Тимбервольф

– Пейте, – кивнул полковник. – Здесь только чай и утоляет жажду, – я кивнула и, сделав еще один глоток, отодвинула чашку в сторону. На карте, разложенной на столе, осталось бледное пятно, точно по центру расположения частей противника.

Где-то вдалеке послышались хлопки, через мгновение сменившиеся глухими взрывами. Я прислушалась, пытаясь определить, откуда доносились звуки.

– Что это? – спросила я, помешивая ложечкой чай, пытаясь хотя бы внешне не выдать беспокойства.

– Минометы, с той стороны. Балуются, утюжат нейтральную зону. Пристреливаются, – оскалился полковник, – темный народ, что с них взять.

Я посмотрела прямо в его глаза, в надежде определить их цвет. Странно, таких выцветших, болотного цвета глаз я еще не встречала. Смутившись, он отвел взгляд, а я, пытаясь скрыть повисшую в воздухе неловкость, перевела тему разговора:

– Ладно, полковник, покажете мне оставшихся снайперов, как это здесь принято говорить – «джидды»?

– «Джидды», – согласился он. – Местное название необстрелянных солдат. Вот, – он протянул ко мне несколько дел, – я тут подготовился к вашему визиту, – то ли пошутил, то ли попытался нелепо угодить он, – взгляните.

Я, конечно, согласилась, не в моем случае было привередничать. Новобранцы так новобранцы. В конце концов, нужно сделать всего один точный выстрел. Проблем с эвакуацией группы не будет, так как не будет и самой эвакуации. Два билета в один конец. Стрелку и наблюдателю. А мне – орден на грудь. И звание. И повышение, возможно. Если раньше здесь свои же не закопают. Ну, нет у меня сейчас времени на глупые сантименты и ненужную суету вокруг детальной разработки операции, с путями отхода и прикрытием.

«Джидды, ну и словечко», – внутренне усмехнулась я, начиная сомневаться в успешном выполнении задания, и со вздохом открыла первое дело. Ничего особенного я там не нашла. Впрочем, меня нисколько это не удивило. Похожие лица и биографии, как под копирку перенесенные в личные дела бойцов Иностранного легиона. Но вот одно дело в глаза мне все же бросилось.

– Зовите вашего стрелка, – сказала я и пододвинула указательным пальцем одну папку.

– А у вас намётанный глаз, – полковник довольно прищурился – Этот боец хоть и новобранец, но стрелок от бога.

Полковник свистнул, и через мгновение в разрезе палатки показалась лысая голова адъютанта.

– Танели сюда, живо.

– Сейчас будет, – коротко бросил адъютант и скрылся за палаткой.

– Расскажите мне о нем, – я решила расположиться в углу палатки, таким образом, чтобы крупный полковник оказался впереди меня. Идея побыть в тени полковника показалась мне забавной. Раз уж меня не собираются принимать здесь всерьез, пусть полковник и «вынимает внутренности» этого джидды.

– Да особо что тут рассказывать, – полковник пожал плечами. – Он из пополнения, месяц назад прибывшего. Очередное мясо. Довесок. Сейчас не те времена, когда в легион был конкурс по три – четыре человека на место. Берут всех желающих, невзирая на прошлые «подвиги», отсутствие образования и состояние зубов, – я непроизвольно хохотнула, но прикрыла рукой рот, когда поняла, что он не шутит. – Да никто и не интересуется их биографией и здоровьем. Сейчас профессиональные навыки не так ценны, как укомплектованность подразделений, – полковник щелкнул позолоченной зажигалкой, инкрустированной полудрагоценными камнями. Насколько я помнила, такие «сувениры» вручали выжившим легионерам, то ли за участие в боевых действиях, то ли за боевое ранение, то ли за мертвого забита в звании не ниже майора. Поди, пойми этих наемников, с их непонятными ритуалами.

– Я, да простит господь мою несознательность, заглядываю в их личные дела только когда нужно оформить похоронные листы, так быстро они гибнут, – он замолк, сосредоточенно делая затяжку за затяжкой, словно стараясь как можно быстрее встретиться зубами с фильтром сигареты.

