Тимбервольф

«…тот самый старатель, нашедший свой первый самородок весом в триста грамм, закончил жизнь трагично, так и не найдя счастья у подножья Скалистых гор. Проспекторы, представляющие интересы одной из крупных горных компаний, предложили выкупить за бесценок его участок. В ответ на его отказ взбешенные наемники сожгли его дом, убили всю его семью, а его оставили умирать в одной из пещер гор. А кустарные шахты сохранились и до наших дней, напоминая людям об эпохе жадности и беспринципности, времени, когда человеческая жизнь ценилась не дороже самого маленького самородка…».

Время шло к закату. Игнатик встряхнул головой, разгоняя остатки сна, и аккуратно вытянул руку из-под головы сладко посапывающей Вики, которая удобно устроилась у него на груди. Взглянув на часы, он чертыхнулся, и решил растормошить ее. Вика недовольно заворчала, словно тряпичная кукла, встряхиваемая переполошенным Игнатом.

– Ты чего, – почти заплакала она, – я спать хочу. – Вика, пытаясь похныкать, потирала заспанные глаза и упорно не хотела двигаться.

– Ну, Вик, – Игнат попробовал добраться до Вики уговорами, минуя её эпическую упёртость, поняв, что сила и грубость ничего не дают, – вставай, немного осталось, да и время уже, – он ткнул в лицо насупившейся Вики, часы на своем левом запястье, – скоро ночь, нас поди уже потеряли. Ну, пожалуйста, – Игнат пошел на крайние меры, понимая, что уж к жалостливой просьбе она равнодушной не останется.

– Ладно, – почти по-взрослому отозвалась Вика. – Игнатик, а вдруг, – спохватившись, спросила она, – тот старатель всё еще бродит здесь?

– Да нее, – ответил тот, покрутив головой вокруг, – такая большая, а всё в сказочки веришь.

Луч фонаря нервно шарахался по влажным, темным стенам шахты, пока не встретился с испуганным лицом Вики.

– И не сказочки это вовсе, – насупилась она и шмыгнула носом. – Мама мне рассказывала, что призраки есть, – совершенно серьезно ответила она.

– Может и есть, – Игнат поправил рюкзак на плечах Вики, – вот только дядя Денни, Вик, по секрету шепнул мне, что нас они боятся больше, чем мы их.

***

Седой Джонни заворочался во сне, потревоженный незнакомыми звуками, бесцеремонно ворвавшимися в его логово. Он не торопился просыпаться, за долгие годы одиночества привыкший к неторопливому течению времени. Сном дремоту Джонни назвать было сложно. Это была не та спячка, когда он проваливался в теплую уютную яму забытия. Джонни уже и не помнил, сбившись со счета, сколько раз весеннее солнце будило его, появляясь в узкой расщелине пещеры. Какая-то часть его мозга бодрствовала, чутко отзываясь на любые внешние раздражителями. Но притупленная долгим временем безмятежного уединения осторожность и не собиралась просыпаться. Лишь когда к его телу подкатилось несколько камней, он все же заставил себя расшевелиться. Мозг заволакивала злость, наполняя размякшие мышцы адреналином. Стряхнув с крупа пыль, он развернул нос в сторону незнакомых запахов, проникших в его логово со стороны выхода. Не спеша, он, прихрамывая на одну лапу, выглянул в коридор, куда сверху скатывались мелкие камни. Впереди мелькал свет фонарей, и нестерпимо несло людским запахом. По тому, как пришельцы ступали по камням, Джонни сообразил, что к нему подбираются детеныши людей. Это было странно и непонятно. Злость уступила место любопытству. Он не стал разбираться в этой нежданно свалившейся проблеме, и решил просто их припугнуть. Когда свет их фонарей ударил по его глазам, он не выдержал и зарычал. Получилось не очень убедительно, но хватило для того, чтобы перепуганные дети бросились наутек. Громко визжа, они, мелькая спинами, сорвались вниз, в темноту пещеры, где точно не было выхода. Джонни непонимающе помахал головой с заросшей гривой грязно-серой шерсти, и удивленно поджал свои изодранные уши. Странные детеныши, вместо того, чтобы вернуться туда, откуда и пришли, еще больше углубились в лабиринты шахт, где шумели подземные ручьи. И куда их понесло? Некоторое время еще слышались их крики, смешанные с шумом водопада, а затем всё стихло. Джонни удовлетворенно покачал головой и вальяжно развернулся в сторону логова.

