000
ОтложитьЧитал
«Ты убил всех. Ты убил Дрейка».
Тот спал. Глубоко и явно медицинским сном, потому что иначе бы проснулся. От шеи и висков тянулись тонкие провода, ведущие прямо к стене: аппаратуру разместили прямо в ней, и Нейт отчасти удивился, в их лазарете такого не было. Ну, или он не помнил. Голубой экран на тёмно-синей стене – почему не зелёной, странно, – но по квадрату бежали загогулины, в которых Нейт ровным счётом ничего не понимал, кроме одного: Дрейк жив.
Жив. Все живы. Аладова трава, камень и гниющий труп – дурной сон, потому что нечего дрыхнуть на голом полу. «Придурок ты, Рыжий».
Он всхлипнул, сжал большую ладонь Дрейка своими. Рука тёплая, пульс ощутим даже без всех умных штуковин с диаграммами, экранами и приглушённым писком, немного похожим на крысиный.
«Дрейк жив».
Нейт сел на край кровати; голова кружилась – он понял, что от голода, вот и живот забурчал, подсказывая: хватит валяться на полу и вспоминать ночные кошмары. Он попытался восстановить события: вот они с Леони выбрались за Дрейком на какой-то пустырь с аладовой травой, там ещё был тот мужик, Монстр, но драться пришлось с настоящим монстром. Эта штука ранила Леони и Дрейка. Нейту повезло больше, он целехонький, несколько ссадин, вот и помог остальным. Они добрались до базы.
«Отпусти его, он мёртв», – голос Леони звенел в ушах, перекликаясь с сухими приказами субедара Аро и выкриками Калеба и Энни.
«Ты убил всех».
– Да отстань ты, – Нейт почему-то обозлился на Леони, хотя уж она-то точно была не виновата. «Приснитсяже всякая чушь». Дрейк – вот он, живой и скоро будет здоровым, а пока надо пойти и отыскать чего-нибудь пожрать. Ещё доложить про «штуку» – почему-то Нейт надеялся, что после столь славной битвы даже неумолимый Аро смягчится и разрешит ему остаться на базе. Призрак Ирая и одиночества отодвинулся в туман.
Это всё после, а пока – еда.
Нейт уставился на экран, убеждаясь: Дрейк не умирает, все эти кривые как ползли себе волосатыми зигзагами, так и ползут дальше, и не думают затихать. Против воли взгляд соскользнул на стену.
Синяя. Она тёмно-синяя. Она раньше была зелёной, а вон там – пятно в виде огромного таракана, которое не закрасили за всё время на базе. Куда делось пятно, почему стены сменили цвет?
Уборщик подъехал ближе, жужжа всё той же недовольной муропчелой: дрон формой напоминал краба. Нейт сглотнул. Таких моделей на базе точно не было, уж он-то знал, не раз и не два получал наряды «отдраить казармы», когда разрешалось взять всего одного робота-помощника, а по большей части – гнуть спину; Аро считал, что наказание должно быть наказанием, нечего тут хитрить. Нейта эти страшные кары вот вообще не пугали, в Змейкином Логу никаких роботов не было, а драить приходилось старый пластик и металлические пластины, которыми устилали пол. Он ещё всегда свысока посматривал на изнеженных городских – мол, нытики, вас бы в настоящие полевые условия.
Уборщик ползал и обрабатывал гладкое напольное покрытие тёмно-серого цвета с рисунком каких-то волн.
«Это неправильно».
Краб. Синие стены. Незнакомое оборудование-экран. Даже кровати стояли иначе, и чем дольше Нейт осматривался, тем отчётливее понимал: он понятия не имеет, куда они с Дрейком попали.
Он сжалпальцы Дрейка. Тот пошевелил губами во сне, втянул воздух с чмокающим звуком, но не проснулся. Нейт прищурился: с медицинским оборудованием он не работал, зато тот же Дрейк научил его перестраивать раптора от и до – «тонкая настройка» давно стала его любимым развлечением. Он отыскал сенсорную панель, где значилась латинская надпись «Somnifere». Снотворное. Откуда вспомнил – неважно, вот здесь выкручено четыре кубика до оранжевого значения. Нейт ткнул на два кубика, заставляя столбик позеленеть и оставить всего пару «кирпичиков», повторил жест: панель замигала предупреждающим «Подтверждаете»?