– Танели Ранта, – после секундной паузы произнес он, выдохнув очередную порцию дыма. – Снайпер 2-го взвода, 4 роты. Принимал участие в двух зачистках. На личном счету трое аборигенов, из них один забит, кстати, полковник, – я непроизвольно вздернула голову, начиная внимательнее вслушиваться в монотонный доклад офицера. – Что еще? Молчаливый, уравновешенный, физически развит нормально. Психических отклонений нет. Вполне адекватный боец, – полковник извлек из личного дела Ранты листок с автобиографией. – Финн по происхождению. Родом с севера страны. Хантер. – Хантер, – добавил он, заметив мое замешательство, – профессиональное название охотника на хищников, – полковник, словно прочитав мысли, унял зуд моих извилин. – Редкая профессия, – полковник оскалился, открыв ряд желтых, но аккуратных зубов. Его ответ, непонятно почему, но заставил меня вздрогнуть. Сделав зарубку в голове, я продолжила механически перелистывать его дело.

– Хм, ничего интересного, – произнесла я, переворачивая белые, потертые листы в обычной папке из плотного чёрного картона. – Двадцать два года, здоровье отменное. Не курит, не пьет. Спортсмен. Награды, так, понятно, – бубнила я, перелистывая, как показалось мне в начале, банальную историю обычного парня. Пусть и отменного стрелка, но, сколько их таких.

– Читайте дальше, – усмехнулся полковник.

Девятая страница личного дела всё же заставила меня задержать на ней взгляд. Профессия – Хантер. Профессиональный охотник. Невыполненный контракт. – Так-так, интересно.

– Знаете что, полковник, а оставьте-ка нас наедине.

***

– Разрешите, господин полковник? – полог палатки откинул молодой, черноволосый парень среднего роста, с забавным «ежиком» на голове. Загорелое лицо, резко обозначенное выдающимися скулами, жилистые руки, нервно мнущие кепку, и бросающаяся в глаза несуразность телосложения. Несмотря на нелепую сутулость, непропорционально длинные ноги и юношескую худобу, в нем чувствовалась сила и массивность, а в движениях просматривалась спортивная подготовка.

Полковник молча кивнул головой, разрешая ему войти.

– Знакомься,– майор контрразведки Александра Симон. В ближайшие дни твой непосредственный начальник.

– Майор Симон, – я привстала и подала парню руку.

– Мэм, – коротко махнув рукой в воинском приветствии, Танели неуверенно ответил на рукопожатие.

– Располагайтесь, Ранта. Полковник?

– Не буду мешать вам, беседуйте, – ответил тот и вышел.

Ранта крутил головой и не решался взглянуть в мою сторону, рассматривая внутренности палатки.

– Пить хотите? – словно очнувшись, спросила я. Танели, не ожидая такого обращения, проглотил комок в горле, и торопливо кивнул.

Хмыкнув, я порылась в своем рюкзаке и протянула ему бутылочку швепса.

– Немного теплый, но здесь и такого не встретишь.

– Спасибо, – произнес он с усилием, не решаясь открыть пробку.

– Да вы пейте, – почти с материнской заботой протянула я, и мысленно усмехнулась:

«И что я с ним, как мамка. Мы с ним почти ровесники. Младше он меня всего-то на пару лет».

Танели тактично сделал несколько глотков и занялся дальнейшим изучением палатки. Вздохнув, я привстала с бесцеремонно занятой койки полковника, и дотянулась до полевой карты, лежащей на столе.

– Вот так, – я разгладила карту на кровати, застеленной байковым одеялом с грубым ворсом. – Знакомо? – Танели коротко кивнул, следя за моим пальцем, перемещающимся по карте с нанесенными вручную рубежами обороны.

– Здесь находимся мы, наши рубежи обороны, огневые точки, тут проходы минных полей, – ровным голосом докладывал он, присев у карты на корточки. – Двух грунтовок вдоль нейтральной линии, да этих, считай, почти уже нет, сплошные воронки и рвы. Чуть выше, ближе к рубежам аборигенов, высокие дюны. С них удобный обзор поселка и прилегающих к нему дорог. Что еще… В этом квадрате находится полевой аэродром. Нам он как кость в горле. Через него арабам забрасывают оружие, снаряжение и припасы. С моря перекрываем дыхание им мы, а с юга пустыня, – он улыбнулся на удивление ухоженными зубами, и посмотрел на меня. – Разбомбим аэродром, и им край придёт.