***

Игнат хмуро смотрел на свой навигатор, пришедший в негодность после вынужденного купания. Левая рука жутко ныла. Любое движение приносило невыносимую боль. Дело было плохо. Скорее всего, он вывихнул плечо и потянул лодыжку. Испугавшаяся Вика, подсвечивая телефоном, помогла снять ему куртку. Разорвав его рубашку, она подвязала, как их учили воспитатели, руку Игната. Убедившись, что с Игнатом все в порядке, она помогла ему сесть спиной к стене пещеры и занялась поиском дров и разведением костра. Одежда, натянутая над костерком, уже почти подсохла, и одеяла, оставшиеся сухими в непромокаемом рюкзачке Вики, скоро можно было с себя снять. Водичка в озере была необычно теплой, скорее всего, подогреваемая подземными источниками, на отсутствие которых, как и гейзеров, заповедник никак не мог пожаловаться. Ужас от преследования гризли, болезненного падения вдоль водопада, изрезанного неровными выступами, уже почти прошел, уступив месту обыкновенному детскому любопытству. Вика при падении в озеро, уютно расположившееся на дне шахтерской выработки, отделалась лишь легким испугом, а вот Игнатику пришлось гораздо хуже. Глубокие раны на плече от рассечения острыми краями камней, и вывих руки, совершенно обездвижили их. Наряду с вышедшими из строя телефонами это грозило детям бессрочным пленом. После того, как они вынырнули из озера, отплевываясь и отхаркиваясь водой, прошло не меньше двух часов, а в голову так и не пришло никакой идеи, как выбраться из каменной западни. Вика, дорвав рубашку, перетянула ногу Игната, а раны обработала йодом, чудом оказавшимся в ее детской аптечке. В общем, ситуация выглядела совсем уж плачевной, что подтверждали высокие гранитные стены, окружающие озеро.

– Иганатик, – шепотом спросила Вика, – а может, это и был тот самый старатель?

Игнат взглянул на ее глаза, которые от страха стали совершенно неправдоподобно большими и едва подавил смешок.

– Да нет, Вика, – ответил он, – это был обычный гризли. Старый-престарый гризли.

– А мама тааакие вещи рассказывала про здешних. А еще, а еще, – протараторила она, – тут тролли водятся. Они сокровища охраняют.

– Это она тебя пугала, чтобы ты где попало не лазила.

– Угу, – пробурчала она, надув щеки, – и чего мы тогда тут делаем.

Игнат в ответ лишь пожал плечами. Ответить ему и вправду ей было нечего.

Решив подождать, пока высохнет одежда, прежде чем отправиться на разведку в поисках выхода из темных лабиринтов, Вика взялась обследовать озеро. Слабый свет от костра и их фонарей, преломляясь у свода пещеры, обвешанного сталактитами, и отражаясь от кристально чистого озера, многократно усиливался, делая освещение в, казалось бы, совершенно темном гроте, вполне сносным. В прозрачной воде подземного озера блеснула ярко желтая галька, заставив Вику повнимательнее к ней присмотреться. Она от скуки уже перебрала целую кучу камешков, и хотела уже забросить это глупое занятие, как вдруг наткнулась на золотой кругляш. Подобрав одеяло, она по колени зашла в воду, нащупав ладонью яркий камень. Галька, к великой радости Вики, оказалось совсем даже не галькой, а, о чудо, настоящим золотым медальоном с изображением морды волка. Медальон был небольшой – не больше ногтя пальца большой руки, но прозрачная вода и выдающийся профиль волка искажали его размер, придавая массивность и внушительность.

