000
ОтложитьЧитал
Пролог
Пенсия человеку даётся только один раз и не каждый до неё доживает!
Вот уже пятый год я на пенсии, которую получил за выслугу медицинского стажа. Получил, кстати, через суд, потому что пенсионный фонд никак не признавал два года моей работы главным врачом участковой больницы. Дескать, эта должность административная и врачебный стаж не положен. А то, что я ещё и работал терапевтом, как-то позабыли. Пришлось доставать необходимые справки. Побегать. Но доказал. И теперь я на пенсии, но работу не бросаю. Только работаю я с минимальной нагрузкой, для собственного удовольствия. Живу я в своем загородном доме, два раза в неделю дежурю на городской станции «скорой помощи». В свободное время занимаюсь огородничеством, а также пишу мемуары. В общем, делаю всё, что полагается начинающему пенсионеру.
Как-то раз, аккурат после пятилетия присоединения Крыма к России, взялся я разбирать ящики с бумагами, скопившимися в течение трёх десятков лет и хранящимися в мансарде, в старом шкафу. Ящиков было с полдюжины, и пришлось этой работе посвятить несколько вечеров. Я перебирал старые квитанции, записные книжки, вырезки из газет и журналов, письма, открытки… Многое из этого добра я выбрасывал, но некоторые находки оставлял на память. И вот, разбирая предпоследний ящик, на самом дне я обнаружил небольшую тетрадку, заполненную мелким, порой неразборчивым почерком. Это были мои «Записки терапевта», которые я написал в часы отдыха на своих больничных дежурствах. Эти записи отображали определённый период моей жизни – период краха социалистической системы.
Многие люди, упомянутые в этой тетрадке уже отошли в мир иной, кто-то уехал в другие города, некоторые до сих пор здороваются со мной на улице. А я, бытописатель и участник тех далёких событий, после прочтения своей рукописи, решил донести свои воспоминания не сколько до сверстников, а в основном для тех, кому эти события покажутся только красивой легендой.
1.
Работа участкового терапевта в маленькой районной больнице всегда познавательна. И это относится не только к медицинской стороне профессии: наряду с врачебным опытом приобретаешь опыт житейский. Не только за рецептами и больничными листами приходят ко мне в кабинет пациенты. Для некоторых из них (особенно для одиноких стариков и старух!) я в какой-то степени представляю и психотерапевта, с которым можно поделиться страхами, пожаловаться на личные проблемы или поведать какую-нибудь невероятную историю. Я не возражаю, если пациенты пытаются «излить душу»: любой хороший врач (а я таковым, по крайней мере, пытаюсь стать) должен в определенной мере быть и психотерапевтом. И такой подход к работе приводит к тому, что некоторые посетители моего кабинета постепенно становятся не только пациентами, но и моими хорошими знакомыми, с которыми можно общаться и вне больничных стен.
В этот тёплый июньский день пациентов было немного, и за три часа я принял всего два десятка больных. Поэтому я решил после приёма сразу же обойти все вызова (их поступило четыре), а потом уже – обедать и отдыхать, потому что вечером мне предстояло дежурить по больнице.
Жердянская центральная районная больница, в которой я пятый год работал участковым терапевтом, располагалась на краю соснового бора. Высокие раскидистые сосны росли прямо на территории больничного двора. А совсем рядом, через дорогу, начинались кварталы пятиэтажных домов.
Здесь и находился мой участок. Я начал с самого ближайшего дома, навестив старушку с повышенным артериальным давлением. У неё я задержался недолго – выслушал жалобы, осмотрел, выписал необходимые лекарства.
Далее мой путь лежал на соседнюю улицу, которую я пересек кратчайшим путем, потому что ближайшего пешеходного перехода рядом не было. (К слову сказать, никто в райцентре пешеходными переходами и не пользовался. Дорогу обычно переходят кто как захочет, даже если переход находится всего в десятке метров.) Вот и просторный двор, ограждённый от улицы длинным многоподъездным пятиэтажным домом.
И здесь я увидел своего пациента – Николая Забродина, высокого широкоплечего мужчину пятидесяти лет. Николай выходил из второго подъезда, где он и проживал, с небольшой швейной машинкой фирмы «Зингер» в руках. На лавочке у подъезда его поджидали два пьяненьких мужичка. Погрузив машинку в большой мешок, троица поспешно удалилась за угол дома. На меня они не обратили внимания.
