Это Лакос, – сказал почему-то Леони. Она открыла рот и озиралась по сторонам.
– И он выглядит иначе, – заметил Таннер. – Я был в Лакосе в детстве. В настоящем, я имею в виду, – он осёкся и кашлянул. – То есть, хочу сказать, что здесь мы сталкиваемся с неким квантовым парадоксом, вроде ошибочного измерения или «карманного» пространства.
Леони достала какую-то вещь, в которой Сорен с некоторым трудом определил старомодные часы: такие хранились в музеях. Медный и позеленевший от времени кругляш.
Стрелки крутились в обратную сторону. Часы тикали.
– Это не работало рядом с Ираем, – спокойно сказала Леони. – У нас там всегда были какие-то парадоксы времени-пространства. Но здесь всё гораздо хуже.
– Да к чёрту. Айка! – Шон сложил руки рупором. Сорен продолжал осматриваться, понимая: город неживой. Ни единого человека, техника брошена на улицах; какие-то дроны бессмысленно крутятся вокруг своей оси или путешествуют по короткой и рваной траектории, зацикленной и тоже лишённой какой-либо логики.
– Это мёртвый город, – сказал Сорен, пытаясь поймать взгляд Энди. Тот обернулся ко всем:
– Не совсем. Скорее, не до конца существующий. Похоже, при большинстве исходов Лакосу не дано существовать. Падение было неизбежностью.
Последняя фраза прозвучала – Сорен мог поклясться – с облегчением, словно Энди мучился некой неразрешимой задачей, гипотезой Янга-Миллса, например, а теперь получил ответ, простой и ясный, как Пифагоровы уравнения. Он собирался добавить что-то ещё; его опередил Шон, заорал своё:
– Айка, – и в ответ город-фотография ожил, обрёл цвета, осязаемость и даже запахи – свежая кровь, застарелый пот, грязь. Из-за глайдера появились две девушки. Одна держала другую впереди себя, приставив к шее что-то острое. Вторая пыталась вырваться, но у неё ничего не получалось. У пленницы была завязана какой-то тряпкой рука, через которую стекала кровь, слишком яркая для тусклой сепии Лакоса.
– Рысь! Какого хрена ты… Отпусти её! – Шон оттолкнул попытавшегося схватить его за руку Энди.
– Стой, – мрачно сказала девица в чёрном балахоне. Из-под надвинутого капюшона поблёскивали глаза, она действительно напоминала хищника. К шее своей жертвы она прижимала отвёртку с электроподачей. Сорен рассудил, что убить такой штукой можно даже без особых усилий; он покосился на разом побелевшего Шона.
«Кто сказал, что будет легко, да?»
Шон шагнул навстречу девицам. Названная Рысью прижала острие отвёртки плотнее, по шее жертвы скатилась капля крови. Та попыталась вывернуться, двинуть в живот локтем – не получилось.
– Не дрыгайся, зарежу.
– Шон, – прошептала «жертва».
– Айка, Рысь, да какого…
Сорен держался поодаль. Таннер и Леони выглядели совсем уж глупо, хотя Леони и наставила зачем-то свой дизруптор на Рысь – очень глупое решение, во-первых, она попала бы сначала в Айку, во-вторых – разве на людей эта штука действует?
– Это мой город, вот какого, – истерично выкрикнула Рысь. – Вы. Вы мне обещали Лакос, а это, – она уставилась на Энди, и тот едва заметно вздохнул, а Сорену пришлось прикусывать губу, чтобы удержаться от смеха. Даже в пустоте и временных провалах нашлись недоброжелатели – точнее, те, с кем всезнающий Энси играл в очередную игру.
«Проиграл, да?»
– Это не Лакос. Это какая-то мертвечина, – продолжила Рысь. Шон снова запылал своими трещинами. Энди вышел вперёд.
– Отпусти девушку.
