Подвиг подплава Балтийского флота. Боевые действия в Финском заливе. 1943 г.

Развертывание 1-го эшелона

В штабе флота прекрасно понимали значение фактора времени и торопились вывести в море максимальное количество подлодок до начала периода белых ночей. 28 апреля Военный совет КБФ отдал директиву № ОП/576сс, в которой приказывал командующему КМОР капитану 1-го ранга Г.И. Левченко в ночь на 3 мая приступить к проводке Щ-303 и Щ-408 из Кронштадта до точки погружения западнее Лавенсари. С учетом того, что траление началось практически одновременно с отдачей директивы, срок начала проводки был заведомо нереален. 2 мая Левченко доложил командующему флотом, что траление фарватеров в районе Кронштадт – Лавенсари задерживается из-за наличия густого плавучего льда, и просил перенести выход подводных лодок на 4-е или 5-е число. В конечном итоге срок был окончательно назначен на вечер 7 мая.

В 22.30 из Кронштадта вышел отряд, включавший обе подлодки в сопровождении пяти быстроходных тральщиков, шести сторожевых катеров и двух дымзавесчиков. Отряд к 01.00 8 мая дошел до маяка Шепелевский, где субмарины легли на грунт до 22.30. На следующую ночь отряд продолжил движение. По первоначальному замыслу подлодки должны были сопровождаться до следующего места покладки на грунт вблизи о. Пенсар и лишь на третью ночь до места погружения перед началом самостоятельного прорыва на восточном Гогландском плесе. Жизнь внесла свои коррективы в этот замысел. На переходе на Щ-303 вышел из строя эхолот, и, по информации командира лодки, починить его своими силами в течение похода было невозможно (позже неисправность была устранена в период нахождения у о. Лавенсари). Командир эскорта командир ОВРа КМОР капитан 2-го ранга Ю.В. Ладинский принял решение вести подлодки на рейд Лавенсари, где в зависимости от обстановки окончательно принять решение о том, кого из них и когда выводить на восточный Гогландский плес. В 04.10 9 мая у входа в островную бухту Норре-Капельлахт эскорт был встречен катером с начальником штаба ОВМБ, но тот ничего не сообщил о наличии минной опасности на входном фарватере. В результате БТЩ-210 подорвался на донной мине и получил серьезные повреждения, еще одна взорвалась на безопасном расстоянии от БТЩ-215. В связи с невозможностью войти на стоянку подлодки легли на грунт в 2 милях северо-восточнее входа в бухту. Узнав о случившемся, вице-адмирал Трибуц приказал расследовать происшествие, а также проверить магнитными тралами и бомбометанием район взрыва мин и подходы к рейду.

Выход подводных лодок теперь задерживался до завершения траления. Оно началось вечером 10 мая, но вскоре было прервано из-за наступления густого тумана и продолжилось с 9 часов утра 11 мая. В течение этих и предыдущих суток катера МО взорвали в районе входного фарватера 109 глубинных бомб, от которых сдетонировала одна донная мина. Проводившееся одновременно траление неконтактными тралами успеха не имело. Тем не менее этот результат был сочтен достаточным для возобновления операции. Когда с наступлением темноты 11 мая Щ-303 всплыла, ей приказали занять место в эскорте, взявшем курс на восточный Гогландский плес. В 01.31 «щука» погрузилась в заданной точке, а эскорт повернул на Лавенсари. Несомненным успехом советской стороны было соблюдение скрытности на всех этапах проводки подлодок – судя по немецким материалам, вражеская разведка обнаружила передвижения тральщиков и сторожевых катеров, но осталась в неведении относительно их целей.