«Наверно, потащили пропивать?» – предположил я, и пошел к первому подъезду, на вызов к одинокому семидесятилетнего старику с нарушением сердечного ритма…
Участковый терапевт всегда работает с людьми, с пациентами разного пола и возраста. И жизнь каждого пациента словно незаконченная книга, у которой, естественно, есть начало, а когда наступит эпилог – неизвестно. Эти книги-судьбы бывают ясными, прямолинейными, с минимальными записями в амбулаторной карте, напоминая, если сравнивать с литературой, тоненькие брошюры. Но встречаются судьбы-книги замысловатые, с лихо закрученным сюжетом, где очень сложно предугадать, что в ближайшее время может выкинуть персонаж-пациент.
Вот такой затейливой книгой и была жизнь Николая Забродина. Раньше Николай жил в Карелии, в леспромхозовском поселке, работал водителем лесовоза. Выпивал «как все». В один злосчастный день он лишился водительских прав за управление транспортом в алкогольном опьянении и стал работать лесорубом. А потом вместе с родителями переехал в Жердянск и устроился в местный лесхоз. Валил лес – дело привычное. Выпивал «как все». Несколько раз попадался на работе в алкогольном опьянении. Директор лесхоза всякий раз его прощал, ограничивался выговорами… А потом Николай прогулял по пьянке несколько дней. С работы его уволили (по собственному желанию – директор пожалел), стал он работать сантехником в ЖЭКе, но и тут попивал водочку. Надо отметить, что предыдущие увольнения заставили его сократить объемы и частоту употребления горячительных напитков. Пил он теперь умеренно, был на хорошем счету, выгодно отличаясь от коллег-сантехников. Жил поначалу в щитовом домике с частичными удобствами, а потом, через несколько лет, получил двухкомнатную благоустроенную квартиру, так как был женат и воспитывал сына. И вот, на этом этапе, достигнув определённого материального благополучия, Николай расслабился, постепенно стал выпивать почаще и побольше, начались запои и прогулы. В итоге его уволили из ЖЭКа и поставили на учёт к наркологу. Но несмотря на пьяные выходки, жена его не бросала, только обзывала алкоголиком Периодически Николай устраивался работать то дворником, то сторожем, какое-то время воздерживался от пьянства, но в итоге все равно его увольняли после многодневных прогулов-запоев. Наступала вынужденная безработица, проблемы с участковым инспектором и врачом наркологом. Впрочем, окончательным тунеядцем Николай не был, а оставшись без работы, пробавлялся сезонным сбором ягод или колкой дров старушкам, проживавшим в частном секторе в домах с печным отоплением. Вот так, безалаберно и запойно, и проходила его жизнь. Не успел оглянуться и протрезветь, как сын вырос и ушёл служить в армию…
Ко мне на приём Николай стал приходить в течение последних нескольких лет. У него стало частенько повышаться артериальное давление, и он проявил благоразумие и на самотек свою болезнь пускать не стал. И начались визиты в поликлинику – то таблеточки прописать, а то и на больничный садился – если на этот момент работал.
В течение следующей недели я несколько раз встречал Николая у продовольственного магазина. Слегка пьяненький, с красным носом, в компании таких же «поддатых» мужичков, он выпрашивал у старушек талоны на спиртное, потому что уже во всю разворачивалась антиалкогольная кампания Горбачёва и приобретение спиртных напитков было ограничено.
Но потом начался сезон сбора ягод и грибов, и почти все жители района, даже забубенные пьяницы, двинулись в окрестные леса.
Теперь Николай появлялся только на рынке, трезвый, с ведёрком черники или корзиной грибов. Все эти дары леса он продавал оптом и недорого. Каждый зарабатывает как может!
А я ушёл в отпуск, который провёл большей частью на даче, ремонтируя домик и поливая грядки.
В поликлинике я появился только в конце августа, хотя мне показалось, что отпуск промелькнул, словно и не было его. И опять через мой кабинет потянулся ручеёк пациентов, каждый со своими болезнями, жалобами и опасениями. Пока это был именно ручеёк больных, а вот в начале октября, когда соберут всю клюкву на болоте и картошку на огородах, когда закончится курортный сезон на черноморском побережье – вот тогда-то пациенты пойдут полноводной рекой!
Зашёл ко мне и Николай Забродин – на медицинскую комиссию, с листом медосмотра, где уже отметились мои коллеги, а мне, как терапевту, предстояло дать заключение.
