Глава первая. Мужской клуб
Я сделал над собой неимоверное усилие и разлепил веки. Свет резанул по глазам и отозвался страшной болью где-то над правым виском. За окном пасмурно, а и без того мутные стёкла были к тому же жутко грязными. Я сел и осмотрелся вокруг: высокие, метра три с половиной, потолки, побелка которых пошла жёлтыми пятнами от бесконечных протечек; местами обвалившаяся лепнина; высокие грязные окна, рамы которых перекрашивали десятки раз, даже не удосужившись снимать предыдущие слои краски; бывшие когда-то роскошными обои, теперь свисавшие лохмотьями с сырых стен; паркетный пол со стёртым до светлого дерева коричневым лаком; в одной из стен – нерабочий камин, заваленный всяким хламом; мебели почти нет – лишь пара видавших виды кресел, накрытых изодранными пледами, высокое зеркало без рамы, стоящее в углу комнаты, и телефонный аппарат, в генераторе которого бегала, вращая колесо, явно замученная, доживающая свои последние дни, крыса.
– Где это я, чёрт возьми? – пробурчал я, обращаясь скорее к самому себе, нежели к кому-то ещё.
– Ты у меня дома, милый… – раздался сонный сипловатый голос у меня за спиной.
Испугавшись от неожиданности, я подскочил с кровати, на которой сидел (забыл учесть её при переучёте мебели в комнате – простите), и круто развернулся. В глазах потемнело от резкого подъёма, но прежде чем окончательно ослепнуть, я успел рассмотреть какого-то жуткого тошнотворного кита, который лежал в одной кровати со мной…
– Господи, только не это, – взмолился я. – Скажи мне, что я его не…
– Её, – поправил меня сипловатый голос.
– Уже лучше, – с облегчением выдохнул я.
В глазах моих начало проясняться, и я наконец смог разглядеть толстенную бабищу, весом килограммов двести, не меньше, которая была абсолютно голой (хотя при такой комплекции, будь она в шортах – я бы их всё равно не заметил из-под складок жира). Лицо её вполне можно было бы назвать милым, если бы не жиденькие, но вполне заметные при дневном освещении усики над верхней губой, мерзкий картофелеобразный нос с гигантской волосатой родинкой, обвисшие щёки, близко посаженные малюсенькие глаза, кустистые брови… В общем-то, назвать её лицо «милым» мог бы либо законченный лжец, либо кто-то изрядно пьяный, и говоря «изрядно», я имею в виду как минимум бочку неразбавленного спирта…
– Я ведь тебя не?.. – попытался вновь задать свой вопрос я.
– Вот даже не начинай, Пироженка! – толстуха резко села на кровати, отчего и кровать, и пол под моими ногами жалобно заскрипели. – Это старый избитый приём, которым пользуются все, кому не лень, чтобы не платить честным женщинам за секс!
Секс? Чёрт возьми, да как же я докатился до такого? Да, достопочтенный пропойца, ниже падать уже и некуда…
– Сколько? – обречённо спросил я, решив не развивать эту тему и не узнавать никаких подробностей.
– Пять часов, плюс десять часов, которые ты у меня отнял, – деловито сообщила она, пакуя свои гигантские сиськи в лифчик, которым вполне можно было накрыть открытую повозку в дождливый день…
– Большую часть времени ты, наверняка, просто спала! – возмутился я. – Я не буду оплачивать твой сон! Ты бы так и так потеряла это время!
– Это ты решил поспать, – безразлично пожала плечами толстуха. – Я же не виновата, что тебя хватило лишь на полторы минуты, а потом ты заснул. Короче, Пироженка, давай раскошеливайся, а не то позову Герольда – он выбьет из тебя всю сумму, плюс штраф за неподобающее поведение…
– Неподобающее поведение? – продолжил возмущаться я. – Да за пятнадцать часов я мог взять девчонку в четыре раза легче тебя!
– Так и радуйся, – всё так же безразлично отозвалась толстуха. – За ту же сумму ты получил в четыре раза больше…
– Да я… Ай к чёрту! – махнул рукой я. – Где мои грёбаные штаны?!
