Счастливчики

Забавно, но действо напомнило мне «высотку» балларда. Некое закрытое пространство, созданное искусственным образом, влияет на поступки и, в целом, на жизни невольных обитателей клетки. Ситуация абсурда и нарочитой театральности так же роднит эти истории. Но почему-то «высотку» ругают куда как больше. Хотя то, что баллард дошел практически до конечной точки жесткого сюрреализма и даже предрек возникновение виртуальной реальности, по моему мнению, – очень-очень круто. В случае же кортасара… Со своими философскими выкладками от лица одного из персов он близко-близко прошел по красной линии, за которой я жму на крестик и безжалостно вышвыриваю из читалки всяких там гессе, коэлье и иже с ними. Спасло его то, что этот поток сознания реально был красивым и не высокопарным (что очень важно), несмотря на неистовые закосы в не пойми куда. И да, я поняла, откуда растут ноги у рассказчика из фильмеца «амели». Начинается все с того, что народу привалила халява в виде выигрыша в государственной лотерее, наградой в которой является морской круиз. И тут же кортасар вываливает на читателя просто огромное количество персонажей из совершенно разных слоев общества, начиная с простецких мачо из бедных кварталов и кончая высокомерным миллионером. Реально, в них можно запутаться, ибо всех сбивают в кучу и выставляют на сцену под свет софитов. Конечно же, немедленно завязываются первые симпатии и антипатии, создаются невидимые коалиции, и все просто ждут начала вожделенного путешествия. А потом стадо счастливчиков загоняют на странное судно, наполовину грузовое, наполовину пассажирское, и запрещают выходить на корму. Просто запрещают и все, без каких-либо внятных обяснений. И тут начинается. По сути искусственно создана ситуация диктатуры в миниатюре, когда любые мнения и вопросы игнорируются, если не хуже. Поступила директива сверху: «сегодня ты играешь джаз…», «кукуруза – царица полей», «нельзя выходить на корму». И как же реагирует общественность? А в общем-то ничего нового. Традиционно сеют смуту и делают революцию низы и верхи (даже объединяясь на время). Прослойка же, которая посередине, ни разу не хочет никаких волнений, ее все устраивает, и в самых идиотских, просто оскорбительных объяснениях ситуации немедленно находится разумное зерно. Бунтовщиков же следует расстрелять, и не играют рояля ни любовь, ни дружба, ни кровные узы. Так проходят три невразумительных, но довольно приятных дня, во время которых пересматриваются симпатии и антипатии, завязываются новые связи, разводятся сплетни и творятся интриги. Такая совершенная бытовуха-бытовуха, которая не стоит выеденного яйца. Но я такое как раз и обожаю. Причем, самые ретивые туристы таки пытаются пробраться на корму, ибо находятся лазейки, сквозь которые их довольно вяло пытаются не пустить. Короче говоря, все сильно смахивает на несколько бессмысленную провокацию со стороны командного состава экипажа. В общем, тянется оно, тянется, пока не случается кризис, когда низы и верхи больше не могут терпеть, ибо речь идет о здоровье и, возможно, жизни ребенка, на которого наплевать серединной прослойке, ибо своя шкура и комфорт для них важнее. Ну там, пишут, что кортасар работал в жанре магического реализма. И… это моя первая, однако не последняя книга (поглядим, что он еще наваял), и с маркесом тут его не сравнить. Короче, у него свой магреализм, видимо. Слишком глубоко закопанный в философских рассуждениях о том, да о сем. Но, кажется, я поняла в чем фокус-покус. Ребенок должен был умереть, судя по всему, и спасло его самопожертвование другого человека. Как это связано с кормой? Очень сильно похоже, что вообще никак. По ходу – это было просто тупое и злобное самодурство экипажа, недовольного тем, что им навязали нежеланных пассажиров. Но тем не менее, за эти три странных, абсурдных дня нечто все же случилось в жизнях пассажиров. Кто-то нашел себя или друг друга или что-то там, потерял, нашел и потерял, как это случается и на берегу в менее трагических обстоятельствах. Ничего особенного, просто жизнь, которая сама по себе и есть магия. P.S. Что удивило. В 1960-м году чувак из католической и жестко консервативной страны очень подробно описывает существование гомосексуалиста и его дружбу с женщиной. Такую дружбу, при которой у них нет практически никаких шансов устроить личную жизнь. То есть это чувство больше, чем любовь, особенно, со стороны дамы. И в конце путешествия таки создается трио из дуэта: с натуралом, которому позволили сделать крохотный шажок в святая святых. Понятное дело, если он только попробует брыкаться и чего-то там требовать, то полетит за дверь со скоростью света. В общем, прочитала я эту интересную штуковину и сказала себе «хм-хм».

