Прелюдия к большой войне

Наконец всех попросили в зал заседаний.

Николай II вошел в зал последним, как и полагалось по традиции, когда министры уже заняли свои места и о чем-то беседовали друг с другом. Они все тут же поднялись со своих мест, дождались, когда император дойдет до своего места, сядет и попросит садиться всех присутствующих.

Вел заседание премьер-министр, но император мог в любой момент прервать его, если ему что-то не нравилось. Витте огласил план заседания и попросил выступить министра иностранных дел Извольского.

– Я хочу представить вам Петра Михайловича Власова, – начал министр, повернувшись чуть в сторону – туда, где со стула встал поджарый седовласый господин. Все министры посмотрели в его сторону, а тот поприветствовал их кивком. Николай отметил, что Власов нисколько не волнуется. В этом кабинете даже у человека со стальными нервами мог вдруг начаться на лице нервный тик, выступить на лбу испарина, задергаться рука. – Он опытный дипломат, – продолжал министр представлять главу миссии в Абиссинию, – действительный статский советник, долгое время проработавший в Персии.

Когда Власов ответил на ряд несущественных вопросов, его кандидатура была поддержана Кабинетом министров единогласно. Глава МИД представил еще и Леонида Константиновича Артамонова, на днях получившего чин полковника. Он назначался командиром конвоя, сопровождающего миссию. Полковник был членом Российского географического общества, что говорило само за себя, а среди его заслуг были успешно проведенные «военно-статистические исследования» в Турции и Персидском Азербайджане. В Иране он побывал в тех местах, где до него не ступала нога ни одного европейца. Николаю понравился этот разведчик, выходец из бедной дворянской семьи, где было 10 детей и каждый, чтобы прокормиться, должен был помогать родителям. Такие люди за чужими спинами не отсиживаются, когда опасно, и многого добиваются, если не гибнут при исполнении трудных и опасных поручений. В Артамонове при всей внешней холодности чувствовалась кипучая энергия, граничащая с авантюрностью.

«Такой дров наломать может, – подумал император, – но там такой и нужен».

Власов и Артамонов познакомились еще семь лет назад в Персии, где Петр Михайлович возглавлял русское ген-консульство, а Леонид Константинович проводил «географические» исследования.

Затем министры приступили к обсуждению инструкции. Среди прочего в ней говорилось, что «Россия не преследует в Абиссинии никаких корыстных целей, сочувственно относится к усилиям негуса, направленным на установление спокойствия и развитие благосостояния в его стране».

Это был обычный дипломатический документ, написанный в очень обтекаемой форме. Но в нем упоминалось и о том, что «задача миссии заключается в том, чтобы снискать доверие негуса и по возможности охранять его от козней наших политических соперников, в особенности англичан, преследующих хищнические цели».

Деньги на миссию выделись из резервного фонда Министерства финансов. В состав миссии входило 39 русских и двое абиссинских юношей, которые воспитывались в России и обучались в инженерном училище. Там им преподавали военное дело. Негус хотел иметь в своей армии образованных офицеров.

Николай был резко против того, чтобы из-за экономии средств миссия отправлялась в Абиссинию из Одессы сперва на русском коммерческом пароходе, а затем в Порт-Саиде пересаживалась на французское судно.

– Как вы себе это представляете – русская дипломатическая миссия прибывает, как бедный родственник, на французском судне? Что, у нас своих пароходов нет? Не на том экономить собираемся. На этом экономить не будем. Будь моя воля, я вообще отправил бы миссию на крейсере. Вот только боюсь, что выйдут проблемы с турками, и они долго будут тянуть с разрешением пройти через проливы, а потом британцы точно не пустят наш крейсер через Суэцкий канал. Придется в обход всей Африки идти. Тогда уж сразу лучше из Кронштадта выходить, а не из Севастополя. Миссия, правда, будет тогда сравнима с кругосветным путешествием. До двора негуса нескоро доберется. И абиссинцы, к сожалению, крейсера нашего не увидят, а увидят лишь жители Джибути. Но что нам перед союзниками бахвалиться своими военными кораблями? Французы и так знают, каков у нас флот. Я предлагаю арендовать судно у РОПиТа, чтобы на нем с комфортом могли разместиться все члены миссии, – тут он подумал о том, что можно арендовать яхту у одного из Великих князей, но запросят они много за аренду, дорого выйдет. Он готов был и свою яхту «Штандарт» предоставить для миссии совершенно бесплатно. Это показало бы, насколько серьезно относится Россия к установлению дипломатических отношений с Абиссинией. Но «Штандарт» ему в скором времени понадобится. Все это не выход. – Итак, – продолжал император, – пароход арендуется на все время, пока работает миссия. Пусть стоит в Джибути и ждет ее возвращения. Не обеднеем. Так ведь? – обратился император к министру финансов.

