bannerbannerbanner
Название книги:

Оглянувшись назад вдаль. На переломе

Автор:
Зоя Живанова
полная версияОглянувшись назад вдаль. На переломе

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

– Какой веселый и хороший народ, —думала Марфа, любуясь парой. Она мечтала  и молилась за сына и вот такая жена, природь вон всем на зависть.

Отец жениха узнал и Павла, и Арину, это их много лет в пургу подвозил, вот и девочка та выросла, теперь жена его сына. Василий молча курил на пороге: «Люди пришлые, дело темное и спросить нельзя». На порог вышел Павел, закурил. Народ стоял во дворе, пришли и с соседнего Хотеньшино.

– Ты не волнуйся, сват, дочь любимую в вашу семью отдаю, не обижайте. Вашему Ваське повезло, да и вам, – Павел затянулся папиросой, – надо народ угостить, пусть женщины вынесут банку самогона и закуски.

«Замашки не забыл барские», – подумал Василий, но улыбнулся и кивнул.

Елена была счастлива, она переехала в небольшой дом на Чернево. Муж веселый, вроде покладистый, да и домик отдельный подарен от родителей мужа нравился Елене. Свекровь все улыбается, довольна. Елена наконец-то освободилась от властной матери, это она строполила отца. Арина властная, даже Павел не перечил ей. Дети воспитывались в строгости. Теперь Елена молодая  хозяйка, муж ее любит и ценит и они теперь вдвоем с ним в этом уютном  домике. А деревня тоже  красивая,  зеленая, дорога уходила вниз на небольшой луг к речке Снежеть. Свекор со свекровью жили рядом в соседней большой хате. Марфа сразу полюбила невестку, она старалась помогать молодым, она видела, что ее сын любит Елену. Свекор был строг, но не вмешивался в  жизнь молодых. Невестка видная, хваткая и это ему нравилось.

В Закатовскую природь влились два сильных рода: Губины с деревни Голубино и Солдатенковы. Марфа Губина была не только красавица, но и очень хорошая хозяйка, рукодельница, от зари до зари управлялась по хозяйству, осенью начинала прясть, ткать, вышивать, шить  и все у нее получалось, и все она делала с удовольствием. У кого в хате было «шаром покати», а в хате у Марфы в Красном Углу и на портретах  самотканные рушники в красивых вышивках красно-черным крестиком и с тонким красивым кружевом, полы застелены новыми половиками, постель в кружевных подзорниках и накидках. Белье у мужчин и женщин тоже из тонкого полотна, его она отбеливала в лугах на росе. Вот теперь и Елена, сильный характер, энергичный и красавица, чувствовалась порода. Марфа сразу заметила, что повезло с Еленой. Две эти женщины сделали семью сильной и зазвучала фамилия – Закатовы. Хотя другие семьи Закатовых ничем себя не проявили, так «голь перекатная».

Елена заметила, что не все деревенские рады ей. Дунюшка  казачихина тяжело переживала женитьбу Василия, она давно любила его. Радовалась, когда на танцах он ее приглашал, потом вместе шли с клуба, говорили, Василий что танцевать, что поговорить шутя ни о чем  любил, получалось у него все это легко. Он, поравнявшись с ее хатой, хлопал ей по плечу: «пока»,– и  шел домой. Дунюшка надеялась, Василий знал о ее любви, и это его тяготило, он нравился и другим девушкам, а полюбил Елену. Он вспомнил ту хорошенькую девочку, уставшую и продрогшую  с ее семьей, это их они тогда зимой подвозили с Карачева.

– Пришлые,– это сказал  отец тогда им вслед, когда они пошли дальше по дороге занесенной поземкой.

– Еще тринадцать километров  добираться  до Кондрево, горе да и только, издалека, не наши. Мальчик вспоминал ту хорошенькую девочку, он мечтал о ней, хотя отец тогда кивнул: «барынька, рот не разевай».

***

         Лето знойное 1926 года, хотя уже август, работа кипела в полях и лугах.

– Зима спросит где лето было,– любила повторять Марфа.

– У тебя зима спросит  и где осень была? Неугомонная, – смеялся  свекор Василий. Большая скирда сена уже стояла за хатой, большую копну сена Василий закинул  на  потолок про запас. Положил туда же несколько снопов соломы для антоновки, тогда к аромату сена добавится аромат антоновки.

