Жандарм

Отдельному корпусу жандармов посвящается

 
Нет хуже работы – пасти дураков.
Бессмысленно храбрых – тем более.
Но я их довел до родных берегов
Своею посмертною волею.
 

Р. Киплинг

Автор благодарит всех камрадов форума Черное Солнце, без них эта книга так и осталось бы не написанной, особая благодарность Марии Суворкиной. Большое Вам спасибо.

© Саликов А., 2015

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

Часть первая

Глава 1

– Зараза.

– Тихо.

Это наш унтер: если не заткнуться и лежать, наблюдая за прогалиной, то можно огрести неприятностей. Хорошо в лесу летом: свежий воздух, деревья кронами колышут – все это настраивает на созерцание и покой. Дождей нет уже две недели, и потому лежать в ельнике одно удовольствие. Все бы ничего, да комары заели. Интересно, угадал Семеныч с местом или нет? Кажется, промахнулся. Два часа уже ждем. Нас здесь пятеро: поручик Михайлов, унтер-офицер Смирнов и нижние чины: Юрьев, Овцын и я, Дроздов. Нам повезло, что с нами Семеныч – это мы его за глаза называем, а так господин унтер-офицер Смирнов Василий Семенович. Он наша легенда – начинал в Крымскую, два Георгия имеет, всю оборону от звонка до звонка прошел, а не любит говорить о ней. Бывает, расскажет смешные истории, случившиеся с его знакомыми. В Польше уже унтером был. Вот про нее он нам не просто рассказывает, а на конкретных примерах показывает, как надо действовать.

«Главное, – говорил он нам, – не верить никому из местных. Для них мы все враги. Нам будут стрелять в спину даже дети. И самое главное – не вздумайте попасть в плен. Живые позавидуют мертвым».

Наш командир поручик Михайлов также прошел Польшу. Сын унтера, он выбился в офицеры благодаря упорству и железной воле. После Польши, где он хлебнул лиха, ему предложили перейти в корпус. Поскольку в армии ему ничего не светило, он без колебаний согласился. На мой взгляд, он и Семеныч немного параноики, но это помогло им не раз выжить. Ну а мы, молодняк, кое-что умеем, крови не боимся, но по-настоящему ее не видели.

После восстания 1863 года в корпусе начали анализировать свои действия. Помимо недостатков в агентурной работе хромала и реализация полученных сведений. Вывод был сделан, и в опытном порядке были сформированы конные команды. Но при формировании возникли сложности с личным составом и его оснащением. Стандартное кавалерийское не годилось, поэтому пришлось закупать необходимую амуницию и вооружение. И состав набирался исключительно из кавалеристов, которые готовы остаться на сверхсрочную службу. Это проделало большую дыру в фондах, но применение данных команд доказало правильность избранного пути. Но со временем выявилась необходимость и в пеших командах. А вот тут неожиданно дело застопорилось. Казалось бы, чего проще: опыт уже есть, бери и формируй. Так нет. Где найти командиров групп? Ведь ими могут быть только офицеры. Только количество человек в группе было не больше пяти. И это обстоятельство грозило перечеркнуть начинание. Офицеры отказывались от назначения любыми путями. В конце концов командиров стали набирать из низов, как наш поручик. И если офицеры-кавалеристы – это дворяне, то пехота сплошь из разночинцев.

Подготовка наша отличается от подготовки, принятой в армии, – упор делается на индивидуальное обучение. В нашей группе этим занимается Семеныч. Нас он гоняет как сидоровых коз: стрельба, тактика, рукопашка. Командование это только поощряет. Наше вооружение неподготовленного офицера потрясает до глубины души. Нож, «вессон»,^[1] удобный ранец, портупея и драгунка.^[2] Нет, у нас есть и шашки, и штыки, но хранятся они на складе. А вот ножи делаем сами. Я себе сделал «вишню».^[3] Семеныч, глядя на него, только хекнул – у него трофейный кинжал, и с ним он обращается виртуозно. Овцын и Юрьев сделали его копию. Мой выпендреж был оценен в дополнительные занятия рукопашной. Сейчас осматриваю свой сектор и жалею, что нет простого АК. Позиция у меня отличная.