– Умник, – усмехнулась я, – много ты понимаешь, – неожиданно сама для себя я перешла на ты. – Присаживайся удобнее, разговор будет долгим, – сказала я, поставив рядом табурет. Танели насупился, но все же присел, широко расставив ноги, и уперся взглядом в карту, даже не посмотрев на меня.

– Не обижайся, все правильно, – успокоила я его, – аэродром для них жизненно важен, уничтожим его – перекроим им кислород. Сами потом к нам с белым флагом приползут. Знаю я этих аборигенов, те еще вояки. Только, вот, Танели, никто нам с тобой не позволит этого сделать, – вздохнула я.

Он вопросительно взглянул на меня.

– Ладно, – давай не будем об этом, скажи мне лучше, что за дюны?

– Удобная снайперская позиция, – ответил он. – До поселка рукой подать, и все подъездные дороги простреливаются. Подходы заминированы, самое главное не засветиться. Снайперов нигде не любят. Только учуют, что снайпер где-то рядом, роту на прочесывание бросят, – глаза его сверкнули, – уважают нашего брата.

– Хорошо. Думаю, это-то нам и пригодиться. А засвет… За него не волнуйся – делаешь один выстрел, ноги в горсть, и назад, – я задумчиво посмотрела на него. – А ты разбираешься в картах.

– Карта стандартная, километровая, я такими пользовался, – он слегка запнулся, торопливо отведя от меня взгляд, – когда-то, не здесь. Свободную охоту мне пока не доверяют, так – зачистки и прикрытие.

– А забит?

Танели замялся и слегка покраснел.

– Повезло мне. Я ведь даже не попал в него.

Я вопросительно взглянула на него, и он с усилием продолжил:

– Был тут один до вас, тоже контрразведчик, поднял бригаду по боевой тревоге и поставил боевую задачу по зачистке селений, прилегающих к дороге.

Я мрачно кивнула, припомнив своего не в меру ретивого коллегу.

– Испанец? – переспросила я, уже зная ответ.

– Точно, мадам, – он замялся, – если честно, ходили слухи, что не заладилось у них что-то с полковником, и испанец, бросив все, уехал. Между собой мы шептались, что, наверное, пришлют нам нового командира. А нет, – Танели оскалился и повертел головой, перешел на шепот, – до сих пор этот волчара командует.

Наверное, я засмеялась, но прикрыла рот ладонью, взглянув на озадаченного Танели.

– Не обращай внимания, – я махнула рукой, – ласково ты с командиром. Кстати, я немного знакома с тем испанцем, скажу тебе по секрету – очень неприятный тип, и несдержанность твоего полковника мне понятна. И что командир? Отдал приказ о зачистке?

– Отдал, – уныло ответил Танели. – Вот только боком нам эта внеплановая проверка вышла. Взвод зачищал селение, здесь, в паре километров от базы. Ас наш вернулся с ночной охоты и отдыхал. Так что взводный взял меня.

– Первое задание? – я вздернула бровь. Танели, проглотив комок в горле, нервно кивнул и продолжил:

– Я прикрывал. Началось все спокойно, как и всегда. Взвод тремя группами прочесывал барахолку и прилегающие дворы. Все шло к тому, что как обычно найдут пару-тройку аборигенов, торгующих мелочёвкой. Ну, – в ответ на мой немой вопрос, он уточнил. – Патроны, автоматы, пистолеты, гранаты, и вытряхнут их для галочки. А для профилактики выбьют пару зубов, да отпустят. Так принято, они торгуют, мы для порядка, раз от раза наведываемся к ним, чтоб не расслаблялись. И они не в обиде, понимают. И нам вроде как спокойно. Мы их не трогаем, они нас.