– На винзавод устраиваюсь – грузчиком, – сообщил Николай. – Здоровьем меня Бог не обидел, а там как раз место освободилось.
Наш винзавод считался пусть и не престижным, но вполне благополучным учреждением. Зарплаты здесь были хорошими, мастера получали, к слову сказать, больше врачей поликлиники. Был, правда, один недостаток, так сказать, своеобразная производственная вредность – люди, склонные к употреблению алкоголя, имели здесь большие шансы окончательно спиться. Но для пьяниц сейчас, когда водку в магазинах продают только по талонам, даже место грузчика было большой удачей.
Я написал положительное заключение. И Николай в прекрасном расположении духа отправился ставить печать в регистратуру.
С этих пор Николай стал вести размеренный образ жизни: с понедельника по пятницу он каждый день выходил на работу, а напивался только по выходным – как большинство жителей нашего райцентра…
2.
В сентябре начался сезон сбора клюквы, в котором приняли участие большинство жителей райцентра. Я тоже пару раз сходил на болота, собрал три ведра – а больше мне и не надо. Продавать её я не собирался, а впрок копить не хотел.
Да и других забот хватало! Задумал я построить собственный дом, тем более, что политическая обстановка в стране этому благоприятствовала: в духе продекларированной высшим руководством перестройки был дан «зелёный свет» индивидуальному строительству» и на окраине поселка для этих целей был выделен солидный участок земли, бывшее совхозное поле. Этот квартал индивидуальных домов заранее предполагалось сделать образцом индивидуального строительства, планировалось за счет местного бюджета обеспечить всех застройщиков коммуникациями – центральным отоплением, водопроводом, электроэнергией и канализацией. Но желающих поучаствовать в этом деле пока было немного, и поэтому я без труда и совершенно бесплатно получил земельный участок. Времена нынче неясные, президент Горбачев, похоже, сам не знает, куда вести страну… И своя собственность не помешает! Тем более, что каждому застройщику будет выделена ссуда в размере до двадцати тысяч рублей на двадцать лет под три процента годовых.
В течение месяца я сколотил небольшой, но крепкий сарайчик, чтобы было, где хранить строительный инструмент или укрыться от дождя. В сарайчике был небольшой топчан, столик, несколько полок. Запирался он на солидный замок.
«Клюквенная лихорадка» продолжалась до середины октября, а потом постепенно пошла на спад – во всех доступных местах ягода была взята. К этому времени у всех уже было набрано не по одному ведру. В нашей больнице многие медработники брали отгулы и уходили на болото. Хирург Александр вместе с невропатологом Косаревым взяли в счет отпуска неделю, уехали километров за пятьдесят в дальнюю деревеньку Буерак (туда на легковой машине не проедешь!) и поселились рядом с болотом в заброшенной охотничьей избушке. С самого утра они собирали ягоду на болотных кочках, а к вечеру стаскивали мешки с клюквой в избушку. В итоге они набрали по тонне ягоды. Потом они эту клюкву вывезли на болотоходе в Буерак, а оттуда – на санитарном УАЗе доставили в райцентр. Теперь клюкву просушат, провеют, а далее увезут в Ленинград или в Свердловск – будут сдавать в тамошние рестораны и магазины. Только таким образом медработнику, всю жизнь вкалывающему на мизерные зарплату, можно было раз в год честно и по-крупному заработать.
После Нового года, примерно через неделю, ко мне на приём пришел Николай Забродин: с повышенной температурой, краснолицый, сопливый.
– Простудился где-то! – пожаловался он. – В цеху сквозняки, ящики с вином таскаешь полураздетый, на улицу то и дело выскакиваешь – вот и просквозило!
Больничный он получил, лечение назначено, пять дней просидел дома. Потом, когда полегчало, сам стал выпрашиваться на выписку.
– Могу продлить больничный ещё на пару деньков, – сообщил я ему. – Полечитесь получше.
– Не могу, – отказался он. – Соскучился по работе, по коллективу.
Но истинная причина, по моему мнению была в другом – только на работе Николай мог пить на дармовщинку, да ещё с собой выносить. А тут, на больничном, запасы не пополняются – а на свои кровные он покупать уже как-то поотвык.
Я его, конечно выписал. И в дальнейшем встречал только изредка на улицах райцентра.