Толстуха без особого интереса огляделась вокруг.
– Без понятия, – наконец сказала она. – Ищи. Но помни, что Время продолжает капать…
Раздражённо цокнув языком и покачав головой, я снова огляделся вокруг. Туфли валялись на полу, скомканная рубашка лежала рядом с ними, мой плащ висел на гвозде у входной двери, сверху висела моя шляпа.
Я поднял с пола рубашку, стряхнул, надел и принялся застёгивать.
– Где остальное? – снова спросил я.
– Не знаю, – как-то слишком безразлично ответила толстуха, даже не глянув в мою сторону…
– Давай без этих игр, – нетерпеливо предложил я. – И я, и ты знаем, что мои шмотки лежат под твоей жирной жопой, и что ты просто тянешь время, чтобы увеличить счёт. Или ты сейчас же достанешь мои грёбаные шмотки из-под своей отожранной сраки, или я возьму свой коломёт и прострелю тебе башку…
– Ой, уже и пошутить нельзя, – закатила глаза толстуха и, вытянув из-под задницы мою одежду, небрежно бросила мне под ноги.
Одевшись, я подошёл к зеркалу и заглянул в него: мятые тёмно-серые брюки с жилеткой в тон, белая рубашка с пожелтевшим от пота воротником (рукава я закатал, но и они тоже уже пожелтели и обносились), коричневые, изношенные почти до смерти, туфли, лохматая борода и не менее лохматые тёмные волосы средней длины, которые я привык убирать назад парой небрежных движений и фиксировать густым сладким сиропом. Печально вздохнув, я отвернулся от зеркала и поплёлся к двери.
– Эй, Пироженка! – испуганно притормозила меня толстуха, упав на кровати и яростно ухватив меня за штанину. – Ничего не забыл?!
– Я за «кошельком», – сообщил я, грубо вырывая свою ногу из цепких рук толстухи.
– У меня свой, – сообщила толстуха и показала вторую руку, в которой был зажат «кошелёк».
Обречённо вздохнув, я жестом предложил её придвинуть устройство поближе, чтобы я мог до него дотянуться. Затем я ухватился за верхнюю часть протянутого толстухой цилиндра, в то время как она держалась за нижнюю, и повернул среднее колесо с делениями, которое отмечало часы, установив его на значение «пятнадцать». У меня перед глазами появилась надпись: «Вы точно хотите передать пятнадцать часов своей жизни другому человеку?».
– «Да», – мысленно согласился я, со скрипом в сердце. Перед моими глазами появилась информация: «Ноль лет. Сто девяносто пять дней. Три часа». В следующий миг цифры изменились: «Ноль лет. Сто девяносто четыре дня. Двенадцать часов».
Убрав руку с «кошелька», я дошёл до двери, надел свою шляпу, снял с гвоздя своё чёрное заношенное пальто и взял висевшую под ним плечевую кобуру из грубой кожи, в которой покоился мой верный коломёт и десять дополнительных болтов для него. Надев кобуру и плащ, я, не попрощавшись с толстухой, вышел из комнаты.
По тесному тёмному коридору, в котором воняло потом и сыростью, ориентируясь только на свет далеко впереди, я дошёл до просторного помещения, где располагался бар, в котором господа могли поднабраться, перед тем как отважатся попробовать местных шлюх…
Сквозь большие мутные окна зал заливал серый холодный дневной свет. За щербатыми столами сидели уставшие за ночь господа, наряженные в костюмы-тройки. Вокруг поднятых воротников их рубашек уже были намотаны пышные галстуки, что явно указывало на то что они уже собирались расходиться (по вечерам в борделях и карточных клубах было принято снимать галстуки).
– С добрым утром, господин Круто. Вы уже уходите? – дежурно спросил бармен: мужчина средних лет в белой рубашке со свободными рукавами и белом банте. Его тёмные длинные волосы были убраны в хвост, на носу красовались очки с круглыми стёклами в тонкой элегантной оправе.