Здесь важно отметить один принципиальный момент. Вопреки «Плану действий» (прил. 2.3) тогда, вечером 11 мая, в море была выслана не пара, а лишь одна подлодка. Самим же планом предусматривалось, что «выпуск очередных ПЛ ПЛ производится только после получения сигнала от впереди вышедших ПЛ о форсировании Финского залива», причем под последним понимался выход в открытую часть Балтийского моря, на что по опыту кампании 1942 г. уходило не менее 3–4 суток. И это в условиях, когда каждые сутки, остававшиеся до наступления периода белых ночей, были на вес золота. Чем же это можно объяснить? Если отбросить гипотезу о некомпетентности операторов штаба КБФ, готовивших соответствующие документы, остается лишь одно: Военный совет КБФ пытался сберечь подлодки, планируя ввести в бой главные силы только после тщательной разведки силами одного-двух кораблей с целью выяснения реальной обстановки в заливе и состояния вражеской ПЛО, которая несомненно усилилась еще с момента развертывания 3-го эшелона кампании 1942 г.

Но вернемся к описанию хроники событий. В те же ранние часы 12 мая силами двух катеров МО был проведен демонстративный обстрел о. Гогланд. Поскольку одновременно остров подвергся удару нашей авиации, обстрел с моря, произведенный малыми силами, даже не был замечен противником. Поскольку это был третий и последний выход катеров ОВМБ с целью обеспечения прорыва подлодок, общий итог этих действий можно подвести как неудовлетворительный. И все же в целом задача была решена – противник не знал о выходе Щ-303 в боевой поход и не предпринял в связи с этим дополнительных мер, хотя, как было показано выше, уже принятые им меры создали для наших подлодок весьма сложную обстановку в заливе. Той же ночью произошло еще два события, иллюстрировавшие активность врага в его попытках усложнить развертывание наших подлодок. Наши сторожевые катера, бдительно несшие службу на дозорной линии № 49 (в 6 милях к юго-западу от мыса Сейвесте), заставили отряд из 12 «раумботов» отказаться от постановки минного поля «Тигер-1» у Шепелевского маяка. По замыслу это шестирядное поле, состоявшее наполовину из якорных мин и минных защитников, должно было надолго сковать тральные силы КМОР, приостановив проводку ими субмарин. Два финских торпедных катера оказались более удачливы и смогли выставить четыре донные мины в западной части Красногорского рейда, но они легли в стороне от фарватера и никаких потерь не нанесли.

Схема прорыва Гогландского рубежа подводными лодками 1-го эшелона

С большим нетерпением в штабе флота и бригады ждали сообщения от Щ-303 о прорыве Гогландского рубежа, но проходили дни, затем неделя, а оно все не поступало. Как выяснилось много позже, форсирование залива сразу пошло с отставанием от плановой таблицы. На то, чтобы достичь первого района зарядки у «щуки» ушло двое вместо одних суток. Это объяснялось незапланированными покладками на грунт в Нарвском заливе при уклонении от того, что командир подлодки капитан 3-го ранга И.В. Травкин принял за преследование немецкого дозора. В реальности же форсирование Гогландского рубежа было осуществлено скрытно и без задевания за минрепы мин. Более серьезные отклонения произошли в графике зарядки батареи. Составители «Плана подводной войны» отвели на это всего 4 часа в течение одной ночи. Фактически же Щ-303 для полной зарядки^[70] потребовалось в общей сложности 9 часов, но, поскольку лодке приходилось часто погружаться от самолетов и финских сторожевых катеров (район зарядки оказался случайно расположен поблизости с центром района противолодочного патрулирования «Е»), на это ушло четыре ночи. В ночь на 15 мая на борту «щуки» приняли указание комбрига немедленно донести о форсировании Гогландского рубежа, но Травкин решил не отвечать, поскольку субмарина продолжала оставаться в районе, а выход в эфир мог дать противнику данные о ее местонахождении и спровоцировать поисковую операцию. Впоследствии это решение было признано правильным.