Он ответил: да.
Остальное не трогал: регенеранты, коагулянты, стимуляторы. Искусственное питание и очистка организма от токсинов, пусть работает.
– Я скоро приду, – пообещал он Дрейку, спрыгнул с кровати и пошёл к двери. Нейт опасался, что лазарет будет закрыт, вон как на базе его долго держали крысой в ловушке, прежде чем соизволили выпустить. Но ошибся. Дверь поддалась.
Коридор сбил с толку ещё больше палаты: он словно явился из игры «Найди десять отличий», такие были на некоторых игрокарточках для вирт-шлемов. Нейт вгляделся в голо-постеры на стенах: на некоторых мелькала какая-то девушка, очень красивая, с серебряными волосами и глазами невозможного лазурного цвета. Текст мигал крупными буквами: «Улучшим результаты добычи древокамыша!», «Проверяйте гидролифты перед выходом!», «Коктейль из водорослей “Озёрный” – взбодрись с первого глотка!»
– Хрень какая-то, – Нейт поморщился и пошёл дальше. Входная дверь работала на датчиках движения и послушно открылась перед ним. Он ожидал провалиться в жаркую пустошь дневной или прохладу ночной базы, а может, в закат или рассвет, когда мир словно залит расплавленным солнцем. Вместо этого он оказался в ещё одном коридоре, указатель на разрисованной изображениями водорослей стене раздваивался: справа «ВЫХОД», слева «СТОЛОВАЯ». Нейт двинулся было к выходу – надо же понять, что случилось; а потом вспомнил про Дрейка, да и собственный живот намекнул в очередной раз: исследования подождут, найди-ка чего пожрать, тупица.
Столовая пустовала. Это было небольшое помещение – одновременно за стандартными прямоугольными столами могли разместиться человек двадцать, от силы тридцать, но стало бы тесно и все толкали бы друг друга локтями. На стенах мелькала всё та же сереброволосая девушка, внимание Нейта привлекли ещё и люди в униформе рапторов и, похоже, изображенные рядом со своими механизмами, только рапторов-динозавров те ничуть не напоминали: гладкие, обтекаемые, как огромные рыбы или водоплавающие ящерицы.
«Точно. Водоплавающие».
Нейт поскреб затылок, но запахи пищи и урчание в животе мешали думать. За стандартной стойкой работали стандартные же роботы, никаких крабов. Из меню Нейт натыкал первое попавшееся, вышел большой пахнущий рыбой стейк, пюре наполовину из батата – обычная экономия, картофель ещё привези, а батат – один из «выживших» ГМО-культур, везде растёт сорняком. Красный соус, десерт из порошкового шоколада. Нейт прихватил к двум большим порциям ещё и бутылку оранжевого сока, жалея, что не попалось «синьки» – видимо, в столовой лазарета не полагалось.
По дороге обратно он снова оглядывался: эти плакаты, это место – незнакомое, что же произошло?
«Ты всех убил».
«Отпусти его».
У входа в палату Нейту привиделось: Дрейк в луже крови – она вытекает из головы, прямо на снующего и путающегося под кроватью «краба». Он едва не уронил поднос, но моргнул, и видение пропало.
– Эй? – позвал Нейт.
Бесцветный пушок ресниц Дрейка дрогнул. Он пошевелил пересохшими губами, кадык на шее дёрнулся; а затем открыл глаза и почти сразу же произнёс:
– Что ты со мной сделал, Нейт?
С имплантом, который вкрутил Таннер, Леони чувствовала себя отлично. Бионическая рука, искусственный глаз, волосы дикой расцветки, – ей нравилось менять себя, власть над собственным телом ощущалась опорой или каким-то спокойным местечком, вроде койки в казарме, тумбочки с личными вещами, персонализированной эротической программой в вирт-шлеме. Мелочи, которые делают тебя чем-то ещё, кроме «раптор, най-рисалдар, убей десяток аладов и поставь закорючки за каждую “сигнатуру”». Главной, конечно, оставалась Кислотная Бабка – этот механизм принадлежал Леони даже больше, чем меха-орудия – другим рапторам. Рапторы рассчитаны на одного.