– Игнатик, Игнатик, – защебетала Вика, – смотри, что я нашла, – и подскочила к нему, задыхаясь от радости, протягивая найденный медальон.

– Ого, – в его глазах блеснул интерес, – где ты это нашла?

– Там вот, – она развернулась всем телом, и указательным пальцем ткнула в озеро.

– А знаешь, что ты нашла? – произнес Игнат заговорщицким шепотом. Озадаченная Вика помахала головой, присев на корточки возле Игната. Проведя дрожащими пальцами по драгоценным камням, которыми было инкрустировано изображение волка, она вопросительно взглянула на Игната. – Это знак волка. Его могли носить только лучшие воины племени, – торжественно заявил он, надев медальон на шею.

– Ой, – непонимающе отозвалась она, – и что?

– А то, – с просиявшим лицом ответил он, – мы нашли священное место индейцев. Значит, где-то здесь должен быть выход.

***

Конечно же, следы детей были обнаружены сразу. Пещера, шахта и прилегающие к ним коридоры были промерены сантиметр за сантиметром. Когда стало понятно, что поиски наверху не дадут никаких результатов и дети скорее всего спустились в глубину шахт, Мэри окончательно потеряла надежду. Слез уж не было, осталась только чудовищная усталость и холодный ужас от осознания того, что уже никогда не сможет увидеть дочь. Спасатели, добравшись до конца туннелей, туда, куда сходились несколько штолен с падающими вниз ручьями, собрали консилиум. Поиски зашли в тупик. Спуск вниз, в глубину горы, требовал дополнительного оборудования и подготовленный персонал, вызов которого из ближайшего города займет минимум сутки. Время шло. Мэри постепенно впадала в истерику, начиная заговариваться. Неизвестно было, в каком состоянии находятся дети. Какой сложности травмы могли они получить, и живы ли вообще. Уже не часы, а драгоценные минуты таяли, как весенний снег, унося с собой уверенность спасателей в своих действиях. Даниэль как мог, поддерживал и успокаивал ее, и когда по рации передали, что у северной стороны горы нашли девочку – живую и невредимую, у Мэри просто не осталось сил для радости. Лишь услышав в рации писклявый голос дочери, Мэри, наконец, смогла дать волю чувствам, разрыдавшись на груди Даниэля. Спасатели потом искренне удивлялись, как маленькая девочка смогла добраться до выхода, по темному узкому гроту, оставив позади себя добрую сотню метров. Позже выяснилось, что Вика, вжимаясь в землю, словно юркий уж, проползла по холодному, тесному руслу ручья, ориентируясь лишь по направлению течения. Рискуя застрять в лазе, временами сужающемся до размеров заячьей норы, она появилась у водопада, громкими криками переполошив весь лагерь спасателей, размещенный у подножья горы. Проходчикам потребовалось лишь два часа, чтобы добраться до пещеры с уставшим, но улыбающимся Игнатиком.

***

– Посмотри на них, – произнесла Мэри, взяв Даниэля под руку.

Вика суетилась вокруг Игната, не желая отходить от того ни на секунду. Тот, насупившись, словно стесняясь окружающих его незнакомых людей, отмахивался от ее ухаживаний, еще не веря в их спасение.

– Чувствую, эта парочка еще доставит нам немало беспокойства, – Даниэль покачал головой, но увидев, как напряглась Мэри, улыбнулся и обнял ее. – И вряд ли теперь что-то сможет их разлучить, – сказал он и поцеловал покрасневшую от смущения Мэри, еще не совсем поверившую, что так чудесно всё закончилось.

Посреди радостного переполоха лишь старый проводник-индеец сохранял хмурое молчание. Для всех оставалось загадкой, как этот чудак с заплетенными в лоснящиеся косы волосами оказался среди спасателей. Он молча осмотрел раны притихшего Игната и покачал головой. В ответ на осуждающие взгляды медперсонала и спасателей, старик лишь хмыкнул и одним движением вправил тому вывих плеча. Игнат тихо зашипел, но успокоился, когда на его лоб легла шершавая рука старика.