– Какой аромат, дышал бы и дышал. Елена скоро вот-вот родит. Опять на огороде, картошку взялась окучивать, вот неугомонная,– всплеснула руками Марфа.

Василий рядом во дворе отбивал косу:

– Елена велела обкосить траву вокруг соток.

Марфа растерянно взглянула на сына:

– Зачем она лезет с работой? Ей вот-вот…

Сын пожал плечами.

–Эх-эх, – Марфа махнула рукой,—Лена, я  на речку полоскать белье, идём поможешь.

Елена сняла сапоги, приятна была босым ногам, теплая дорога и трава-мурава. Две женщины – свекровь и невестка пошли к речке Снежке, проходя  мимо соседского крайнего дома, Марфа наклонила голову и прошептала: «Ведьма безносая у окна».

Бабку Ульяну боялись все деревенские, люди знали её страшную историю. Марфа опять рассказала Елене как умирающий свекор-ведьмак  подозвал  молодую невестку Ульяну, что– то шептал, поманил наклониться и укусил за нос, так он передал ее свою колдовскую силу. Однажды даргинские ночью возвращались с танцев и на краю деревне из кустов  вдруг выскочила  белая лошадь. Она стала кидаться на людей, вставала на дыбы. «Ведьма»,– закричали девушки. Парни не растерялись, выломали с изгороди колья и стали бить лошадь, били наотмашь, лошадь упала и они побежали в ужасе  к речке по дорожке, к мостику без оглядки. Потом пошел слух, что Ульяна вся синяя на печке лежит охает.

– Свят,свят,свят, – Елена ускорила шаг, перепрыгивая  маленький  ручеек, здесь  деревенские  дети  брали  голубой  глей и лепили камешки, сушили на солнце, потом играли  в них. Аромат разноцветия и сочной травы прогнал все плохие мысли.

– Как хорошо! – засмеялась Марфа. Слева от дорожки на лугу ходило большое деревенское стадо. Женщины пошли вдоль дорожки вправо вдоль реки, ивы наклонились ,окунув в бегущую воду ветви. Река здесь узкая и быстрая. А вот и доска у воды, на ней и стирают деревенские женщины белье.

– Лена, присядь на травку, – Марфа,окунула в воду постилку и бросив на доску стала бить по ней с размаху пральником. Эхо летело через речку, через даргинский луг.

– Нет, мама, я буду расстилать белье на траве, – Елена забрала у Марфы отжатую постилку и расстелила ее на теплой траве с цветущим клевером.

– Жарко, быстро все высохнет. Вот и все мы с тобой управились, —Марфа приобняла невестку, а Елена вдруг заплакала: острая боль внизу живота пронзила и испугала. Марфа кликнула пастуха:

– Беги на конюшню, беги, пусть Василий медичку везет, Елена рожает.

Елена  не кричала, лицо от боли покраснело, акушерка говорила  и говорила, но это было где-то далеко, просто голос. Казалось боль невыносимая бесконечна.

– Мальчик, – но сил не было, и Елена ещё  не  понимала, что ее страдания позади.

Елена проснулась, ее разбудил плач ребенка.

– Лена, сынок есть хочет, пробуй кормить, – Марфа говорила тихо и ласково, он прижимала к груди малыша. Марфа его уже скупала и спеленала.

– Как назовем? Василием?

– Михаилом, – ответила Елена. Марфа промолчала, но поняла: у Арины  младший сын Михаил, ему ещё один год.

– Вот и хорошо, пусть будет Миша, – перечить Елене она не могла. Марфа вышла в сени, отец с сыном курили:

– Михаил,– сообщила она им.

– Вот и хорошо, вот и ладно, пусть Михаил.

– Вот и хорошо, пусть будет Миша,– перечить Елене она не могла.

С рассветом Василий младший  запряг Ласточку, Василий старший отвязал от двери  пуньки старую овчарку Руту, она поспешила в свою будку. Василий накинул цепь на скобу. Марфа  пододвинула миску с похлебкой. Рута взглянула на хозяйку и потянулась к миске. Она хлебала громко не отрываясь.

– Сторож проголодался,– засмеялся  младший Василий.

– Ладно, берись,– кивнул старший  на флягу.

