000
ОтложитьЧитал
ДНЕВНОЙ ПРИЕМ
– Тук-тук, здравствуйте, зайти можно?
– Да, заходите, конечно. Чего такой кислый?
– Да знаете, как-то… Горло вот болит.
– Ну горло – то понятно, горло оно у всех порядочных людей болит хотя бы раз в году. Особенно если обувь течет. Кислый такой чего, спрашиваю?
– И голова болит.
– Позвольте, голубчик, а у кого она не болит сегодня, а? Мигрень – это признак высокого и чуткого ума, который хочет прикоснуться к тайнам бытия. Аристократизм в чистом виде, что ж тут плохого? Пусть себе болит на здоровье, это он вам льстит!
– Странный вы доктор. Грипп, говорю, схватил.
– Грипп! Боже, как я вам завидую, вы бы знали! Открываешь баночку малинового варенья и с чаем ее, с чаем вприкуску! И не боишься вонять, как потный лось в брачный период – воняй себе на здоровье, ведь у тебя что? Правильно! Боль-нич-ный! И никто тебе ни полсловечка кривого не скажет! Лежи себе, книжку читай, лопай варенье! Фильму смотри! Надоест – повернись на другой бочок да спи, сопи в две дырки! А не любишь малину – смородину ешь! А…
– Да где тут поспишь, доктор? У меня это… нерасполагающие, в общем-то, условия.
– Голубчик, нерасполагающее к сну условие – это понос. У вас вот есть понос?
– Нет, поноса нету. У меня соседи.
– У них понос?
– Нет, орут они, ругаются постоянно.
– На вас?
– Что – на меня? Я как-то после поноса мысль потерял.
– На вас, говорю, ругаются?
– Да нет, друг на друга.
– Ну, а вам тогда чего переживать? Вы молодец, и поноса у вас нет, и соседи на вас не ругаются – ну чудо, а не человек!
– Ох, доктор, вас послушать… А еще меня глаза подводят. Один почти не видит, другой почти не слышит. А еще дни бывают, каааак накатит – и все, пиши пропало, целый день жру, прямо рот не закрывается.
– Голубчик, вы слишком строги к себе! Не надо так говорить: мол, я целый день ем, я целый день сплю. Надо говорить: «сегодня у меня день утилитарных занятий. Сегодня я лучше всего ем или первосортно сплю». Поняли, да? Вот случай у меня в практике был. Один даже сидеть не мог. Но зато лежал – как бог! Я ему прямо так и говорил…
– А еще я курю.
– Вот я вас отлично понимаю, вредную привычку завести куда проще, чем полезную. Да и не преступление это вовсе, вы же просто так курите, а не потому, что задумали кого-то убить. И если вы перейдете на определенные марки табака, то и здоровью оно не вредит. Например, ни разу не слышал, чтобы курение трубки мира вызывало рак.
– И лысею.
– Ух ты, где? Покажите?
– Вот тут и тут. Видите?
– Какая благородная лысина! Пожалуй, самая красивая из тех, что я когда-либо видел! Вы натурально счастливчик! Можно, я ее потрогаю? Здорово! Это у вас в папу или в маму?
– Странные вы, доктор, вопросы задаете, но в папу.
– Как же вам повезло, что вы не девочка! Печальней девочки с папиным типом оволосения может быть только девочка с папиным типом облысения. Очень, между прочим, пикантно и современно выглядит: бородаватый мужчина с лысиной. Эффектно!
– А еще я мыться не люблю. Меня вода пугает.
– Вы бы знали, как я вас понимаю! Нашим миром правят гигиенические маньяки, ей-богу! А ведь наши предки считали привычку менять нижнее белье каждый день ниже своего достоинства, и очень даже неплохо жили! А потом моду стали задавать эти чистоплюи, и вот мы, нормальные мужики, стали жертвами их карательной гигиены…
– Вообще странно такое от врача слышать, если честно.