– Каканниви, – только и произнес индеец, хмуро разглядывая медальон Игната. – Глупый ашкий, – и, задрав голову, затянул песню на своем языке, покачивая в такт головой.

– Что он сказал? – спросил Игнат у присевшего рядом Даниэля. В стороне Мэри, сидя на корточках, отчитывала дочь, перебирая дрожащими от волнения пальцами пуговки на ее кофте. А Вика, не обращая внимания на материнскую суету, бросала в сторону мужчин заинтересованные взгляды, чувствуя, что между ними происходит что-то важное. И на старого индейца, тянувшего странную песню.

– То, что он назвал тебя глупым мальчишкой, недалеко от истины, – Даниэль рассматривал индейца, который, отвернувшись от них, что-то бормотал себе под нос. – Но вот каканниви.… Думаю, он говорил о волке. Похоже, о нем он и пел. Я не могу точно тебе перевести, но пел он о безысходности и определенности судьбы. Как-то так, – уклончиво добавил он. – О большом черном волке. Странно всё это, – протянул задумчиво Даниэль. – Таких в природе не существует. Легенда.… Всего лишь легенда. Каканниви, – еще раз задумчиво пробормотал он, поправляя лежащего Игната.

– Каканниви, – повторил индеец и взглянул пронзительными синими глазами на Даниэля. – Дурной знак, охотник, – сказал он, внимательно рассматривая Даниэля. – Дух волка выбрался на свободу.

Старый индеец еще раз провел рукой по угольным волосам притихшего Игната.

– Нас всех ждут великие испытания. Справимся ли мы, а, ашкий? – индеец вздохнул и, отряхнув свою хламиду от несуществующей пыли, поднялся с колен.

– При чем же здесь Игнат? – глухо спросил Даниэль.

– Ни при чем. Ты не понял. Злого духа выпустили, и он уже набирает силу. Ашкий всего лишь призма, через которую я увидел Черного Призрака. Не думай об этом охотник, все равно тебе не понять, – индеец задумался, рассматривая Даниэля. – Лучше помоги мальчику, охотник, – совсем уже тихо произнес он. – Без тебя он не справится, – добавил старый индеец и больше к ним не поворачивался, занятый созерцанием уходящего за горизонт солнца.

В тот день Седому Джонни так и не случилось больше заснуть. Он и не подозревал, что с появлением детей Скалистые горы покинут мир и тишина. Когда-то давным-давно он обрел умиротворение и спокойствие. А теперь он вдруг остро почувствовал, что его незыблемому, вековому царству благополучия совсем скоро придет конец.

***

«Глядя в прицел винтовки,

никогда не забывай посматривать за спину».

Игнат не стал тревожить дядю Денни, когда получил сообщение о постороннем движении в заповеднике. Да и с чего бы? Непонятно было, что и как. Для начала, он хотел сам удостовериться, что опасность реальная. Была еще одна причина – он хотел доказать старому егерю, что способен на самостоятельные действия. Не так уж и давно он заменил Даниэля, возглавив службу безопасности парка, и ничем значительным все еще не отличился. Честолюбие? Может и так. Хотя кто посмеет его обвинить в этом, когда он решит проблему. Звонок помощника раздался ночью, беззвучно завибрировав неоновым экраном телефона. Игнат осторожно выбрался из объятий сладко сопящей во сне Вики, и, наскоро собравшись, выехал в заповедник.

«А это тварь не так и глупа», – все шло так, как он и задумал. Волк уверенно шел в приготовленную для него западню, осторожно обходя сигнальные ловушки. Да, уверенность в безнаказанности своих действий – опасная штука. Игнат оторвался от винтовки и прислушался к раздавшемуся за перевалом шуму. Правее от линии прицела вспорхнули птицы. Внутри знакомо, сладко защипало чувство азарта, холодом отозвавшееся в животе. Он приник к оптике и развернулся вместе с винтовкой в сторону ручья. «Извини парень, но здесь моя земля». Знакомо защипало на подушечках пальцев. Рассвет приближался, заливая восток небо багровыми цветами.