Мужчины погрузили фляги, Марфа положила на подводу мешок  с «причендалами» – нарукавники, фартуки, весы гиревые, банки. Ласточка сразу пошла рысью, до карачевского базара километров семь, а  для Ласточки это прогулка.

На  базаре уже возле их прилавка ждали местные купчихи, они их постоянные покупатели. С шутками – прибаутками торговля шла быстро. Купчихи в шелковых платьях, в шляпках, яркая помада, в туфельках на каблучках, жеманно складывали ручки в кружевных перчатках, брали серебряную ложечку с медом, пробовали, причмокивали и кивали  кудрявыми  головками, улыбаясь продавцам. Банку с медом подхватывали их спутники, они отходили, продолжая утренний променад вдоль торговых рядов, оставляя шлейф аромата духов и пудры.

Ласточка резво неслась по большаку, повернула на Коммуну. Марфа сошла с порога навстречу и по лицам поняла, что торговля удачная. Василий протянул тяжелый мешок с гостинцами:

– Все прошло удачно.

– А Миша поел и спит, давайте мыть руки и к столу, пора обедать для Лены и нам, – торопливо говорила Марфа.

– Там гостинцы для Лены, как она? – спросил Василий младший подставляя руки матери. Она лила ему воду и говорила сыну о новостях, о малыше. Радость пришла в дом.

На Рождество приехал Костя, привез много подарков, Арина распорядилась в доме устроить танцы. Тося с Мишей и двухлетней Лидочкой наблюдали с печи за молодежью, которая кружилась в вальсе, но скоро народу набилось много.

– Как бы гармониста не затоптали, – хихикала Арина, наливая Павлу чай.

–Да-да народ любит повеселиться не корми ничем,– кивнул Павел, вдыхая аромат чая с блюдца.Он уже за много лет привык к потехам Арины. Теперь и ему были интересны эти неистовые танцы.

– Подошвы стерли..– Но Арина прервала,– завтра в гости к Ленке с утра запряжешь. Павел посмотрел на большой живот жены, но кивнул: «В гости,так в гости».

Елена смотрела на расписанное морозом окно, искрилось ,солнечные лучики через оттаявшие проталинки струились на герань, она опять украсилась красными,розовыми  цветами. Малыш спал, Василий пошёл кормить скот, корова скоро отелится. После крещения поедут за поросятами на карачевский базар и салом торговать. Марфа готовила у печки завтрак, там у нее уже что-то кипело, шкварчало, она что-то напевала тихонько. Рождественские праздники, в деревнях народ гуляет. Елена смотрела на морозный узор и думала о жизни. Елена вздрогнула, у Марфы громко упал ящик с ложками и вилками, они со звоном разлетелись  по полу.

 

– К гостям, – засмеялась Елена, малыш заплакал, и она поспешила к колыбели.

– Доставай новый настольник, накрывай стол.

В клубах мороза зашел Василий младший. Повесил шапку и полушубок на гвоздь. Марфа зачерпнула:

– Руки  мыть, умываться и переоденься, праздник, сейчас отец придет.

– А ты что? Умываться всем, – она улыбнулась Елене.

За окном послышались голоса:

– Эх, яблочко, да  на тарелочке, – гармонь лихо подхватила. Марфа вышла  на улицу, Костя уже пел:

– Крутится, вертится  голубой…

Павел привязал лошадь, помог сойти с саней жене и детям.

– Вот  и гости, – Елена улыбнулась малышу. На столе был уже новый настольник с кружевом, полы застелены новыми половиками. Марфа сняла фартук и поспешила к зеркалу.

Раскрасневшиеся на морозе гости в клубах холода зашли в просторную хату убранную к Рождеству, в углу у окна невысокая, пушистая елка сверкала бусами, шарами и снежинками. Василий принимал полушубки, шапки. Арина приложила ладони к свежепобеленной  печи. Дети гурьбой поспешили к елке. Павел стоял у колыбели:

– Закатовский, Вася постарался, ничего нашего,– взглянул на Арину и осекся.

Елена помогала Марфе накрывать на стол, Павел достал из сумки бутылки ситра и вермута.

– Навались,– Костя высыпал из большого кулька на скамью в Красном углу конфеты и пряники, маленькие бублики с маком. Протянул Елене сверток – обновки. Подал Василию рубаху—косоворотку и папиросы «Казбек», Марфе подарил турецкую шаль.