– Да, – буркнул я. – И больше к вам не приду, уж поверьте… Подсунули мне усатую бегемотиху, а содрали как за принцессу…
– Прошу прощения, господин Круто, – склонил в извинении голову бармен. – Но вчера вечером вы сами остановили свой выбор на Бэлле…
– Такого не может быть! – отмахнулся я. – Я бы никогда в жизни не «остановил свой выбор» на этой свиноматке! Скорее всего вы сами всё и подстроили, чтобы стрясти с меня немного Времени! Дождались, пока я напьюсь до беспамятства, и перетащили моё безвольное тело в комнату к этой… «прекрасной» госпоже!
– Господин Круто! – округлил глаза бармен. – Как можно обвинять нас в столь некрасивых и, я бы даже сказал, преступных действиях в отношении вашей персоны? Если вы изволите дать мне один час, я найду немало свидетелей, готовых рассказать вам о том, как на самом деле сложился ваш вчерашний вечер, и каким образом вы попали в спальню Бэллы! Вы весь вечер играли в карты и много пили. Проиграв глубоко уважаемому графу Александру почти сотню лет своей жизни, вы не захотели с ними расставаться, предложив вместо этого выполнить любое его прошение. Граф, будучи известным как великодушный человек с большим чувством юмора, предложил вам провести ночь с одной из трёх предложенных им девиц. На выбор он предоставил старушку Лейлу, одноногую слепую Беатрис и полнушку Бэллу. И вы, господин Круто, без особого желания остановили выбор именно на Бэлле. Могу предположить, что большого желания вы не демонстрировали только потому, что имеете ничем не обоснованные предрассудки относительно пышных женских форм…
– И относительно пышных женских усов, – добавил я, покачав в воздухе указательным пальцем.
– И их тоже, – согласился бармен. – Но долг есть долг, так что вы, как честный человек, напились до того неуловимого состояния, когда вы ещё можете передвигать ногами и орудовать своей кожаной шпагой, но уже не способны понимать и анализировать окружающий вас мир и…
– И я её трахнул… – с тяжёлым вздохом закончил я. Эта версия показалась мне вполне правдоподобной, ведь на моем счету не было Достаточного количества лет, чтобы погасить свой долг перед графом Александром…
– Как же низко я пал… – констатировал я. – Казалось бы, совсем недавно у меня было несколько миллионов лет жизни, я мог позволить себе что угодно, а теперь я сплю с толстухами ради прощения карточного долга в жалкую сотню лет жизни…
– Вы слишком строги к себе, господин Круто, – сочувственно заметил бармен. – У всех в жизни бывают чёрные полосы… Рано или поздно всё…
Его прервал звонок телефона, стоящего на стойке перед ним. Крыса в генераторе этого телефона была свежая и упитанная – за ней явно хорошо ухаживали и не давали смен дольше нескольких часов. Бармен взял трубку:
– Мужской клуб рабочего района. Чем могу вам помочь? Да, он у нас. Стоит прямо передо мной. Разумеется, я передам, но не смогу задержать его, если он откажется… Понял вас. Доброго дня.
Бармен повесил трубку и аккуратно поправил телефонный провод.
– Спрашивали обо мне? – поинтересовался я.
– Да, господин Круто. Это был капитан Дворцовой стражи, господин…
– Понял, – прервал его я. – Тогда настало самое подходящее время, чтобы вас покинуть…
– Не спешите, – улыбнулся бармен. – Капитан просил передать, что хочет предложить вам хорошо оплачиваемую работу.
– Какую работу я могу для них сделать? – нахмурился я. – Губернатор потерял свою перчатку?
– К сожалению капитан не уточнил, – пожал плечами бармен. – Лишь попросил передать вам, что дело прибыльное, и потребовал обязательно дождаться экипажа, чтобы ему не пришлось высылать за вами стражу.
– Понятно, – кивнул я. – Тогда подожду снаружи, душно тут у вас.
Попрощавшись с барменом, я вышел на улицу.