Ну да, попаданец. Очередной. Только не надо кривиться. Нас есть два вида: первый, о которых ничего не известно по причине отсутствия последствий их действий. И второй, о которых все знают. Хотите пример? Пожалуйста. Русско-японская война. После ознакомления с документами складывалось ощущение, что японцы знали все наши действия, и некоторые шероховатости просто не имели большого значения. Но указать на попаданца – так засмеют и поставят клеймо идиота.

Обо мне знает только Семеныч. Он меня и легализовал как своего дальнего родственника. Как мы познакомились? Это не очень веселая история. Тогда я свой личный счет и открыл. Может потому и помог мне мой дядька – так я его не просто перед людьми называю, но и ощущаю. Ведь кроме него у меня и нет здесь никого.

За год до этого

В прошлое я совершенно не собирался. Тем более в такие «древние» года. Но человек предполагает, а Господь располагает. В тот день я взял два отгула и решил как следует отдохнуть. Начальство предупредил заранее, что в отгулы употреблю алкоголь. С утра. И фокус «по служебной необходимости» со мной не пройдет. Попытку шантажа – «не дадим отгул» – пресек сразу: отгулы были честно заработаны в различных командировках, и отступать я не собирался. В ответ предложил заплатить деньги, причем согласно законодательству. На меня посмотрели как на личного врага, но отгулы дали.

И жизнь хороша, и жить хорошо. Настроение под стать погоде – солнечное и жизнерадостное. Вот уже час, как я хожу по лесу, собирая грибы. Правда, это лисички и сыроежки, подосиновики все червивые, но я и не рассчитывал на них: слишком жаркая погода стоит. Корзинка была наполнена на треть, и я решил возвращаться на дачу. Набежавшая тучка, закрывшая солнце, не смогла испортить настроение. Через пять минут она убежала. Сориентировался по солнцу и, убедившись, что никуда не отклонился, пошел дальше. Пройдя метров триста, я остановился и огляделся.

И тут меня встряхнуло: лес был не тот. Более заросший, он словно вернулся назад, во времена, когда был здесь хозяином. Успокоившись и зная, что мимо города точно не пройду, двинулся вперед. Загоняя в глубь себя дурные предчувствия, вышел к железной дороге. И тут же медленно сел. Шпалы были деревянные. Этого не могло быть. Уже лет пятнадцать, как их заменили бетонными. Присмотревшись, я понял, что и сама дорога расположена, как в старые годы. Старые годы. От этих мыслей я взмок. Кое-как поднявшись, пошел вдоль рельсов, где из рассказов должен был быть вокзал. Вокзал именно там и был. Уже зная, что там увижу, медленно зашагал вперед.

Прикинул, что же делать дальше. Положение у меня поганое. Нет, слава богу, могу на токарном и фрезерном станках работать, правда, по второму разряду, слесарить могу. Вот только, как говорил почтальон Печкин, у меня документов нет, а это очень плохо. Я здесь никто и звать меня никак. Придется идти искать любую работу, причем немедленно. Сейчас я выгляжу пристойно. Но через пару дней все переменится – вместо прилично одетого поденщика появится шаромыга, которого тут же упрячут в участок. Начнем с классики. Разгрузка вагонов. С таким решением запрыгнул на перрон.

Похоже, я пришел на станцию ко времени отправления поезда. Поиск работы был ненадолго отложен, и, встав в начале перрона, я стал ждать поезд. Да, это было захватывающее зрелище. На миг все проблемы отступили, реальность превзошла все ожидания: мимо полз самый настоящий паровоз со старинными вагонами. Я медленно пошел вперед, разглядывая состав. Поглощенный этим занятием, чуть не налетел на девушку, едва успев остановиться. И удивился, увидев в ее руке револьвер, который она направила в жандарма, стоявшего к ней спиной.

– Сзади ствол! – крикнул я, попутно ударяя ее по руке с оружием.

Среагировал он мгновенно, повернувшись лицом к нам и одновременно уходя влево. Девица не успела ничего сделать, как получила от меня локтем в основание черепа. Жандарм, оказавшийся рядом, тут же скрутил ей руки. Подбираю лежащий револьвер. Похоже, «бульдог».