– А где  старший?

В хату вошел старший Василий, направился к Павлу, мужчины пожали друг другу руки, пожал руку Кости, тот вручил ему портсигар с папиросами. Костя заиграл семь сорок, но увидев мать готовую заплакать и растерянный взгляд отца. (Эту песня на всех праздниках играли там в Юзовке).

– Задел за больное, – подумал Костя и громко запел всеми любимую: «Крутится, вертится шар голубой».

Праздник удался с хорошим угощением, потом пели и танцевали, пока решили хватит, пора и отдохнуть. Арина загнала детей на печь и сама полезла. Лена убирала вымытую посуду, Марфа подоила корову и понесла ей пойло. Мужчины курили на пороге и толковали о жизни.

– Коллективизацию затеяли, в колхозы будут сгонять, – старший Василий прикурил новую папиросу.

– Да,– помрачнел Павел, – слух ходит.

– Я уже и ульи пчел распродал, а то в колхоз отнимут, один вон за хату перетащил, – Василий зло сплюнул.

– Погонят, еще как погонят, – согласился Павел.

– Мы с Василием Ивановичем взялись бычков выращивать, выпас хороший, да и доход не плохой. Хорошее настроение испортили эти разговором.

Мужчины думали и строили планы, как жить дальше.

–Только обживаться начнешь, только наладишь, а они под корень,—Василий старший  разозлился и его визгливый крик испугал  Марфу:

– Что ты? Успокойся, соседи слушают.

–Да—да ,—кивнул Павел,– Чему быть, того не миновать.

– Мечтать не вредно – усмехнулась Арина, она вышла на шум.—Отец, домой собирайся, там Серафима наверное все глаза проглядела. Разговоры ее взволновали: «Это что опять с бездельниками делиться, все в одну упряжку?».

   Снег искрился, сани шли в разлет, молодой рысак шел рысью. Вдалеке дымились трубы деревень. Арина устала, Лидочка закашляла, капризничала. Тося с Васей спали под овчинным тулупом. Сима увидела в окно Павла, он нес на руках Лидочку,

– Температура, за что же эти напущения?

Арина с детьми шла следом. Костя распрягал лошадь.

– Завари чай с малиной, – прошептал Павел Серафиме.

Лидочка умерла, а у Арины начались преждевременные роды. Павел вернувшись с кладбища сидел за столом с Василием Ивановичем, они молча пили водку.

– Горе-горькое,– хрипло проговорил Павел и слезы застелили его глаза,– Как такое пережить?

Арина лежала за перегородкой, горе холодило лицо, тело болело, душа сжалась в комочек, силы покидали ее крепкое тело. Утром Косте надо было уезжать, он, молча, постоял рядом с отцом: «Поседел, совсем стал седой», —Костя вдруг увидел отца, которого сильного вдруг скрутило горе.

– Ехать надо, езжай, – кивнул отец  и отвернулся к окну, тяжело положив руки на  стол. – Береги себя. Вышла Арина и обняла сына.

Утром Павел пришел с магазина, тяжело сел на лавку не раздеваясь.

– Что еще?—взволнованно спросила Арина.

– Маришку с собой взял, тайком отправили,– прохрипел Павел.

***

Василий младший горевал по Ласточке, ее забрали в колхоз. Беднота с удовольствием записывалась в колхоз «Путь к Коммунизму», зажиточные семьи отдавали коров, лошадей, и плакали ненавидя власть отнявшую их стабильную жизнь, и бедноту.

– Тунеядцев будем кормить, никчёмных  выводить в люди – матерился старший Василий.

На собрании начальство назначила председателя колхоза. Василия младшего поставили старшим конюхом на Конный Двор и два бедняка в помощь. Пообещали на неделе привести лес для постройки нового Конного Двора. Старшего Василия поставили пасечником и сторожем и два бедняка в помощь. Елену выбрали в правление  звеньевой.

– Ну все, начальники тепереча, по отчеству будут величать, – сказал ехидно  громко Иванюхин Иван.

– Кого?  Тебя?  Голодранца? – взвился Василий старший, – Может научишься работать!

Василию хотелось подраться, но нельзя, он зло сплюнул и повернул  к логу, за ним поспешили сын и невестка. Младший погрозил Ивану ботогом.