– Порядочки у вас, – покачала я головой. Танели покраснел, и я торопливо добавила, – впрочем, не мое это дело. Так что дальше-то произошло?

– Одна из групп нарвалась на наемников, – он примолк.

– Ихрамы? – спросила я.

– Они, – ответил он, и ненадолго примолк. – Бой плотный завязался. Ихрамы настоящие профи, стараются не сдаваться – понимают, упыри, что нежиться с ними никто не будет. Короче, не без потерь, почти всех их наш взвод и положил на том дворе. Понятно дело, они не ждали зачистку, и попали в кольцо. Большинство как зайцев перестреляли. Но несколько человек прорвалось из деревни на джипе, по грунтовке, в сторону пустыни. По рации я услышал о том, что несколько наемников уходит в пустыню. А потом я увидел приближающуюся пыль, из-за которой был виден лишь силуэт машины. Стрелять прицельно не было смысла.

– И что? Ты упустил их? – Танели покачал головой, не зная, как ответить.

– На мгновение, – он задумался, – я четко увидел саму машину и тех, кто в ней находился. До нее недалеко было, шагов триста, – непроизвольно я присвистнула, – но джип слишком быстро двигался, прицельный выстрел я сделать не мог.

– И? – протянула я.

– Топливный бак, – Танели замялся и покраснел, – я знал, что в него попаду точно. Потом, когда из сгоревшей машины извлекли тела, оказалось, что среди них находился заместитель Адиля, полковник. И еще два его охранника и водитель.

В палатке повисла неловкая тишина, и я, видя затруднение Танели, решила ее прервать:

– Танели, ты стрелял в живых людей? – осторожно спросила я.

Он в очередной раз покраснел, заставив меня чертыхнуться.

– Так, – протянула я, – просто замечательно.

«У меня три дня, снайпер, не знающий как нажать на курок, когда в прицеле человек, и полное отсутствие разведданных. Да и полковник хорош, подкинул мне салагу», – я выдохнула и провела рукой по лицу.

Я видела, что Танели не находит себе место. Нужно было что-то делать, чтобы растормошить парня. Понимая, что дальше пытать Танели не стоит, я попыталась расспросить о его прошлом.

– Ну, хорошо, расскажи о своей жизни. В деле написано, что ты профессиональный охотник, – Танели с готовностью кивнул, словно ждал этого вопроса.

– Сколько помню себя, меня всегда окружал лес, – казалось, он преобразился. – Я знал его. Я жил им. Потом я научился стрелять. Или я всегда умел это делать, – улыбнулся он, – иногда мне кажется, что первые воспоминания связаны с карабином и длинными блестящими патронами, с красными наконечниками. И запахом пороха.

Он рассказывал о своем детстве, охоте, дикой тайге. О том, как сделал первый выстрел, о первой добыче и о деде – старом охотнике, всю жизнь обитавшем в лесу. Я молчала, боясь прервать его рассказ, начинающий меня зачаровывать.

– Дед многому меня научил. Я стал отличным следопытом и стрелком. Но для охотника мои навыки и умения были слишком хороши. Мне был заказан путь в хантеры. Вы знаете, мадам, кто такие хантеры? – я неопределенно помахала головой, а он и не ждал моего ответа, увлеченно продолжая рассказ, – это не просто охотники на крупного зверя. Это охотники на таких же охотников. И их цель далеко не все звери, – Танели с затуманенным взглядом помахал головой, – не всех они выслеживали, – повторил он, задумавшись. – Только тех, для которых охота была не способом пропитания, а способом выживания. – Он внимательно посмотрел мне в глаза, – не знаю, понимаете ли вы, о чем я, – я механически кивнула, завороженная его тихим, низким голосом, от которого по телу бежали мурашки. – Хантер выслеживал ренегатов, изгоев, выродков. Волков одиночек, бешеных лисов, медведей-шатунов. Зверей, отверженных тайгой, переставших быть частью леса.

В моих краях на хантеров молились. Для нас они были полубогами. Про них легенды слагали. О них мечтали все женщины. И когда один из них взял меня к себе – я был счастлив. Это было лучшее время моей жизни.

– А женщины? – спросила я.