– А что по-вашему, врачи – не люди? Мы что, по-вашему, в носу не колупаемся, попу не чешем и сотканы из латинских терминов и белых халатов? Мы тоже очень даже не дураки и на – поваляться, и в сериал попялиться, и огурцов соленых хрумких банку в одно рыло смолотить, и сексом потрахаться. Вот как у вас, голубчик, с сексом обстоит? И не надо морщиться, я не из личного интереса! Я вот секс не люблю, например, но в оргиях участвую с интересом. Помню, была вот у меня страстная, но удивительно забывчивая пара пациентов: могли увлечься сменой постельного белья во время секса и сменить его везде в доме.
– Ох, доктор…
– Понимаете, голубчик, к чему я все это веду? Сопли соплями, но вам смертельно полезно, то есть жизненно необходимо радость в жизни иметь. Дам я вам сейчас больничный, а вы что? Даже вкуса не почувствуете! А ведь могли бы, могли бы! Вот будь я на вашем месте, я бы что? Да я бы выше лампочки прыгал! Пришел бы сейчас домой, утоптал брускетту с колбасеттой, то есть, бутерброд, наколотил бы себе чашку чая с малиной и на диван завалился с книжкой. Или даже с раскраской. А вы сидите, сопли носом втягиваете, глаза потухшие. Фу, смотреть противно, не то, что на больничный вас сажать.
– Доктор, да вы ж понимаете – семья. Куда тут радоваться, работать надо, чтобы ребенку жилось…
– Голубчик, да хватит уже создавать будущее для лентяев своими руками, давайте и сами поживем! Вот у меня мужик, то есть, случай в практике был. Отличный случай, то есть, мужик, ловкий, мог даже почти обеспечить семью. Правда, потом его поймали. Выписали штраф и клизму. А все почему? Психология! Читаете, бывает, слово, а оно уже знакомое вам – и вы до конца его не дочитываете, верно? То же самое с деньгами бывает. Видите знакомые деньги – и уже сразу их своими считаете. Психология в чистом виде, видите? Никакого ограбления, просто психология, ей можно все на свете оправдать. Это я к чему веду? Если вы обнаружили себя на дне, для начала хотя бы перестаньте копать и отложите лопату, голубчик! Даже в последний путь можно ехать на серебристом катафалке для особых случаев. А вы говорите – горло!
– Что-то, доктор, в толк я никак не возьму. Вы мне больничный даете или нет?
– А ну, смотреть мне в глаза! Не отворачиваться! Я. Дам. Вам. Самый. Длинный. Больничный. Который только можно при вирусе. Например, две недели. Две. Недели. Ни искорки. Ни чертика. Ни в одном глазу. Голубчик, да у вас жизнь напрочь дерьмовая, знаете?
– Доктор, я сейчас разрыдаюсь, ей-богу!
– Не поможет вам больничный. Тут нужны более интенсивные меры. Знаете, что? А давайте-ка мы будем вам все разрешать!
– Все разрешать?
– Да.
– Мне? Все-все?
– Да.
– Простите, но вы не доктор, а больной ублюдок. Пойду-ка я к другому врачу. Пусть выпишет леденцы для горла и на больничный посадит.
ВЕЧЕРОМ НА КУХНЕ
Мы сидели на кухне и пили чай.
– Не крала я вашей колбасы с тумбочки, – грустно оправдывалась собака Жулька.
– А кто? Домовой?
– Он самый.
– Брось, домовых не бывает. Как тебе не стыдно, псина?
Жулька улеглась на пол и зарыдала, прикрыв лапой глаза. Из-за тумбы раздалось тонкое, ехидное хихиканье. Маленькая чумазая голова показалась на минутку, блеснув хитрыми глазищами.
– Эй, выходи!
– Еще чего! Поди, собаку натравите!
– Натравим, вредитель! Как тебе не совестно? Помощник ведь какой нашелся: в доме грязь такая, что пауки в тапочках ходят, а он сидит за тумбой и в ус не дует! Ты ведь домовой, помогать должен!
Хихиканье стихло. Голова показалась вновь.