– Да пошёл нахер, ублюдок. Я перед тобой выслуживалась – влезла вон к этим, пасла сначала тупоголового урода и его бабу, – царапина на шее Айки стала длиннее, та дышала прерывисто, как человек в полуобмороке или болевом шоке. – Потом помогла поймать того типа с девчонкой, потом ты сказал прикончить мужика…
– Ч-что… – Айка аж перестала коситься на почти торчащую в горле отвёртку. – Сраная сука.
– Да, прикинь, это я убила папашу девчонки. Не сама придумала, вон этот жирный мудак сказал, мол, так нужно. Спровоцировать мелкую и заставить её устроить трындец. Трындец она устроила, сожгла нахрен полсотни человек… только это не Лакос! Не мой город! Это какая-то мертвечина!
Шон тяжело дышал. Сорен счёл за лучшее подобраться к нему ближе, у него не было оружия и он вряд ли что-то мог сделать против бывшего раптора, а теперь ещё и «сияющего», но всё же вытащил из кармана свою «игрушку». Излучатель почти ничего не весил, толку примерно столько же, но лучше, чем ничего.
Шон смотрел на Энди, Рысь таращилась на него же. Таннер и Леони запутались, в кого им стрелять и где тут дикие алады в человеческом обличии.
– Вы приказывали Рыси? Вы заставили её убить Вереша? Из-за вас…
– Хезер сделала то, что сделала. Да. Единственный способ активировать разрыв во времени. Это казалось… хорошей идеей. Честно говоря, с тобой тоже пытались проделать подобное, но ты просто уничтожил экспериментальный образец триггера.
– Мари, – зачем-то проговорил Сорен. – Её звали Мари.
Он едва не захохотал. Ощущать себя игрушкой было не неприятно: забавно отчасти.
Шон ударил Энди без ругательств, угроз, даже словно бы не размахиваясь. Кулак прилип к лицу, брызнула кровь. Тот едва удержался на ногах; прикреплённые к локтям дроиды-костыли запищали от перегрузки. Энди согнулся, зажимая изуродованной и почти недвижимой рукой кровоточащий нос. Шон схватил его за шиворот, заставляя выпрямиться.
– Триггер значит. Я тебе сейчас устрою триггер, – но он выпустил Энди, потому что Айка вновь взвизгнула, а Рысь заговорила:
– Он обещал вернуть Лакос. Он обещал, что все жертвы… нужны. Чтобы спасти людей. Чтобы всё было правильно, никаких ошибок. Это по-твоему «никаких ошибок»?!
– Мне…. Очень жаль, – выдохнул Энди; ему так и не удалось принять вертикальное положение. Залитое кровью лицо начинало искажаться; Сорен догадывался – скоро он едва сможет говорить, а может, и дышать.
– Тебе жаль! Эта девчонка ещё и тут решила всё подорвать. Вместе с рыжим ублюдком и его белёсым мертвяком. В общем, мне похрен, что и как, но ты обещал вернуть Лакос – так иди и останови этих двоих, а то они разнесут не только эту серую топь, но и всю вашу «реальность».
Рысь широко улыбнулась. Айка даже перестала сопротивляться и моргнула, умоляюще глядя на Шона:
– Это правда. Уничтожат. Подчистую.
Глава 21
– Подчистую, – повторила Айка. Глаза жгло слезами, по сравнению с больной рукой они казались холодными и неприятно-мокрыми. Рысь держала её куда крепче, чем можно было ожидать от мелкой девицы; в какой-то далёкой дымке воспоминаний та возилась с Хезер, Айка ещё усмехалась – они были прямо две подружки.
Рысь выворачивала ей больную руку и царапала её собственной отвёрткой шею – той самой отвёрткой, которой убила Вереша.
Это всё неважно. Шон здесь, пускай он притащил с собой Сорена Раца, Эшворта Таннера, какую-то незнакомую женщину с протезами вместо руки и глаза плюс ожившее фото из учебников истории, но сейчас Айке было наплевать на личный пошатнувшийся мирок.
Шон смотрел на неё по-прежнему, только добавился страх и боль. Хотелось подойти и похлопать по плечу: со мной всё в порядке. Не переживай так.