Что я поняла насчёт романов Кортасара – так это то, что их действительно надо читать в той последовательности, в какой они написаны (хотя «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» и без моего великого откровения на это намекают). «Выигрыши», они же «Счастливчики», – самый первый роман, так что от него плясать и надо, прежде чем браться за «Игру в классики». Необязательно, но желательно. Ниже упомяну, почему.Роман не слишком мудрёный. Автор формирует некую «песочницу» с экстремальными условиями, куда помещает разные характеры и типажи людей, а потом следит, как они себя будут вести в критической, экзистенциальной ситуации. Песочницей на деле становится корабль, прямая отсылка к Ноеву ковчегу, и пресловутый ковчег будет потом долго грезиться пассажирам, например, визионеру Персио и единственному зрячему – мальчику Хорхе, потому что дети-то как раз всегда всё верно секут. Хорхе говорит о сне про зоопарк, где не люди пришли посмотреть на зверей, а все пришли посмотреть на людей, и эти люди – они, пассажиры корабля. Так и есть, все мы смотрим на несчастных подопытных тварь-по-парей, а они в этот момент чувствуют неприятную постмодернистскую щекотку связи читателя и персонажей.Рассказывать в отзыве о поведении пассажиров особенно и нечего, это надо прочесть самому, а дальше хоть в табличку оформляй. Гражданин такой-то, работает там-то, класс такой, во время паники действует так-то. Следующий. Местами этот эксперимент настолько очевиден, что становится скучноват, тем более, что действительно ярких персонажей среди пассажиров нет, разве что вышеупомянутый визионер Персио, который удостоился даже отдельных мозговыносящих эмпатических глав. Этот же Персио и выносит приговор всем остальным типажам: настолько клишированные, что серые, серые, серые. Поэтому в эксперименте и участвуют. Что интересно, участие самого Персио в эксперименте неочевидно, что есть он на корабле, что нет. Появляется, что-то говорит эдакое всё в лунном свете и с образами, а потом несколько глав ошивается неизвестно где и не принимает участия в общей заварушке.Но интереснее всего для последовательного читателя Кортасара вовсе не Персио, а некто Лукас. Если к нему присмотреться, то становится очевидно, что уж очень он смахивает на старого доброго Оливейру из «Игры в классики» (хотя, если мы и правда читаем последовательно, то мы ещё этого не знаем). Что интересно, это как раз Оливейра «доигрывклассического» периода. Можно вспомнить, что Оливейра в «Игре в классики» сознательно отказывается от действия, но мы так и не можем до конца понять причины этого отказа. Помочь в этом может как раз «предок» Лусио. Лусио в экстремальной ситуации пробовал действовать соразмерно с собственными представлениями о правильности и морали, а в итоге из этого вышла одна ерунда и разочарование. Так что, возможно, по аналогии и персонаж Оливейра разочаровался в своё время в активном действии, как таковом, потому что оно иной раз способно дать только видимость результата.Вообще же роман интересно почитать с ещё одной точки зрения: сопричастности рождению сюжета. Кортасар и сам об этом говорит в послесловии. Будучи литератором по специальности, он всё же решился на эксперимент – засадить характеры в «песочницу» он засадил, но сюжет заранее не продумал. И ситуации тоже. Поэтому писатель по мере продвижения сюжета знает ровно столько же, сколько и мы, герои ведут его, а не он героев. В итоге с одним из персонажей происходит занятная метаморфоза, которую сам автор изначально и предположить не мог. Так что из раздражающего типчика тот превращается в едва ли не единственного адеквата.Но в целом роман немножко скучноват. Слишком искусственна ситуация, чтобы влиться в него всем сердцем. А вот для подготовки к другим вещам Кортасара – вполне себе неплохо.