Лишь около 2 часов ночи 17 мая после завершения зарядки Щ-303 передала сообщение о завершении форсирования рубежа. Радиограмма представляла собой одну группу цифр (слово «Аист») без позывных и служебных сочетаний, переданную с предельной быстротой – всего за 1,5–2 секунды, – а кроме того, в нарушение инструкции по связи не был сделан повтор спустя 15–20 минут. Все эти нарушения были осуществлены по прямому приказанию командира подлодки, который, несмотря на оставление района, продолжал опасаться радиопеленгования. По времени и волнам передача совпала с трансляцией московской широковещательной радиостанции, передававшей материалы для районных газет. Потому неудивительно, что, несмотря на тот факт, что дежурство на нужной волне осуществляли 10 радиоприемных центров КБФ, радиограмма от Щ-303 так и не была принята^[71]. Следующее сообщение, согласно «Плану», должно было последовать из района зарядки, расположенного западнее «Насхорна», но, поскольку туда Щ-303 добраться так и не смогла, Травкин продолжал молчать на протяжении еще девяти суток.

Можно справедливо критиковать командира «щуки» за нарушения боевого приказа и инструкции по связи. Не вызывает сомнения то, что они привели к неверной оценке обстановки командованием. В штабе КБФ Щ-303 сочли погибшей в Нарвском заливе, а выбранный для нее маршрут форсирования – непригодным для прохода. Затянувшееся ожидание радиограммы с субмарины привело к большой задержке с развертыванием 1-го эшелона в целом, вследствие чего последующим подлодкам пришлось выйти в море, когда продолжительность темного времени суток сократилась до минимальных значений. Однако, отмечая эти недостатки, следует признать и тот факт, что составители «Плана действий подводных лодок КБФ» не предусмотрели ни возможности задержки подлодок в районе зарядки, ни резервных районов, куда они могли бы уйти для пополнения запасов электроэнергии в том случае, если основной район по какой-то причине оказывался непригоден. В дальнейшем это обстоятельство, как представляется, стало одной из главных причин гибели Щ-408.

Эта подводная лодка продолжала незаметно для противника базироваться на Лавенсари до вечера 18 мая. Согласно донесению командующего флотом наркому ВМФ о ее гибели, за время нахождения там экипаж отработал некоторые задачи боевой подготовки и произвел замеры соответствия числа оборотов машин скоростям хода, чего ранее из-за отсутствия ходовых испытаний экипаж не делал. 17 мая – в день, когда Щ-303 дала свою никем не принятую радиограмму, – командующий КМОР приказал командиру ОВМБ вывести Щ-408 в точку погружения на восточном Гогландском плесе в ночь на 19 мая. Это решение было явно согласовано с командованием флота, которое не могло больше ждать с развертыванием 1-го эшелона. Фактически время для этого было уже упущено: до наступления белых ночей можно было вывести в поход только Щ-408, поскольку следующая пара – Щ-406 и С-12 – могла прибыть в район Лавенсари не ранее 22–23 мая. В тот же день командир БПЛ приказал командиру Щ-408 воспользоваться для форсирования Гогландского рубежа другим маршрутом, а именно проходом между банкой Викала и о. Большой Тютерс, использовавшимся для выхода в море подлодками 3-го эшелона в кампанию 1942 г. Как теперь известно из данных противника, этот район был заминирован гуще, чем Нарвский залив.

В 01.00 19 мая Щ-408 была оставлена эскортом в точке погружения, после чего приступила к самостоятельному прорыву Гогландского рубежа. Поскольку подлодка погибла, точных данных о том, как проходил ее поход, не существует. Можно предположить, что в течение дня субмарина успешно форсировала заграждение «Зееигель» и, будучи не обнаруженной противником, к утру 20 мая должна была прибыть в район зарядки западнее о. Вайндло. В ночь на 21 мая «щука», вероятно, смогла частично пополнить запасы электроэнергии, но, как и в предыдущем случае с Щ-303, этому наверняка мешали пролеты самолетов и проходы патрульных катеров, так что командиру пришлось остаться в данном районе для продолжения зарядки. Впрочем, нельзя полностью исключить и того, что вышедший в первый поход П.С. Кузьмин действовал излишне осторожно и, проводя слишком много времени под водой после каждого контакта с противником, вообще не успел зарядить батарею за недолгое ночное время. Однако даже в этом случае на лодке должны были оставаться достаточные для маневрирования в пределах района зарядки запасы электроэнергии – пройденный ею при форсировании Гогландского рубежа путь был значительно короче кружного маршрута Щ-303 через Нарвский залив.