Ладно, если очень хорошо потесниться, то можно и вдвоём влезть. Всё, как в реальной жизни: тебе придётся поджать ноги и сидеть на половине задницы, если хочешь видеть и ощущать кого-то рядом. Каким бы худым ни был Таннер, она всё время натыкалась на его торчащие мослы и немного злилась. Тот извинялся. Леони фыркала: да ничего. Едем же, на что тут жаловаться.
– Всё забываю спросить, – сказала Леони. Кислотная Бабка мерно топала по неизменным и приятно-заунывным Пологим Землям. Однообразный пейзаж из ряски, редких кустов карликовой ядовитой вишни, цветоящериц, убегающих из-под ног раптора, пока не менялся, и это зрелище заставляло Леони улыбаться. Наконец-то понятное и предсказуемое. Никакой бури, никаких воронок, взбесившегося ветра, полыхающего зарева – и мёртвого не-мира, заросшего призрачной «демоновой травой».– Зачем вы вообще появились у нас на базе?
Таннер помолчал. К груди он прижимал свой рюкзак-ловушку. Леони догадывалось: это с ним связано, опять какие-то эксперименты. Мало им одного алада, они же их вроде «размножать» научились?
– Это трудновато объяснить, Леони.
Официальное обращение «най-рисалдар Триш» осталось где-то в прошлом, где база стояла неразрушенная, а друзья Леони были живы. Она не возражала против фамильярности.
– Ну так попробуйте. Если верить карте, до Лакоса дня три пути, а то и больше – мы не идём на максимальной скорости, плюс придётся ночевать, добывать еду и всё такое. Успеете рассказать.
Таннер поёжился – и зря, между прочим, опять больно ткнул своим локтем прямо в бок. Леони зашипела. Он извинился.
– Вы же из Итума, Леони? Как звали мэра, когда вас забирали, помните?
Леони нахмурилась.
– Не помню.
– А управляющую нейросеть?
Это было просто:
– Инари. Такая, вроде как стилизованная японка, традиционная одежда и кимоно. Эти нейросети вроде как сохраняют остатки… как их там, культурных образов из прошлого, плюс символика. Богиня плодородия. А в Ирае – Гуань Юй, воплощение благородной войны и так далее, читала, даже был такой реальный вояка тысячу лет назад.
– В том и дело, – Таннер усмехнулся. – Ты не помнишь мэра-человека, но помнишь нейросеть, потому что люди меняются, а эти всемогущие компьютерные интеллекты остаются. В Интакте примерно то же самое. Когда мне напрямую отдаёт приказы Энси – я не могу отказаться.
– Он направил тебя…
– В Лакос, как и вас. В общем-то, это всё единый проект. Я должен был выступить исследователем, мы собирались достать со дна озера то, что там осталось. Якобы нечто важное.
Леони кивнула. На экране высветились инфракрасные образы: крупные животные, бизоны, судя по всему. Стадо держалось чуть левее от выбранной ими дороги, но она предпочла увеличить крюк – драка ещё и с этими тупыми, но здоровенными и упорными тварями стала бы лишней.
– Между прочим, Леони. Я достаточно близко знаю Энси.
Она удивлённо посмотрела на Таннера:
– Вы разве программист? Или кто там обычно в компьютерных сетях разбирается.
Таннер кашлянул. Глаза за стёклами очков метнулись куда-то вправо, влево, словно он пытался перехватить саккадное управление раптором:
– Нет, но… В общем, неважно. Просто хочу сказать: мне кажется, что он примерно представлял, что случится – и что это будет именно так.
Леони мрачно уставилась перед собой. Инфракрасная подсветка показывала, что бизонов они миновали, дальше – спуск в низину. Долгий путь, с каждым шагом всё дальше от базы; они оставили позывные о чрезвычайном происшествии и, согласно протоколу, Леони должна была явиться в Ирай с рапортом. Субедар Аро бы её понизил до сипая за самоволку, ну и выгнал бы из «своих» рядов, наверное – совсем как Нейта и Юнассонов.
«Субедар Аро мёртв. И остальные тоже. Близнецы, может, живы. Повезло».
Леони отключилась от всех частот и превентивно заблокировала их: пропала, растворилась. Кислотную Бабку с неоновыми цветами корпуса видно за десяток миль, но в Пологих Землях всё ещё легко затеряться. Леони думала о месте-без-неба, зато с аладовой травой и Нейтом. Камень-пирамидка. Дрейк с дырой в черепе. Это всё приобретало какой-то почти математический смысл, структура неизвестных: подставь вместо икс и игрек, вынеси за скобки, возьми интеграл, последними цифрами после запятой можно пренебречь.
