000
ОтложитьЧитал
Что значит «уверена»?
Я посмотрела на него, потом на разноцветную плитку у себя под ногами.
«Смотря куда ты ХОЧЕШЬ попасть» – сказал он. Я точно не хотела назад в белый туман. Но и к остальным мне почему-то тоже не слишком хотелось.
– Я никуда не хочу попасть, – наконец сказала я.
Плоский нарисованный на куске фанеры Кот улыбнулся мне из кроны нарисованного дерева:
– Ну тогда стой на месте.
Я потуже завязала бантик на платье и, немного подумав, ответила:
– Но стоять на месте тоже не годится.
– Почему это?
Я развела руками.
– Потому что… Потому что… Да не знаю!..
А правда, почему бы и нет?
Я присела, прислонившись спиной к нарисованному дереву. Поерзала, поудобнее устраиваясь, сняла ужасные башмачки. Глубоко вздохнула и закрыла глаза. Но через несколько секунд опять вскочила на ноги:
– Потому что скучно! А еще может мне куда-нибудь надо, а я и не знаю, и сижу тут.
– Ну тогда иди куда-нибудь. А по дороге может и поймешь, куда тебе надо.
Я оглядела высившиеся вокруг ряды одинаковых фанерных деревьев.
– А куда-нибудь, это куда? Вправо, влево?
– Какая разница, тебе же все равно никуда не хочется. Иди уже куда-нибудь. – он махнул нарисованной лапой.
– Но может ты мне скажешь, что там находится…
– Я обычный нарисованный кот, а не стойка «Информация», откуда мне знать! – раздраженно перебил меня Чеширский Кот и повернулся ко мне толстой нарисованной пушистой задницей.
– Эй! – позвала я его. Но он даже не пошевелил нарисованным хвостом.
После обстоятельной беседы с Чеширским Котом, неизвестность уже не так страшила меня. Однако уходить от единственного говорящего объекта, пусть и нарисованного, не хотелось.
И тут мне в голову пришла странная мысль. А если он нарисован, деревья нарисованы, может и я сама уже – нарисована?
Я вытянула руки вперед и увидела только две плоские дощечки с нарисованными на ними пальцами.
Однако не успела я как следует испугаться, как почувствовала, что какая-то неведомая сила тянет меня за шиворот, словно котенка.
Я моргнула и тут же вздрогнула от ослепившей какофонии белых вспышек и громкого многоголосого воя, ударившего в уши. Я словно оказалась посреди тонущего корабля – все кричали, вопили, раздавался непонятный шум толпы с одиночными отчаянными выкриками:
– …поделитесь…
– …бес-пре-це-дент-но…
– …как вы…
слова и словосочетания вспыхивали в гуле и снова тонули, заглушаемые другими, которые в свою очередь заглушались еще одними, и так далее, и так далее, и все это образовывало несмолкающий монотонный гул. Щелчки. И белые вспышки, разрывавшие темноту с частотой светомузыки.
– Аглая, – услышала я голос у самого своего уха, – с тобой все в порядке?
Широкая спина Виктора, пахнущая полынью, заслонила меня от света и звука, его руки укутали спокойствием и тишиной.
– Что происходит? – спросила я его.
– Интервью, – как ни в чем не бывало ответил Виктор. И отстранился, выталкивая меня вперед, на свет, распахивая окружающий мир, обрушившийся подобно каменной лавине.
Мы стояли в центре темноты, а вокруг бесновалась безликая многотысячная толпа. Нас от нее отделяло только канатное заграждение. Однако несмотря на ее условность, никто не смел прорваться за нее. Нас освещали лучи софитов, падающие откуда-то сверху, из темноты, и вспышки фотоаппаратов.
И если вы думаете, что я назвала толпу «безликой» ради красного словца, то должна вас переубедить – ни у кого из людей, вопящих по ту сторону алых канатов, не было лица. Только рты, зияющие провалами на гладкой розоватой коже. Я попыталась найти хоть у кого-нибудь глаза, но у них не было глаз, ни у одного.
Как же они фотографируют?
– Это жесть какая-то, надо валить отсюда, к чертовой бабушке, – услышала я слова Димитрия.
– Не надо к чертовой бабушке, – сказала Кристина, лицо ее было совсем белым.