До этого момента Щ-408 смогла соблюдать скрытность, но в 12.40^[72] 21 мая ее присутствие по масляному пятну было обнаружено гидросамолетом 127-й разведгруппы. Относительно причины утечки топлива можно только догадываться, но из опыта кампании 1942 г. известно, что, как правило, это являлось следствием нарушения герметичности сварных швов топливно-балластных цистерн. Поскольку штормовую погоду как причину появления трещин можно исключить, остается предположить, что они возникли в результате удара о каменистый грунт при движении по методу огибания дна или при покладке. Погода в этот день – северо-восточный ветер силой 1 балл, волнение 0 баллов, безоблачное небо – способствовали обнаружению, поскольку при отсутствии волнения топливное пятно не размывалось, а сохраняло компактную форму. Согласно материалам противника пятно было свежим и имело ярко выраженное направление перемещения сначала на запад, а затем на восток. Самолет сбросил две бомбы и пакет с красящим составом, что облегчило восстановление контакта высланным в район противолодочным силам. В 15.35 подлодка была атакована глубинными бомбами с финского самолета СБ. Экипаж трофейного бомбардировщика, в свою очередь, при помощи сбрасываемого вымпела сообщил о контакте находившейся поблизости 1-й сторожевой группе, состоявшей из трех немецких БДБ. В 16.16–16.28 по наведению с самолета баржи бомбардировали район топливного пятна, сбросив 16 глубинных бомб. После атаки на поверхности были замечены воздушные пузыри и новый выброс топлива (прил. 2.12). Проведение атаки значительно облегчалось тем, что противник справедливо полагал, что подлодка с целью экономии электроэнергии легла на грунт (глубина в районе атаки была 71–72 м), и знал точно, на какую глубину подрыва ему следует выставлять взрыватели бомб. В месте наиболее интенсивного выделения топлива был выставлен буй, после чего баржи легли в дрейф. Около 21.30 бомбардировка была повторена по наведению с другого самолета. После атаки баржи приступили к пеленгованию при помощи опускаемых станций и смогли обнаружить шум, по-видимому издававшийся помпой.

В этой сложной ситуации и проявилось отсутствие боевого опыта у командира «щуки» П.С. Кузьмина. При сравнении с другими подобными ситуациями, она не выглядела безнадежной. Оптимальным решением являлся скрытный переход в другой район, где лодке следовало возобновить зарядку.

Конечно же, этот другой район не был заранее спланирован в качестве места зарядки и в нем командира могли подстерегать новые опасности, но в любом случае это позволило бы избежать уже обозначившейся опасности. Вместо этого командир принял решение всплыть для передачи радиосообщения. Что могло заставить его пойти на столь рискованный шаг? Наиболее вероятными представляются две версии: на подлодке сложилась критическая ситуация из-за исчерпания запасов электроэнергии, а возможно, и сжатого воздуха либо из-за боевых повреждений, и переход в другой район был невозможен. При этом командир отдавал себе отчет в опасности всплытия, но не имел иного выхода. Против этого предположения говорит то, что в последующей радиограмме Кузьмин охарактеризовал повреждения подлодки от сил ПЛО как незначительные, а для пополнения запасов электроэнергии и ВВД, которые не могли быть полностью исчерпаны при прорыве, имел предыдущую ночь.