– Да, Ваше Величество, – отрапортовал Коковцев.

– Есть ли у кого возражения по этому вопросу? – император окинул зал, но возражать никто не стал. – Хорошо, тогда до следующего заседания, господа. А вас, Петр Леонидович, и вас, Леонид Константинович, я попрошу задержаться.

Он распрощался со всеми министрами, пожал им руки, перекинулся парой-другой слов на прощание, у кого-то справился о здоровье супруги, а когда все члены Кабинета министров разошлись, пригласил Власова и Артамонова в соседний кабинет.

В рабочем кабинете императора на полу лежала львиная шкура – подарок негуса. Отсылая ее, Менелик писал, что он знает: Зимний дворец – огромен, но если российскому императору захочется устлать львиными шкурами все полы своего дворца, то негус с удовольствием вышлет ему столько шкур, сколько потребуется.

В кабинете дожидались двое. Одним из них был действительный статский советник Евгений Яковлевич Максимов, возглавлявший аналитический отдел внешней разведки при Генеральном штабе. Накануне он подробнейшим образом рассказал и Власову, и Артамонову о своем пребывании в Абиссинии во время боевых действий против итальянцев. Официально он там находился как корреспондент газеты «Новое время». Однако всем было ясно, что он совмещал эту деятельность с должностью военного консультанта негуса. Без помощи Максимова абиссинцам, у которых на вооружении еще несколько лет назад были только копья с мечами, вряд ли удалось бы разбить армию генерала Бартьери. Максимов просил Николая II включить его и в состав миссии, ссылаясь на свой опыт, но император был вынужден ему отказать.

– Для вас и здесь работы будет много. Вы хотите оставить аналитический отдел без головы? Как мы без вас обойдемся?

Также он отказал Максимову и в просьбе отправить его в Южную Африку – к президенту Паулю Крюгеру.

– Вдруг там с вами что-то случится? – спрашивал император.

– Что там со мной может случиться, Ваше Величество? – удивлялся Максимов. – Я только передам Крюгеру на словах ваше предложение, тут же сяду в поезд из Претории в Лоуренсо-Маркеш и первым же пароходом вернусь обратно.

– Ой-ой, – грозил ему пальцем император. – Зная ваш характер, позвольте вам не поверить. Я догадываюсь, что при вашей любви к путешествиям по всяким далеким и опасным странам вам очень хочется побывать на краю света. Обещаю, что как только ситуация нормализуется, то непременно пошлю вас в Южную Африку во главе дипломатической миссии.

– Она нормализуется очень нескоро, – грустно сказал Максимов.

– Вот видите, ваша задача – сделать все возможное, чтобы она нормализовалась как можно быстрее, а для этого ваша голова будет нужна здесь, а не в Южной Африке. К Паулю Крюгеру поедут другие. Вы же их сами подготовили. Они справятся и без вас.

– Под какой легендой будем их отправлять, Ваше Величество?

– Так у нас выбор невелик. По военному ведомству мы эту поездку никак провести не сможем. Британия тут же заявит решительный протест. Мне, конечно, глубоко безразлична их реакция, но лишний раз привлекать внимание британцев к нашим агентам не стоит. Русское географическое общество тоже не хотелось бы задействовать. А то британцы итак в каждом нашем путешественнике готовы видеть шпиона. Что, впрочем, недалеко от истины.

– Позвольте поправить, Ваше Величество, – вставил реплику Максимов, а получив разрешение императора, продолжил: – не шпиона, а разведчика.

– Разведчика. Правильно, – кивнул Николай Александрович. – Итак, остается лишь один вариант – репортеры. Все-таки вариант проверенный. Еще вами, Евгений Яковлевич, – усмехнулся император. – Заметки, кстати, за них писать сможете для нашей прессы здесь, в Санкт-Петербурге, чтобы навык не потерять. Аналитические записки не требуют больших литературных талантов.