– Завтра в теплушке в восемь утра разнарядка, не опаздывать, вдвоем с Аниской, – обернулась Елена и строго оглядела с ног до головы Ивана.

В логу трава поднялась до колена вся в цветах, Елена собрала букет из ромашек, колокольчиков и душистой кашки. Порхали бабочки и стрекозы, взвился Чибис и закричал.

– Не лазай там, гнездо потревожишь, – проворчал свекор. Напротив на горке рядами стояли уже теперь колхозные ульи.

– Большая пасека,– усмехнулся свекор, я свои вовремя сбыхал, хоть какие-то деньги, теперь буду колхоз медом кормить.

– Продавать будут, – уверенно заметила Елена.

Марфа увидела в окно мужа с сыном и Елену, – улыбаются, значит не все так плохо, облегченно вздохнула Марфа.

– Сейчас будем обедать,– она посадила на лавку двухлетнюю Шуру и трехлетнего Мишу. Взрослые зашли в хату, над тазом с ковшом теплой воды их уже поджидала Марфа, муж подставил под струю руки. На столе дымилась в большой миске похлебка, а рядом две маленькие мисочки. Запах наваристой похлебки, дети-малыши с ложками в ожидании, когда немного остынет похлебка рассмешили взрослых.

Василий старший взглянул на уже заметный живот невестки, на сына и сказал:

– Ну что, колхозники, будем работать, нам не привыкать.

Елена переоделась за шторами, новую блузку  с юбкой положила в сундук, повязала белую косынку не глядя в зеркало, молча села к столу слева от мужа. Василий свекор распахнул окно, аромат высохшего сена и спелого Белого налива ворвался в хату.

***

Василий присел на стул в коридоре, страх сковал, где-то вдалеке крик Елены и вдруг тишина .

– Папаша, поздравляю, дочь у Вас. Мать в порядке. Василий почувствовал, как  страх улетучился и все его тело и душа переполнились радостью. Медсестра протянула записку:

– Это можно в передачу, но завтра.

Ласточка с места взяла в галоп: дома  ждут известий, дочка, девки посыпались. Василий был рад, он готов был горы свернуть. Он с Конного двора бежал через лог, через поле конопли, по меже своего огорода. Во дворе стояла подвода, Василий узнал жеребца Павла.

– Что у них там? – подумал Василий.

– Крестины, сын Николай родился  у них, – успокоила сына Марфа.

– Кто  у Вас? Как Елена? – нетерпеливо Марфа  ждала  ответа.

– Еще одна внучка тебе, мама, дочку родила Елена, все хорошо. Василий  поспешил  в хату.

– Надо бы обмыть,– засмеялся Павел, пожимая руку Василию. А Марфа уже ставила на стол малосольные огурцы, молодую отварную картошку, сало, яичницу. Василий поставил бутылку вина с сургучной пробкой. Василий старший занес ведро яблок, гостинец Арине и детям. Марфа была счастлива, судьба послала Елену, она видела, что сын любит жену и детей, да и Павел сильный, надежный, грамотный, хорошая природь, а Елена в мать сильная, властная и красавица. Марфа помнила рассказ мужа о пришлых людях, которых подвозил в пургу, Василий вспомнил и узнал Павла, но спрашивать нельзя, да и так видно не простые люди. Прижились здесь, не растерялись, вот теперь  в колхозы загоняют, добро нажитое трудом отбирают, оставляют ни с чем.

– Сентября середина, а денек хорош, тепло…Да-да, загоняют в угол,– Павел говорил  не дожидаясь ответа, он смотрел поверх голов, мрачно смотрел вдаль и всплыло то время, когда пришлось уходить, спасаться с семьей от войны.

Там вдалеке его канатная фабрика, большой дом, успешная жизнь. Павел молчал, как тогда. Василию казалось, что он считывал мрачные мысли, он чувствовал, что нужно перевести разговор на другое.

Осень с погожими солнечными днями, с полями, засеянными уже озимыми, еще зелеными лугами, но утренняя прохлада говорила, что лето прошло. Ласточка шла радостной рысью, она теперь жила в колхозной новой конюшни и радовалась каждой встречи  со своим хозяином. Сегодня рано утром Василий запряг ее, накидал в повозку охапки душистого сена и вот теперь они, свернув с города на Вшивский поворот, спешат домой. Василий поглядывает на Елену, которая держит завернутую в красное ватное одеяльце дочку. Жена улыбается, девочка спит, красота кругом, стая птиц готовится к большому полету на юг.