Второе предположение выглядит, с нашей точки зрения, намного более вероятным: не имея возможности спокойно зарядиться на протяжении второй ночи подряд и не сомневаясь в утрате скрытности, Кузьмин понадеялся на поддержку, которую в районе Вайндло теоретически могли бы оказать его лодке ВВС флота. При этом он не до конца отдавал себе отчет в опасности всплытия, пусть даже непродолжительного для передачи радиограммы. Трудно сказать, знал ли он в этот момент о присутствии поблизости кораблей противника, поскольку, лежа в дрейфе, баржи не издавали шума винтов, а осмотр горизонта в перископ в условиях сумерек никакого результата дать не мог. Нельзя исключить и того, что он недооценил боевые возможности БДБ^[73] или принял их за сторожевые катера, уступавшие подлодке в артиллерийском вооружении. В любом случае после отрыва от грунта ему следовало уйти из того района, где его в последний раз бомбили, и лишь потом всплывать в надводное положение. Любое из сделанных нами предположений, а по крайней мере часть из них, исходя из характера последовавших событий, должно подтверждаться, говорит не в пользу высокой тактической подготовки командира.

Согласно немецким документам (прил. 2.12), Щ-408 всплыла в 01.49 (в 02.49 по московскому времени) в 700 метрах от баржи «F 188», которая сразу же открыла огонь из 75-мм орудия и 20-мм автоматов. Спустя несколько минут к ней присоединились и две другие БДБ. В 02.55 и в 02.58 приемные радиостанции КБФ получили от Щ-408 две радиограммы, общее содержание которых было следующим: «Атакован силами ПЛО, имею незначительные повреждения. Противник не дает заряжаться. Прошу выслать авиацию. Мое место Вайндло». Вторая радиограмма являлась, по всей вероятности, незаконченным повтором первой, поскольку в ней содержалась информация только об атаке силами ПЛО и незначительных повреждениях. Закончить передачу, по-видимому, помешали боевые повреждения. Вот как описывался бой в донесении немецкой 24-й десантной флотилии^[74]:

«Однозначно наблюдались одно прямое попадание (75-мм снаряда. – Авт.) в центре кормовой части в булевую цистерну и одно прямое попадание в корпус лодки за рубкой. При этом упала прислуга вражеского 3,7-см орудия (так в документе, фактически Щ-408 была вооружена двумя 45-мм пушками. – Авт.) и был виден небольшой взрыв с появлением дыма. Плюс к тому наблюдалось попадание на четверть длины позади рубки в булевую цистерну в район ватерлинии. После этого лодка заметно потеряла скорость и начала медленно оседать кормой. При этом наблюдалось еще одно попадание в заднюю оконечность рубки, там, где начиналась уже полностью погрузившаяся кормовая часть. Другие попадания тоже, скорее всего, были, так как все всплески ложились вблизи корпуса лодки. Плюс к тому ясно наблюдались два попадания 7,5-см снарядов в кормовую часть с баржи «F 189». В это же время 2-см зенитные автоматы стреляли по лодке короткими очередями. Каждая очередь ложилась очень хорошо, и было видно, как падает прислуга вражеской артиллерии, постоянно сменяемая… Подлодка остановилась на месте и в таком положении в 02.00 погрузилась. Форштевень торчал из воды еще около 1 минуты, и незадолго до нашего прибытия на место погружения ушел на глубину. Всплески тяжелой артиллерии, калибра примерно 10,5 см, ложились около «F 188», примерно в 50—200 м недолетом или перелетом. Было лишь одно попадание из 3,7-см зенитки в надстройку на носу «F 188». Остальные снаряды 3,7-см зенитки шли перелетом над «F 188» в 20–50 см. Мы остановились на месте гибели подлодки и наблюдали очень сильное выделение воздуха и масла. Также были видны два свежих обломка дерева квадратной формы длиной около 1 м». После завершения боя баржи снова приступили к прослушиванию района при помощи шумопеленгаторов.

