По колее «Особого пути». Цивилизационный процесс и модернизация в России

Сценарии будущего

Мы проследили достаточно драматическую колею «русского пути» последнего полутысячелетия. Он отсчитывается от Московского царства 15—17 веков. В 18-м происходят две важные трансформации. Сначала резкий поворот в сторону Европы раскалывает российский социум на модернизированное меньшинство и традиционное большинство. Затем правящая элита, сохраняя московскую модель, строит на ее основе государство неограниченной эксплуатации крестьянства. Во второй половине 19 века этот расколотый эксплуататорский социум вступает в период европейской модернизации, которая носит непоследовательный характер, что усиливает как раскол социума, так и противоречия внутри его «протестной» составляющей. В результате побеждают силы, выступающие против европейской модернизации, вследствие чего Московия возрождается на новой основе, делая в 20-м веке крупный мобилизационный рывок. После его угасания наступает новый период застоя, который снова сопровождается расколом социума на модернизированные (прозападные) и консервативные (промосковские) силы. Победа прозападных сил сопровождается принятием решений о перераспределении национальных ресурсов с результатом в виде новой Постмосковии с ее застоем и возрождением сверхэксплуататорского (экстрактивного) государства, которое в 21 веке получает юридическое оформление и идеологическую платформу. Однако при этом Постмосковия 21 века повторяет судьбу своей предшественницы 19-го – 20-го, вступая в конфликт с протестной (модернизированной) частью общества.

От исхода этого конфликта зависит будущее России.

В начале 20 века силы европейской модернизации оказались в меньшинстве даже в протестной части общества. Опираясь на ментальные установки большинства населения, которое тогда было представлено недавно освобожденным крестьянством, победу одержали те протестные движения, которые в большей или меньшей мере отвергали европейский путь развития. Однако в соответствии с логикой российского цивилизационного процесса единственной альтернативой этому пути была перезагрузка на новой основе московских порядков.

В конце 20 века, напротив, победу одержали силы европейской модернизации. Однако они не смогли победить инерцию Московского наследия, проявившуюся даже не столько в активности их противниках, сколько в их собственных стереотипах мышления, ценностных установках и предрассудках. В результате вместо новой демократической России, вставшей на европейский путь развития, они заложили фундамент для возрождения старой Постмосковии – с ее стагнацией и сверэксплуатацией меньшинством большинства.

Других альтернатив за минувшие сто лет российская цивилизация не выработала.

СЦЕНАРИЙ 1. Если на протестной волне, направленной на ликвидацию путинской Постмосковии, возвысятся и победят силы, которые смогут реально и последовательно осуществить европейскую модернизацию, это будет означать освобождение России от московского наследия, тормозящего ее развитие и снижающее конкурентоспособность на международной арене. Этот путь, к сожалению, связан с большими рисками для целостности государства. Концентрация модернизированного населения распределяется далеко не равномерно по территории страны, что может привести к отторжению идей модернизации в значительной части российских регионов, в том числе национальных республик, в которых на почве отторжения могут резко возобладать националистические и сепаратистские настроения. А им могут подыгрывать региональные элиты, столкнувшись с угрозой утраты властных позиций и источников дохода.

СЦЕНАРИЙ 2. Этого не произойдет в том случае, если:

• вариант 1: победу одержат силы, черпающие основную подпитку своей политической активности в ценностях Московского наследия – déjàvu 1917-го;

• вариант 2: силы модернизации, победив, окажутся в плену московского наследия по целому ряду причин (от его влияния на их собственную ментальность и необходимости заигрывания с его рудиментами в массовом сознании до неспособности поступиться властью и богатством во имя развития), что сделает их неспособными реализовать последовательный европейский трансфер – déjàvu девяностых.

Первый вариант наименее вероятен по причине того, что такие силы не получат поддержки модернизированного населения столичных городов. Кроме того, удержать власть они смогут только при демонстрации способности осуществить «рывок развития» на основе массовой тотальной мобилизации, потенциал которой у населения страны явно исчерпан.

В таком случае наиболее реалистичным результатом будет сценарий 2.2, который приведет к реанимации путинской Постмосковии с теми же параметрами, хотя и наверняка с иными идеологическими акцентами.

Преимущество данного сценария может быть усмотрено только в том, что он представляет наименьшую угрозу для целостности страны. Но в долгосрочной перспективе его реализация приведет к утрате шансов на возвращение каких – либо перспектив развития и превращение во второстепенную державу, балансирующую на грани распада по национальному и ресурсному признакам либо другой формы утраты суверенитета.