– Что там у Вас нового? – интересуется Елена.

– А что нового? – смеется Василий, – спроси у Ласточки. Елена хотела рассердиться, но Василий добавил:

– Забрали нашу Ласточку в колхоз, у всех лошадей забрали. Сегодня поведу табун в ночное, дали двух помощников, втроем хлопочем на конном дворе. Отец на пасеке, тоже двоих дали, работы много. Было собрание, приезжали с города, школу и магазин на большаке строить будем, на днях лес завезут. Учительницу с города прислали, на квартиру к людям поселили. В хате там и уроки ведет с детьми, хата битком.

С Горы-грязь после  деревни  Нового Света Ласточка пошла шагом, а с моста через Старую речку пошла опять рысью. Слева  на лугу ходили большие стада деревенских гусей:

– Вон Аниска сегодня стережет, – кивнул Василий, – В конце месяца наша очередь.

Марфа поспешила во двор, увидев Василия, привязывающего Ласточку, она осторожно взяла из рук Елены внучку. Василий подхватил Елену на руки и осторожно поставил на порог. Огородами  уже с лога спешил отец.

– Вот вам и сестричка, – засмеялась  Марфа, плачущим четырехлетнему  Мише и трехлетней Шурочке. Девочка сморщилась и громко заплакала, испугав Мишу и Шуру.

– Проголодалась,– засмеялась  Марфа, взглянув на невестку.

Елена улыбалась, улыбался и подошедший свекор, улыбались и дети, а Василий был готов пуститься в пляс, громко кричала лишь маленькая девочка.

– Разве можно пропасть, если у нее такая большая, сильная семья, —думала  Елена прикладывая к груди ребенка.—Два сильных мужчины, да и свекровь чего стоит!

– Колхоз задумали. С бездельниками, голодранцами на одну линейку ставят. Ласточку отняли,– Елене хотелось заплакать, но было не удобно перед детьми.

– Тебя звеньевой выбрали и в правление, – сообщил Василий, приобняв жену.– Вывернемся, не горюй, вот дочка чуть-чуть подрастет и весной на работу, тебя ценят.

И тут Елена заплакала, слезы катились, как горошины и она ничего не могла уже сделать, память ворошила прошлое, всплыл южный город, гимназия, фабрика, рабочие с уважением кланялись маме и ей гимназистке, подружки,гулянье в парке и страх, бросили все , чтобы выжить среди хаоса гражданской войны, теперь только наладили жизнь, почему так?

– Хватит голосить, – Елена услышала строгий голос свёкора,– нечего заранее. Мать, накрывай  на  стол.

Елена вышла в сени и теплый аромат сеновала с антоновкой обрадовал и успокоил, она ступила босыми ногами на теплый порог, осень была еще в зеленом убранстве, легкий ветерок играл листьями старой ракиты. По дороге мчался на велосипеде молодой парень, он остановился и приподнял соломенную  шляпу, приветствуя Елену:

– Можно поздравить? Дочка? Поздравляю.

– Михаил Петрович, – обратилась к нему Елена по отчеству, так как он второй год работает учителем в Вельяминово, – Фекле привет передай, я хочу, чтобы она крестной была. Учитель улыбнулся и помчался дальше.

– Осень, запах уже осени, до чего же хорошо пахнет антоновкой и сеновалом.

– Елена, к столу,—кликнула Марфа через дверь,—да босиком нельзя тебе ходить.

На крестины приехали Солдатенковы всем семейством. Гуляли весело, Елена рада была подросшим братьям Василию и Михаилу, они были ровесники Миши и Шурочке. Василий в сельсовете записал дочку Капиталиной, чем сделал в семье большой переполох, Ласточку не дали ,на ней навоз возили на поля, пока шел пешком три километра, одним словом надо было записать Клавдия, так хотела Елена. На шум в хате вовремя пришел Василий старший,

 

– Капа тоже хорошо,– и строго взглянул на сына.

Елена узнала от родителей новость, что Маришка вернулась не солно хлебавши одна.

– Лахудра не ко двору пришлась! – хохотал Павел.