– Это уже не сон, это кошмар, – отозвалась я, нервно комкая в руках юбку.
Виктор хмуро покосился на нас и вдруг зычно крикнул:
– В ЭТОЙ ИГРЕ НАЙДЕТСЯ КТО-ТО, ОБЪЯСНИТЬ НАМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ? – голос его с легкостью перекрыл шум толпы, которая на секунду стихла и вновь загудела.
Раздался громкий щелчок и один из лучей софитов скользнул по толпе, которая, что-то почуяв, заволновалась. Луч осветил одинокую женскую фигуру в белом. Женщина призывно поманила нас, и толпа расступилась, образуя живой коридор от нас к ней.
Все смолкло, стихли вспышки фотоаппаратов, белый силуэт маячил вдали.
Мы переглянулись, и я нерешительно шагнула вперед. Нагнулась и отстегнула канат – это было страшнее всего, казалось, что стоит мне разрушить веревочный круг, нарушить ограду – как вся эта безглазая толпа ринется на нас.
Стоило нам шагнуть за ограду, как крики вновь возобновились, с ними возобновились и вспышки, но все это было как-то наигранно, и не так громко, словно все эти люди говорили больше по-обязанности. Наконец я стала различать целые фразы:
– …Каково это – участвовать в Игре?…
– …Есть догадки, почему именно вас выбрали для участия в Игре?…
– …Поделитесь, благодаря каким вашим качествам вы надеетесь победить в Игре?..
Мы двинулись сквозь толпу, силуэт женщины скользнул дальше, заставляя их расступаться.
Мы шли и шли, сквозь беснующуюся толпу, пол был черный, и потолок был черный, а стен казалось и вовсе не было – просто бесконечная толпа уходила куда-то во мрак.
И вдруг посреди темноты открылся светящийся прямоугольник, дверь, рядом с которой стояла фигура женщины в белом. Она на секунду обернулась, и слилась с прямоугольником.
Под все усиливающийся гул толпы, мы дошли уже почти до самой двери, как вдруг прямо на дорогу перед нами выскочил один безлицый человек, и закричал, тыча в лица микрофон:
– Чего вы хотите получить благодаря победе в Игре?!!
Мы остановились как вкопанные. Толпа остановилась. Репортер замер, тяжело дыша, с сунутым в лицо Кристине микрофоном.
Все молчали.
Виктор пожал плечами и уже открыл рот, собираясь видимо сболтнуть какую-нибудь ничего не означающую ерунду, как вдруг Кристина с криком:
– Да вы достали уже в конец!!! – с размаху пнула репортера в коленку и ломанулась к выходу.
Я состроила Виктору круглые глаза:
– А она у тебя боевая! – и побежала вслед за Кристиной, тем более что опомнившаяся толпа попыталась сомкнуться.
Я прыгнула в дверной проем, и рухнула вниз, зацепившись за порожек. Следом полетели остальные, дверь с громким металлическим щелчком захлопнулась и исчезла.
Я откатилась от остальных и огляделась. Пели птички, зеленела травка, мы сидели на обычной лесной поляне, заросшей листочками земляники, вокруг стояли ряды берез, шелестя ветвями. Светило солнце. В общем совершеннейшая непотусторонняя идиллия.
– Эй, здр-р-равствуйте! – раздалось громкое.
Мы обернулись и увидели невысокую девушку с заячьими ушами, торчащими из головы. Уши были пушистые и нервно дергались. Я подумала о том, как выглядит то место, где должны были быть человеческие уши – его не было видно за волосами.
Димитрий нерешительно ответил:
– Привет?
Зайка улыбнулась, показав вполне человеческие зубы, набрала побольше воздуха и затараторила:
– Рада вас ви-идеть! Господин создал меня, чтобы я была вашим проводником! Можете называть меня Зайка, мне понравилось!
Говорила она очень быстро, проглатывая слоги и почти не делая паузы между словами. Лицо ее странно кривилось, пока она говорила, непрерывно сменяя эмоцию за эмоцией, что производило довольно жуткое впечатление.
– Подождите минуту… Зайка, – Виктор поднял руки. Зайка состроила внимательную рожицу, ушки ее встали торчком и отчетливо повернулись к нему. Я не смогла сдержать улыбку. Зайка скосила на меня влажные карие глаза, и на какой-то миг мне показалось, что на ее лице промелькнула усмешка.