В то же время пессимизм относительно реализации сценария 1 внушают наблюдения над различными эпизодами российской истории. Ни один из них, включая революции и реформы, не демонстрирует сколько-нибудь радикального выхода за узкие рамки русской колеи. Когда государство едет по ней как по накатанной (эпохи Московии и Постмосковии), колея углубляется по причине долгой езды. Когда пытается свернуть в сторону, приверженность колее укрепляется из страха перед неизвестным. В итоге европейские институты либо отторгаются полностью (как, например, правление права), либо выхолащиваются и становятся чисто формальными имитациями.

Слишком большие отложения Московское наследие оставило в нашей национальной ментальности, и слишком жесткой хваткой держит оно в своих объятиях не только элиту России, но и ее народ.

Галина Михалева
Россия: империя и модернизация

Имперское прошлое России и постимперский синдром – серьезное препятствие на пути модернизации, формирования современного государства с социальной рыночной экономикой и действующими демократическими институтами. Политическая элита страны, включая президента Владимира Путина, считает распад СССР «величайшей катастрофой» ХХ столетия, а принципы либерализма – устаревшими.

Внешнеполитический курс страны направлен на возвращение на геополитическую арену в статусе сверхдержавы, при этом внутри страны сворачиваются и выхолащиваются демократические институты. Но общество, хотя и слабое, полностью не подавлено. Несмотря на конституционную реформу 2020 года, существенно цементирующую авторитарный режим, не отменена вторая глава Конституции, закрепляющая основные права и свободы человека, существуют, хотя и слабая, оппозиция и критически настроенные средства массовой информации, действуют некоммерческие организации, включая правозащитные. Время от времени возникают очаги гражданского сопротивления, и людям иногда удается заставить власти отказаться от неприемлемых решений, пусть и по не приоритетным для власти вопросам (отмена мусорной свалки в Шиесе, разработки горы Куштау содовой компанией в Башкортостане, перенос строительства храма из сквера в Екатеринбурге и т. п.).

Многосоставной характер страны обусловливает сочетание доминирующих тенденций политики унификации и централизации с существованием региональных и национальных особенностей, включая традиции, противоречащие принципам современного государства и действующей Конституции.

Наконец, отказавшись от единой советской коммунистической идеологии, российская элита до сих пор не нашла принципов, на которые могло бы опираться единство российской нации. Споры о единой идеологии и национальной идее идут с момента распада Советского Союза, предлагаемые представителями власти, учеными, журналистами принципы взаимно противоречивы: от необходимости построения гражданской нации на основе конституционного консенсуса до возвращения к социализму или созданию русского православного государства, противостоящего Западу.

Почему сложилась такая ситуация? Ответ на этот вопрос во многом дает история страны.

Модернизация и империя

Как соотносится имперский принцип построения государства и модернизация?

Модернизация рассматривается как один из основных двигателей демократизации режима. Этому посвящено большое количество западных работ, начиная от Парсонса и Липсета (Пшеворский, Ванхаанен, Инглхарт и др.)⁷².

Особенности Российского случая модернизации анализировали Гельман, Бусыгина, Аузан и др.⁷³, которые рассматривают этапы и противоречивость российской модернизации и в последнее время – даже демодернизацию⁷⁴.

В соответствии с классическим пониманием модернизации Мартина Липсета⁷⁵, опирающимся на теоремы Талкотта Парсонса⁷⁶, и его многочисленными последователями, модернизация связана с ростом дохода на душу населения (BIP per capita), которое является необходимым условием демократизации. «Основная идея модернизации состоит в том, что экономический и технологический прогресс порождают комплекс социально-политических трансформаций, а они, как правило, ведут к радикальным переменам в ценностях и мотивации. Это включает в себя изменение роли религии, карьерных устремлений, уровня рождаемости, гендерных ролей, сексуальных норм. Данные перемены также определяют массовый спрос на демократические институты и ужесточение требований к элитам. В результате демократия становится все более вероятна, а война – все менее приемлема для народа». Выделяются фазы модернизации, которые по-разному влияют на политику и общество. Первая – индустриализация, которая инициирует важный этап культурной трансформации и приводит к бюрократизации, рационализации, централизации и секуляризации. Развитие постиндустриального общества влечет за собой другой ее этап – усиление роли личной автономии и самовыражения. На индустриальном этапе модернизации происходит освобождение власти от религии, в то время как на постиндустриальном – освобождение человека от вездесущности власти⁷⁷.

При этом модернизация – необходимое, но недостаточное условие для демократизации⁷⁸. Реальный вклад экономического прогресса состоит не в том, что он вызывает демократизацию, но в том, что он увеличивает шансы сохранения политических режимов⁷⁹.