Хулио Кортасар «Выигрыши» или «Счастливчики»Впервые с творчеством Х. Кортасара я познакомился в 18 лет, и это была книга «Выигрыши», или «Счастливчики» в другом переводе. В то время я читал книги слишком быстро, буквально проглатывал одну и тут же принимался за другую; причиной такого безалаберного отношения к текстам гнездилась в моей заносчивости и моем желании скорее превзойти умом тех или сравняться с теми, кто меня окружал. Таким образом, я пытаюсь подвести к тому, что «Выигрыши» (кстати, этот перевод считается не самым удачным по сравнению с переводом Л. Синянской "Счастливчики) пролетели для меня так же реактивно, как гоночный автомобиль Михаэля Шумахера. Человек, в то время посоветовавший мне прочитать несколько книг Х. Кортасара, явно переоценил мои возможности, поэтому наша попытка обсудить книгу провалилась моими несобранными фразочками на манер: «глубоко» (фить-ха!).В эпилоге автор признается, что «Этот роман был начат в надежде соорудить некую ширму, чтобы надежно отгородиться от общительности, обуревавшей пассажиров третьего класса..». На мой взгляд, именно с этого стоило бы начать книгу, чтобы погрузить читателя не только во внутренний мир Х. Кортасара и его мизантропии, но и внешнюю среду, в которой он обитал при написании книги – герои романа отправляются в путешествие на корабле, в то время как и сам романист плыл по морю на борту крейсера. По-моему, такое изначальное единение между всеми участниками книги (автор, герои, читатель) создает эффект магической тайны, будто известной лишь тебе, спрятавшемуся от людей внутри небольшого томика книги, и автору, который точно так же скрывался от всех, зарывшись в белые листы, на которых выцарапывал для тебя слово за словом. Ощущение, будто вы вместе с писателем орудуете над чужими «жизнями», верховодите вместе над героями книги, управляете ими как два заговорщика, через тайные каналы связи, известные лишь вам двоим.Именно поэтому, думаю, так важно было погрузиться в первые строки эпилога до прочтения, чем выяснить такой немаловажный момент после. В большинстве прочитанных мною отзывов на эту книгу люди обращали внимание лишь на то, что Х. Кортасар изначально не продумывал сюжет, поэтому, мол, книга началась и окончилась без смысла. Именно против этого я и бастую здесь с лозунгами: смысл именно в том, чтобы отгородиться от всего и вся, погрузиться изначально не в смысл сюжета, а в жизнь Х. Кортасара. Только представьте: автор книги находится на борту корабля, его окружает незнакомая обстановка и точно такие же незнакомые для него люди, книги нет и в помине, откуда уж появиться сюжету? Писатель сбегает от реальности, но при этом использует реальность как основу книги – в романе нет главного героя, нет и повествователя, автор как бы возносится над каждым пассажиром лайнера, принимает на себя (если хотите) роль Бога. Нет, это не пресловутая роль наблюдателя, в отличие от остальных «отрешенных», или отсутствующих, авторов, а именно роль Бога, потому что Х. Кортасар взаимодействует (волей-неволей) в реальной жизни с пассажирами судна, возможно и описывает их (не важно – внешнюю, поведенческую или морально-нравственную их сторону), а в книге – управляет этими ЖИВЫМИ персонажами. Именно в этом, я думаю, кроется тот самый смысл: наблюдать за тем, как ловко автор расшвыривает героев по абсурдным ситуациям, управляет их характерами и раскрывает персонажей в быстро сменяющихся обстоятельствах.Но больше всего меня мучил вопрос: а где сам Х. Кортасар в этой цепочке персонажей (о них чуть позже), поместил ли он сам себя в вереницу событий или отвел себе роль кукловода? Собственно, думаю, ответ кроется на поверхности книги – Персио.