Максимов покраснел. Он понял, что император намекает на доклад его отдела о положении дел в Южной Африке, который был представлен императору тремя месяцами ранее. Николай Александрович помнил эту записку с пометкой «Совершенно секретно. Для личного пользования императора», чуть ли не наизусть и мог цитировать ее по памяти.

«В Трансваале и Оранжевой растет недовольство вмешательством Англии во внутренние дела бурских республик. В Южной Африке, в Натале и Капской колонии английские войска насчитывают около тридцати тысяч человек, количество их все время увеличивается.

После того как в республиках были найдены алмазы и золотоносные россыпи, Англия не оставляет мыслей присоединить любыми путями бурские республики к своим владениям. Очевидно, что добровольное их вхождение в состав Британской империи невозможно. Остается лишь насильственное присоединение. Однако пока точная дата начала боевых действий британским командованием не определена. Предположительно, война может начаться в конце будущего года. Менее вероятная дата – лето будущего года. Однако события можно поторопить посредством отсылки в Трансвааль наших агентов.

Сейчас у буров роль постоянного войска играет лишь отряд артиллерии, в состав которого входит лишь 400 человек. Однако в случае войны призыву подлежат все граждане мужского пола, способные носить оружие, от 16 до 60 лет. А это значит, что в короткое время численность бурской армии увеличится, как минимум, до 50 тысяч человек, а возможно, и больше, в том случае, если Трансвааль и Оранжевую поддержат буры, проживающие в Капской колонии и Натале. Причем это будут не простые ополченцы, а великолепные стрелки, которые подтверждали свое мастерство во множестве конфликтов с британцами и туземцами, что случались на протяжении последних десятилетий.

По нашим сведениям, Германия продала бурским республикам пять тысяч винтовок системы «маузер» и тридцать шесть пулеметов «максим» по льготной цене. Их доставили через порт Лоуренсо-Маркеш, расположенный в португальском Мозамбике. Продажная цена оружия оказалась ниже себестоимости. Как выяснили наши агенты, убытки производителям покрывались из государственного бюджета Германии. Напомним, что годом ранее император Германии Вильгельм II прислал телеграмму президенту Трансвааля Полю Крюгеру, где призывал его оказывать сопротивление британской агрессии. Эта телеграмма стала реакцией германского кайзера на рейд в бурские республики разбойников, которых финансировал Сесиль Родс. Но Германия не готова оказывать открыто военную помощь. В германской колонии Юго-Западная Африка, соседствующей с Британской Южной Африкой, практически нет военных сил и средств. Если Германия будет вовлечена в открытый конфликт, то она, безусловно, быстро потеряет Юго-Западную Африку.

Однако цель этой телеграммы в другом. В первую очередь она направлена не Полю Крюгеру, а британским высшим кругам. Вильгельм II, безусловно, рассчитывал, что текст телеграммы станет широко известен. Столь открытая поддержка буров со стороны Германии должна обеспокоить Солсбери, а Германия получает плюс на переговорах с Британией касательно своих колониальных приобретений в Тихом океане. Британии проще согласиться на то, что Самоа становится германской колонией, чем препятствовать этому и тем самым настроить Германию против себя в очень сложный для Британской империи момент».

– Что вы так засмущались? Я пошутил, – засмеялся Николай Александрович, – превосходная записка. В особенности фраза «события можно поторопить посредством отсылки в Трансвааль наших агентов». Чувствуется, что вы долгое время были репортером.

– Рад стараться, Ваше Величество! – Максимов демонстративно выпрямил спину, поднял подбородок и щелкнул каблуками.

– Что касается Самоа, то так и просилось выражение «британцы бросят ее Германии, как кость голодной собаке».

– Вы же знаете, что хороший репортер избегает штампов, – скромно, потупив взор, сказал Максимов.

– Да. Теперь о ваших коллегах, которые отправляются в Южную Африку. Конечно, было бы очень удобно отправить их на нашем пароходе до Джибути вместе с дипломатической миссией, направляющейся в Абиссинию. Так бы мы им большую часть пути обеспечили.

– Нет, нет, Ваше Величество! – замахал руками Максимов. – Все провалим. Надо раздельно. Одно не зависит от другого. Если они на нашем пароходе вместе с миссией до Джибути доберутся, то это британцев насторожит.

– А может, владельцы тех газет, которые формально будут представлять наши агенты, имеют большие связи и могут добиться, чтобы для их репортеров выделили места на этом пароходе? Что тут странного?

– Нет, нет, странного ничего тут нет, но лучше подстраховаться. Мед отдельно, мухи отдельно.