– Будьте любезны, расскажите нам для начала, где мы находимся? – куртуазно сказал Виктор.
– Во сне-е, – она удивленно развела руками, – не-еужели вы до сих пор не-е поняли?
Букву «е» она протягивала, чуть подхихикивая и гримасничая. Она казалась была совершенно больна. Я наконец поняла, что не так с ее глазами – они были скорее кроличьи, нежели человеческие.
Лицо ее было очень красивым, но вся ее мимика танцевала, так что невозможно было глядеть на нее.
– А как нам проснуться побыстрее? – спросил Димитрий.
Зайка блеснула белозубой улыбкой, слишком долго задержав оскал.
– О, это очень просто, вам всего лишь нужно сыграть в игру.
– А мы не можем просто проснуться? Без игры? – предложил Виктор.
Зайка улыбнулась.
– Просто? Ну-ну-ну! Вы же не первый раз спите! Подумайте, по законам сна, в какой момент вы просыпаетесь?
– Я просыпаюсь, когда меня будят, – пожала плечами Кристина, чуть улыбаясь. – Может мы должны подождать, пока нас разбудят?
– Но что происходят со сном, когда тебя будят?
– Он заканчивается?
– Не-а! – Зайка улыбнулась и подняла вверх указательные пальцы. – Дело как раз в том, что он не заканчивается. У сна нет конца. – Опустив уголки рта, она выпятила нижнюю губу. – Он может длиться очень долго, как жизнь.
– Это что значит, мы никогда не выберемся отсюда?! – Димитрий сдвинув брови смотрел на Зайку.
– Наоборот, это может случиться в любой момент, – Зайка улыбнулась. – Даже сейчас. Бац и все. Конец. – она протараторила последнее слово громко и с каким-то злорадным наслаждением. И засмеялась, тоненько.
– Не волнуйтесь, вам будет весело, Господин позаботится об этом.
– Именно это меня и пугает, – пробормотал Виктор.
– Что за господин? – сказал Димитрий.
– Сон, – ответила Зайка, глядя в небо и чуть дергая головой.
– Господин Сон? – спросила я.
– Сон – это наш господин. Все вокруг вас – часть его. Греки, древние греки, такие затейники, – затараторила Зайка, – они называли его Гипнос, бог сна.
– Бог сна? – Кристина подняла брови.
Зайка вздохнула, не переставая гримасничать:
– Не совсем верно. Он не бог, скорее он и есть сон. Вообще. Все вокруг, – она повела руками. – Даже я. Все это он.
Нам стало немного не по себе.
– Но это не значит, что у меня нет своего сознания! Не подумайте, что я такая глупышка, – она хихикнула и пожала плечами. – Когда вы видите сны, ваше сознание попадает к нему, и смешивается с ним, как вода, порождая нежные видения, а порой омерзительнейшие кошмары.
Зайка вдруг ловким движением руки открутила себе голову и подбросила ее вверх, так, что волосы золотистым потоком полетели за ней. Мы инстинктивно шарахнулись прочь от нее. Она ловко, как заядлая баскетболистка поймала голову и вернула ее на место, задом наперед.
– Мы во сне, господа, – говорила ее голова, сидящая на спине, скрежещущим голосом Гипноса, пока трава и деревья вокруг нас плавились, превращаясь в черную гниль. – Здесь нет ничего постоянного. – Зайкина голова хихикала, пока она проворачивала ее, возвращая на место.
Мне послышалось что кто-то зовет меня среди голых стволов деревьев, голос был до странности знаком, но я узнала его только по диктофонным записям, потому что он звучал иначе, чем у меня в голове – мой голос. Что-то он сказал мне, я не расслышала, но от интонации, с которой он произнес это, мне стало холодно и страшно, как никогда.
Он позвал меня. Шептал мне что-то… Что же он мне шептал?..
– Хватит, – закричала Кристина. Мир вокруг застыл, словно не зная, продолжать ему меняться, или нет. Все стихло.
– Если это игра, то у нее, как и у любой игры есть правила! – протараторила Кристина, – А по правилам вы проводник, значит вы должны нас вести, а не пугать!
Гниль исчезла, на ее месте снова была трава и деревья.