Модернизации, с одной стороны, противоречат имперским принципам, создавая современное государство. С другой стороны, внешние вызовы принуждают империи к частичной модернизации. В российском случае модернизационные процессы на протяжении всей истории были частичными (затрагивали не все общественные подсистемы) и непоследовательными. Россия после очередного витка институциональных изменений в соответствии с теорией тропы исторической зависимости («колеи», по определению А. Аузана⁸⁰) возвращалась во многом в исходное состояние⁸¹. Основные модернизацонные инструменты – индустриализация, урбанизация, культурная революция – начали действовать в России в конце XIX – начале XX века, эти процессы происходили ускоренно, но неравномерно⁸² и достались в наследство советской власти. Она использовала модель «догоняющей» или «авторитарной» модернизации: обеспечение технологического и материального прогресса страны на основе воссозданных институтов традиционного общества⁸³ c использованием репрессий и рабского труда заключенных⁸⁴. Это был исторический компромисс между современностью и тенденциями индустриального капиталистического общества первой половины ХХ столетия, с одной стороны, и российским традиционным мiромъ, с другой. Осуществляемая представителями «низшего класса», авторитарная модернизация несла отпечаток архаичного сознания: традиций общинности и уравнительности, антиинтеллектуализма, привычки во всех неудачах усматривать козни врагов и т. д. Это сначала позволяло примирять модернизацию с русской архаикой и внедрять элементы западной современной культуры в традиционное крестьянское общество… но впоследствии это пагубно сказалось на ходе модернизации⁸⁵.

Результаты такой модернизации были противоречивы: с одной стороны – индустриализация, урбанизация, грамотность населения, развитие науки и культуры, секурялизация. С другой – застывшая, архаичная система управления и отсутствие демократических институтов. Сейчас в России еще не закончился период индустриализации и даже происходят процессы, ей противоречащие, своего рода деиндустриализация с увеличением роли религии и традиционных стереотипов поведения. Об этом пишет и Андрей Рябов⁸⁶: противоречивость российского развития показывает сочетание производства современной военной и космической техники наряду с большим числом негазифицированных поселений, в которых отсутствует даже водопровод. Еще одну особенность воздействия модернизации отмечает Дмитрий Тренин⁸⁷: попытки модернизации в различные исторические периоды приводили одновременно к всплеску русского национализма в имперском «ядре» и этнического национализма на периферии. Особенно отчетливо это проявлялось в периоды Первой мировой войны и захвата власти большевиками и периода, предшествующего распаду СССР.

Целый ряд западных авторов анализирует природу империй в исторической перспективе и особенности отдельных империй – от Древнего Египта, империй Африки и Римской империи до Великобритании. Общие признаки империй перечисляют Айзенштедт, Алмонд и Верба, Каспэ, а также Паин и Федюнин⁸⁸.

Особенности Российской империи в исторической перспективе анализировали Каспе, Ачкасов, Эткинд, Булдаков, Фурман⁸⁹ и многие другие, опираясь на российскую дореволюционную общественную мысль: Ильина, Соловьева, Ключевского, Бердяева и др.

Имперские признаки в современной России видят Хагемайстер, Гетц, Тренин, Паин и Федюнин, Каспэ, Филиппов и Бусыгина⁹⁰.

Авторы, отстаивающие самобытность российской цивилизации и ее имперский характер: Леонтьев, Невзоров, Цымбурский⁹¹ и др.) – разработали философско-идеологическую основу для политиков-консерваторов.

Наконец, критический подход и анализ противоречивого соотношения империи и модернизации анализируют Бусыгина, Филиппов, Каспе, Паин, Федюнин и др.

Будем руководствоваться определением империи, данным Ш. А. Айзенштадтом:

империя – это политическая система, охватывающая большие, относительно сильно централизованные территории, в которых центр, воплощенный как в личности императора, так и центральных политических институтах, образует автономную единицу.

Империи обычно основывались на традиционной легитимации, но использовались и более широкие, потенциально универсальные политические и культурные ориентации, выходившие за пределы того, что было свойственно любой из составляющих империю частей⁹². Суммируя ряд определений разных авторов, С. Каспэ называет следующие признаки империи⁹³:

• возникновение вследствие военного и/или экономического подчинения;

• включение покоренных народов и территорий в государственную структуру, единую с народом, вокруг которого она образуется;

• иерархический принцип организации, извлечение выгод для народа, ее создавшего за счет народов, в нее включенных;

• высокая роль армии, создающая идеологический имидж имперской государственности;

• этническая, национальная, историческая разнородность в сочетании с иерархическим принципом, которая способствует развитию, как комплексов национальной неполноценности, так и национального величия и исключительности, претензии на мировое величие/господство;

• тяготение к личной власти, пирамида власти, которую венчает правитель, воплощающий военную власть и сакрально-идеологическую санкцию бытия империи;

• общая идеология;

• экспансия как неизменная интенция и modus vivendi.