За раптором гналась пара особо дурных и наглых бизонов; Леони увеличила скорость, чтобы оторваться от животных. От горизонта до горизонта медленно густелив синеватую прохладу сумерки.
Леони вздохнула:
– Знаете, что? Если этот Энси ваш правда всё предсказывает, да ещё и без погрешностей и дофига умный, рассчитал и просчитал, то… он просто цифровой сукин сын. Можете так ему и передать, когда вернётесь в столицу.
Повисла пауза, в конце которой Таннер захохотал. Он подскакивал на своём-Леони месте, пинал её своими острыми коленками, всхлипывал и только что не подвывал. Отчаянно хотелось ему врезать. Наконец он справился со своим идиотским весельем:
– Это прекрасная, прекрасная идея, Леони. Обещаю, я так и сделаю.
Дрейк сидел на кровати, его светло-голубые глаза стали чёрными, словно в них вырезали по дыре. Нейт всё пытался заглянуть, совал ему еду и напиток, встряхнул пару раз за плечи, но Дрейк почти не реагировал, только изредка прикасался к своему затылку, тёр пальцы, словно пытаясь разглядеть потёки крови.
Чернота в глазах напоминала пятна, какие бывают, если очень долго смотреть на солнце, а потом зажмуриться.
– Что ты со мной сделал. Что ты со мной сделал, Нейт, – повторял Дрейк без эмоций и выражения, словно дрон со сбоящим речевым модулем.
– Ничего. Мы это… где-то, в общем. Вроде как база. Наверное, пока ты вырубился, нас перевезли на другую, может, это Ирай. Да поешь ты, точно легче будет!
Подавая пример, он сунул кусок рыбного стейка в рот, зачерпнул пластиковой ложкой шоколадный пудинг. Солёный и сладкий вкус смешались в тошнотворную массу; Нейт заставил себя прожевать и проглотить.
– Что ты со мной сделал, – в десятый или миллион первый раз повторил Дрейк. Нейт не выдержал, затряс его за плечи, легонько хлопнул тыльной стороной ладони по лицу. Тот схватил его за запястья; Нейт едва не закричал – кости хрустнули, лучи боли вспыхнули от рук к позвоночнику.
– Дрейк! Это же я!
«Отпусти его».
– Д-дрейк. Это я. Т-ты же…
Зубы стучали. К губам прилипла прядь волос. Чёрные прорези на белом лице делали Дрейка похожим на куклу, которую Нейт когда-то нашёл на развалинах древнего места, погибшего пару сотен лет назад города. Сейчас казалось, что и руки, и кожа Дрейка – старый полуразложившийся пластик, альбинизм придавал сходство с призраками, пускай Нейт и считал россказни про призраков выдумкой Милли и Курицы Кэт.
– Ты со мной сделал. Что?
– Не знаю! – Нейт заорал, дёрнулся и перевернул поднос. Пластиковые стаканы выплеснули содержимое, оно перемешалось с картофелем, стейками, подливой и десертом. Всё вместе стало грязью и гнилью. – Дрейк, прекрати, мне страшно!
Тот разжал хватку и опустил голову.
– У меня дыра в голове, да? Туда можно кулак просунуть. Меня едят черви. Ты знаешь, каково это, когда тебя едят черви? Чертовски зудит. Куда делась дыра?
Дрейк повторил свой жест. Сквозь белёсый ёжик просвечивала розоватая кожа – никаких дыр и червей. Нейт едва не завыл.
– Я не знаю, не знаю… Ты там лежал, на земле. Камень тот ещё был. Я тебя из него вытащил, ну, или наоборот, а потом хотел, чтобы ты проснулся, но ты не просыпался.
Нейт едва не рассказал про субедара Аро, близнецов и Леони – «ты всех убил», – прикусил язык, сделал короткий судорожный вздох. Он отодвинулся на пару шагов и теперь наблюдал, как невозмутимый краб-уборщик пожирает обед с пола. Запахи пищи сменялись химическими, словно эта палата возвращалась к какой-то исходной точке. Нейт подумал о равнобедренном треугольнике или пирамиде с равными гранями: они неотличимы друг от друга, ты никогда не поймёшь, что пришёл в другую грань, а если попытаешься посчитать, то запутаешься в бесконечном цикле.