– Псякрев!

Услышав это, на автомате падаю на перрон, разворачиваясь на голос. Какой-то сопляк наводит на нас ствол. Стреляю в него, целясь в корпус, опережая его выстрел на секунду. Моя пуля попала ему в «солнышко», но, казалось, даже лежа он еще пытается выстрелить в нас. Не раздумывая, я всадил ему в голову контрольный, а тот единственный выстрел, который он успел произвести, попал в сердце девице.

Приведенное выше – это мои воспоминания. Правда, Семеныч, а это был он, описывает перестрелку по-другому, где все мои действия являются, по его мнению, верхом идиотизма.

Девицу локтем по голове (правильно, но не при людях). Описание, как я ее обезоруживал, могло поспорить красотой слога с творениями Баркова. Ну а «дуэль» с парнем не выдерживала никакой цензуры, вороны на лету краснели. Но это было потом, а пока я сидел в полицейской комнате вокзала, ожидая начала допроса.

– Я унтер-офицер Смирнов Василий Семенович. Начальник здешнего жандармского пункта.

– Дроздов Сергей.

– Паспорт есть?

– Нет.

– Та-ак. Украли?

– Нет. Его у меня вообще нет.

– Ну и что мне с тобой делать? Жизнь мне спас…

– Василий Семенович, выслушай меня, пожалуйста. – Терять мне было нечего, а сейчас у меня появился шанс. Пусть крохотный, но упускать его не следовало. – Возможно, мои слова покажутся вам бредом сумасшедшего, но прошу отнестись к ним серьезно.

– Хорошо. Рассказывай.

– Я родился в 1979 году. В ваше время попал из две тысячи девятого года. Вы мне, конечно, можете не верить, но посмотрите на эту вещь. – И я, достав из кармана старую «нокию», протянул ее жандарму.

Если я хотел удивить его, то цели своей добился. Мобилка выглядела инородно посреди стола, заставленного старинными вещами. Унтер молча смотрел на нее, не пытаясь взять в руки.

– Убери. – Встав из-за стола, он подошел к шкафу, посмотрел на стоящий графинчик и, решительно развернувшись, сел обратно.

– И что дальше?

– Дальше будем спасать империю.

– Кто ты такой…

– Я тот, кто знает, как и когда империя рухнет. Хочешь знать, что будет?

Вкратце пробежался по датам и событиям. Он смотрел на меня и, как мне казалось, просто не знал, что делать. Такие сведения не его уровня, и унтер это прекрасно понимал.

– Василий Семеныч, поверь мне, мои знания теперь опасны для страны. Я знаю, что вся верхушка прогнила.

– Не вся…

– Согласен, наследник хорошо себя показал, но его, похоже, убили. Нет у меня конкретных доказательств. Есть одно, но косвенное. За месяц до крушения царского поезда некто Витте заявил, что если государь поедет по этому пути, то обязательно будет катастрофа.

– И что?

– Через месяц государь поехал именно по этому пути, и, как и предсказывалось, произошло крушение.

– А этот Витте?

– Не перебивай, пожалуйста. Этот Витте совершил такую головокружительную карьеру, что современники удивлялись.

– Но должно было быть расследование.

– Василий Семеныч, не поверишь, но расследование было проведено самим Витте. Ну а к чему эта гнида привела Россию, ты знаешь.

– Это мы еще посмотрим. Пойдем, потомок, сам говорил, война у нас.

На лице у него играла такая ухмылка, что мне стало страшно. Война продолжалась, но не так, как думали ее создатели.

Слухи и сплетни держались в городе довольно долго. Еще бы, перестрелка, как в САСШ, двое убитых, одна из них девица. Прибыла, как водится в таких случаях, комиссия, и, естественно, начали меня туда таскать. Правда, Семеныч успел сделать мне ксиву, и теперь я его дальний родственник. А это, как говорится, две большие разницы. Не голь перекатная, как раньше, а уважаемый человек, с родней и кое-какими связями. Нет, отношение ко мне со стороны комиссии было как к быдлу. Правильно, вчерашний крепостной завалил пару благородных, непорядок, ну убили бы этого жандарма, и бог с ним. Да, именно так один судейский мне и заявил. Я малость от такого растерялся – осталось у нас еще много от советской власти, не давала она вот так вытирать об людей ноги. А здесь, стоя перед этими гнидами, мне сразу стало ясно, что я никто, человек второго сорта. Ладно, посмотрим, кто кого.