«Так и есть. Ай да дядя», – радостно подумал он. По течению воды, в направлении от солнца, по краю берега, совсем рядом, метрах в ста, вальяжной походкой двигался огромный чёрный волк. Игнат облизнул обветренные губы и, размяв кисть, аккуратно положил повлажневший палец на холодный курок. Волк, не останавливаясь, повернул в его сторону голову, и Игнат был готов поклясться, усмехнулся своим нечеловеческим оскалом. Игнат оторвался от прицела и потряс головой. «Наваждение какое-то», – ошарашено подумал вдруг он, и почувствовал спиной леденящий укол опасности. Как можно медленнее и тише он перевалился с живота на бок, нащупывая на бедре нож, и, приготовившись, поднял голову. На камне, лежащем за его схроном, сидела белая волчица, уставив на него неподвижный взгляд своих огромных синих глаз.

Часть вторая. Волчье логово

« Плотные стены пещеры, резкие толчки носом,

которыми наделяла волчонка мать, сокрушительный удар ее лапы,

неутоленный голод выработали в нем уверенность,

что не все в мире дозволено, что в жизни существует множество

ограничений и запретов. И эти ограничения, и запреты были законом.

Повиноваться им – значило избегать боли,

и всяких жизненных осложнений».

(Джек Лондон. Белый Клык)

«Темп, темп, темп», – в голове пульсировала одна и та же мысль, словно бег по замкнутому тренировочному кругу – раз за разом, препятствие за препятствием, до свинца в разгоряченных лёгких. Остановись – и уже не поднимешься, только вперед, не сбавляя скорости, подчиняясь бездушному ритму. Трасса, которую ему нужно было преодолеть, оказалась несусветно сложной. Рваный темп в условиях пересеченной местности и контрольные точки с плавающими координатами и легко читаемыми путями прохода сбивали с настроя и путали заранее заготовленные планы. Не так-то легко в условиях дефицита времени сохранить запас прочности, необходимый для последней схватки. Что ж – пока удача была на его стороне. Преодолев основную часть пути, он отделался лишь несколькими царапинами и сэкономил большую часть сил. Но затем на его пути вырос комбинат, открывшийся перед ним посреди голой долины, словно замок из старой детской сказки. Казалось, краями высоких труб он дотягивался до низко стелющихся грязно-серых облаков. Крыши комбината были обозначены длинными антеннами, тянувшимися телескопическими шпилями вверх. Тоскливо поскрипывая ими от резких порывов ветра, они разбрасывали вдоль земли куски отслаивающейся темно-зеленой армейской краски. Конрада негостеприимно встретили бесчисленные серые корпуса с окружающими их километровыми свалками, растянувшимися, казалось, до самого горизонта. Перед ним открылся хаос переплетенных канализационных труб, коварные овраги и котлованы, словно воронки от бомб, заваленные снегом, перемешанным с грязью. Мертвая, зараженная десятикилометровая зона – кладбище химических отходов. Последний рывок к цели, ясно просматривающейся невооруженным взглядом, обещал множество непредвиденных препятствий. И проблемы не заставили себя долго ждать, упорно скрываясь и сжимаясь к цели, как пружина, готовая разжаться в любой момент. Хуже всего ему пришлось на замерзшей луже с жидкими химическими отходами. Насколько она глубока, он понял только тогда, когда увлеченный бегом, не заметил припорошенный снегом ручей и провалился под еще тонкий лед. Пронизывающий насквозь холод тысячами иголок вонзился в тело, заставив вздыбиться шерсть и расшириться от боли зрачки. Он не стал тратить время на попытки выбраться на поверхность с коварным, ломающимся льдом. Сбалансировав температуру тела, Конрад поднырнул в направлении берега со стелющимся вдоль кромки теплым паром. Вода была непроглядно мутной из-за стоков канализационных труб, черно-грязными раструбами торчащими из высокой насыпи. По краям берега стоки еще не остыли, и, вынырнув, он позволил себе немного полежать и отдышаться в вязкой канализационной жиже. Время позволяло. Совершив рывок через озеро, Конрад срезал большую часть участка и выиграл несколько драгоценных минут. Озеро со стелющимся вдоль поверхности ядовито-зеленым паром на деле являлось искусственным котлованом, вырытым здесь для сброса жидких отходов. Оно лежало на пути в корпуса химического комбината, являющимся точкой назначения. Проще всего туда было бы проникнуть через туннели, тянущиеся на сотни метров под землей. Где единственной проблемой было не заплутать в сложной паутине подземных коммуникаций. Быстрее получилось бы на поверхности, но подходы к комбинату были сплошь утыканы непроходимыми охранными датчиками. Камеры слежения разрезали контролируемый периметр на отдельные сектора, исключая возможность проникновения на объект через слепые зоны. А соблазн мгновенного рывка, рассчитанного на инертность охранной системы, нивелировал глубокий, рыхлый снег, неожиданный для этих мест и этого времени года. Стряхнув с себя остатки влаги, источающие миазмы, притупляющие обоняние, он осмотрелся. Череда звуков и запахов, нанизываясь друг на друга, складывалась в стройную объемную картину местности. Конрад промаркировал особо громкие участки и объекты с выделяющимися запахами. Интуиция не подвела – его уже ждали. Но пока он находился за насыпью, укрытый зеленым туманом химических испарений и шумных всплесков падающей с высоты обрыва воды, обнаружить его не представлялось возможным. Но сейчас нужно было решать – либо быстрый отчаянный рывок через контролируемое поле, либо спуск в подземелье, с риском заблудиться и упустить преимущество от эффекта неожиданности. Конрад нашел третий путь, там, где его точно не ждут. Идея возникла сама, едва он вынырнул из озера, отплевываясь и откашливаясь от мерзко пахнущей слизи. Он проберется на комбинат маршрутом, просчитать который не пришло бы в голову никому, по той лишь простой причине, что таковым его не считали.