– Ну хорошо, – почти обиженно сказала Зайка. Мимика ее застыла, словно прекратилась рябь на воде. Она взглянула на нас спокойно и чуть насмешливо. – Пойдем.
Мы переглянулись и облегченно вздохнули.
– Ну и напугали вы нас! – сказал откровенно Димитрий, потирая шею.
– Поверьте, я вас вовсе и не пугала, – и Зайка расплылась в омерзительной улыбке.
– Перестаньте, разве с нами может что-то случиться? Это же всего лишь сон, – сказала я.
– Именно поэтому, случиться может все что угодно, – улыбка Зайки стала еще шире.
– …ваши мысли…реальность… – шепнул ветер, кидая в лицо пригоршню кленовых листьев. Окружающий пейзаж стал неуловимо меняться, за считанные секунды превратившись из лета в позднюю осень: листья на деревьях съеживались, желтели, отрывались и падали, их подхватывал разбушевавшийся ветер, взметнувший подол платья. Трава высыхала, небо чернело. Ветер крепчал, превращаясь в почти ураганный.
– Опять вы это?!.. – крикнул Виктор, пытаясь увернуться от листьев и мелкого древесного мусора, кружащего вокруг его лица.
– Гипнос рассержен, мы теряем время, пора идти! – крикнула Зайка. Длинные уши ее как две меховые ленты беспомощно мотылялись на ветру. – Давайте за мной!
Она двинулась вперед по тропинке, мы шли следом, пожухлые осенние листья хрустели под ногами. Стоило нам сделать несколько шагов вперед, как ветер стал стихать. Я шагнула, и чуть не зашипела от боли, наступив на веточку – алисины башмачки остались во сне про Алису. Надо было взять туфли из лодки, подумала я, и чуть не споткнулась снова – прямо передо мной стояли мои туфли. Я наклонилась, быстро застегивая их, и почувствовала поток ветра, закрутивший подол вокруг ног и волосы. Он пах гранатами.
– Знаете, вот чуть-чуть смущают все эти изменения с пейзажем, да и с вашей головой, тут все время так? – сказал Димитрий с некоторым сарказмом.
Зайка хмыкнула.
– Все, что здесь есть –сон. Мы только, тени, призраки, которые обретают плоть, когда их выхватывает свет софитов. – Она приняла театральную позу, но замерла на середине, задумавшись на миг. – Кроме Черного и Белого конечно.
– Черный и Белый? – переспросила я.
Зайка округлила глаза:
– Его дети!
– Как у сна могут быть дети?!
– Ну он же бог в конце концов, – пожала плечами Зайка.
– Вы же сказали, что он не бог!!! – возмутилась я.
– Может быть, – ответила Зайка. – Мы пришли.
Она развела ветви елей, преградившие нам дорогу, и шагнула вперед.
Мы вышли на каменный обрыв, за которым было видно только небо. Шириной метров пять, он серой лентой тянулся в обе стороны, плавно заворачивая, словно мы были на острове.
За спиной покачивались высокие ели, вновь плотно сомкнувшие ветви за нашими спинами. Ряд елей тянулся далеко в обе стороны, на совершенно одинаковом расстоянии от края, словно их высаживали по линейке. В этом еловом заборе не было ни единого просвета, так, что, отойдя на пару шагов, мы бы уже не смогли найти те две ели, за которыми скрывалась тропинка.
Я осторожно подошла к самому краю и посмотрела вниз – там, далеко, что-то темнело, наверное, это была земля. Ее загораживали белые клочки густого тумана – облака.
– Немного подождем, – сказала Зайка.
– Чего подождем? – удивилась Кристина.
– Транспорт, – махнула рукой Зайка.
Ко мне подошел Димитрий, посмотрел вниз и сказал:
– Мы на небесах что ли?
Я подошла к елям, чтобы посмотреть, найду ли я тропинку назад, но, как только я коснулась тяжелых ветвей, послышался крик:
– Плывет!
Мы вернулись к Зайке, и стали вместе с ней вглядываться в небо. Зайка стояла, как капитан за штурвалом корабля: расставив ноги, уперев одну руку в бок, другую приложив к глазам, защищаясь от солнца.