– Была у меня невеста, – ответил он.

Я вздернула на него взгляд, и он слегка покраснел.

– Денег на свадьбу не хватало, и я подписал контракт, – он махнул рукой, – глупое решение. Не готов я был к вольной охоте. Но тогда мне казалось, что одним выстрелом удастся решить все проблемы и исполнить, наконец, желание будущей жены – сменить профессию и покинуть наши глухие места.

– Что за контракт? – спросила я. – Тот самый, из-за которого ты и попал в легион?

– Да, – с усилием ответил Танели. – В одном из таёжных поселков объявился волк, наводивший ужас на местных жителей. Поговаривали, что такой огромный зверь, с метр в высоту, и весом не меньше центнера, в здешних местах еще не появлялся. Преувеличивали конечно. Пару раз его засекали охотники, но куда там. Таких оборотней могли выследить и убить только специально подготовленные для такой охоты, профессионалы. Местные сбросились на покупку контракта – кто сколько смог, ведь услуги хантера не всем по карману. Они обратились в артель и заключили контракт на отстрел, ну уж а артель наняла меня.

– И что дальше?

– За неделю я почти выследил его. Но волк ушел, – Танели примолк.

– Ты не выполнил контракт. Стоило из-за этого сбегать в легион? Разрывать помолвку и покидать близких тебе людей?

– Всё немного не так, мадам. Вернее, все вышло гораздо хуже, чем могло бы показаться, – Танели притих, и через мгновение продолжил с усилием в голосе.

– Несмотря на круговую поруку, артель решила всю вину перевалить на меня.

– Какую вину?

– Волк, которого я упустил, как потом рассказывали, напал на семью егеря, жившую отшельниками в лесу, – я вздрогнула. – Обошлось без смертей, но шум уже был поднят. В случившемся жители обвинили артель охотников, и это грозило не просто потерей клиентов, а отзывом лицензии и исками в суд. Я не мог доказать, что это был не мой волк, но как можно вразумить обезумевшую от страха и злости толпу. Да уже и неважно было, виновен я или нет. Хантер, нарушивший контракт, в глазах людей был не лучше убийц и насильников. Артель сдала меня и умыла руки. Невеста разорвала помолвку, семья отвернулась. Я стал таким же изгоем и выродком, каких совсем недавно выслеживал. Ирония судьбы, – мрачно улыбнулся он. – Куда мне было податься? Будущее рушилось на моих глазах, – Танели поднял на меня тяжелый взгляд, – впереди уже ничего не было. Не знаю, что было бы со мной, если бы не война.

Не знаю, что нашло на меня тогда. Наверное, обычная женская слабость. Но я, поглощенная его рассказом, сама не помню, как положила на его руку свою, холодную от волнения. И когда я почувствовала исходящее от Танели тепло, наши взгляды встретились.

***

– У тебя есть сутки, – шмыгая носом и вытирая глаза платком, произнесла Александра, – мне пора, Даниель, – она грустно улыбнулось ему. – Дельгадо нажимает, ты уж извини, больше он нам времени не даст.

Услышав о Лисе, Даниэль скривился от злости.

– Не злись, Танели, – она грустно улыбнулась. – Буду прикрывать тебя столько, сколько смогу, но не требуй от меня слишком многого. А что касается Лисёнка – обещаю, что сотру его в порошок. И, Танели, – она ненадолго примолкла, собираясь с силами, – мне жаль, что все так сложилось, жаль, что я не стала для тебя чем-то большем, чем друг, – она запнулась, – чем любовница. Все не так, все не так, – остановившись, бросила она уже через плечо, взявшись за ручку двери. – Даниэль. А ты бы хотел поменять свою жизнь, вернуться в прошлое и изменить его?

– Какой в этом смысл? – устало ответил Даниэль. – Изменив прошлое, я не был бы тем, кто есть сейчас. Да и, – он слегка задумался, – сомневаюсь я, что в ситуациях, о которых сейчас сожалею, поступил бы иначе.