Началась эпидемия гриппа! Коридоры поликлиники битком набиты пациентами – в основном очереди у кабинетов терапевта. Народу приходило столько, что приходилось наполовину сокращать время приёма на каждого пациента – иначе всех не принять. И всё равно заканчивал приём с опозданием, а потом шёл на вызова, количество которых тоже повысилось. Вся эта катавасия продолжалась больше месяца, изрядно поизмотав силы всего нашего персонала больницы. И я, признаюсь, к завершению эпидемии работал почти автоматически, стремясь только отработать день, а потом выспаться. Больше всего я боялся заразиться сам (а, следовательно, заразить свою семью), и поэтому на приёме обязательно одевал марлевую маску.
В нашей жизни у большинства людей не бывает прямых и гладких дорог: удачи и даже мало-мальски спокойное существование всегда чередуются с полосами житейских трудностей, которые, как известно, закаляют характер человека. В соответствии с этим правилом произошли изменения и в жизни Николая Забродина – в марте он попал в трезвак (так в народе назывался медицинский вытрезвитель).
Об этом я узнал на утренней оперативке – из доклада дежурного врача-терапевта. Оказывается, накануне вечером Забродин был задержан в алкогольном опьянении у продовольственного магазина и доставлен в медвытрезвитель. Там у него поднялось артериальное давление, заболело сердце, и фельдшер медвытрезвителя вызвал скорую помощь. А фельдшер скорой помощи (работавшая в одиночку) вызвала для подстраховки дежурного терапевта (такое практиковалось в нашей больнице), которому пришлось, оставив больницу, отправляться ночью в медвытрезвитель. Но ничего угрожающего жизни у Николая не выявили, снизили давление и оставили до утра в медвытрезвителе. Утром, после пробуждения, с него взяли плату за услуги (поскольку немного денег у него с собой было), а потом провели в дежурную часть, где выписали добавку – штраф за нахождение в алкогольном опьянении в общественном месте. После чего Забродина отпустили, но на работу он опоздал на два часа!
Для большинства работающих людей такой итог был бы настоящей трагедией! Но для Забродина никаких ужасающих последствий не было. Начальство винзавода относилось к подобным «посещениям» медвытрезвителя очень снисходительно – дадут выговор и все дела! А коллеги по работе вообще считали непьющих людей за уродов: дескать, что за мужик, если ни разу в жизни в трезвак не попал!
3.
В конце апреля снег полностью сошёл, начало пригревать солнце. В совхозах и садоводческих товариществах началась подготовка к посевным работам. Кипучая деятельность в садовых кооперативах продолжалась и в будни, и в выходные дни.
Я тоже занимался огородными делами, но с посадками этой весной решил управиться пораньше.
А тем временем состояние страны становилось все более нестабильным. И хотя на телеэкранах и страницах газет Михаил Горбачев продолжал жизнерадостно балаболить о демократии, новом мышлении и грядущем процветании, реальная обстановка этим речам не соответствовала. В светлое будущее уже не верилось. Нарастал тотальный дефицит не только бытовой техники, мебели, одежды, но и основных продуктов питания. Многие вещи и даже продукты можно было купить только по талонам, карточкам, предварительным очередям.
У меня лично складывалось впечатление, что наша страна, могучий корабль социализма, потерял курс (да вдобавок моторы работают с перебоями) и теперь не плывет целеустремленно к коммунистическому обществу, а бесцельно и суматошно сплавляется по реке времени, и дай Бог, чтобы на пути не встретился водопад!
В такое зыбкое время я считал, что наиболее верным будет обеспечить благосостояние своей семьи. Я работал на полторы ставки, брал дежурства, проводил предрейсовый медосмотр водителей лесхоза. Получал достаточно, чтобы хватало на все текущие расходы и ещё кое-что оставалось. Но больших накоплений я не делал. Не было у меня уже доверия к деньгам, точнее, к нашим рублям (а приобретать доллары было затруднительно и очень опасно). Я как-то интуитивно чувствовал, что скоро этот призрачный псевдосоциалистический мир может внезапно рухнуть, и всё, что копил и берёг, все эти заработанные рубли, могут превратиться в труху. Я предпочел вкладывать свои накопления в недвижимость. Земельный участок был выделен прошлым летом. И теперь обеспечить свою семью собственным домом было основной задачей. Все свои накопления я тратил на покупку стройматериалов, у меня была ещё банковская ссуда, которую я планировал затратить на строительные работы. В течение осени и зимы я покупал и свозил на участок бетонные блоки для фундамента, железобетонные плиты перекрытия, белый и красный кирпич. Замечу сразу, что купить стройматериалы зачастую было нелегко, надо было договариваться, показывать разрешение райисполкома на строительство и т.д. И в ближайшее время, как только окончательно растает снег и полностью оттает земля, я собирался приступать к строительству фундамента. Я предчувствовал, что медлить не стоит.