Несколько минут Дрейк молчал. Пауза тянулась и тянулась, стала настолько невыносимой, что Нейт сел рядом и взял его за руку – даже если опять схватит и сожмёт до ещё одного медленно наливающегося лиловым синяка, пускай. Нейт не боялся синяков и Дрейка тоже не собирался пугаться, вот ещё.
– Ты меня спас однажды, – напомнил он чёрным дырам и обветренным губам с сухой коркой, осунувшемуся лицу призрака. Больничная блуза открывала шею: напряжённые мускулы, словно Дрейк готовился к битве. На ключице тёмно-красная метка катетера, но шнур убрался сам, потому что Дрейку больше не требовалось лечение, потому что…
«Отпусти его».
Мёртвых не вылечишь, вот почему.
– На самом деле, несколько раз. Вот я тебе и вернул долг.
Нейт старался не думать о близнецах – кто-то из них лежит лицом вниз, другой – вверх, он не помнил, кто именно. Кровавые тряпки – субедар Аро, сначала красное на синем, а потом наоборот.
«Ты всех убил».
«Отстань, Леони. Тебя даже тут нет», – Нейт поозирался для верности, краем сознания отмечая неестественную тишину; никаких звуков, кроме жужжания «краба» и его собственного тяжёлого дыхания. Он попытался прислушаться. Дрейк тоже не дышал.
– У меня в голове дыра, – повторил Дрейк. – И черви внутри.
Он вытянул перед собой руку.
– Трупные пятна, видишь? Пальцы уже раздулись, скоро лопнут.
Нейт положил свою ладонь поверх крупной пятерни. Кожа была тёплая.
– Дрейк, ты живой.
– Нет.
Он встал рывком – выпрямился во весь рост и покачнулся, схватился на спинку кровати.
– Черви, личинки. Может, меня сожгли. Я мёртв, Нейт. Что бы ты ни сделал, ты не изменишь этого.
Нейт прикусил губу.
– Да пошёл ты, Дрейк. Для мертвеца ты как-то многовато треплешься. Наши в призраков верили, только, – он вытянул вперёд запястье с синяком, который уже обрисовал отпечатки пальцев, – призраки вряд ли на такое способны. Ты живой. Я понятия не имею, что я сделал, но даже если ты…
«Умер».
– …был там, с дыркой в башке, то этого уже нет. Теперь ты тут. Мы оба тут. Живые, мать твою.
Нейт осознал, что орёт во весь голос; порадовался – ну и пусть, перекричу тишину. Она громкая. Самый грохочущий и невыносимый звук на свете: работающий уборщик. Нейт пнул робота, откинул к соседней пустующей кровати, дрон ударился о пластиковые ножки и притих.
– Пойдём отсюда, Дрейк.
Тот стоял спиной. Белая с голубыми полосками сорочка превращала широкоплечего здоровяка в нелепую двухметровую игрушку. Нейт опять некстати подумал о своих находках, о городе из ржавчины и прошлого, который держал его так долго и почти заставил остаться навсегда. Там были картинки, кукла… и часы.
«Кто сказал, будто я выбрался оттуда?»
– Дрейк!
– Ты прав, Нейт. Не стоит здесь оставаться. Принеси мою одежду, – Дрейк кивнул вправо, и Нейт понял, что на пустующей кровати лежит сине-чёрная рапторская униформа. Он мог поклясться: одежда появилась из ниоткуда по законам сновидений и причудливой логики галлюцинаций, но запястье болело, щипать себя не требовалось.
«Потом разберёмся», – для верности Нейт всё-таки щелкнул себя по синяку и поморщился.
– Вот и отлично.
Когда он отдавал Дрейку одежду, то осознал: сам он тоже в форменных шмотках раптора, зато с флягой, найденной на месте телепорта неподалёку от Змейкиного Лога, а рядом с флягой на поясе болтается безглазая кукла.
Самодельный болт вошёл с чавкающим звуком. Шон слышал такой тысячу раз – когда подбивал невысоко парящих зайцев, подкрадывался к диким варанам и пробивал им плоский череп, один раз отстреливался от бизона, правда, эту тварь болт только разозлил, удирать на байке пришлось вдвое быстрее.