– Соглашусь с вами, Евгений Яковлевич. Британцы, конечно, своими спецслужбами гордятся, но надеюсь, что агенты сумеют беспрепятственно добраться до Претории.

– Одну только трудность предвижу. Их могут не посадить на суда, которые через Суэцкий канал идут. Но тогда они смогут доехать до Суэца на поезде, а уж после этого на любой пароход сесть. Потом трудностей не должно возникнуть. Я рассказал им и о таком варианте.

Еще при Александре III Максимов исполнял всяческие секретные поручения в Сербии, когда там началось восстание против османов, затем продолжил делать это в ходе Русско-турецкой войны на Балканах и в Ахалтекинском походе генерал-адъютанта Скобелева. Там его впервые и повстречал Артамонов. Впрочем, друзьями они не были, даже приятельских отношений у них не возникло.

Второй человек, находившийся в кабинете, внешне похожий на араба с темной загорелой кожей, был никому не известен.

– Евгения Яковлевича, думаю, вам, господа, представлять нужды нет, – начал император, посмотрев на Власова и Артамонова. – Хочу познакомить вас вот с этим молодым человеком. Звать его – Али.

Было понятно, что это не настоящее имя, а псевдоним.

– Вы должны будете доставить этого человека в Африку так, чтобы о его существовании никто, кроме вас, не знал, ни один из членов миссии, – продолжал император. – Это очень важно. Как только он прибудет в Абиссинию, то покинет вас и вы о нем должны забыть. Если кто-нибудь когда-нибудь будет вас расспрашивать о нем, то вы об этом ничего не должны помнить. Ни то, как он выглядит, ни то, как его зовут, ни то, что он вообще был с вами. Ни-че-го, – по слогам произнес Николай. – Хочу отметить, что незаметная доставка этого человека в Абиссинию является одной из главнейших задач вашей миссии, может, даже более важной, чем установление дипломатических отношений с негусом. В трюмах вашего парохода помимо подарков негусу будет еще несколько ящиков, только предназначаться они будут не Менелику. Негус ничего об этих ящиках знать не должен.

Посылать махдистам современное оружие было очень рискованно. Не из-за того, что британцы могли его перехватить, а из-за того, что дервиши могли повернуть его против абиссинцев. Когда после взятия Омдурмана и убийства генерала Гордона дервиши были предоставлены сами себе, они обратили свой взор на соседа.

Махдисты в конце прошлого десятилетия оккупировали всю Амхарскую провинцию и разграбили древнюю провинцию Абиссинии, Гондар. К счастью, им не понравился климат Абиссинии, и они вернулись в Омдурман. Желая отомстить махдистам, негус Иоанн собрал огромное войско в 150 тысяч человек и двинулся на империю дервишей. 9 марта 1889 года на берегу реки Атбара он встретил 85-тысячное войско дервишей. В ходе кровопролитнейшего сражения абиссинцы отступили. Более того, был убит негус. Отрубленную голову Иоанна дервиши отправили в Омдурман как военный трофей.

Такой судьбы и врагу не пожелаешь, не то что союзнику. Николай очень надеялся, что дервишей слишком займет борьба с экспедиционным корпусом Китченера и они не будут даже думать о новом походе на Абиссинию. Он рисковал. Но боеспособность махдистов ему была важнее безопасности негуса, к тому же в армии негуса в конце прошлого десятилетия практически не было огнестрельного оружия. Теперь ситуация была в корне иной.

Али много путешествовал. Он проехал весь Аравийский полуостров и Северную Африку. В этих поездках кожа его претерпела необратимые изменения, стала темной, как у араба, и теперь ему не надо было прибегать к тем ухищрениям, к которым прибегали Вамбери и Бертон, чтобы их не раскрыли, втирая в свою кожу ослиный навоз.

С арабами он ладил, его не раскрыли и он благополучно добрался до Мекки. Теперь он должен был войти в доверие к дервишам. Предприятие было очень рискованным. Готовя к этой миссии Али, Максимов располагал крайне скудной информацией об империи дервишей. В последние десять лет она вовсе была полностью закрыта для европейцев. До этого в Хартуме бывали русские путешественники Василий Юнкер и Александр Елисеев. Специально для Максимова Елисеев подготовил большую монографию под названием «Махдизм и современное положение в Судане».