Мы смотрели на небо, но пока ничего не было видно, кроме пары белых облачков да неописуемой синей пропасти. Потом показалась точка, все увеличивавшаяся и увеличивавшаяся… Наконец мы разглядели… Лодку.
Простую деревянную лодку, примерно такую, на которой мы приплыли, только новую, да чуть подлиннее, с двумя парами весел. И эти весла гребли по воздуху, приближая к нам абсолютно пустую лодку.
Она приблизилась к краю обрыва и замерла. Только весла изредка подгребали, словно стараясь не дать течению снести ее. Зайка приглашающе махнула рукой:
– Ну что, присаживаемся?
Мы нерешительно переглянулись. От обрыва до лодки было сантиметров тридцать, но тридцать сантиметров над пропастью – это много. К тому же, не было никаких гарантий, что эта лодка не рухнет вниз под нашим весом, или что это вообще не иллюзия, которая развеется, стоит нам ступить в пропасть.
Впрочем, это же сон, в конце концов, подумала я и шагнула на борт.
Лодка качнулась, словно и взаправду стояла на воде, и я с громким криком упала на дно. Кристина вскрикнула, кто-то из ребят ругнулся. Поднялась я уже несколько бледная и на трясущихся ногах. Помахала остальным, не менее бледным и трясущимся и села у носа.
– Кошмар, залезайте аккуратно – она качается, как настоящая, – сказала я.
Как только все сели, лодка мягко отчалила от берега.
Мы устроились на дне лодки, с восхищением разглядывая все вокруг. Лодка плыла по небу, зачерпывая облака. Весла работали мерно и четко, подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Она скользила плавно и неторопливо.
Лодка была из новенькой древесины, раскрашенной в светло-синий, нежный цвет. Она пахла деревянной стружкой. Под слоем краски были видны прожилки дерева, а кое-где вспыхивали под лучами солнца серебряные шляпки маленьких гвоздиков.
Небо над нами было затянуто облаками, и солнечный свет был неяркий, рассеянный, такой бывает в дождливую погоду. Однако, несмотря на обилие облаков – над нами, под нами и рядом с нами, – дождя не было, как и ветра, да и воздух был довольно теплый. Редкие лучи солнца высвечивали контуры облаков золотым и розовым, небо голубело, лица сидящих были нежно-сиреневого оттенка.
Подул теплый ветер, которого, впрочем было недостаточно, чтобы ускорить ход лодки, но вполне довольно, чтобы разогнать облака и открыть совершенно потрясающий вид на землю. И теперь Кристина сидела прямая как палка, до белизны вцепившись в борта, и стараясь даже краем глаза не смотреть вниз, а остальные, наоборот, свесились за борт, разглядывая крошечную землю, краснокрышие домики, зеленые леса, горчичные дороги и темно-синие квадратики озер.
Воздух стал совсем прозрачен, осталось только несколько облачков на горизонте.
Вдруг Кристина сказала:
– Мамочки, посмотрите, мне это кажется, или нет? – мы все повернулись к ней. Она указывала на одно из облаков вдали. Облако было толстым и пушистым, а на нем виднелось что-то темное. Когда мы подплыли ближе, стало понятно, что это высокое дерево, к ветвям которого были привязаны разноцветные ленты: золотые, фиалковые, пурпурные, алые, салатовые, оранжевые… Шелковые ленты вились на ветру, извиваясь как змеи в потоках воздуха, вспыхивая в солнечных лучах яркими красками… Лодка скользнула мимо, и облако-остров довольно быстро остался позади. Однако мы успели заметить огромного дымчато-серого кота, свернувшегося клубком у подножия дерева.
– Ленточное дерево, – меланхолически заметила Зайка, отметив наш интерес. – И кот Дымок.
– А, – только и нашел что сказать Виктор.
– Смотрите, мы сейчас будем проплывать под мостом, я думаю вам понравится.
– Под мостом? – повторила Кристина.
Впереди показались два облака, которые соединяла совершенно потрясающая по красоте ажурная конструкция. Она была странного цвета, точнее очень многих цветов, постоянно меняющихся. И только когда мы подплыли поближе, я поняла в чем дело: мост был огромной стаей бабочек, замерших в воздухе и трепещущих тонкими разноцветными крылышками.
– Бабочки… – завороженно выдохнула я.