– Так, значит, то, что я уничтожил террористов, вы мне вменяете в вину?

От неожиданности председатель поперхнулся водой. Остальные оторопели от такой наглости.

– Значит ли это, что теперь верноподданные, видя преступное деяние, должны пройти мимо?

На комиссию было приятно смотреть: раскрытые рты, красные рожи, в глазах ненависть и растерянность. Просто сидящие рядом офицеры корпуса с интересом ждали продолжения.

– Значит, при покушении на его императорское величество тоже стоять и смотреть? – А вот такой постановки вопроса никто не ожидал. – Да за такое раньше…

Договаривать я не стал. Что раньше за такое бывало, знали все. Причем доставалось так, что некоторые и в петле болтались. Оба офицера буквально впились в лица судейских. Конечно, взгляд к делу не пришьешь, но мнение составить можно.

– Можете идти, – просипел председатель.

Правда, теперь лица этих гнид были нежно-бледного цвета, пустячок, а приятно. Как говорил старый мастер, «дать я вам ничего не могу, но нагадить…».

Спустя неделю я тихо и без помпы оказался в рядах корпуса. Семеныч уезжал вместе со мной, начальство решило не рисковать и просто перевести его на другое место. Всю дорогу я старался сдерживаться и не вертеть головой во все стороны. Получалось не очень: старинные здания вокзалов, которые я видел лишь на фотографиях, будки стрелочников – все это создавало какую-то нереальную картину. «Путешествие» по Москве почти не запомнилось, толчея, ругань извозчиков, запах лошадиного пота и свежего навоза. Прибытие в казармы московской команды прошло тихо и спокойно. Получив форму, я под руководством Семеныча аккуратно ее подогнал и на смотре был не пугалом, а вполне приличным солдатом. Ну, КМБ был стандартным: строевая, немного поучили обращаться с винтовкой и револьвером. Учиться мне нравилось, ничего сложного в устройстве оружия не было, и во всех премудростях я разобрался очень быстро. А на стрельбище умудрился удивить офицера, попав всеми тремя выстрелами в мишень. Для зеленого новичка это почти недостижимый результат. Недолго думая меня сделали стрелком.

– Молодец, не подвел старика, – похвалил меня Семеныч.

Мое повышение нужно было отметить, поэтому он договорился с фельдфебелем и парой унтеров, пригласив их на посиделки. Меня, как виновника, прихватили. Теперь, сидя в трактире, старики степенно разговаривали, не забывая выпивать и учить меня жизни.

– Ты, парень, теперь смотри, стрелком стал, но нос не задирай, – поучал фельдфебель. – Знаю, что в деле ты уже был, дядьку своего спас.

– Да что вы, Иван Силантич, какое дело, так, перестрелка, – мигом ответил я, уж больно в глазах у него что-то было при слове «дело». – Ежели такое делом называть.

И пожал плечами: мол, не знаю тогда, как дело именовать. Судя по всему, мой ответ старикам понравился.

– Молодец, Василий Семенович, хорошо племяша воспитал. Не мучаешься с ним, все на лету хватает.

– Стараемся, не посрамил покуда, но гонять его еще и гонять.

– И погоняем, парень здоровый, выдюжит.

В общем, старики мудро решили, что такого молодца нужно еще немного напрячь. Роптать я и не думал, как известно, навыки лишними не бывают. Поэтому, когда меня заставляли маршировать на плацу с ранцем, полным кирпичей, я не ныл. Зато когда начальство, грозившее нам проверкой, наконец нагрянуло, то попало в подготовленную «ловушку». Иезуитский план фельдфебеля сработал на все сто. Ветеран с Георгиями, молодец стрелок, достойный преемник славных традиций, прям плакат. В общем, мы сразу выбили проверяющих из колеи. Покрутившись немного, они убыли, оставив положительный отчет. Неожиданно нас с Семенычем припахали охранять сбербанк.