На тот случай, если либеральная интеллигенция начнет возмущаться тратой бюджетных средств на отправку миссии в Абиссинию и тем, что эти деньги можно было бы использовать для улучшения благосостоянии граждан, перед отправкой миссии в «Санкт-Петербургских ведомостях» напечатали статью. В доходчивой форме в ней объяснялось, что союз с Эфиопией является политической необходимостью, поскольку Эфиопия служит противовесом английскому влиянию в Африке, а это в свою очередь отвлекает внимание Британской империи от среднеазиатских проблем и играет на руку России. Из статьи следовал простой вывод – любой, кто будет противиться посылке этой миссии, – британский пособник.

2

В Средиземном море лицо Савицкого было мертвенно бледным, в Аденском заливе – просто белым, а когда наконец-то показалась бухта Делагое, то на нем появился даже легкий румянец.

Добирались они кружным путем, сперва на поезде до Марселя, ну а там уже сели на французский пароход, хотя с самого начала могли в Крыму сесть на русский пароход и дойти на нем, по крайней мере, до Джибути. Впрочем, они все равно добрались до французского Сомали быстрее, чем пароход РОПиТа, на котором в Джибуди прибывала дипломатическая миссия ко двору негуса Абиссинии. Рохлин с Савицким были куда как мобильнее, чем многочисленная, обремененная конвоем и чиновниками, дипмиссия. А как все же приятно было бы увидеть на рейде Джибути пароход под русским флагом. Но не случилось.

Большую часть утомительного путешествия по морям и океанам Савицкий либо спал, либо проводил на верхней палубе. Перекинувшись через леера, рассматривал пенные буруны, что разбегались в разные стороны от носа корабля, а заодно опорожнял свой желудок от скверного завтрака, скверного обеда или скверного ужина. Кормили на корабле плохо. Видать, местный повар экономил на пассажирах и в портах остановки покупал самые дешевые и некачественные продукты. Но пусть в ресторане подавали бы самые сказочные яства, которые обычно готовят лишь на лайнерах, что гоняются наперегонки со временем и друг другом по Атлантическому океану, надеясь хоть на месяц заполучить «Голубую ленту», и тогда он не смог бы с аппетитом съесть ни одного куска. Еда не лезла ему в горло.

– Кушай, милый, – приговаривал Рохлин и запихивал в рот Савицкому кусочки мяса, как малому дитяте или больному, который сам поесть не в силах.

– Не хочу, – отмахивался Савицкий, мотал головой, но Рохлин настойчиво тыкал кусочком мяса, нанизанным на вилку, в его губы. – Не понимаю, как ты эту морскую болтанку переносишь? Меня всего наизнанку выворачивает. Все-таки я сухопутная крыса. Жду не дождусь, когда под ногами будет твердая земля.

Время, проведенное на свежем воздухе, благотворно повлияло на его внешний вид. Лицо загорело, даже обгорело, нос облез. Для всех они были всего лишь искателями удачи, которых так много стекается со всего света в Южную Африку, после того как на Оранжевой реке нашли золото, а в Трансваале – алмазы.

Поди объясни, что едут они в Южную Африку, якобы как репортеры русских газет. Никто не поверит, потому что в Южную Африку ехали исключительно, чтобы денег заработать, и любая другая причина вызывала недоумение и расспросы. В конце концов, Рохлин с Савицким тоже стали придерживаться версии, что на край света они отправились в поисках удачи и счастья. Ищут-то их все, но нашел только один человек – Сесиль Родс, а он такой жадный, что родную маму обкрадет, а уж удачей своей он делиться ни с кем не будет. Старатели уже придумали шутку: «Мечты сбываются только у Сесиля Родса».

Еще не так давно каждый желающий мог выбрать любой не занятый другими старателями участок, заплатить пошлину и ковыряться в земле сколько ему вдумается. Но сейчас все золотоносные участки давным-давно были поделены между акционерными обществами. Незанятыми остались лишь очень скудные земли, работа на которых не окупала затрат.

Недостатка в дармовой рабочей силе на приисках и копях не было. Для этих целей использовались туземцы, превращенные практически в рабов. Корабли с завидным постоянством поставляли на разработки и белых. Предложение значительно превосходило спрос, даже если брать в расчет, что на разработках старатели стабильно умирали от малярии.