Лил дождь. Я стоял на досках, из которых были собраны мостки, чтобы люди не так сильно пачкали обувь и одежу, пока идут от экипажей к дверям зданий. Разумеется, такие мостки были далеко не везде, а лишь у тех домов, в которых располагались прибыльные заведения, которые посещали состоятельные люди (а состоятельные люди часто заглядывали в бедные районы, где были организованы неприемлемые в приличных частях города бордели), бедняки же месили грязь ногами и не жаловались.
По мощёной дороге (то, что она была вымощена камнем, можно было заметить лишь в тех местах, где дорога бугрилась, и грязь стекала вниз, оголяя камни) проезжали экипажи: рабочие, деловые, будничные и другие. Существовали десятки видов экипажей самого разного назначения, но все они состояли из кабины управления, основного модуля (кузов, пассажирский отсек, иногда отделенный от водительского, бак для транспортировки жидкости и т.д.), колёсной базы и генератора, роль которого, как правило, выполняли лошади. Тело лошади надёжно фиксировалось в генераторном отсеке, конечности были почти полностью удалены, оставлялись лишь генетически усиленные мышцы, обтягивающие механические части систем, призванные приводить в движение задние колёса экипажа. Мышцы животных сокращались с крайне высокой скоростью под действием стимуляторов, грудные клетки быстро ходили взад-вперёд, насыщая кровь кислородом, а пульс при разгоне мог учащаться вплоть до четырёхсот ударов, доставляя кровь к мышцам по естественным и искусственным венам и артериям.
Наш мир давно перешёл на «живые генераторы». Когда-то мы могли получать энергию от угля, древесины, нефти, от навоза в конце концов. Но потом какой-то идиот активировал могущественный Дар, лишив дерево, угль, нефть, газ, и много чего ещё их горючих свойств. Сначала все решили, что это конец. Но прошли годы, и мы приспособились и к этому. Нам не впервой. Из-за идиотов, бездумно использующих свои Дары, за сотни лет мы натерпелись многого… К примеру, теперь на планете остались лишь два города: Северная Столица и Южная Столица, разделённые туманом, через который не может пройти ни один человек. И виноваты в этом тоже люди, использующие Дары. Сначала кто-то стёр с лица весь мир, а потом, много лет спустя, кто-то другой, поставил между городами непроходимую стену. И это я говорю лишь о самых известных из активированных Даров. Были многие другие: менялись физические свойства веществ, менялась скорость смены суток, менялась погода, даже характер животных (к примеру, кошки в один миг посходили с ума и стали нападать на людей – в итоге пришлось истребить их всех).
Дары… Им больше подошло бы имя «Проклятья». Каждый человек мог их использовать. Обменять на Время своей жизни: Дары класса «пять» стоят по тысяче лет за штуку, но в них вы едва ли найдёте что-то более интересное, чем «возможность подпрыгнуть на два метра». Дары класса «один» стоят по миллиарду лет и накопить на них крайне сложно, но вот именно среди них, как думают многие (и я в том числе), и можно найти те самые Дары, которые лишили нас топлива и заставили исчезнуть весь мир вокруг нас. У Даров есть две особенности: первая – они одноразовые, во всяком случае те, о которых известно. Вторая – они выбираются вслепую. И именно вторая особенность не позволила им стать сильно популярными: мало кто захочет потратить тысячу лет на кота в мешке, а ведь в большинстве случаев вы получите совершенно бесполезный Дар вроде «вызвать раскат грома» или «получить зелёное яблоко». Обменять тысячу лет жизни на яблоко? Сомнительная сделка, согласитесь.