– Боже, посмотрите, это бабочки!!! – засмеялась Кристина и захлопала в ладоши, как ребенок.
Она совершенно забыла про свою боязнь высоты, поднялась и потянулась к мосту.
– Осторожно, – но предупреждение Зайки опоздало: кончиком пальца Кристина дотронулась до крыла одной из бабочек, бабочка вздрогнула, еще чаще затрепетала крылышками и сорвалась с места. За ней ее соседка, за соседкой еще три – десять – сотни – и вот уже весь мост разлетелся волной бабочек, на секунду заслонив от нас весь мир, и вспорхнул куда-то ввысь, в синее небо.
– Здорово… – выдохнула Кристина.
– Слишком высоко для бабочек, – заметил Виктор.
– Тебя именно это удивляет? – фыркнула я.
– Смотрите, а это что такое? – удивился Димитрий. Мимо нас по воздуху пролетали дрожащие черные линии. Приглядевшись, я разобрала несколько букв: К, Я, В, А, остальные проскользнули так быстро, что я не успела прочитать. – Это что, буквы?
– А, – Зайка поморщилась, – Да ничего особенного, опять кто-то выбросил слова, а ветер вечно носится с ними. Нравятся они ему почему-то. Уже сколько раз ругались, чтобы он не тащил всякую дрянь на небеса, но тут как об стенку горох… – внезапно что-то с шумом пробарабанило по днищу лодки. Мы испуганно вцепились друг в друга
– Что это?!!!
– Тьфу ты, – с досадой сплюнула Зайка. – Горох же.
– Горох?? – переспросил Димитрий.
– Об стенку, – Кристина нервно засмеялась. Мы начинали примерно понимать некоторые законы страны снов.
Виктора это позабавило:
– Хорошо, что не сказала про «хоть кол на голове…
– Тихо!!! – шлепнула его по лбу Зайка. – С ума сошел?!! Не знаю как ты, а мне моя голова нравится!
Тем временем лодка плыла все дальше и дальше, весла бесшумно зачерпывали небо. Подул ветер, снова пригнал облака, и уже не было видно, что происходит на земле. Мы плыли в белом тумане, языки которого словно танцевали в такт невидимой музыке, закручиваясь в спирали и изгибаясь. Запахло чем-то странным, похожим на церковные благовония, вроде тех, что используют в кадильницах – ладана. Тонкий, еле уловимый оттенок, который появляется, когда смола начинает плавиться от жара.
– Чувствуете? – спросила нас Зайка, – почти прибыли.
– Куда? – спросил Виктор.
– Какая разница? – вздохнула Зайка. – Увидите.
Туман все густел и густел, и теперь мы плыли словно в молоке, руку вытянешь – на кончиках пальцев уже дымка. Поэтому для нас стало неожиданностью и притом не слишком приятной, когда прямо из тумана начало появляться что-то большое и темное. Это оказались странного вида ворота, высотой в четыре человеческих роста. Темные железные створки были плотно закрыты и начали медленно открываться только когда между ними и носом нашей лодки осталось менее метра, а пассажиры уже смирились со своей безвестной кончиной.
В клубах обволакивающего нас тумана мы проплыли под высокой каменной аркой. Воздух здесь был чист и прозрачен, и принесенный нами туман поспешил втянуться за ворота, створки которых бесшумно захлопнулись за нашими спинами.
Самое странное было то, что ворота были, а вот ограды не было. Но облака все равно оставались снаружи. Мы словно попали в огромный стеклянный шар – туман бился в невидимую преграду со всех сторон – сверху, снизу, с боков, но не мог преодолеть ее.
Сверху белую вату пронизывали лучи солнца, освещая совершенно потрясающую картину.
В самом центре шара-пространства висело единственное, но зато огромное облако. И прямо на нем, а вернее из него, поднимался вверх гигантский храм, вырастая кирпичами прямо из пушистой белизны. Стены, крыши, стекла собора, в общем все, было сделано из полупрозрачного зеленого стекла, которое переливалось сотнями бликов.
– Это что еще за город изумрудный? – ошарашенно пробормотал Димитрий.
– Настоящий изумруд, – похвасталась Зайка. – Впрочем, – она потерла кончик носа и прянула ушами, – Тут все настоящее и в то же время нет ничего настоящего. Забавно, правда?