На пристани работало несколько вербовочных пунктов. Очереди в них не было. Не то, что в портах Североамериканских штатов во времена гражданской войны Севера и Юга. Янки ведь всем эмигрантам, кто вступит в их армию, тут же предоставляли гражданство. Получить такое ценой своей крови соглашались практически все, кто мог держать оружие, пусть и опыта военной службы у него никакого не было. Таким вот образом янки заполучили много пушечного мяса. Это в немалой степени позволило им одержать верх над патриархальными и консервативными конфедератами. Тем надо было поставить под ружье рабов, которые трудились на плантациях, пообещав им в случае победы свободу. Конфедераты ничего не теряли. В случае победы северян рабство и так отменялось.

Рохлин и Савицкий могли разговаривать, не опасаясь, что их кто-то подслушает и выведет на чистую воду. Русский на корабле никто не понимал, а они делали вид, что немецкий, французский, португальский и английский знают через пень колоду. По несколько слов всего. Вот так и общались на всех языках разом. Русские, впрочем, к концу путешествия проявили удивительные лингвистические способности. Английский только был не в чести, потому что носители этого языка досадили абсолютно всем: и французам, и португальцам, и русским, да и немцам сейчас мешали развивать свою торговлю.

Окажись на борту подданные королевы Виктории, им в лучшем случае с радостью надавали бы по высокомерным физиономиям, а в худшем – подкараулили темной ночью на палубе, да пощекотали бы ребра стальным пером. Если на борту корабля и находился хоть один британец, то он предпочитал не показываться на палубах, все время в своей каюте сидел, куда и заказывал еду из ресторации.

Чтобы никаких недоразумений не возникало, к английской речи старались вовсе не прибегать. В тех случаях, когда все способы донести до собеседника свою мысль были уже исчерпаны, а он так ничего и не понял, лучше уж было языком жестов стараться что-то объяснить, чем на этой тарабарщине, которая употребляется на Британских островах.

Впрочем, пассажиры друг к другу относились с неким недоверием, старались держаться небольшими группками, а рот при чужаках держать закрытым. В ближнем своем видели только конкурента, боялись, к примеру, что тот тоже едет на край света открыть страусовую ферму, чтобы продавать перья в Париж. Лучше такого ближнего ночью, пока никто не видит, отправить за борт на корм рыбам. Никто и не хватится пропажи, а когда хватится – будет слишком поздно.

Только с группой немцев наладились теплые отношения, ходили друг к другу в гости, пили шнапс, которого у немцев оказалось вдосталь. Немцы говорили о том, что они коммерсанты, но Савицкий сразу же понял, что они такие же коммерсанты, как русские – репортеры. Похоже, что и немцы разобрались, кто такие русские. Сходили они пораньше, в Танганьике, предлагали послать ко всем чертям эту Южную Африку и остановить свой выбор на Восточной Африке.

– Здесь работы непочатый край, – говорили немцы, – а рук не хватает. Страна невиданных возможностей.

– А в Южной Африке золото и алмазы валяются под ногами, – отвечали русские, не поддаваясь на уговоры. – Надо только нагнуться.

– Некоторые нагнулись, теперь других нагибают. И в Южной Африке слишком много британцев.

– Да и у вас они под боком. Сидят в Уганде. Не самое приятное соседство.

– Да уж, запах их гнилой и у нас чувствуется, – тянули немцы. – Ну, настаивать не будем. Когда с делами своими управитесь, то к нам можете заезжать.

Запах богатств манил в бурские республики и разного рода проходимцев. Коренные жители такому наплыву не радовались и относились к переселенцам крайне недружественно. Савицкий с Рохлиным это предчувствовали.

Во влажном воздухе одежда их быстро промокла и совсем не высыхала. Она висела на телах мокрыми противными тряпками, сковывая движение, будто на тебя натянули смирительную рубашку, которыми успокаивают в больницах буйнопомешанных. Будь их воля, они бы ходили по кораблю только в набедренных повязках, как дикие туземцы, кафры, к которым они ехали. Пробковые шлемы, песочного цвета рубахи, штаны, которые носить в этой тропической жаре было гораздо приятнее, чем европейские, они раздобыли еще во время стоянки в Джибути. Савицкий после прогулки по базару шел на корабль, точно на каторгу в Сибирь, такая смертная тоска была в его глазах.

– Вот уж не думал, что тебе так не захочется отсюда уезжать, – сказал ему Рохлин. – Здесь же жить невозможно. Мало кто из европейцев больше года выдерживает, большая часть их быстро на небеса отправляется.

– Да не нравится мне тут совсем, на корабль мне не хочется. Как вспомню про болтанку, так жить не хочется.