Бой не остался незамеченным с отряда финских кораблей, патрулировавших в районе «Е», тем более что его место находилось в их зоне ответственности. После получения ответа с БДБ флагман финского отряда – минзаг «Риилахти», на котором имелся рабочий гидролокатор, предпринял попытку самостоятельно обнаружить на грунте погрузившуюся субмарину. После двух заходов на бомбометание по «цели» он был остановлен командиром отряда барж, который обратил внимание финского коллеги, что место выделения воздуха и топлива находится по меньшей мере в 1000 м от того места, где он бомбил. После уточнения места по видимым следам финский отряд, куда, кроме «Риилахти», входил сторожевой катер «VMV 6», продолжил сбрасывать глубинные бомбы. К 10.41 оба корабля сбросили в общей сложности всего 14 бомб, что говорит о том, что бомбометание было не слишком интенсивным. Позже минзаг получил новые бомбы с подошедшей к месту событий плавбазы, и бомбометание продолжилось. Кроме него в атаках на Щ-408 в тот день приняли участие все три БДБ (сброшено 6 бомб), катер «VMV 5» (2 бомбы) и финский самолет СБ (1 бомба). Наблюдаемым результатом бомбардировок стало увеличение выхода топлива на поверхность.

Точно зная о присутствии в районе советской подлодки, вражеское командование предприняло все меры, чтобы не дать ей уйти живой. Атаки и наблюдение за местом продолжились, тем более что ночью были зафиксированы попытки подлодки оторваться от грунта, после чего она якобы переместилась на 400–500 м в западном направлении. «Там, – указывалось в донесении командира немецкой сторожевой группы (прил. 2.12), – она еще много раз пыталась продуть воздухом цистерны. В эти разы оторваться от грунта подлодке практически не удавалось, так как ее положение изменялось очень незначительно. То, что на поверхности воды появлялось много воздушных пузырей, объясняется тем, что лодка получила много попаданий 7,5-см снарядов в накладные и балластные цистерны». С рассветом 23-го начался новый тур бомбометания: в течение суток не менее 21 бомбы на Щ-408 сбросили финские корабли (ЗМ «Риилахти», «Руотсинсалми», поочередно катера «VMV 5», «VMV 6») и четыре – немецкие («F 188»). В полдень 1-я сторожевая группа была заменена на 4-ю («F 258», «F 266», «F 273»). Единственным применением оружия 4-й группой за весь день стал обстрел финского катера «VMV 6», который был ошибочно принят за рубку всплывшей подлодки. Катер получил осколочные повреждения, не отразившиеся на его боеспособности. Несмотря на то что новых попыток всплыть больше зафиксировано не было, вечером с «Риилахти» доложили в штаб ВМФ Финляндии, что «с подлодки слышится непрерывный звук». Если это не было новой ошибкой недостаточно опытных финских акустиков, можно предположить, что подводники занимались устранением повреждений и готовились к новой попытке всплытия.

24 мая звуки продолжались, что спровоцировало новую бомбардировку с финских кораблей («Риилахти», «Руотсинсалми», «VMV 6»). Около 10 часов утра шумы с подлодки прекратились, и, как оказалось, навсегда. В 15 часов «Риилахти» и прибывший утром «VMV 5» получили приказ возвращаться в базу, после чего наблюдать за районом остались только «Руотсинсалми» и немецкие баржи, сбросившие в течение дня одну бомбу.

25 мая стало последним днем наблюдения. Утром немецкие баржи сбросили две бомбы до того, как в 11.36 «командующий тральными соединениями» приказал возобновить патрулирование в районе, поскольку счел подлодку уничтоженной^[75]. «Руотсинсалми» ушел в базу еще в 6 часов утра, но в 15 часов ему на смену вышли «VMV 5» и «Риилахти» с командиром «отряда «Вяйнемяйнен» на борту. Тот лично осмотрел место и в 18.06 подтвердил уже сделанный немцами вывод – «щука» потоплена.

Здесь нужно сделать небольшое отступление от хронологии событий и переместиться в послевоенные годы. Впервые краткие сведения о гибели Щ-408 были получены нами через Союзную контрольную комиссию в Финляндии после выхода этой страны из войны. Финны не знали или не посчитали важным предоставить нам все данные по этому эпизоду, вследствие чего картина получилась во многом искаженной. О бое со всплывшей «щукой» в ночь на 22 мая финны практически никакой информации не сообщали, зато всячески подчеркивали усилия своих минных заградителей и катеров в последующем бомбометании, что естественным образом приводило к мысли о первостепенной значимости именно их действий.