***

Захлопнув за собой дверь, Александра перевела взгляд на ночное небо. Где-то впереди, у озера, слышалась трескотня сверчков, смешиваясь со всплесками воды играющего сазана. Сатурн, Юпитер и Марс уже появились, стройно выстроившись в ряд, словно в горку взбираясь на вершину небосвода. Чуть позади них выглядывала из-за горизонта Венера, оттеняемая пепельным светом луны, с плетущимся в хвосте Меркурием. Парад планет достигал своего апогея, утверждаясь, как самое яркое созвездие, пусть и ненадолго, прежде чем еще на десятилетия рассыпаться на отдельные, светлые точки, готовые потеряться в ослепительном блеске мириады звёзд.

«Вот уж не подумала бы никогда, что придется еще раз встретить вас вместе», – она вспомнила те самые безоблачные, короткие африканские ночи, проведенные с Танели. Они, как оказалось, стали самым ярким и счастливым ее воспоминанием.

«И почему наши мечты остаются только мечтами, а воспоминания – лишь воспоминаниями», – горькая мысль, непонятно откуда-то всплывшая, почему-то напугала ее, отозвавшись болезненной ностальгией по времени молодости, любви и счастливого безрассудства. Даже война была не в силах заслонить своей мрачной тенью свет тех чудесных мгновений.

«Чертов парад планет, что сейчас ты нам приготовил, какие перемены и бури. Чего теперь мне ждать от тебя», – Александра повела плечами, вздрогнув не то от неожиданно накатившей слабости, не то от приступа необъяснимого суеверия, не то от наступающего холода.

Шагнув за калитку, она махнула рукой в темноту. С низким гулом подъехал огромный служебный додж. Александра, подобрав юбку, ловко юркнула в услужливо открытую заднюю дверь. Расположившись в салоне, она выдохнула и, собравшись с мыслями, дотянулась до кнопки на пульте. Темно-матовое стекло с легким жужжанием отгораживало ее от водителя, а она уже доставала телефон, на ходу подбирая нужные слова, смысл которых максимально точно и емко обрисует сложившуюся ситуацию.

«Это я, – произнесла она, услышав в телефоне ответный щелчок, с вызываемой стороны. – Всё в порядке. – В рубке раздалось тихое бормотание, в ответ на которое Александра коротко, но часто кивала, местами морщившись, словно от зубной боли. – Да, я знаю. Вы были правы, всё прошло, как и задумывалось. Да, наши опасения были беспочвенны. Я знаю, но ручаюсь, язык за зубами он держать будет. Да, я уверена, что он возьмётся за это дело. Почему? Да потому, что я два часа отговаривала его от этого, – наконец не выдержав, Александра сорвалась на крик. В общем, – успокоившись, произнесла она, – я дала ему три дня. Он выполнит, то, что обещал. Иного варианта устранения прототипов без поднятия лишнего шума у нас все равно нет. Думаю, он не заподозрил подвоха, шестая поправка – сильный аргумент. Он солдат, и данное им обещание забрать чужую жизнь для него не пустой звук. Что? Нет, никаких действий с нашей стороны, лишь ожидание. Дельгадо? Его я беру на себя. Уверена ли я? Уж поверьте, господин министр, в ближайшее время ему будет не до этого».

В трубке раздались короткие гудки, и Александра откинулась на сиденье. Она поймала себя на мысли, что страшно устала от подковёрной битвы бульдогов. А она была буфером в этой борьбе, сохраняя, хоть и на словах, условный нейтралитет. Дельгадо своими беспринципными действиями нажил себе врагов чуть ли не в половине госаппарата страны. Но у него была поддержка администрации президента, напуганной нарастающими волнениями в народе. И пока на его стороне президент, ей остается только выжидать. Ждать удобного момента, чтобы свернуть Лисёнку шею.

Она вздохнула. Слишком длинный день. Слишком много переживаний. Слишком много неожиданных открытий, открытий самой себя; чувств и эмоций, о которых она уже начинала забывать, и поступков, на которые, как ей казалось, уже не осталось сил. Она так и не смогла открыть перед Танели истинную причину своего появления. Волки были лишь предлогом для встречи с ним. Она собиралась поговорить с ним совершенно о другом, личном, настолько сокровенном, что признание потребовало бы от нее мобилизации всех душевных сил. Об их дочери. Танеле. Но она не смогла сказать правду, поделиться тайной, которую носила в себе столько лет. Тайну, на обладание которой он имел полное право.