Несколько раз, проползая по узкому, скользкому коллектору, Конрад напарывался на изогнутые, проржавелые листы обшивки, и тогда ему казалось, что он попал в мясорубку. То и дело усиливающийся напор потока жидких отходов нещадно швырял Конрада по стенам трубы. Раны, разъедаемые химической отравой, противно ныли, но на скорости продвижения это пока не сказывалось. Настораживало другое. Он прошел только три колена коллектора из одиннадцати, и при таком раскладе к концу трубы от него останется замаринованный фарш либо запеченный в собственном соку мясной рулет. Представив, как побледнеет при виде химических ожогов медперсонал, Конрад злорадно оскалился, наполнив мышцы бодростью. Сосредоточившись на задании, он прикинул скорость передвижения и принял решение распределить тонким ручейком утекающие силы. Время, которое он потеряет, компенсируется запасом, который он получил, когда напрямую пересек озеро. Основную часть пути он преодолеет в замедленном темпе, экономя их, включая ускорение лишь при увеличении напора стока. Плюс он накидывал время на пятисекундный отдых у каждого поворота. Выходило, что на прохождение коллекторов уйдет примерно три минуты. Он успевал. За десятым коленом начиналась территория завода. Судя по карте, конец участка трубы перед последним поворотом находился во вспомогательных корпусах. Включив тепловое зрение, он просканировал помещения, прилегающие к основному бассейну. Чисто. Всё, можно было выходить, предварительно устранив последнее препятствие. Решетка поддалась с трёх ударов, неожиданно тяжело для уже давно потерявшей прочность канализации. Внутри помещения ни датчиков, ни наблюдения предусмотрено не было. Как и во всех складских помещениях и корпусах первичной очистки и сброса, охранная система ограничивалась контролем доступа, датчиками вскрытия дверей и разбития окон. Внутри помещения передвижение ничем не затруднялось, и маскировка не требовалась. Выбравшись из бассейна, Конрад обвел взглядом зал, вперемежку заваленный мешками с технической солью и сброшенным в беспорядочную кучу металлоломом. Чуть задрав голову, он зафиксировал следующий маршрут движения. Попасть в систему вентиляции не составляло особого труда. Достаточно было подняться на ярус уровнем выше. Но вот тут-то и возникала проблема. На уровне второго этажа помещение окружали высокие, в три метра окна, открывающие обзор на территорию комбината, которая была обвешана камерами слежения, как новогодняя елка гирляндами. Сравнение само собой возникло в голове, вот только настораживало то, что он не знал, что такое новогодняя елка. Спонтанные приступы раздвоения личности, за последнее время только участившиеся, пугали и раздражали Конрада. А странные сны, напоминающие обрывки старых фильмов, беспокоили его, портили картину ясности и понятности бытия, сформировавшуюся у него еще в детстве. Встряхнув головой, Конрад оскалился в одну из камер, и одним прыжком оказался в воздуховоде, легко пробив хилую жесть.