– У меня кризис самооценки. Не верю я в себя. И вы вот не верите.
– Как не верим? Вот мы тебя увидели – и уже верим!
– Да, а пять минут назад говорили, что домовых не бывает. Вот и помогай вам, людям: мусору в дом натащили – домовой, родненький, помогай; чистота в доме – не бывает домовых. А от вашей веры в меня и моя самооценка страдает, хожу, бедолашный, и сам не знаю – существую я или нет…
– Бытие определяется делами, – глубокомысленно изрекла Ирка. – Если ты, к примеру, в жизни ничего не делаешь, только ходишь да сомневаешься – то тебя нету. А если берешься за веник и ночью, пока хозяева спят, полы метешь, тарелки натираешь до блеска – тогда ты есть.
– А не слишком ли вы много берете за свою веру? – сердито блеснул глазами. – Сами-то часами в кухне просиживаете, чаи гоняете, а мне – так всю черную работу за один лишь факт существования выполнять? А кто, между прочим, фантики от конфет за спинку дивана засовывает и волосами слив в ванной засорил?
Ирка густо покраснела.
– А кто лапы после улицы не моет? Кто тапки хозяйские порвал и спрятал? Кто журналы пожевал?
Жулька заскулила и виновато отвернулась.
– А кто грязные носки под диван забрасывает, а? Кто тарелку после еды оставляет и не моет? Кто вчера всем рассказал, что убрал в доме, а сам скоренько пыль под коврик замел?
Этого я уже стерпеть не мог.
– Жулька, проучи негодника! А ну фас!
Жулька залилась радостным лаем и кинулась к тумбе:
– Ура, можно есть домового!
Маленькая чумазая голова спряталась и больше не показывалась. Только время от времени раздавалось раздосадованное ворчание.
– Подумать только, какой нахал, – возмущенно заговорила Ирка. – Я даже не знала, что домовые такие вредные!
– Неблагодарное создание, – согласился я, – другой бы «спасибо» сказал, а этот – давай нас носом тыкать в промахи. Главное – каков циник, а! Съел нашу колбасу и нас же во всех грехах обвинил! Хуже старух под подъездом, честное слово.
– Старух не люблю, невкусные, – поддержала беседу развеселившаяся Жулька, – колбасу люблю, вкусная, особенно та, которую вы сегодня на тумбочке забыли… Ой… Но мы ведь уже о колбасе не вспоминаем, правда?
О ЧЕМ ДУМАЕТ ЖЕНЩИНА?
В постели не заладилось.
– И чего ей еще надо, – до крайности расстроенный Сережа невнимательно изучал содержимое холодильника ближе к часу ночи. С особой досадой он вспоминал мечтательные глаза Наташки и мягкое, вкрадчивое «ой, да что-то не охота как-то». Общая атмосфера и игривый настрой супруги прямо противоречили ее словам. – О чем она вообще думает? – вызверился он вслух, доставая еще месяц назад початую бутылку.
– О чем думает – это можно узнать, – за столом материализовался собутыльник. Серый, чуть затертый костюм неплохо облегал чуть полноватую фигуру. Возле ног позднего гостя пристроился видавший виды кейс. На голове намечалась лысина, но взгляд гостя все еще сохранял юное веселье.
– А что это у вас с ногами? – поинтересовался Сережа, кивнув на задние конечности, которые неожиданный собутыльник стыдливо прятал в тени табуретки.
– А, заметили-таки, – небрежно бросил гость и с видимым наслаждением вытянул ноги вперед. Неаккуратно опиленные копыта слоились. – Целый день, понимаете, на ногах, – попытался оправдаться он. – Работы уйма. Бегаешь-мечешься, на педикюр времени не хватает. Наливать-то сегодня будете?
– Стаканы сзади в шкафу, – Сережа понюхал сосиску и достал соленый огурец из мутной, холодной банки. Сопя, нарезал на десертной тарелочке. Гость неторопливо протер пальцем стаканы. Разлили. Выпили. Сережа, незамедлительно хмелея, крякнул, закусил сосиской и подвинул тарелку к гостю.