Лодка подплыла к самому краю облака и остановилась.
– Вылезаем, – бодренько пропела Зайка.
Мы с ужасом уставились на нее, особенно я – сидела я на носу, мне и вылезать первой.
– То есть как вылезать?! Это ж облако! – выразила наш общий протест Кристина.
– Ну и что, – пожала плечами Зайка, – Мы же во сне.
И не поспоришь ведь!
– Может вы сами первой вылезете, – предложила я.
– Какая разница, – возразил Виктор, – ее же все равно не существует. Она и не упадет.
– О, как ты жесток! – залилась слезами Зайка. Залилась в прямом смысле – слезы лились и лились, как вода из крана, полновесной такой струей. Мы несколько загляделись на это зрелище и не заметили, как лодка начала заполняться водой. Первой опомнилась Кристина и ойкнула, поднимая ноги на скамейку.
– Прекрати! – завопили мы с Кристиной. Зайка последний раз шмыгнула носом и утерлась, расплываясь в своей сумасшедшей ухмылке. Вся одежда ее была насквозь мокрая.
– Так, я пошел, – не выдержал Димитрий, и, оттеснив меня, прыгнул за борт.
= Стой! = закричали мы хором, я попыталась ухватить его за полы рубахи, но не успела.
На ужасно долгое мгновение нам показалось, что он падает. Но вот он поднялся, и оказалось, что он просто присел на корточки, смягчая падение. Ноги его по колено скрывались в облаке. Тут я подумала, что случилось бы, если бы мы схватили-таки его за одежду и он бы попал в щель между лодкой и облаком.
– Вы знаете, – с удивлением в голосе сказал он, – тут… Странно! – Он несколько раз подпрыгнул и раскрыл руки, пытаясь удержать равновесие. – Как будто на матрасе – мягонько и пружинит.
– Самое главное, не стоять долго на одном месте, – крикнула ему Зайка, – а то провалишься! – Димитрий резво отпрыгнул на несколько метров. – Это как зыбучие пески, будешь погружаться. Ладно, давайте уже, вылезайте.
Следующим решил спрыгнуть Виктор. Он вылез, попрыгал на облачке, а потом повернулся к нам, улыбнулся и спросил, протягивая руку:
– Ну, кто следующий?
Я посмотрела на решительное лицо Кристины и поняла, что идти придется мне. С отчаянным вздохом вцепившись в протянутую руку, я шагнула на облако.
По ногам прошелся холодок, они стали влажные от капелек конденсата. «Почва» спружинила, но приняла на себя мой вес. Я попрыгала.
– Ох, и правда, как на матрасе!
Следующей спрыгнула Кристина. Вот уж она себя не стала ограничивать. Помявшись пару секунд, она попрыгала, поняла, что не провалится и стала с веселыми криками подпрыгивать, размахивая нам руками, предлагая повеселиться. Мы смотрели на эту сумасшедшую и смеялись, хотя тоже немножко попрыгали, сохраняя чинный вид. Наше веселье продолжалось ровно до того момента, как с громким гулким эхом распахнулись двери собора и перед нами предстал священник.
– Здравствуйте. – прозвучал негромкий спокойный голос. Мы остановились и развернулись в сторону говорящего.
Он был одет по католическому образцу, строгий и черный, высокий, так, что немного возвышался над нами всеми. Худой, но с широкими плечами, на которые падали длинные рыжие волосы, золотящиеся в солнечном свете. Его сдержанный наряд настолько контрастировал с яркими волосами и с изумрудным цветом собора, что казался совершенно неуместным.
– Проходите, – мотнул головой священник, отчего его волосы взметнулись и вновь опали на плечи.
Он посмотрел на наши растерянные физиономии, ухмыльнулся, но ничего не сказал, а, развернувшись, скрылся внутри.
– Идите, идите, – Зайка подтолкнула меня в спину. Мы нерешительно оглянулись на нее и потянулись ко входу.
Я заходила последней и тут поняла, что она и не собирается следовать за нами.
– Зайка?
Она помотала головой, усмехнулась, и сделала такое движение ладонями, точно толкает что-то вперед. В ту же секунду двери собора захлопнулись, наподдав мне по спине, и я оказалась в кромешной темноте.