* * *

Теперь – а что это жандармы в лесу делают? Охотимся. Вообще, это не наше дело, пусть стража комаров кормит, но родню нашего командира капитана Мезенцева Федора Михайловича ограбили. Вот и гоняемся за бандой, хотя пять человек – так себе шайка. Командир – человек умный и, понимая, что искать этих варнаков будут лет триста, решил совместить приятное с полезным: вызвал к себе поручика Михайлова и попросил помочь. Отобранные деньги – ерунда, а вот фамильное кольцо было жаль. Понять капитана было легко, тайны в кольце никакой не было. За исключением того, что предок Мезенцева заказал его будущей супруге, будучи уже в чине поручика, а начинал он рекрутом, прошел Очаков, Рымник и Измаил, уцелел и стал родоначальником целой династии.

После этой беседы поручик, построив нас, приказал данную группу зачистить. В успехе он, естественно, уверен и посему предложил выбрать снаряжение, которое мы хотели проверить в бою. Обещая хорошо зарекомендовавшие образцы в будущем ввести в штат обязательного снаряжения.

Два дня мы рыскали по лесу, но все-таки нашли следы бандитов. Посовещавшись, Семеныч и Михайлов выбрали эту тропинку, предварительно объяснив каждому его действия.

Вот они, голубчики, идут, мой – третий с начала. Подпускаем в упор. Молодец Семеныч, вот что значит опыт, все рассчитал. Так, работаем. Валим их – и домой. Выстрел. Четвертый, по описанию похожий на главаря, получив пулю в ногу, неловко валится на землю. Стреляю в своего, целясь в корпус, замечаю, где он упал, одновременно перезаряжаю драгунку, ловлю в прицел голову. Выстрел. Вижу брызги, отлетающие от его головы. Перезаряжаю. Овцын и Семеныч, прикрывая друг друга, рывком преодолевают расстояние до раненого бандита. Мгновение – и он скручен. Конец операции.

– Вашбродь, все, – говорит унтер, – четверых пристрелили, а пятого живьем взяли.

– Унтер, допросить захваченного бандита.

– Есть.

– Дроздов, Овцын. Собрать оружие и бумаги.

– Есть.

Обойдя главаря и четверых покойников, мы подобрали одно неплохое охотничье ружье, старый кавалерийский штуцер, пару древних пистолетов начала века, ну и ножей шесть штук. В общем, вооружены они были неплохо. Если не зарываться, а нападать на немногочисленных путников, этого оружия явно хватало. Бумаг при них не было. Денег и ценностей мы также не нашли.

А Семеныч пока допрашивал пленного. Пара ударов по ране и морде сразу помогли разговорить главаря. Отправив к тайнику Овцына и Юрьева, мы остаемся на месте. Главаря хоть и перевязали, но на скорую руку, и он постепенно слабел. Где-то через сорок минут вернулись оба наших посланца, причем явно довольные, неся небольшую коробку. Поручик подошел к ним и, быстро просмотрев содержимое, кивнул Семенычу. И тот мгновенно перерезал глотку раненому главарю.

Наши группы пленных стараются не брать.

К деревне вышли уже часам к пяти. Объяснив старосте, где лежат труппы бандитов и отправив туда три телеги с мужиками, мы пошли к станции. А там встретили обер-офицера стражи с командой, но наезжать на нас тот не решился, все-таки с осназом корпуса не поспоришь. Дальнейшее было неинтересно – различные торги с нашим командиром. В общем, мы попали в родные казармы только на следующий день.

Глава 2

Террор. Он одинаков во все времена. Кровь, грязь и горе. Пока здесь он младенец. Убитые солдаты и офицеры в невысоких чинах не в счет. Страшно, что террор не считали чумой, и понемногу он стал входить в моду – во многих высокопоставленных семьях юные отпрыски фрондировали этим. Словно раковая опухоль, террор разъедал общество. И он был безопасен: суровых приговоров по делам о нападениях и убийствах не было. Детки больших родителей в него просто играли, им было безразлично, кто погибнет, главное, что они это делали для всеобщего счастья. И не важно, что большинство населения не понимало, чего они хотят. «Кто не с нами, тот против нас» – этим все было сказано.