– На глаза не попадается, прячется, стыдно, – добавила  смеясь Арина.

Елена увидела испуганное, заплаканное лицо Марфы, она выглянула через дверь и сразу скрылась в хате. Елена почувствовала, как похолодела голова и поднялись под шалью волосы, ужас исказил лицо.

– Шурочка, – прохрипела  Марфа.

– Медичку вези, – закричала Елена, она видела, как споткнулся и упал с порога муж, как стегнул наотмашь кнутом Ласточку, та от неожиданности  встала  на дыбы и пошла в галоп.

Шурочка испуганно взглянула на мать, ей не хватало воздуха, она рукой показала на горло. Елена отдернула от горячего лба дочери руку, намочила свою косынку в холодной воде и положила дочери на лоб. Марфа стояла на коленях перед иконами, она молилась. Елена взяла на руки обмякшее горячее тело дочери  и почувствовала, как ее другой ребенок повернулся в животе.

Елена сидела за столом, положив  бессильно перед собой руки, тело болело от невыносимого горя. Марфа стояла перед иконами. Арина с Павлом приехали, узнав о смерти Шуры. Арина, молча, смотрела в окно, вспомнив своих четверых умерших детей, уже  подросших, любимых малышей.

– За что? В чём провинились? Чей грех?

Беда отодвинула  и стерла все другие неполадки жизни. Миша с Капой залезли на печь и из-за шторки смотрели на горевавших взрослых.

– Шурочку в одном платье закопали, а вон снег пошел, – кивнул Миша на окно. И Капа заголосила громко и отчаянно, она очень любила Шуру, девочка поняла  все непоправимое, все горе.

    Во дворе заскрипел снег.

– Братец пожаловали, – засмеялся Павел, отложив шило с сучеными нитками в сторону, – Потом подошью и другой валеночек, – кивнул он Николке. Василий Иванович вошел в хату в клубах холода в овчинном полушубке, торопливо плотно прикрыв дверь. Он улыбался:

– Ольга родила? – догадалась Арина.

–Да, дочку,—Василий Иванович протянул Арине сверток,– Пожарь сало с яйцами, надо обмыть и поставил на стол бутылку портвейна.

Павел задернул плотно шторой окно: «Собака не видит, она не гавкает».

– Что там нового? Алексей приезжал? – Павел завел разговор, он знал, что Василий Иванович гордится старшим сыном, – Он руководит на заводе, кем и где? – Василий Иванович прикладывал палец к губам.

–Кирова убили. Шерстить начали. Аресты пошли.

– Все делят, что-то не поделили, – проворчал Павел.

– Власть,– вмешалась Арина.

– Спешно идет вооружение, война будет, – сказал Василий Иванович наливая в граненые стопки вино.

– Ну, за новорожденную, – Павел сменил неприятную тему, у нас здесь тихо, пятилетку досрочно и повышенные обязательства.

– А что Вы, еще надумали? – засмеялся Василий Иванович.

Арина потупила взгляд.

– Не, поставили точку, – засмеялся  Павел,– этих бы поднять.

– Не прибедняйся, ты  мужик надежный…,– Василий Иванович осекся на полуслове, он знал, что Павла коробит от статуса мужик, он знал, что Павел был барином, да и какой  мужик, если «закваска» другая, вон и деревенские перед ним спешат шапку снять, хотя живет без излишеств, да и не отказывает в просьбах, всегда поддержит и посоветует в сложной ситуации.

– Наливай, – примирительно улыбнулся Павел.

Елена уходила рано в теплушку,там собирались колхозники,она была в правлении колхоза. Быстро  проводилась разнарядка,все получали задание на день. Елена проводила перекличку своего звена.

– Надо готовить парники под рассаду капусты, помидоров.

Елена распорядилась привести несколько возов конского навоза на Ерочкину горку и застеклить прошлогодние рамы.

– Пора прогревать парники, уложим навоз,торф,накроем рамами, пока установились теплые дни.

–Что с семенами? – обратилась она к агроному.

– Всхожесть капусты хорошая и ранней и поздней, помидоры тоже наклюнулись,– сказал Тимофей Иванович, – Озимые хорошо перезимовали.