Но есть люди, тратящие миллиарды лет жизни на Дары. Они находятся в постоянном поиске действительно выдающихся эффектов, способных изменить мир. Кто-то хочет всё исправить – сделать мир таким, каким он был раньше; другие ищут могущество; третьи – настоящее бессмертие, но объединяет их всех одно: никто из них не находит того, что ищет, а поиск «того самого Дара» превращается для них в безумную азартную зависимость, на которую они готовы потратить всё своё состояние…
В общем, вот уже сотни лет, как мы перешли на «живые генераторы». Всё работает от них: транспорт, освещение, телефонная связь, отопление. Мы лишились огнестрельного оружия: теперь мы используем коломёты (когда-то их называли арбалетами), сабли, гидравлические гранаты…
Я мысленно вызвал меню Даров. Перед моими глазами материализовались миллионы и миллионы белых карточек, на которых были выдавлены цифры от одного до пяти. Я мог сортировать их по классу и мотать список сколько угодно долго: количество этих карточек было бесконечным, и я не слышал ни о едином повторяющемся Даре. Чуть снизу расположилась цифра «четыре» – именно столько у меня было припасено неиспользованных Даров (да, я и сам когда-то отчаянно тратил на них свои сбережения).
Где-то среди бесконечности карточек, наверняка, есть та, которая сможет всё исправить, но я быстро понял, что всё это лишь пустая трата жизней, ведь шанс найти что-то стоящее один к бесконечности…
Я убрал меню Даров и, подняв воротник своего пальто, поёжившись, вжал голову в плечи. На улице было прохладно, впрочем, как и всегда. Где же этот чёртов капитан? Может, зайти в бар и выпить чего-нибудь, пока жду? Нет, хватит пить. Я уже почти пропил всю свою жизнь – менее чем через двести дней я умру. Казалось бы, целая куча времени – я ещё успею заработать, но что-то подобное я уже говорил себе месяц назад, когда у меня на счету было полторы тысячи дней.
Время и «кошельки» появились у нас почти тогда же, когда появились и Дары. Во всяком случае так рассказывают. Не могу представить, как раньше люди платили друг другу золотыми монетами: это же просто металл – какая от него польза? Другое дело – Время… За свои услуги ты получаешь нечто действительно нужное, то, что имеет ценность, даже если оставить его себе.
Время… Время не делает тебя бессмертным, оно лишь избавляет тебя от смерти, вызванной старостью. А вот от удара ножа ты умрёшь так же быстро, как и любой другой, будь у тебя хоть миллион лет в запасе. По этой причине многие состоятельные люди становятся затворниками и живут в страхе перед любым неосмотрительным действием: умереть в сорок лет, задавленным экипажем, имея на счету миллионы лет? Вот он – настоящий ужас…
При этом есть и те, кто промышляет грабежом Времени. Самые мерзкие твари на свете… Убийство или даже простое избиение другого человека даст тебе немного Времени, а его количество зависит от того, сколько этого самого Времени у твоей жертвы. Разумеется, убив человека с миллионом лет жизней, ты не получишь весь миллион, но пару тысяч – вполне вероятно, хотя суммы бывают разные и, судя по всему, зависят лишь от удачи.
Из моих мыслей меня вырвал скрип тормозов. Передо мной остановился чёрный экипаж. Серебряные витиеватые узоры, серебряные колпаки с гербами Губернаторского Дворца: это был офицерский экипаж Дворцовой стражи. Я посмотрел на лошадь, чья голова торчала и люка в генераторном отсеке. Её белые слепые глаза не двигались в глазницах, а веки не моргали. Из ноздрей животного частыми рывками вырывался пар. Дверь открылась, в нос ударил запах мебельной кожи, из темноты салона раздался знакомый голос:
– Мальчик, залезай скорее! Нечего там под дождём мокнуть!
Глава вторая. Место преступления
– Я тебе не мальчик, капитан Радж, – пробурчал я, забираясь в экипаж.
Усевшись на просторном диванчике, я закрыл дверь. Шторы были плотно задёрнуты, так что салон экипажа моментально утонул во тьме. Я услышал короткий мышиный писк (зверька уколола игла, вынуждая проснуться и начать свой забег в колесе), и через мгновение тусклый свет лампочки осветил салон. Напротив меня сидел крепкий широкоплечий индус с мощной челюстью. Кривой уродливый шрам проходил через его левую глазницу, глаз в которой был таким же белым, как глаза лошади, работающей в генераторе этого экипажа. Одет капитан был в длинный офицерский мундир цвета тёмного асфальта, с золотыми пуговицами и эполетами, рядом с ним, на диване, в золочёных ножнах лежала его любимая сабля со встроенным в рукоять коломётом на два выстрела.