Но империя держалась. Теряла солдат и офицеров, но держалась. Раненые возвращались в строй и, стиснув зубы, ждали приказа навести порядок в стране. Его ждали все и не понимали, почему его нет. Ждали и надеялись, что вот-вот он будет.

Но я и Семеныч знали, что приказа не будет.

Картинки из прошлого

– Если это правда, то нужно немедленно известить государя, – сказал унтер взволнованно.

– Какого государя? Нынешнего? Нет, ему ни в коем случае нельзя давать эти сведения.

– Да ты в своем уме?

– Я да. А ты, похоже, плохо слушал, о чем я тебе рассказывал. Вас предали.

– Ты что мелешь? На кого посмел…

– Я посмел?! – Раздражение, копившееся во мне, вырвалось наружу. – Нет, это ты не хочешь посмотреть правде в глаза. Вспоминай Польшу, как ждали до последнего, как запрещали стрелять. А сейчас что творится? Вам нельзя стрелять в ответ, надо после задержания на вы с этой мразью. Или я не прав?

– Это приказы царских министров, – сказал Семеныч, набычившись.

– Да слушали эту сказку. Хороший царь и плохие бояре. Да только подрывают они власть царскую. И заметь, никого из них не казнили.

– За что казнить-то.

– В моем времени это называли измена Родине. И расстреливали за нее, невзирая на лица.

– Ты мне пока байки рассказываешь. Вот ежели завтра или дней через пять случится то, о чем ты мне говорил…

– В семьдесят восьмом Вера Засулич будет стрелять в генерала Трепова, градоначальника Санкт-Петербурга. Был суд, который ее оправдал. И в зале суда находился канцлер, который аплодировал этому решению. Царь оставил этот приговор без изменений, хотя обязан был вздернуть всех присутствующих, исключая конвой. Что тебе еще надо, какие доказательства приводить? Этот позор будет, увы…

Не верит мне Семеныч, в голове это у него не укладывается. Хотя в 91-м у меня тоже не укладывалось, как такое возможно. Ладно, отставить самокопание, вас, жандарм Дроздов, ждет ваша винтовка. Почистили? Тогда спать, завтра опять поездка.

Не знаю, кто руку приложил, только нам с Семенычем досталась довольно интересная служба. Сопровождение ценных грузов, а проще – инкассация. Когда нас ознакомили с задачами, я запутался – чего там только не было! Понял только то, что теперь кататься нам по железке до пенсии. Работа не пыльная, а опасности… я вас умоляю, вы слышали об ограблении поездов в эти годы? Нет? И я нет. Груз стандартный, ящик с золотыми монетами, вес десять килограммов. Охрана семь человек. Любой шайке по ушам настучим запросто. Так мы уже месяц ездим, и в Питере был два раза. Ага, на перроне, ящик отдали, ящик забрали, пожалте в вагон. Не знаю, как сложилась бы моя судьба в дальнейшем, но на пути нам повстречалась маленькая станция.

– Господин губернский секретарь, подъезжаем, разрешите, мы харчей подкупим? – обратился Семеныч к сидевшему за столом чиновнику.

– Хорошо, Василий Семенович, сам проследи.

– Не извольте беспокоиться.

Пока Семеныч с двумя бойцами отправился за продуктами, я был поставлен в караул. Остальные в полной готовности сидели в вагоне, рефлекс. Мы наиболее уязвимы именно на станциях, во время стоянки. Поэтому визит станового пристава вышел таким скомканным.

– Внимание, к нам гости.

Спешащую к нашему вагону «делегацию» нельзя не заметить. В десяти шагах торможу эту процессию.

– Стой, стрелять буду!

– Начальство позови, – рычит пристав. Но дальше не идет, молодец, понимает службу.

Народ, толпившийся на перроне, быстро рассосался. И немного его, обычно больше было.

– Старшего ко мне, – тихо командует секретарь.