«Первый – чисто, прием. Второй – чисто, прием…», – вооруженные боевики, четко по-военному, строго по графику, докладывали обстановку. Механически отжимая гарнитуру портативных радиостанций, закрепленных на поясе, они держали под контролем не верящих в реальность происходящего заложников. Захваченные люди были разбиты на маленькие группы и согнаны в помещения, разбросанные по всему заводу. По задумке террористов, такая тактика должна была до предела усложнить работу спецназа и упростить переговоры с официальными представителями властей.

«Седьмой – чисто, при…», – закончить фразу боевик не успел, рухнув как подкошенный на пол, с раскроенным черепом.

Женщина, сидящая в углу комнаты на коленках, закрыла рукой рот, и, сдерживая крик, тихо поскуливала от ужаса. Ее обнимал ребенок, большими испуганными глазами взирающий на страшную картину. Зрелище было впечатляющим и отвратительным одновременно. Перед заложниками, в луже крови, перемешанной с мозговым веществом боевика, стекающего по выломанной вентиляционной решетке, стоял огромный, черный волк, размером с небольшого теленка, неспешно озирающийся в комнате. Осмотревшись в помещении, он задержал свой взгляд на женщине с ребенком. Мягкой походкой, словно боясь еще больше напугать и так находящихся в шоке людей, волк подошел к женщине. Та, крепче обняв ребенка, жалась к стене, не смея отвести взгляд от удивительно синих глаз зверя, внимательно ее оценивающих. Через секунду, потеряв к ней интерес, волк перевел взгляд на ее сына. До этого момента Конраду не приходилось сталкиваться людьми за пределами питомника. Опыт общения с людьми ограничивался вечно злыми и недалекими охранниками, да медиками, которые вызывали у него лишь подсознательный страх. А вот детей ему видеть не доводилось. Ребенок, копошащийся возле испуганной матери, с любопытством, перевесившим ужас, его разглядывающий, вызвал у Конрада живой интерес. Он принюхался. Запах оказался неожиданно мягким, незнакомым и лишенным боязни. Обычно люди, видевшие его, пахли отталкивающим страхом и неприкрытой ненавистью. Ребенок не боялся его, и это открытие поразило Конрада и отвлекло от задания. Немного замешкавшись, он пропустил мимо ушей шум, доносящийся из коридора. То, что приближаются враги, Конрад понял лишь по панике, возникшей на лицах заложников, да надоедливо пищащей рации на поясе мертвого террориста. Приближающихся боевиков было двое. Видимо, молчащая рация убитого вызвала подозрение, а те двое за стеной должны были удостовериться, что здесь все в порядке. Два боевика, с автоматами наперевес, еще не понимали, что, являясь последним препятствием на пути к командному центру, на самом деле были уже мертвы.

«Объект альфа, операция закончена. Возвращайтесь на базу. Дальше работает спецназ, конец связи».