Смутно знакомый тип с шипением выдохнул и стиснул правой рукой левое плечо.
Шон вытаращился: серьёзно? Он закрыл собой Сорена? За какие такие заслуги, не говоря уж о том…
– Математический расчёт. Примерно догадывался, куда и как ты будешь стрелять, – похоже, тип заметил недоумение на лице Шона. Он рванул болт, тёмная одежда стала блестящей и мокрой от крови. Рука повисла плетью.
– Ничего себе, – Сорен подошёл ближе. Он держал один из небольших излучателей, «городское» оружие, которое редко использовалось по назначению. Оно не убивало, но могло ослепить, оглушить и дезориентировать. Вырубить минут на десять. – Вы и впрямь настоящий раптор, Э…
– Меня зовут Эвери Миэ, – внезапно перебил «тип». Из-под пальцев капала кровь. Шон выбрался из убежища – уставший, глупый, никчёмный. Даже эта жирная хромая тыловая крыса его опередила и не позволила отомстить Рацу, а тот теперь целился из излучателя. Шон полагал, что для него, ослабевшего и измученного, выстрел вполне мог стать летальным.
«Я проиграл».
Он подумал об Айке. Может, это она напоследок пригласила сюда Раца и кого-то из руководства; надеялась, что Шон внимет гласу если не разума, то прямого командования.
«Я дезертир и военный преступник. И вообще – Монстр!»
– Ты – Шон Роули? – продолжал Эвери Миэ. Своего звания он так и не указал, гражданская одежда заставила предположить: в отставке.
«Доброволец? Рац мог поискать рапторов поближе, чем каждый раз направлять запросы в Ирай и собирать по базам».
– Я Монстр, – сказал Шон. В арбалете остался ещё один штырь, вырезанный из длинного гвоздя или втулки, заострённый, зазубренный. Штырь смотрел прямо на Сорена, второй раз Миэ его собой не прикроет: действительно рассчитал заранее, вот и сыграл на опережение, превратив недостаток скорости в преимущество инерции. Он и сейчас едва держался на ногах, костыль-антиграв мигал красными диодами перегрузки.
– Значит, мы тебя искали, – кивнул Миэ. – Слушай, может, уберёшь арбалет? Сорен, тебя это тоже касается.
– Оружие сюда, – потребовал Сорен.
– С хрена ли?
Шон собирался выстрелить вообще-то. Дорого продать свою жизнь.
– Ты меня пытал. Ты делал из рапторов отвратительное месиво. Ты из меня тоже какую-то херню сделал, – он вытянул перед собой ладонь – между пальцев, едва заметные в ярком полуденном свете, мелькнули прорези зелени. – А потом натравил трёхрукую тварь.
– А ты убил лаборантов, охранников и одного, кажется, координатора дронов-уборщиков. Понятия не имею, в чём он-то провинился, но ты убил и его. На пару с этой чокнутой девицей, – огрызнулся Сорен.
Шон промолчал, буравя исподлобья мрачным взглядом потрясающе неуместного на пепелище Раца в его светло-синей униформе и его спутника, который по-прежнему тяжело опирался на костыль, а между пальцев текла кровь.
– Замолчите оба, – сказал тот и добавил какое-то почти жалобное: – Пожалуйста. Роули, ты ищешь эту свою Айку Мелтон? Её забрала девочка по имени Хезер – источник «света», похожего на сияние аладов.
Шону на ум пришло длинное и многосоставное ругательство, но он просто кивнул.
– Да, я знаю. Не спрашивай, откуда. В общем, мы примерно туда и направляемся, но без тебя не попадём в то место, где она сейчас. У тебя есть вот это, – Миэ показал собственную руку, потрогал просвечивающую красным кожу между пальцев.
– А вы мне зачем? – Шон сделал шаг назад. Не сдавайся, сказал себе. Они тебя не купят, да ещё так дешево.
– Потому что мы знаем, как действовать, чтобы она осталась жива, Шон Роули. Ты понял правильно, это сделка.
Миэ широко улыбнулся. Шон смотрел не столько на него, сколько на Сорена: тот как будто изменился, осунулся, а ещё лицо от скул и ниже поменяло цвет, не совпадало с остальной кожей, даже губы двигались как будто не совсем верно.