Подобравшийся, он сейчас совершенно неузнаваем. Волкодав. И неожиданно я поежился. Теперь понятно, почему дядька так его уважает.

– Старший ко мне, остальным стоять. При неподчинении стреляю, – рявкаю команду. Спиной чувствую, как их взяли на прицел ушедшие Семеныч с ребятами.

Дела… Бунт. Самое хреновое то, чего я так боялся. Придется стрелять, стрелять, чтобы не убили меня, и все свои эмоции задушить. Да, помещики козлы и ублюдки, да, чиновников, что довели людей до такого, нужно вешать. Есть одно но. Меня мужики будут убивать всерьез. Объяснять им что-либо сейчас бесполезно. Добро пожаловать в каратели, Сергей.

Становой пристав совершенно прав. Бунт надо давить сейчас, жестоко, чтобы не разросся. Пока пара сел колобродит, но уже одна банда имеется.

– Унтер, если сейчас их не задавим, потом хуже будет. – Красные от недосыпания глаза пристава смотрят на Семеныча. – Шайку надо выловить. Крестьян надо усмирить. Ты же в Польше был.

А вот это удар ниже пояса. Нервы у дядьки не стальные, и при слове Польша он натурально звереет.

– Михаил Иваныч, выручай, у меня пятнадцать городовых, с твоими орлами нас двадцать четыре, и все, нету больше. Когда еще солдаты придут… Помоги, Христом Богом прошу.

– Пойдем, Василь Семеныч, – устало сказал Кондратьев и, покопавшись в чемодане, достал «вессон».

Если честно, то приставу повезло. Обратно из Твери мы ехали пустые, хотя по инструкции мы не должны были покидать вагон. Первые признаки анархии мы заметили издалека. Усадьба, похоже, горела. Добежав, я понял, что мы опоздали. Когда-то небольшой, но аккуратный дом уже сгорел, от него шел жар, в воздухе пахло гарью и, похоже, чем-то жареным. Перехватив взгляд дядьки, я все понял. Хозяев искать не надо, они в доме, вернее, в этих угольях. Поняли это все. Крестьян мы перехватили в двух верстах. Человек семьдесят неторопливо двигались по дороге. Многие были пьяные, у семерых были ружья.

– Стоять! – Рев пристава мог поспорить с паровозом.

Все это для меня происходило как какой-то сон.

– Товсь, – услышал команду Семеныча. – Пли.

Плотный мужик с винтовкой дергается и падает, затвор кверху, гильзу вон, патрон, затвор вниз, взвожу курок. Выстрел. Опять затвор… Выстрел… Выстрел…

– Вперед! Стой! Пли!

В общем, бунт был подавлен. Утоплен в крови. Тогда я убил четверых, практически безоружных. Раскаиваюсь ли я? Нет, если бы они устроили нападение на поезд, возможно, мог погибнуть я. Нам просто повезло. Выяснялось, что главарь шайки пронюхал о нашем вагоне, но крестьяне решили сначала пустить барину «красного петуха». Вот так.

Настоящее

Через два дня после рейда нас подняли по тревоге и придали в качестве группы захвата офицерам из охранного отделения. Погрузившись в старый ломовой фургон, не спеша поехали. Кучер, которого все звали Лукич, был наш, проверенный кадр. Всех революционеров ненавидел люто, его единственный сын погиб в теракте, устроенным Нечаевым.^[4] Если честно, то он просто попал не в то место и не в то время. Парочка восторженных юнцов ехала с грузом нитроглицерина взрывать очередного сатрапа. Но бомба сдетонировала в пролетке, от кучера и пассажиров мало что осталось плюс еще семерых прохожих хорошо контузило.

Сотрудничал он за идею и денег за свои услуги не просил. Но капитан Мезенцев провел Лукича как секретного сотрудника, и пришлось тому получать жалованье. Именно он и предложил нам воспользоваться таким необычным способом доставки нас до нужного места. Комфорта в ломовике не было никакого, но зато маскировка была идеальная. Ну, кто мог подумать, что в этом старье может скрываться группа осназа.

Прибыв на место, сразу попадаем «в дружеские руки» офицеров из охранного отделения. Их было двое: штабс-капитан Зотов и поручик Залеский. Вместе с ними было трое нижних чинов.