Председатель колхоза встал, показывая, что собрание закончено:

– За  работу товарищи, сейчас каждый день год кормит,– повторил он свою любимую фразу. – Я на ферму, что там надо посмотреть, отел начался,– он  поспешил к подводе, которую к теплушке подогнал Василий. Ласточка  с галопа пошла  рысью, с большака свернула в прогон между уже зеленеющими полями.

– Гречиха хороша, – кивнул председатель, да и рожь вон как пошла.

–Хороший хозяин в доме и семья радуется,– засмеялся Василий.

      А колхоз «Путь к коммунизму» был уже передовым в Карачевском районе. Утро начиналось с разнарядки. Каждому звену давалось задание на день.

– Люди работали узахват, – вспоминала Елена.

Весело работали, колхоз богател и люди больше стали зарабатывать на трудодни. Человек стадное животное, хорошо, когда все вместе. Дети учились кто хорошо, кто нехотя, но по дому все хорошо помогали. Миша уже семиклассник наравне с отцом косил и заготавливал сено, заготавливал на зиму торф, им семья топила печь. Капа уже десяти лет с удовольствием шла пешком в Карачев на базар  с Еленой торговать сметаной и творогом  лишь бы не идти в школу. Девочка безропотно тащила на себе тяжелую поклажу, ей нравилось торговать, а потом  с мамой выбирать для семьи обновки. Сколько тут товаров, сколько народу, дети нарядные с мамами, играют гармошки ,а вот и петушки на палочке. Капа глядит на маму, Елена покупает три штуки и завернув  петушки в бумагу, кладет  их в кашолку. Домой они шли тоже  не налегке по широкой красивой улице бывшей Большой дворянской, мимо больших дворянских, купеческих особняков, по булыжной мостовой мчались грузовики, пролетки, но Елена экономила, шли пешком. Свернув на Вшивку, здесь грунтовая дорога к обеду раскисла, приходилось обходить и перепрыгивать через лужи. На полях уже большие проталины, выглядывают зеленью озимые.

– Весна,– Елене шагает в хорошем настроении, сегодня она купила детям новые резиновые  сапоги, – Лужи будешь мерить, – кивнула  она, улыбаясь дочери. Девочка застеснялась и угнувшись прошептала: «Не буду». «Люди чужие вокруг, а она вон что говорит», – думала, краснея Капа. Жесткий характер матери часто ставил многих в тупик. Перечить ей было бесполезно.

– Железная, не пробиваемая,—думала Капа, молча поглядывая на мать.

–Закатовская природь,—поглядывала Елена на дочку, – Мишка весь в отца и на лошадях вон как «зикает», тихоня, а на девок уже заглядывается, если только Шура, волосы тяжелые, густые и характер уже,—Елена размышляла, мысли всплывали , сколько забот,она мечтала, строила планы и дорога казалась не долгой. Елена с Капой повернули с большака на Комунну.

– Свекор слег, надо проведать, зайдем к ним,– сказала Елена,– сегодня их собака выла всю ночь.

Они повернули у старой раскидистой ракиты во двор, Марфа вышла на порог, увидев невестку с внучкой из окна.

– Совсем плох,– она прикрыла лицо руками, плечи вздрагивали. Елена молча вошла в хату, Капа следом. Елена достала из сетки коляску ливерной , печеночной колбасы и связку баранок – гостинец. Свекор лежал на кровати у окна, бледное лицо осунулось, он приподнял руку и поманил Елену, взглядом указал на подоконник. Там лежал кисет с табаком.

– Курить будите? – спросила Елена. Свекор кивнул. Елена быстро сделала самокрутку, Василий жадно затянулся, тут же зашелся тяжелым кашлем, слезы побежали по лицу. Марфа стояла Капой за спиной Елены. Василий начал задыхаться. Елена решительно раздвинула шторки и распахнула одну створку окна.Теплый аромат ранней весны,веселое щебетание птиц ворвались в хату. Василий  молча смотрел в бездонную синеву неба, медленно перевел  угасающий взгляд на жену, внучку и Елену. Капу испугал голос бабушки, она громко заголосила, сцепив ладони у лица. Елена смотрела в окно, строгий взгляд перевела на Капу:

– На конный бегом, отца домой.

Аленушка поспешила навстречу голосившей девочке:

– Капа, Капочка…

Но та уже мчалась по огороду, не чуя ног и голосила. Алёнушка решительно вошла в хату: надо помогать.