– Не нуждаюсь, – закивал собутыльник. – А вот беленькой порой неплохо хватить стакашку-другую. Так что, говорите, желаете знать, о чем женщины думают?
– А можно? – удивился Сережа.
– Можно, – гость потянулся за кейсом и стал перебирать какие-то бумаги. – Заполните договорчик. Оплата по прейскуранту.
– Душу целую, что ли? – ехидно поинтересовался Сережа.
– Ну мы же не банк с грабительским кредитом, – деланно возмутился гость. – Согласно условиям предоставления, всего лишь восьмушка.
– Восьмушка чего? – удивился Сережа.
– А что вы собирались отдать – почку что ли? – язвительно поинтересовался собеседник. – Согласно условиям договора, вы передаете в безоплатное и вечное пользование на основании генеральной доверенности восьмую часть души.
– А как вы ее из целой души выделите? – глупо спросил Сережа.
– Это к техническим специалистам, если интересно, я из юридического отдела, – отмахнулся гость. – Так что – будете подписывать или еще по одной стакашке и разойдемся, кто куда? Я – на работу, вы – дальше колобродить по квартире во втором часу ночи?
Сережа разлили еще по одной. Молча выпили. Сережа закусил куском холодного огурца.
– Ну давай сюда бумаги, – осмелел он и нетвердой рукой оставил размашистую подпись выше слов 'Получатель дара'.
– Ну что же, – гость, педантично отставив мизинец, постукивал пачкой документов по столу, чтобы листки бумаги сложились аккуратной стопкой, – поздравляю с приобретением. Доставка будет завтра с утра, между 7.30 и 8:00. Хотя, если по совести, – поздний собеседник вздохнул, – даже не знаю, дар это или… – и скорбно поджал губы, проникновенно заглянув в глаза Сереже.
– Это еще что значит? – возмутился Сережа. – А что ж ты мне, черт полосатый, сейчас впарил? Китайскую подделку?
– Нет, дар натуральный, от производителя, – гость хлопнул крышкой кейса. – Завтра уже опробуете. Просто знаете, продукт новый, толком не опробованный. Поэтому так дешево. И статистики отзывов пока не вели. Но, как по мне, спорный он, продукт этот. Не поймешь, не то дар получил, но не проклял тебя кто-то крепко.
– Ай, спасибо, раньше не мог сказать? – зло спросил Сережа. – И что мне теперь с этой фигней делать? Уплачено уже ведь.
– Ну, не знаю, сами ведь заказали, – пожал плечами собеседник. – Наслаждайтесь или как уж у вас получится. Гарантия пожизненная. Возврата нет, есть обмен с доплатой.
– Хрен вам, а не доплату, – Сережа сердито прищурился.
– Простите, но хрен не берем, только высокоэнергетичное сырье – души, мечты, чаяния. Ну, доброй вам ночи, – гость встал, взял кейс, чуть поклонился и стильно, со вкусом растворился в воздухе.
– Приснится же чертовщина, – вздохнул Сережа, выпил еще одну стакашку и отправился в постель.
– Сережа, на работу опоздаешь! – ворвался в утренний бодун голос Наташи. Металла ему добавляло мелодичное звяканье посуды, раскатами боли отзывавшееся в больной голове Сережи.
– Не ори, лапочка, – простонал он и зарылся головой в подушку. В памяти всплыли ночные события. «Сон, все приснилось. Дурной спит – дурное видит», – решил Сережа.
– Ты чего, пил среди ночи? – в дверном проеме показалась кудрявая Наташкина голова. Сережа высунул один глаз из подушки.
«Пьянь болотная. Тряпка. Я на ногах с шести утра, а этот валяется. Не хватает только, чтобы велел завтрак в постель подать, блин», – читалось в ее глазах.
– Сереженька, сварганить тебе яичницу? Жирная пища помогает с похмелья, – елейным голоском между тем предложила жена.