– Я остановлю их, – бесцветным голосом произнёс человек-«фотография». Залитое кровью лицо оставалось удивительно неподвижным для того, кому только что разбили нос и, кажется, вывихнули челюсть.
– Верни Лакос, как обещал! – прикрикнула Рысь.
Тот не ответил, зато Шон едва сдерживался, Айка его хорошо знала: желваки дёргались и мышцы напряглись. Рысьтоже заметила, вдавила отвёртку, и на мгновение Айке почудилось: та перестарается с угрозами и впрямь проткнёт ей трахею; было бы жутко обидно умереть посреди конца света или дырки во времени и пространстве от банальной перфорации сонной артерии.
Человек-с-фотографии шёл первым, но двигался медленно, остальные могли ещё разок или два повторить все угрозы. Молчание прерывалось дыханием, Айка слышала собственное: быстрое и тяжёлое, от выброса адреналина жгло в груди, желудок прижимался к горлу, а в мочевой пузырь словно засунули маленький горячий камень.
Рысь потащила её вперёд – ну, или назад; туда, где всё началось, где продолжалось. Айке вспомнились слова рейдеров и деревенских: «Города заражены, города прокляты». Теперь она понимала их смысл, глядя на типа с какими-то выростами на месте левой руки, похожими на опухоли или куски недоразвитых конечностей, развившихся поверх его собственной; на ухмыляющегося Сорена Раца, на Таннера и искалеченную женщину – та держала какой-то конус, цеплялась за него, как за величайшую драгоценность. Шон вспыхивал своими зелёными полосами. Его тоже сочли бы заражённым – да и Айка не лучше; и Рысь тоже. Город настиг её, мёртвый Лакос, который она никогда не видела, но куда мечтала вернуться.
«Предательница».
Вот это и значит: отрава.
До эпицентра лежало несколько улиц и кварталов брошенных автомобилей и бессмысленно перемигивающихся огней. Русалка с серебряными волосами задорно улыбалась, провожая их голографически-бессмысленным взглядом. Бесцветные здания мигали, имитации ракушек, перламутра, камышей и других архитектурных излишеств то пропадали, то появлялись снова.
Шон кивал ей, она ему.
Всё хорошо.
Столп зелёного света все увидели издалека: он выделялся на фоне фальшивого мелькания голограмм, объявлений, светофоров и индикаторов. Айка подумала о диораме: фон плоский, блёклый, а этот свет – объёмный и реальный, больше ничего нет, кроме него. В центре стояли Хезер и рыжеволосый парень. Они касались друг друга кончиками пальцев, словно обоих разделяло прозрачное стекло. Свободной рукой рыжеволосый удерживал за запястье своего мертвеца, белёсого и прозрачного, как весь остальной Лакос; со стороны это смотрелось так, будто он надеялся вдохнуть в него жизнь – и смысла в том было не больше, чем пытаться выцарапать из двухмерного фото объёмную фигуру. Они не двигались, ничего не менялось, но чем ярче горел зелёный свет, тем тусклее становилась «диорама», а сквозь дыры в этой стёртой картине проступали другие образы. Некоторые Айка узнавала: полисы и Пологие Земли, деревни и пустоши; мелькнули морские просторы Аквэя, какие-то базы рапторов, следом – медленно ползущая по своему маршруту «черепаха». Интакт, повисший в нескольких километрах над землёй. Толпы людей, чьи-то квартиры, люди пили чай или занимались сексом.
По всем этим картинкам ползли зелёные пятна – Айке это напоминало испорченные мониторы с повреждённой матрицей, битые пиксели наслаивались один на другой. Потом картинка менялась, появлялись почти незнакомые детали – тоже города, но чужие, люди одеты иначе, дома меньше, вместо глайдеров – древние автомобили. Изображения наползали друг на друга, схлопывались, стирали друг друга.
– Как… материя и антиматерия, – пробормотала Айка. – Они уничтожают прошлое, настоящее. Может, и будущее.