***

«На войне часто незначительные обстоятельства

приводят к большим переменам».

(Гай Юлий Цезарь)

– Вы очень красивая, госпожа майор, – Танели провел по моим волосам, и от этой ласки по всему телу пробежал невыносимый озноб желания. Еще мгновение назад я бы подумала, что все, хватит. Поразвлеклись и разбежались. Но тело протестовало, а ноги вдруг становились предательски ватными. И впервые за долгое время захотелось забыть обо всем и остаться в его объятиях.

«Вот стервец», – подумала я, млея от его ласк. А на душе скребли кошки. Танели, после некоторой заминки, развернул меня к себе, и я поняла, что гораздо слабее, чем могла о себе подумать.

Потом, вспотевшие и уставшие, мы лежали, обнявшись в тишине, наедине со своими мыслями и ощущениями. Танели полулежал, прислонившись к спинке койки, закинув руки за голову, думая о чём-то своём. А я, воспользовавшись моментом, пристроила голову на его груди. Уперев в грудь подбородок, я постукивала пальцами по его крепким мышцам, исподтишка наблюдая за ним. Мой любовник был где-то далеко, казалось, совершенно забыв обо мне.

– Почему ты тогда не выстрелил? – вопрос вдруг сам сорвался с моего языка. Я мысленно чертыхнулась, но Танели уже перевел удивленный взгляд на меня.

– Ты о чём, Александра?

Казалось, я тогда покраснела, чего со мной не происходило с самых лейтенантских пор, когда офицерские погоны на плечах женщины вызывали больше усмешек, чем уважения.

– Ты сомневаешься во мне? Боишься, что не выполню задание? – спросил он, распрямившись в кровати. Мысленно я хотела убить себя. Танели сел у края кровати, а я подползла сзади, словно нашкодившая кошка, пытаясь приластиться. Обняв его за шею, я поцеловала его небритую щеку и проворковала, сама не узнавая свой голос:

– Ну, прости. Сорвалось с языка, ты не так меня понял. Просто все, что касается тебя, мне интересно, я хочу больше узнать о тебе, о твоей жизни, о твоем прошлом. Понимаешь?

Он полуобернулся и внимательно посмотрел на меня, и не понятно было, что больше во взгляде его; юношеской злости, задетого за живое самолюбия или все же уже мужского понимания.

– Дался тебе этот волк, – ответил он. – Гнилая история, не хочу об этом говорить.

– Я понимаю, Танели, но из-за него ты попал на войну. Почему так случилось, ведь я точно знаю, не попасть ты не мог, – он задумался.

– Что ж… я шел за ним по пятам уже несколько дней. Пару раз я видел его силуэт в прицеле, но каждый раз какие-то незначительные помехи: то качнувшаяся ветка, то внезапно поднятый ветром сноп снега, то вспорхнувшая стая тетеревов, мешали сделать выстрел. Везло ему хронически. Я не торопился, терпеливо выжидая момент, когда он выдохнется и окажется от меня на расстоянии вытянутой руки. Иногда, сидя у ночного костра, мне начинало казаться, что мыслю как он, чувствую лес его кожей, вижу его глазами, вдыхаю морозный воздух его ноздрями. И тогда мне становилось невыносимо тяжело от нахлынувшей тоски, заставляющей неметь пальцы и отбирающей остатки решимости. И когда я загнал его в ловушку, когда явственно видел его дрожащее тело, держал его на мушке, тогда я не смог нажать на спусковой крючок. Почему? Скорее всего, я и сам не до конца разобрался в этом. Наверное, в тот момент мне показалось неправильным и кощунственным, вот так просто, после всего того, что мы с ним пережили, одним движением пальца всё это прекратить. И тогда я отпустил его. Сколько раз я потом мысленно возвращался к тому моменту, и думал, думал, думал.