Наша цель – дом, находящийся в конце улицы. Информации о нем нет никакой: ни плана, ни сколько там находится человек – ничего не известно. Похоже, еще недостаточно погибших, чтобы учитывать каждую мелочь. Хотя, с другой стороны, возможно, элементарно не хватило времени все выяснить.

Разбиваемся на группы, вернее, нас разбивают, причем нашим мнением не интересуются. Хреново, самое плохое, что могло случиться, произошло. Мы попали под командование людей, которые никогда нас не видели и не знали наших возможностей. К великому сожалению, «качать права» бесполезно, нас просто обвинят в неисполнении приказов со всеми вытекающими из этого последствиями. Скрипя зубами, подчиняемся.

В первую группу входят штабс, Михайлов, Овцын и Семеныч. У них самая сложная задача: тихо проникнуть в дом и повязать голубчиков. Командует захватом (ага, не дай бог живыми не взять, так головы снимут) наш поручик. Помню инструктаж штабс-капитана:

– Поручик, вы и ваши подчиненные должны брать подозреваемых живыми. – Осмотрев нас, продолжил: – Мне не нужны трупы. Хватит тех, что вы по лесам оставляете.

«Доказательств у вас нет, – подумал я, – а те, что последний раз положили, вошли в статистику дивизиона. В этом отношении все нормально».

– Вы не на войне.

«Ошибаешься. Мы на войне, только не понимаем еще этого».

– И запрещаю вести допросы арестованных, как вы привыкли.

«А вот это ты зря, экстренное потрошение вещь жестокая, но крайне эффективная».

– Вопросы есть?

– Есть. Кого будем задерживать? И есть ли у них оружие? – спросил Михайлов.

– Арестовывать будем политических. Оружия у них быть не должно.

«Скажи, что не знаю. Будем считать, что оно у них есть».

Нашу группу возглавил поручик Залеский, и этот приказ, увы, не обсуждается. К поручику я потихоньку приглядывался, впрочем, и так было видно, что заносчив он чересчур, живет по принципу «я всегда прав». Намучившись с ним, наверное, решили в поле с опытным «дядькой» поднатаскать. Наша задача проста: расположившись на заднем дворе, тихо повязать тех, кто попробует сбежать, кому удастся ускользнуть от первой группы. Вот только сил для этого мало. Наша попытка указать на это была оборвана приказом заткнуться и не лезть не в свое дело.

Места для «лежек» выбрали сами, поручик не дал никаких указаний, как нам действовать. Переглянувшись с Юрьевым, мы поняли, что толку от такого начальника не будет. Похоже, действовать придется вдвоем, благо на занятиях мы это отрабатывали. И… стоп, гости. Трое тихо выскользнули со двора.

– Стой, ни с места, – крикнул Залеский.

В ответ гремит выстрел, и я понимаю, что прежний расклад улетел к черту. Первый, убитый Юрьевым, валится на землю, остальные, шустро упав, начинают стрелять. Черт, поручик стоит, идиот, во весь рост и не торопясь выцеливает из «вессона» «боевиков». Стреляю в левого, похоже – задел. Вокруг выстрелы и мат Семеныча. Они успели спеленать своих и пришли к нам на помощь. Поручик тихо валится на землю. Некогда смотреть, что с ним, Овцын и Юрьев добивают моего подранка. Третий, самый шустрый, успевает юркнуть в пристройку. Похоже, в осаду сел, скотина, а это недопустимо, и так нашумели. Откладываю в сторону драгунку, достаю из кобуры «вессон» и, держась «мертвой» зоны, перебегаю к углу двора. Через минуту позади меня оказываются Семеныч и Овцын. А теперь штурм. Достаю «зарю» и, чиркнув запалом о терку, кидаю внутрь. Взрыв. Мгновенный бросок – и последний «боевик» скручен.

Бежим к Залескому и видим, что он убит: пуля попала прямо в голову. Вставать нехрен, пижон, теперь точно мозгов нет.

– Господин унтер-офицер, – говорит Семенычу Михайлов, – выставить посты.