Экипаж качнуло, и он тронулся в путь, качаясь и поскрипывая рессорами на неровной дороге.
– Я помню тебя сопляком, – напомнил капитан. – Для меня ты и в шестьдесят лет останешься мальчиком.
– А я помню времена, когда ты любил дневной свет, – я кивнул на зашторенное окно. – Старый ты крот.
– Глаз, – скривился Радж. – Он ни черта не видит, но даже свет от пасмурного неба отзывается в нём дикой болью, а она мешает трезво мыслить.
– Зачем я понадобился Адмиралу? – сменил тему я, зная, что более всего Радж не терпит жалости к себе. – При дворе хватает ищеек. Махавир, Чарли, Иоши или…
– Их больше нет, – оборвал меня капитан Радж. – У нас не осталось ищеек.
– Куда они делись? – нахмурился я. – Заблудились во Дворце и умерли от голода?
– Пропали без вести, – лицо капитана стало ещё более мрачным, хотя казалось бы – куда дальше… – Отправились в Старый Город. Никто не вернулся.
– Что они забыли в Старом Городе? – нахмурился я. – Там живут только бедняки, да бандиты. Ваши люди не пропали – их убили, готов биться об заклад.
– Может быть, ты и прав, – согласился капитан. – Может быть, их и убили. Именно поэтому нам нужен ты. Ты и никто другой.
– Зачем? – не понял я. – Адмиралу надоело что я слоняюсь по городу, позоря губернаторский род, и он решил от меня избавиться? Протестировал метод убийства на своих людях и, убедившись в его стопроцентной эффективности, захотел использовать на мне? Нет уже увольте – у меня осталось ещё двести дней жизни, и я хотел бы потратить их более приятным способом…
– Двести дней? – нахмурил брови капитан. – Ну ты и транжира, мальчик…
– Не твоё дело, – оскорбился я. – Моё Время: как хочу, так и трачу. Так почему Адмирал хочет, чтобы в Старый Город отправился именно я?
– Потому что альтернативой может быть только ввод войск, – ответил капитан. – А военные действия в Старом Городе – это очень затратное мероприятие, которое мы не можем себе позволить. Нас не любят в Старом Городе, а вот твоего отца любили. Он для них великий правитель, а ты его сын… К тому же первоклассный детектив, насколько мне известно…
– Тебе верно известно, – кивнул я. – И мои услуги стоят недёшево…
– Ты получишь миллион лет, если справишься с задачей, из них сто тысяч лет авансом, их ты сможешь оставить себе вне зависимости от итогов твоего расследования.
– Неплохо, – присвистнул я. – Так что Адмиралу понадобилось в Старом Городе?
– Информация, – коротко ответил капитан Радж, но затем, недолго помолчав, решил всё же дополнить свой ответ:
– В Старом Городе завелись какие-то твари. И лезут к нам: нападают на состоятельных людей в столице.
– Бред, – отмахнулся я. – Периметр охраняется, дома богачей тоже, да и откуда вам знать, что так называемые «твари» пришли именно из Старого Города? Наверняка, это просто местные бандиты-налётчики, выставляющие свои злодеяния как работу «неведомых чудовищ».
– Вот ты мне и скажешь, – пожал плечами Радж. – Бандиты это или твари. А потом продолжим разговор.
– Я-то откуда знаю? – нахмурился я. – Нужно осмотреть место преступления, опросить свидетелей, собрать материалы, провести анализы…
– Сейчас заедем за твоим инвентарём и поедем на место преступления, – сообщил капитан Радж. – Как раз утром было совершено новое нападение.