Едва зачистив командный пункт боевиков, Конрад почувствовал неладное. И как будто цель была достигнута, но незначительные помехи, портящие гармоничный фон выполненной задачи, не давали покоя, зудом отдаваясь в голове. Что-то было не так. Конрад, спрятавшись в канализационном узле, внимательно наблюдал за тем, что происходит в освобожденных помещениях. Картина не складывалась. Увлеченный зачисткой командного центра, он упустил нить происходящих событий. Незначительные детали, скрытые за переполохом освобождения заложников, нанизывались друг на друга, не давая расслабиться. Вот растерянный командир спецназа, от волнения снявший маску, сбивчивым голосом торопливо докладывает на базу. Вот бьющаяся в истерике женщина, едва сдерживаемая мужем, что-то выкрикивала через его плечо, обращаясь к бойцам спецназа. И что более всего резало взгляд и путало мысли, так это ухмыляющиеся лица боевиков, стоящих на коленях с заведенными за затылок руками. Лица людей, уверенных в своей безнаказанности и, главное в том, что события развиваются по их сценарию. Они, были абсолютно спокойны, прекрасно осознавая, что для них не всё еще закончено.

***

– Как он вам? – гордо улыбнулся помощник, почти с вызовом посмотрев на генерала.

– Весьма неплохо, – сухо ответил Дельгадо.

– Есть сомнения? – упавшим голосом спросил помощник. Спесь с его лица, молодого майора службы безопасности, которую возглавлял генерал Адриано Дельгадо, как ветром сдуло.

– Местами он становится неуправляем, – ответил генерал, постукивая костяшками кулака по столу.

– Я бы назвал это автономностью и адаптивностью, – торопливо, запинаясь, произнес майор.

– Игра слов. Его нестандартное мышление и непредсказуемость в будущем обещают нам немало неприятных моментов. Настораживает зависимость его решений от эмоционального фона, – произнес уставшим голосом Дельгадо, проведя ладонями по лицу. – Он способен на эмпатию? Взять бы хотя бы этот вопиющий случай с заложниками. Нарушив прямой приказ, он продолжил выполнение задания, подвергнув опасности уже освобожденных заложников и бойцов спецназа. Этот отход от плана заставляет задуматься.

– Разумеется, сэр, импровизации в его действиях никто не ожидал. Нужно время, чтобы проанализировать выход за рамки программы. Но не думаю, что это сопереживание. Да и специалисты склоняются к тому, что его действия были спровоцированы незапланированной сменой оперативной обстановки. Я бы назвал его действия вынужденными, и изменение плана действий было вызвано не эмоциями, а необходимостью оптимального решения возникшей проблемы и четкого выполнения задачи.

– Я не ученый, всего лишь старый вояка. Но даже у меня, с моим минимальным набором знаний, закономерно возник вопрос. Как он догадался, что у террористов существует запасной план? Молчишь? Полевые испытания нужно продолжать. Необходимо понять, как он поведет себя в условиях полной автономности. Что касается боевых навыков Конрада, я вижу, что он готов. И операция в комплексе лишний раз это доказала. Но одного больше к операциям не привлекать. Нам нужна надежная страховка.

– Джина, – майор кивнул, – безусловно, сэр, идея работы в паре не может не оправдать себя. Между Джиной и Конрадом налажена связь. Но, вернувшись к выводам, подтвержденным данными испытаний Джины, – он покачал головой, – она не готова. Что еще больше расшатает его эмоциональное состояние…

– О чем ты говоришь, – скривился Дельгадо. – Эмоциональный фон.… Всего лишь инстинкты, которые легко подавить. На данном этапе испытаний твои сомнения неуместны, – Дельгадо поднял вверх ладонь, останавливая офицера. – Не забывай, ты мой заместитель. Решение все равно принимать мне. При других обстоятельствах я бы принял во внимание твое недовольство Джиной. Да у меня и у самого большие сомнения насчет эффективности этой пары. Но пока она рядом, он будет находиться в рамках допустимого риска. Да и прикрытие ему совсем не помешает. Помните главное, она – всего лишь спусковой крючок. Наш туз в рукаве. Если что-то пойдет не так, она устранит его, – закончил Дельгадо и посмотрел на своего заместителя.