«Что за херня».
– Сделка? И что, вы меня потом с Айкой отпустите, если я вас приведу куда-то…
– В Лакос, – перебил Сорен. – Да. Именно туда нам и нужно, правда, Эн… Эвери?
– Мёртвый город, куда ведут все дороги, – проговорил Шон, но он убрал арбалет, а Сорен под пристальным взглядом своего приятеля повторил жест с этой городской пугалкой. – Так что, отпустите?
– Даю слово, – сказал Миэ. Сорен хмыкнул, прежде чем кивнуть:
– Я тоже. Считай это временным перемирием, ладно?
Шон выбрался из своего укрытия. Его пошатывало от голода и усталости, и когда он подошёл ближе, Сорен выразительно поморщился – мимика верхней части лица не совпадала с нижней, прежде Шон не замечал подобного.
– Я тебе сухое мыло выдам, ладно? Вон там ручей.
– И еду, – Шон оскалил зубы. Десны кровоточили.
– И еду, – согласился Сорен.
Арбалет остался у него.
Сам он отправился к своему приятелю; оглянувшись, Шон заметил что-то похожее на опухоль на руке Миэ – там, где вонзился самодельный болт, который едва тянул на дротик, на самом-то деле. Сорен накладывал повязку с такой тщательностью, словно речь шла не о мелкой ране, а о спасении жизни.
«Городские слабаки», – Шон ушёл в камышовые кусты – светло-бурые с проблесками ряски, чтобы раздеться догола и наконец-то вымыться, а потом вскрыть концентраты, которые нагревались самостоятельно, и в пару глотков уничтожить сладко-солёную, усыпанную специями, приготовленную по особому рецепту, и так далее, и тому подобное, пищу полисов. Шон никогда не думал, что будет по ней скучать. Переодеться ему было не во что, так что пришлось наскоро оттереть хотя бы верхний слой грязи, вдохнуть божественный аромат ромашкового сухого мыла, а потом снова стать грязным и вонючим рейдером. Лишь немного менее грязным и вонючим, чем прежде, но его устраивало: эти двое вполне заслужили подобного соседа.
Шон оглянулся в сторону пепелища, думая о погибших людях, о тех, кто доверял ему. Он больше ничем не мог помочь – зато стоило попытаться поймать девчонку, и… он не знал, что дальше. Мелкий говнюк Сорен Рац выиграл: у него теперь арбалет, а Шон безоружен.
Он вернулся повеселевшим и готовым в бой.
– В этой штуке найдётся место для третьего? – он кивнул на неправильный раптор.
– Да, – сказал Миэ.
– Кстати, там встроенная охрана. Если попытаешься нас убить – сработает и превратит тебя в кучку пепла, – сообщил Сорен, прищуриваясь.
– Пошёл нахер, – ответил ему Шон.
– Прекратите оба, – вздохнул Миэ. Он потёр виски – каким-то измученным усталым жестом. – Нам ещё несколько суток терпеть общество друг друга.
Он прикоснулся к своей раненой руке. Повязка смотрелась странно набухшей.
– Давайте постараемся без лишней агрессии, хорошо? Так будет проще всем.
Сорен шутовски поклонился Шону, указывая на раптор:
– После вас.
Тот промолчал и забрался внутрь.
– Это Лакос?
Айка оглянулась и моргнула. «Тихое место» полыхало зелёными в желтизну кострами аладовой травы и приглашало вернуться. Может, она и найдёт путь обратно, хотя вообще-то в том сомневалась.
«Это как телепортация, вот что».
«Представь, что кто-то перевёл макрообъекты до микромира, сделал обычный протон целой вселенной, а потом провёл через чёрную дыру. Ладно, не через чёрную дыру – нас бы разорвало, вроде для этого используют струны по фейнмановским интегралам».
«Представь, что телепортация – это не “закрыть глаза и открыть их в другом месте”, а нечто большее».