– Притормози, капитан! – поднял руки я. – Я ещё не дал своего согласия. Не уверен, что хочу рисковать своей жизнью ради интересов Адмирала…
– Ради общих интересов, – поправил меня капитан. – Количество жертв стремительно растёт. Раньше нападения происходили раз в несколько месяцев, теперь случаются дважды в неделю. Если темпы роста убийств не снизятся, то к концу года в этом городе не останется живых людей…
Я задумался. Мышь в колесе быстро стучала лапами, а яркость лампочки постоянно изменялась, то делая освещение совсем тусклым, не позволяющим разглядеть ничего, кроме самой осветительной установки, то вспыхивая, выхватывая из мрака все тёмные углы пассажирской кабины. Продолжали истошно скрипеть рессоры, а с улицы доносилась какофония из будничных криков газетчиков, сообщающих прохожим последние новости, с подробностями которых можно ознакомиться в сегодняшнем издании; кряканья клаксонов экипажей, не поделивших дорогу с другим транспортом или пешеходами; и музыки, раздающейся из открытых дверей ресторанов, магазинов и других заведений.
– С авансом на своём счету мне было бы легче принять решение… – наконец сообщил я.
– Вот это уже другой разговор, – усмехнулся Радж, вытягивая вперёд руку с Кошельком, который он, судя по всему, держал наготове.
У моего дома мы оказались примерно через двадцать минут. Я вышел из экипажа и оказался у ворот трёхэтажного особняка. Ворота были распахнуты, просторный сад перед домом давно зарос, а у дома стоял покрытый огромным слоем пыли экипаж. Ни услуги садовника, ни содержание экипажа мне давно были не по карману. Хорошо хоть Адмирал великодушно отказался брать с меня земельный налог и плату за содержание подаренного им когда-то моему отцу общедомового генератора, так что содержание дома мне практически ничего не стоило.
Пройдя через ворота, я неспешно побрёл к построенному из красного кирпича зданию. Побелённые колонны поддерживали массивный козырёк, нависший над высокими входными дверьми из красного дерева. Когда-то этот дом выглядел величественно, но за последние годы я успел запустить поместье так сильно, что сейчас, вспоминая о покойном отце, мне становилось перед ним стыдно…
Отперев ключом дверь, я вошёл внутрь. Света, льющегося из дверного проёма и окон, хватало, чтобы осветить заваленный всяким хламом и покрытый пылью холл. Впереди раскинулась просторная каменная лестница, ведущая на второй этаж. Ковёр на ней сбился в сторону, был подран и обстоятельно перепачкан бесчисленными грязными сапогами, ходившими по нему. Но лестница меня мало интересовала – мне предстояло спуститься в подвал, именно там я хранил свои вещи и там же отдыхал между регулярными пьянками и редкой подработкой, которую иногда подкидывал начальник полицейского участка. В самом же доме я чувствовал себя неуютно. Не только потому, что устроил тут настоящую помойку, но и потому, что он напоминал мне о том, насколько великим человеком был мой отец, и насколько ничтожным был я сам…
Я дёрнул рычаг на стене. Ничего не произошло…
– Чёрт, – выругался я и стал пробираться через горы мусора на другую сторону зала, к двери, на которой висела табличка «генераторная». Открыв дверь, я оказался в тесной комнатушке, освещённой несколькими лампочками, получающими энергию напрямую от сердца живого генератора. В центре помещения, в массивной установке было заточено̀ тело старого слона. Его слепые глаза безжизненно смотрели прямо перед собой, а хобот безвольно лежал на полу. Оголённые мышцы животного тянулись во все стороны и обтягивали стальные детали механизма. Черепная коробка животного была вскрыта, и прямо в мозг, прикрытый прозрачной плёнкой, были воткнуты десятки проводов и шлангов. Я подошёл к пульту управления и дёрнул рычаг, над которым была табличка с выгравированным словом: «Активация». Один из шлангов дёрнулся, подавая стимулирующее вещество, и через мгновение мышцы животного стали судорожно сокращаться, приводя механизм в движение. Спокойное дыхание животного сменилось быстрым и тяжёлым, словно животное бежало.
Я покинул генераторную. Зал теперь был освещён куда ярче: огромная хрустальная люстра, висевшая под высоким потолком, сияла десятками мощных лампочек.