Две важные характеристики империи отмечают Эмиль Паин и Сергей Федюнин⁹⁴. Первое: имперская власть нацелена на сохранение имперского тела, т. е. территории страны, разделенные на слабо интегрированные регионы, сохраняющие исторические следы завоеваний. Это заметно, прежде всего, в регионах компактного проживания этнических общностей. Второе: имперское сознание, включающее сложный комплекс стереотипов массового сознания, включающее «подданническое» сознание⁹⁵, сохраняющее устойчивые этатистские ценности.

Именно с этими характеристиками мы сталкиваемся, анализируя особенности Российской империи и Советского Союза.

Российская Империя

Большевики, стремясь найти симпатии у национальных меньшинств, называли Российскую империю «тюрьмой народов», сторонники евразийства подчеркивают особую цивилизационную роль российского государства и нетипичность этой империи, составлявшей единое целое с завоеванными и присоединившимися территориями, а не метрополию и отдаленные от нее колонии, как, например, в Великобритании, Франции или Голландии.

Действительно, начиная с существования Московского царства, страна постепенно расширялась за счет присоединения (или покорения) сначала соседних княжеств, затем – Казанского ханства и Сибири. В территориальный состав страны по договорам вошли Новороссия, Армения и Грузия. В результате раздела Польши – ее часть, а также Финляндия, Прибалтика, Молдова, Хивинское и Бухарское ханства, Крым. Наконец, уже в ХIХ веке, был завоеван Кавказ. Это расширение территории сопровождалось использованием военных методов и насилия разной степени интенсивности: от локальных военных операций Ермака в Сибири до нескольких полномасштабных войн с использованием действующей армии в случае с Крымом и Кавказом.

При этом присоединенные территории обладали значительной автономией. Однако одновременно проводилась политика освоения территорий и их заселения (это касается, в первую, очередь Сибири). Царское правительство не занималось прозелитизмом и допускало существование других конфессий. Не запрещалось пользоваться местными языками. В структурах управления были представители народов, населявших эти регионы. И, наоборот, представители национальных элит привлекались в царскую армию и принимались при дворе. Именно поэтому бунты с национальной окраской хотя и случались, но были редки и имели скорее экономические причины. Вопрос выхода из состава империи был актуален, пожалуй, только для Польши. Наряду с этим проводилась последовательная политика русификации. При этом российская власть вкладывала огромные ресурсы в освоение территорий: строительство производств, городов, коммуникаций. Особо нужно подчеркнуть важность строительства железной дороги до Владивостока. В городах возникали центры образования и науки. В период после Великих реформ Александра II начала развиваться система местного самоуправления – земство, строились больницы и школы. Изменилось в пользу граждан и судопроизводство: были введены суды присяжных. Бурно развивалась экономика.

Особенно важна была цивилизационная роль империи для присоединенных народов, находившихся на стадии догосударственной фазы развития, зачастую не обладавших собственной письменностью: якутов, калмыков, киргизов и малых народов Севера и Сибири.

Модернизационные процессы вступили в противоречие с основным принципом империи – территориального расширения и единовластия. Начали формироваться националистические движения на окраинах империи, с введением выборов и появления партий, в начале ХХ века появились и националистические партии. Это целый ряд социалистических: демократическая и народная партии на Украине, Белорусская социалистическая громада, ряд польских партий – от «Пролетариата» до прогрессивно-демократического союза, еврейские социалистические рабочие и сионистские партии, Дашнакцутюн и Социал-демократическая партия в Армении, мусульманские социал-демократические и демократические партии, большое число партий различного спектра в Финляндии. Наряду с этим возник и ряд правых русских националистических партий, ратующих за самодержавие и сохранение империи, наиболее известны из них Русский народный Союз имени Михаила Архангела и Союз 17 октября.

Кризисные явления вследствие Первой мировой войны и экономического кризиса привели к Февральской революции 1917 года и захвату власти большевиками в ноябре (октябре по старому летоисчислению) этого же года. Одним из следствий стал стремительный распад империи, отделение и превращение в самостоятельное государства Польши, Финляндии, стран Балтии, Украины, Грузии и Армении.

В России колонизированные области не сохраняли особый статус, поэтому не было причины различать колонию и метрополию⁹⁶. Самодержавие просто пыталось «воспитывать» народы, руководствуясь собственным удобством управления по ходу освоения новых территорий⁹⁷. Важно, что имперская культура способствовала интеграции различных групп, определяя своих и не своих по сословным и конфессиональным критериям⁹⁸. При этом русские были менее благополучными, чем другие народы и могли компенсировать свое политическое бесправие и бедность символической причастностью к могуществу империи⁹⁹.