Со временем артиллерийский бой Щ-408 некоторыми нашими ветеранами и историками стал оспариваться и даже отрицаться.

«Грищенко был возмущен другой официальной легендой, – писал о своих беседах с бывшим командиром подлодки Л-3 уже цитировавшийся нами во введении писатель О.В. Стрижак, – как подводная лодка Щ-408 всплыла, завязала артиллерийский бой с кораблями противника и в неравном бою героически погибла.

Грищенко говорил, что это не прославление подвига, а пропаганда безграмотности. Что он знал Кузьмина, умного и грамотного командира Щ-408, и что Кузьмин умел выполнять задачу, а не следовать бессмысленному порыву. Кузьмин вышел из базы Лавенсари 19 мая 1943 г., и ему незачем было 21 мая всплывать средь бела дня и завязывать последний бой.

Я не знаю, когда и где родилась легенда о последнем бое Щ-408 под гордо реющим Военно-морским флагом (я видел живописное полотно, изображающее этот бой). В 75-м году ее продолжил Н.Г. Кузнецов в книге «Курсом к победе» (с. 285):

«Известна судьба подводной лодки Щ-408 под командованием капитан-лейтенанта П.С. Кузьмина. Ее экипаж настойчиво искал проход в сетях. Когда запасы электроэнергии и кислорода были исчерпаны, лодка вынуждена была всплыть. Здесь ее атаковали катера. Подводники приняли неравный бой, они вели огонь, пока поврежденная лодка не скрылась под водой. Весь экипаж погиб, предпочитая смерть позору плена».

На это Грищенко отвечает в «Соли службы» (с. 212): «В нашей литературе порой говорят о надводном бое Щ-408 с катерами противника, ссылаясь на единственную запись в бортовом журнале, сделанную молодым летчиком. Хочу заметить, что ни в одном из архивных документов гитлеровского флота нет никаких данных, подтверждающих, что бой этот происходил. Всплыв и завязав артиллерийский бой, Щ-408 могла бы сообщить об этом по радио. <…> Вернее всего предположить, что Щ-408, как и другие лодки, погибла на минных полях, под глубинными бомбами»^[76]. Приятно сознавать, что ставшие доступными в последнее время данные зарубежных архивов и материалы осмотра остова Щ-408 на дне полностью развенчивают все эти домыслы и спекуляции на былой недоступности архивных документов.

Так что же именно послужило непосредственной причиной гибели Щ-408? Ответ находим в поисковом отчете экспедиции «Поклон кораблям Великой Победы»^[77].

«Лодка лежит курсом на восток, без кренов, с легким дифферентом на нос, утонув в грунте по ватерлинию, то есть осмотру доступна только рубка и верхняя часть корпуса, за исключением кормовой оконечности, которая видна целиком. Оба 45-мм орудия лодки находятся в боевом состоянии, установлены съемные оптические прицелы, отсутствуют дульные пробки.

Оба орудия развернуты на левый борт, носовое орудие повернуто на «10 часов», кормовое орудие на «7 часов». Рядом с обоими орудиями лежат открытые снарядные ящики и отдельные снаряды.

Часть корпуса лодки, доступная для осмотра, не имеет значительных повреждений.

Все видимые повреждения видны только в районе рубки: вероятно, взрыв глубинной бомбы согнул леера носового орудия с левого борта. Вероятно, взрывом глубинной бомбы сорвана с петель и лежит на палубе дверь для выхода на палубу расчета носового орудия. Попадания одного или нескольких 75-мм снарядов в заднюю стенку рубки. С левого борта рубки, в районе мостика, видны пробоины как минимум двух 75-мм снарядов и около десятка более мелких пробоин от 20-мм снарядов или осколков. На мостике с левого борта, напротив пробоины от снаряда, был обнаружен пистолет-пулемет ППШ, принадлежавший, вероятно, командиру лодки»^[78].