На стене прямо над лестницей висело масляное полотно в золочёной раме. На нём, в полный рост, был изображён статный мужчина с седой бородой, облачённый в губернаторский мундир. Губернатор Блад – мой отец…
Отведя взгляд, я резко развернулся и стал пробираться к подвалу. Разгребая ногами хлам, я буквально чувствовал на своём затылке взгляд отца, и мне как всегда стало стыдно за то, в какое состояние я привёл поместье…
Спустившись в подвал, я взял свой рабочий саквояж, и, не задерживаясь ни на минуту, поспешил убраться из дома…
– Куда теперь? – поинтересовался я у капитана, забираясь в экипаж.
– Тут недалеко, – неопределённо ответил Радж.
Радж не соврал – буквально через пять минут мы вышли из экипажа, в самом центре банковского района. Всегда чистые улицы, просторные квартиры, дорогие магазины и изысканные рестораны, большое количество хорошо обученных и вооружённых полицейских патрулей. Тут жили только крайне состоятельные люди…
Мы оказались перед пятиэтажным домом бледно-розового цвета, с белыми гипсовыми узорами под окнами и такой же лепниной под крышей.
Войдя внутрь, Радж жестом приказал консьержу оставаться на месте и повёл меня прямо к лифтам. Войдя в лифт и закрыв решётку, капитан потянул рычаг, справа от которого располагалась цифра «три». Кабина дёрнулась, и мы медленно поплыли вверх под успокаивающее поскрипывание колёс, крутящих трос, соединяющий кабину с противовесом.
На третьем этаже было всего две квартиры, дверь в одну из которых была распахнута настежь.
Мы вошли внутрь. У входа стояло два полицейских в синей форме. Увидев капитана, они вытянулись по стойке смирно и почти синхронно отдали честь.
– Никаких происшествий? – поинтересовался у них капитан.
– Так точно, сэр! Абсолютно никаких, сэр! – лихо отрапортовал один из полицейских.
– Ты не в армии, придурок, – заметил я, с презрением усмехнувшись, и, обогнав капитана, прошёл в помещение.
Краем глаза я отметил, что полицейский явно стремящийся к карьерному росту, проводил меня недобрым взглядом. Кажется, только что я заполучил нового врага… Что ж – мне не привыкать.
Из шикарно обставленной прихожей я попал в ещё более шикарную гостиную: роскошная кожаная мебель, дорогие массивные шкафы, бильярдный стол с резными ножками, обои с золотым тиснёным узором…
– Капитан, надеюсь, ты привёл меня посмотреть не на очередное самоубийство в ванной, вызванное потерей интереса к жизни у очередной же избалованной графской дочки? – поинтересовался я. – По долгу службы я много раз расследовал причины смерти в подобных местах, и они всегда оказывались одинаковыми: девочке надоело жить в золотой клетке, и она вскрыла себе вены папенькиной бритвой…
– На этот раз ты удивишься, – мрачно заметил капитан, подойдя к одной из боковых дверей и отворив её. – Нам сюда.
Обогнув диван, я вошёл в комнату, которая оказалась спальней и, подняв от изумления бровь, присвистнул.
– Чёрт возьми… Да, это определённо не самоубийство…
На залитой кровью двуспальной кровати лежало развороченное тело. Выломанная грудная клетка, отсутствующие руки и ноги, пустая брюшная полость, от головы остался лишь затылок. Стены и потолок облеплены кровью, ошмётками кожи и внутренностей.
– Если бы тротил не потерял своих свойств, то, увидев эту сцену впервые, я бы опрометчиво предположил, что эта госпожа стала жертвой взрыва, – хмуро сообщил капитан.
– Это не взрыв, – с уверенностью покачал головой я, ставя на пол свой саквояж и проходя в глубь спальни. – Постельное бельё осталось целым, следов температурного воздействия нет, вещи, стоящие на прикроватной тумбе, стоят на своих местах, не упала даже вон та, явно не слишком устойчивая, ваза, стоящая на подоконнике.
Я склонился над останками и внимательно осмотрел тело. Затем обошёл кровать и принялся разглядывать стены и потолок.