– Вернуть всё назад, и ты поступил бы также, – я поцеловала его, – теперь я понимаю, что увидела в тебе. Ты чудный, Танели, и чудной, – я потянулась, удобнее расположив на груди голову. Он заплел руку в моих волосах, – ласка, от которой хотелось замурлыкать и выпустить от удовольствия коготки.

…он еще что-то рассказывал о лесе, охоте, о своей семье и родине. О жутком зимнем холоде и длинных, звездных ночах. О тайге, нескончаемом хвойном океане и озерах, тянущихся до самого горизонта. Я и сама не заметила, как под его убаюкивающий голос начала засыпать.

Я еще долго лежала, наслаждаясь накатившей негой. Счастье витало вокруг меня, обволакивая свежестью и остротой ощущений, тревожащих каждую клеточку тела.

Танели не стал меня будить. В ответ на мое невнятное, полусонное бормотание он лишь чмокнул меня в щеку. Я, еще не до конца проснувшись, привстала на локтях, но он остановил меня, лишь на прощание махнув рукой. Незакрытая за ним входная накидка палатки еще трепыхалась, а я уже затосковала по несимпатичному, но дьявольски притягательному парню, во взгляде которого хотелось утонуть, голос которого завораживал, заставляя забыть о времени. И тут мне стало страшно. Впервые на этой войне стало страшно до одури, страшно до дрожи в ногах. И не понятна была природа этого, не иначе как потустороннего, страха. Вот что пугало по-настоящему. Не знаю, чего я страшилась больше, что уже никогда не увижу Танели или наоборот, что увижу его снова. Бред какой-то. Туман в душе и бардак в голове. Неспособность понять свои чувства, бессилие перед неожиданно острыми эмоциями раздражали и злили. Не знаю, долго ли я еще крутилась в кровати, смяв простыни и взбив до полной невесомости подушку, пока под тяжестью переживаний и невеселых мыслей я всё же провалилась в сон. Усталость, накопленная неделями каторжного труда и постоянного недосыпа, словно гранитной плитой придавила меня к кровати. Сколько раз потом я кляла себя за это. За то, что не смогла справиться с усталостью. За то, что отпустила Танели, так и не попрощавшись с ним. За то, что не успела сказать ему, как он мне дорог. Но так распорядилась судьба. Больше мы уже никогда не были вместе. Наверное, он так и не смог простить меня. Как изменилась бы наша жизнь, не провались я тогда в тяжелое забытие? Не знаю даже. Может, и к лучшему, что обстоятельства сложились именно так, а никак иначе. Да и ненавижу я прощания.

Во сне я звала Танели, заблудившись в лесу с высокими соснами, закрывающими кронами темное небо. В то время, как я потерянная блуждала между одинаково нескончаемыми стволами деревьев, Танели лежал на пустынном бархане, накрытый камуфлированным балахоном. Сжимая бинокль с целеуказателем, локтем чувствуя своего наблюдателя, ожидая появление цели. Он уже ясно видел просыпающийся поселок, с пробегавшими по маленьким улочкам худыми, облезлыми собаками. Он ждал лишь того мгновения, ради которого и стал снайпером, четко представляя себе, как наведет прицел на араба с фотографии, навсегда запечатленной в голове, и положит сухой палец на курок. Не знал он только одного, что всё пойдет не так, как он себе представлял. Что не придется сегодня ему никого убить. И что цель – не араб с фотографии, а он сам.

Из трясины серого, пугающего своей безысходностью, сна, меня вырвал знакомый голос. Открыв глаза, я увидела адъютанта полковника, трясшего меня за плечо.

– Госпожа майор, – вид у него был виноватый и встревоженный, – извините, вы не отзывались, пришлось войти. Полковник вас вызывает, срочно.

– Сколько времени, лейтенант? – спросила я, протирая заспанные глаза.

– Начало четвертого.

– Черт, – я резко распрямилась в кровати, открыв все свои прелести, – группа ушла? – запальчиво спросила я, сама уже зная ответ.

– Да, – непонимающе ответил растерянный и смущенный адъютант, – уже два часа назад. Полковник приказал не беспокоить вас. Он сам проинструктировал группу.