Она пользовалась телепортами в прошлом всего несколько раз. Большинство жителей полисов вообще не задумывались, как работает технология – не больше, чем об искусственном интеллекте, нейросетях, которые давно опередили человеческий разум и управляли городами. Это было нормой: теория квантовых разрывов и квантового поля для Айки оставалась немного похожей на бормотание авгуров с их пророчествами, чёрной магией, заговорами, но физики и конструкторы тех же телепортов понимали это всё гораздо лучше. Она была Техником, а не Квантовым Теоретиком, а уж в фундаментальной науке вообще ничего не соображала, занималась только прикладной. В конце концов, она ещё училась, совмещая учёбу с работой на Раца.
Сейчас она думала о чёрной дыре и прохождении сквозь неё.
Рысь шагала впереди, держа за руку невозмутимую Хезер. Девочка «погасла» и с любопытством озиралась по сторонам. Айка обернулась ещё раз, понимая: лучше не возвращаться, ещё не хватало заблудиться в «тихом месте» и остаться там навсегда. А может быть, «чёрная дыра», открытая Хезер, без ребенка-сверхчеловека разорвёт её на куски.
– Это Лакос? – повторила она вопрос.
Город напоминал Интакт и Санави, наверное, ближайшее архитектурное родство отыскалось бы с Аквэем – общая «водная» тематика. Полис на дне озера встречал плавно-текучими архитектурными формами; впрочем, эргономикой здесь не жертвовали, и здания напоминали тянущиеся к солнцу водоросли. Камыш, поняла Айка. Ну конечно, они же занимались выращиванием и добычей древокамыша, единственной надёжной промышленной древесины. Дома в виде толстенных стеблей с декоративными стрелами листьев и круглым навершием пентхаусов, изображавших жесткий пух, отличались от настоящего древокамыша ещё и многообразием оттенков. Как и в других полисах, здесь любили яркие цвета, много неона, разноцветных переливов – от рекламы баров до анонса какого-то стереофильма в ганцфельд-клубах. «Вы познаете друг друга и замысел автора», – там было ещё и имя, Айка не успела прочитать, поскольку Хезер и Рысь шли вперёд быстрым шагом.
– Что-то не так, – сказала Айка спустя некоторое время.
Она заметила сразу, но не решалась заявить вслух. Девочка, которая сожгла целый лагерь Синих Варанов и считала её убийцей своего отца, вряд ли была лучшим другом.
Рысь быстро оглянулась и зашагала быстрее, волоча за собой Хезер.
– Нет, серьёзно. Здесь же никого нет, кроме нас, – Айка выпалила это на одном выдохе и схватилась за свою отвёртку до новой боли в перетянутой наспех руке.
«Да к чёрту».
– Мёртвый пустой город. То есть, может, это и Лакос, но если ты планировала вернуться домой, получилось как-то не так.
Лакос не просто опустел. Он разрушен; алады сожгли купол, людей, оставили воронку до слоёв земной мантии, само озеро потеряло полсотни метров – просто вытекло в эту дыру, как разбитое яйцо. Камыш там до сих пор рос, его понемногу собирали роботами, но прежнюю индустрию восстановить никто и не мечтал.
«У Хезер что-то получилось, но “что-то” не совсем…»
– Мы можем вернуться? – предложила Айка, у неё дрожал голос, а сердце пропустило удар или два.
– Нет.
Рысь сжала кулаки и ссутулилась, действительно напоминая готового кинуться зверька. Хезер совсем по-детски сунула большой палец в рот – вероятно, этим жестом она успокаивала себя в младенчестве, потом отец отучил её, но отец мёртв, а она здесь, вне времени и вне пространства. «И она просто девочка, даже если может пинком открывать телепорты не только в пространстве, но и во времени… или в какие-то парадоксальные реальности».
– Лакос мёртв, разве вы не видите? – Айка обвела рукой дома-камыши, улицы с перемигивающимися огнями – многие из них зависли между домов паутиной воздушных дорог без единого авто или глайдера-верхолёта.
Реклама и объявления бежали, зацикленные в каком-то невыраженном «когда» или «если». Айка сняла повязку и, морщась, сжала ладонь в кулак, заставляя открыться едва тронутую свежезатянувшейся плёнкой рану. Кровь побежала по руке, но сорвавшись, капля зависла в воздухе, словно кто-то остановил просмотр стереовизора или ганцфельд-видео, рассчитанного на компанию с функционалом «эмпатической связи» за счёт сходной стимуляции синапсов и нейронов.
Айка ткнула каплю пальцем. Она побежала по указательному и снова повисла, когда потеряла с ним контакт.