В этих тропических костюмах они и искупались в бассейне, который соорудили из брезента на палубе, незадолго до того, как корабль пересек экватор. В Южном полушарии была осень, и чем дальше они шли к югу, тем температура становилась ниже и приятнее.

В бухте стояло на рейде несколько транспортов, огромных и вальяжных, будто плавающие на поверхности киты, а между ними сновали рыбацкие суденышки. Они походили на маленьких рыбешек, которые ждут, что им хоть что-то перепадет от трапезы морских гигантов. На таких суденышках боязно было забираться далеко в море. Никто и не забирался. Не было в этом никакой надобности. Прибрежные воды просто кишели всякой живностью.

– Посмотри, красота какая! – говорил Рохлин, показывая на Лоуренсо-Маркеш – городок, что располагался в бухте.

Приезжих пугали зулусской угрозой. Старые орудия форта были направлены не в море, а в глубь берега, потому что с моря здесь никакой беды не ждали, а только с суши, памятуя, как полвека назад зулусы взяли город штурмом и убили губернатора. С той поры мировая пресса еще несколько раз писала о зулусах, когда они убили наследника французского трона, решившего отправиться в Южную Африку в качестве наблюдателя при британской армии. Еще раз, когда зулусы разбили британский экспедиционный корпус на холмах Исандлваны. Черный дикарь с великолепным плюмажем из страусовых перьев с огромным щитом, сделанным из кожи буйвола, часто появлялся на обложках приключенческих журналов. Теперь любой мальчишка знал, как выглядит кровожадный зулус.

На набережной высились каменные двух- и трехэтажные домищи, а над всеми крышами возвышался католический собор, издали походивший на маяк. Прежде такая роскошь была здесь невозможна. В городе были не дома, а лачуги. Но в последние годы дела жителей Лоуренсо-Маркеша пошли на поправку.

Испытывая врожденную ненависть к своим вечным противникам, буры не хотели продавать добытые в республиках золото и алмазы через Кейптаун, который по-прежнему называли не иначе как Капштад. Пусть уж лучше они в убытке сами останутся, чем на их труде нагреет руки какой-нибудь толстый торговец из Уайтхолла.

От золотоносных жил Ранда через Блюмфонтейн и Преторию они протянули железнодорожную ветку к португальскому Лоуренсо-Маршкешу. Транзитные грузы, что шли из республик, превратили этот забытый Богом городишко в самый большой порт на побережье. Он рос, как тесто на дрожжах. Золотоносная пыль и алмазы – нет лучшего средства для того, чтобы каменные дома стремились достать крышами если уж не небеса, так хоть облака.

Британцам такое положение вещей крайне не нравилось. Они давили на местного губернатора, чтобы тот прикрыл этот торговый путь, разрешил всей торговлей заправлять британскому комиссару, который и будет устанавливать цены на товары, как то уже было практически по всему Западному побережью Африки. На самом-то деле комиссар просто начнет скупать товар по оптовой цене, занижая многократно его стоимость, а потом перепродавать с выгодой для британской короны.

Чтобы просьбы эти были неголословными, британцы прислали с дружественным визитом в бухту Делагое свой крейсер «Инвисибл». Он мог превратить весь Лоуренсо-Маркеш в груду развалин примерно за час.

Крейсер использовал этот визит, чтобы пополнить запасы угля, а забив им трюмы, сонно покачивался на волнах в десяти кабельтовых от берега. Его пушки были зачехлены, чтобы в стволы не попадал влажный соленый воздух и не разъедал их, но его днище соленая вода разъедала не хуже кислоты и еще на нем селились колонии разнообразных морских обитателей. Еще неделя-другая и крейсер обрастет таким шлейфом из водорослей, что потеряет в ходе узла два-три и тогда придется посылать на очистку днища водолазную команду или отправляться в доки на ремонтные работы.

Демонстрация такой мощи британского флота вблизи от португальских берегов нисколько не испугала местного губернатора. В вопросе предоставления монополии на торговлю через порт Лоуренсо-Маркеша британским коммерсантам он проявил редкостную несговорчивость. Не помогла даже крупная взятка, даже обещание, что и впредь губернатор будет иметь свой процент от оборота. Его не испугала бы угроза, что британцы подкупят зулусского вождя и тот опять придет сжигать Лоуренсо-Маркеш и убивать губернатора, как то уже случалось полвека назад.