На неё посмотрел ничего не выражающим взглядом Энди Мальмор – ещё один артефакт из архива, только кровь у него была ярко-красная, не в пример белёсому мертвецу.
– Бесконечные вариации реальностей. Да. Их можно стереть и оставить лишь одну. Дизрупторы… это и делали в определённом смысле.
– Они и есть дизрупторы, – добавил Сорен Рац, который явно любовался зелёным столбом и окружающей его фантасмагорией.
– Заткнитесь! – Рысь зашипела, словно подражая настоящему зверю, в честь которого получила имя. – И сделайте с этим что-нибудь.
Энди Мальмор обернулся к Таннеру и чернокожей женщине.
– Подключайте вашу штуку…
– Нет.
Перебил его Шон:
– Сначала отпусти Айку.
– Хрена с два. Я хочу Лакос, я хочу свой город. Или… я убью её!
– Ты его получишь, – Шон сделал шаг вперёд, и Айка едва не завопила, потому что понимала, куда он идёти что собирается сделать. Шон вступил в световой столб, загораясь от него, как будто элемент электропитания, который получил подключение к источнику тока.
Он перехватил запястья рыжего и Хезер. Айка слышала крики. Айка зажмурилась, почему-то решив: теперь Рысь точно убьёт меня.
Я даже не узнаю, чем всё закончилось.
Она не открывала глаза. Воображение подсовывало отвёртку в шее, под подбородком, ей представлялась собственная кровь – очень горячая и липкая, пахнет свежей медью, из сонной артерии брызжет так, что вокруг всё становится красным, липким, медным. Боль не такая уж сильная, рука и без того превратилась в дёргающийся сгусток боли, смертельная рана перевесит эту боль и успокоит.
Айка услышала какой-то невнятный горловой звук. Она его точно не издавала, она затихла и даже не дышала, словно это могло спасти от дыры в шее, а затем – медленно, медленно, так подсоединяют друг к другу провода не толще волоса каждый, чтобы механизм заработал, – разлепила плотно сомкнутые веки.
И едва не пожалела об этом.
Тусклый Лакос налился цветом. Рассеянная сепия стала объёмным изображением, сначала сравнявшись с трёхмерными голограммами, потом воплотившись до образов, транслируемых вирт-шлемами, а затем присоединились запахи, звуки. Тёплый асфальт, неподалёку булочная – там только что испекли сырные слойки с корицей; слабый аромат озона, выделяемого при езде глайдерами. К лицу прикасался прохладный ветер. Зажатая Рысью в захвате, Айка была вынуждена смотреть наверх, и сейчас сквозь купол разглядывала толщу воды, каких-то исполинских рыб – может быть, тех самых пресноводных дельфинов, которые здесь водились; камышовый лес лежал чуть дальше тёмным плато.
Шон удерживал остальных двоих на расстоянии друг от друга, не давая коснуться, словно разнимал дерущихся детей. Белёсый парень стал ещё более прозрачным, на лишённом красок лице появились какие-то странные разводы, похожие то ли на следы ожогов, то ли на трупные пятна.
Рыжий точно орал, но слышно его не было, зато звуки города усиливались с каждым мгновением, как будто кто-то постепенно выкручивал звук на стереовизоре или в вирт-шлеме. Улицы наполнились людьми – они шли по своим делам. На детской площадке всего-то в метрах десяти играли дети, две девочки и мальчик, они спрыгивали с глайдер-горки и забирались на качели, стараясь опередить друг друга. Мягкая подслойка-батут пружинила, когда кто-то оступался и падал. Из булочной вышли две девушки, одна несла упаковку с зерновыми хлебцами, вслед им мигал «СПАСИБО ЗА ПОКУПКУ» дрон. Мужчина в костюме торопился, перепрыгивал через разметку на нижнем уровне дороги и одновременно нажимал на свой браслет. Девушка-голограмма Каллисто появлялась то там, то здесь, подсказывала или давала советы, напоминала о правилах дорожного движения. Айка подумала, что эта Каллисто была очень милой и услужливой нейросетью.