Мои строительные начинания и планы были не понятны тем, кто всю жизнь привык жить и работать в отведенном русле, получать, а не добывать. Те, кто думал и делал иначе, казались им чудаками.
Мой коллега, хирург Александр, даже сказал мне как-то (когда я консультировал больных в хирургическом отделении), что он лучше дождется бесплатной квартиры от государств, чем за свои деньги будет строить дом. Сам он со всей семьей, с двумя детьми, жил в однокомнатной квартире и был поставлен на, так называемую, очередь «первоочередников». Но реально он мог рассчитывать на получение новой квартиры лет этак через пять! У меня с очередью на жилье дела были не лучше, но я не собирался целую пятилетку ютиться в маленькой квартирке на пятом этаже. Не стал я тогда ему ничего объяснять или доказывать, только сказал, что время покажет, кто прав.
После первомайских праздников я выкопал (при помощи экскаватора) котлован для фундамента и приступил к строительству так называемого «нулевого цикла».
Фундамент я решил делать из бетонных блоков. Предварительно надо было сделать бетонную «подушку». В изготовлении опалубки и заливки её готовым бетоном (с местного бетонного завода) мне помогал Николай Забродин. С этой работой мы справились за один субботний вечер.
Работа пошла! Через неделю я, договорившись с крановщиком, стал проводить монтаж бетонных блоков. Работу стропальщика выполнял Николай, который имел необходимую подготовку и соответствующее удостоверение. Мы поставили, как и планировали, два ряда бетонных блоков – за день! А через несколько дней, установив метки при помощи особого прибора – нивелира, сделали поверх блоков стяжку из раствора, чтобы всё сооружение было на одном уровне – тютелька в тютельку!
4.
Теперь надо было провести кладку цоколя, для этой работы необходимо было подобрать каменщика. Я размышлял, кого бы пригласить, но проблема разрешилась сама собой.
После обхода квартирных вызовов я подходил к своему дому и на лавочке у подъезда увидел знакомых: Николая Забродина и его приятеля, Василия Огородникова, жителя одного из совхозов. Василий Огородников, невысокий коренастый мужчина пятидесяти лет, был в прошлом военным моряком – капитаном третьего ранга! Из-за пристрастия к алкоголю он лишился и службы, и семьи. Какое-то время скитался по свету, а потом, когда эти скитания стали плавно перерастать в обычное бродяжничество, решил вернуться на родину – в наш район. Устроился работать в совхозе, в двадцати километрах от райцентра, повторно женился… но дружбы с водочкой не прекращал. Стал, правда, себя в этом деле ограничивать и, по мнению деревенских жителей, был в меру пьющим человеком.
В райцентре он появлялся периодически – примерно, раз в месяц. И всегда приезжал по делу: для продажи мяса, овощей, веников, ягод и тому подобного. После удачной реализации своего товара Василий пропивал часть выручки с друзьями, чаще всего – с Николаем.
Долгие годы гражданской жизни изменили Василия и внешне, и внутренне. Ничего, кажется, не осталось от того лихого штурмана, что бесстрашно в любую погоду выходил на палубу грозного крейсера. Ничего кажется не осталось, всё позабыто и пропито… Но всё также безошибочно узнавал Василий на ночном небе любое созвездие и мог перечислить входящие в него звезды!
– Привет труженикам села и леса! – поздоровался я с ними – первым здоровается тот, кто лучше воспитан.
– И вам не хворать! – шутливо ответил Николай, а Огородников молча кивнул головой.
Николай пьянствовал еще со вчерашнего дня, выпросив у меня талон на спиртное. И повод подходящий – приезд друга (Василия Огородникова) и удачная реализация его товара, десяти килограммов свинины.
– Есть работа, – обратился я к Николаю. – Надо цоколь из кирпича сложить.
– Не вопрос, – ответил тот.
– Но сегодня мы заняты, – добавил Огородников. – Вернёмся к этому предложению через несколько дней.
– Это понятно, – сказал я.