С учетом данных обследования можно прийти к выводу, что гибель субмарины наступила не в результате разрушения прочного корпуса глубинными бомбами в ходе последующих атак немецких и финских кораблей 22–24 мая, а в результате полного израсходования запасов ВВД и электроэнергии, повреждения цистерн главного балласта и вероятной гибели командира в артиллерийском бою в ночь на 22 мая, а также, возможно, в связи с отказом оставшихся моряков поднять корабль на поверхность из опасения захвата его противником. На последнее обстоятельство косвенно указывает тот факт, что «все три люка, через которые возможно было покинуть затонувшую субмарину, не имеют видимых повреждений, но при этом закрыты, что говорит о том, что подводники приняли осознанное решение врагу не сдаваться»^[79]. В штабе же КБФ считали, что подлодка, несмотря на жалобы на помехи, создаваемые противником, все же продолжила движение на запад, а когда впоследствии она перестала выходить на связь и израсходовала срок своей автономности, решили, что она погибла в районе сетевого заграждения в результате подрыва на мине или подрывном патроне (прил. 1.17).

В отечественной исторической литературе Новейшего времени часто приводится мнение, что командование КБФ никак не отреагировало на просьбу командира Щ-408 о помощи подлодке авиацией, тем самым бросив ее на произвол судьбы. Документы показывают, что такая оценка неверна. Другое дело, что командование не поняло, что «щука» нуждалась в незамедлительной помощи, поскольку уже вела бой, – непосредственно в радиограмме об этом не говорилось, хотя такое предположение, сделай его операторы штаба КБФ, выглядело бы вполне логичным. Впрочем, даже если бы такое сообщалось, повлиять на ситуацию вряд ли удалось, поскольку на подготовку к вылету (никаких дежурных звеньев ударных самолетов для помощи прорывающимся подлодкам ни составители «Плана подводной войны», ни директивы ВС КБФ не предусмотрели) и прибытие к месту боя самолетам требовалось не менее часа, в то время как бой с баржами, в течение которого Щ-408 получила фатальные повреждения, длился всего 11 минут. Фактически первая группа самолетов в составе 10 истребителей Ла-5 4-го гвардейского иап появилась в районе боя около 11.30, или через 8,5 часа после последнего погружения лодки. Они безрезультатно обстреляли баржи пушечно-пулеметным огнем, а на обратном пути потеряли один истребитель в результате внезапной атаки финских «Мессершмиттов». Именно активность неприятельской авиации помешала командованию ВВС КБФ отправить к месту боя ударные самолеты, а налеты силами истребителей заведомо не могли дать нужного эффекта.

Этот недостаток попытались компенсировать организацией ночных вылетов бомбардировщиков и штурмовиков. Расчет при этом делался на хорошую видимость в период белых ночей, которой в то же время было недостаточно для визуального обнаружения самолетами друг друга и перехвата истребителями. В ночь на 23 мая с целью атаки противолодочных кораблей в районе Вайндло было послано три СБ, четыре Ил-2 и два МБР-2. Кроме того, для бомбардировки кораблей в район банка Калбодагрунд – о. Найссаар, то есть дальше на запад, где, по расчетам командования, могла оказаться оторвавшаяся от преследования Щ-408, вылетели еще три Ил-4 и три МБР-2. Лишь один Ил-4 смог обнаружить группу барж, преследовавших Щ-303 (речь об этом ниже), а два Ил-2 нанесли удар по неизвестным катерам, скорее всего являвшимся эстонскими рыболовными судами. Остальные самолеты не обнаружили кораблей и нанесли удар по запасным целям – батареям и постам наблюдения в бухте Кунда, на островах Вайндло, Родшер, Большой Тютерс и Гогланд. Используя столь незначительные силы и столь несовершенные методы атаки, рассчитывать на необходимый эффект не приходилось. Тем не менее ночные атаки вражеских кораблей в сумерки одиночными самолетами с горизонтального полета с этого момента стали главным методом ударов по противолодочным силам противника вплоть до момента окончания развертывания 1-го эшелона подлодок в 10-х числах июня.