– В гастроном пиво завезли! – с энтузиазмом воскликнул Николай. – Очередь уже занята. Надо идти.
Пиво в нашем поселке привозили из областного центра и торговали им без талонов, что вызывало ажиотаж в определённых кругах местных жителей.
– Не много ли будет после водки? – удивился я. – Завтра же на работу.
– Водка без пива – деньги на ветер, – произнес Николай известное изречение.
А Василий Огородников, медленно и важно подняв указательный палец, продекламировал строки какого-то малоизвестного поэта:
– Кто воевал – имеет право у тихой речки отдохнуть!
«Какой интеллектуал – не все ещё мозги пропил!» – подумал я.
А ещё через неделю – в выходные дни, Василий Огородников вместе с Николаем стали класть цоколь из красного кирпича. Василий был неплохим каменщиком – жизнь научила всему! – он работал аккуратно, но медленно. Николай Забродин подтаскивал кирпич и помешивал раствор в большой железной бадье. (Бадью, объемом 0,75 куба, я заготовил заранее, а раствор Николай делал сам.) За два дня цоколь был сделан. Я расплатился с работниками, как и договаривались, деньгами и водкой.
На следующий день, обходя свой участок, я уже под вечер проходил мимо дома, где проживал Забродин. И как раз наткнулся на двух приятелей – сидят на лавочке, распевают песни и потягивают из бутылок пиво. В общем, разлюли-малина! А у меня был вызов в соседний подъезд к старушке с хроническим бронхитом. Пока я осматривал бабушку, да выписывал ей рецепты, Забродин с Огородниковым продолжали свой концерт, слышно было даже в квартире пациентки.
– Второй час куролесят, – прокомментировала старушка. – Ну да ладно, шума от них много, но хулиганства никакого. Безвредные мужики.
Но видимо, не все так считали. Наверное, у кого-то из жильцов дома лопнуло терпение, и он позвонил куда следует.
Машина медвытрезвителя подъехала внезапно. Во дворе послышалось хлопанье железных дверок, чей-то мужественный окрик.
Я выглянул в окно. Два милиционера вели под руки к фургону Николая – он не сопротивлялся. Третий милиционер вел за руку Огородникова, который, что-то пытался сказать. Через минуту оба уже исчезли в недрах фургона. Машина уехала.
А я как-то сразу понял, что завтра у Николая могут быть неприятности: если его задержат в медвытрезвителе утром, то на работу он опоздает, а, может быть, и совсем прогул поставят – со всеми вытекающими последствиями. И понял я еще, что Николая надо выручать! Огородников в своем колхозе наверняка выкрутится, а вот Забродину не позавидуешь – наверняка уволят за прогул, тем более, что посещение медвытрезвителя у него уже второе за год.
Я, как врач районной больницы, имел знакомства в различных районных организациях, в том числе в медвытрезвителе – потому что некоторое время там работал по совместительству и до сих пор был знаком с его сотрудниками.
У моей пациентки был домашний телефон. И она, конечно же, разрешила позвонить. Я набрал знакомый номер – сегодня дежурил фельдшер Володя, мужчина предпенсионного возраста, покладистый и добродушный человек.
Я объяснил ему, что интересуюсь судьбой Забродина.
– Оформили уже, – ответил мой коллега. – На коечке уже отдыхает. И собутыльник его тоже там.
– Не буянили?
– Да нет, люди смирные. Спокойно разделись и ушли отдыхать.
Это хорошо! Это означает, что Забродина и Огородникова ждёт только плата за медвытрезвитель и штраф за пребывание в алкогольном опьянении в общественном месте.
– Нельзя ли Забродина выпустить пораньше? – Попросил я Володю. – Чтобы на работу не опоздал.
– Никаких проблем, – согласился тот. – До утра проспятся, а утром, часиков в семь, мы их и отпустим на все четыре стороны.
Мой коллега слово сдержал. Николая отпустили в семь часов утра, и он пришёл на работу вовремя. То, что он был с похмелья, заметно сразу – по лицу, да и запашок перегара отчетливый. Но это не беда! В местном винзаводе по утрам с похмелья приходят очень многие. Главное, что Забродин не опоздал, не прогулял, а все остальное – даже бумага из медвытрезвителя – все простится. И я не стал сообщать Николаю, кому он обязан столь своевременному освобождению из медвытрезвителя: я всегда считал, что добрые дела надо делать анонимно и бескорыстно, а не рассчитывать на дивиденды.