Персио – персонаж-бездействие, персонаж, отсутствующий во всех смыслах этого слова, его нет никогда и нигде, он как бы упоминается постскриптум, даже на корабль он попал «почти контрабандой». На этом персонаже будто специально иссякли все жизненные силы Х. Кортасара и кончились любые попытки подтолкнуть его хоть к малейшему действию или взаимодействию с людьми. Он появляется в сюжете как бы вскользь: снова смотрит на звезды, думает или мечтает о чем-то, глядя или внутрь, или вне себя. Однако именно этому персонажу посвящены отдельно выделенные главы в книге, которые раскрывают и интерпретируют всё происходящее внутри корабля. Скажу больше: это не просто главы О персонаже, это главы, в которых изложены мысли героя, его взгляд на мир в целом и жизнь внутри корабля, будто этот корабль уже отдельный мир, этакий уменьшенный вариант Земли, страны, закрытого города, может быть даже вариант Ноева ковчега. Не эта ли та самая роль, которой удостоил себя сам автор: он скрыл себя от любой социальной активности, но оставил для себя главную и ведущую роль в раскрытии романа? ИМХО, безусловно, да. В аргументацию своего мнения могу добавить лишь цитату самого Х. Кортасара об этом неоднозначном персонаже Персио: «[…] некий способ высшего видения того, что затевалось или шло к развязке на борту судна. Его рассуждения восходят к другим измерениям, или, проще говоря, метят в другую цель».Несмотря на то, что автор в эпилоге романа будто уходит от ответственности за сюжет или смысл своей книги, я всё же не могу не выделить основные проблемы, которые ярко бросаются в глаза при осмысленном прочтении. Во-первых, герои сюжета при навязанных им обстоятельствах вынуждены оказаться в закрытом, кем-то заранее отобранном, обществе. Стоит учитывать, что общество, в данном случае, завязано друг на друге максимально тесно, т. к. личные границы не обговорены никем и никак – план путешествия на судне не уточнен (не известно точное количество дней или месяцев поездки, маршрут и т. д.). Следовательно, нас будто погружают в закрытый «городок», отсеченный от любой другой цивилизации; существуют в этом «городе» (впрочем, как и везде) подопечные (участники путешествия) и опекуны-управители (экипаж корабля). Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что ситуация приведет к установлению диктатуры со стороны власть имущих. Эта диктатура носит и моральный, и физический вред: сегодня им не разрешено знать о плане путешествия, завтра – нельзя покидать бортовой части корабля, а послезавтра им грозят раскроить голову, если отдыхающие переступят порог двери. Разумеется, что при любой тирании складываются тайные группировки, целью которых является борьба за свободу и честь свою и своего «народа»; им противостоят другие общественные мнения, в которых блещет дух конформизма и подчинения, а-ля, «поживем и так, уж лучше всё, чем ничего». И в этих уменьшенных масштабах корабельного путешествия происходит борьба на несколько фронтов: между властью и обществом, между конформистами, консерваторами и революционерами. Во-вторых, на фоне разворачивающейся борьбы между людьми старой и новой школы, блещет проблема отцов и детей (моё глубочайшее почтение И.С. Тургеневу). Здесь говорить особо не о чем: противоборство между родителями и детьми (вступление в половые отношения до брака, грань приличия и монашества, допустимость поведения и всеобъемлющая опека, запреты и т. д.). Роман «Счастливчики» был написан в 1960-м г., думаю, именно это был переходной этап, в котором молодежь начинала пробовать себя как самостоятельную единицу, сбрасывающую оковы старых предрассудков, и именно это было отражено в романе.Однако здесь хочу отметить другую проблему, которая близка к выше обозначенной теме: проблема гомосексуализма и педофилии. В романе существует пара друзей, м – Рауль и ж – Паула, которые проживают в одном номере, не имеют сексуальной или любовной связи, но чувствуют на себе осуждающие взгляды, будто они любовники без штампа в паспорте. Никто не верит их свободе, да и они не стремятся кому что-либо доказывать. Дело в том, что между ними иной тип связи – исключительно платоническая любовь; несмотря на то, что Паула по сюжету романа находит свой идеал мужчины, она ни за что не откажется от Рауля, не перестанет его любить сильнее, чем того мужчину, с которым (возможно) свяжет свою дальнейшую жизнь. Это будет любовь на троих, я уверен в этом, как и героиня романа.Но речь должна пойти о Руале, мужчине зрелых лет, и Филипе Трехо, мальчишке 16 лет. Случайно или нет, но оба этих персонажа привязываются друг к другу разными типами влюбленности; если для Филипе взрослый мужчина – пример, возможность выглядеть старше и умнее в собственных глазах, в которых он уже далеко не ребенок, то для Рауля молодой мальчик стал объектом вожделения. Их связь мастерски и без малейшего стеснения описана Х. Кортасаром. Нет, сразу скажу, что герои не вступили в сексуальную связь, но каждый раз они скользили по тонкой грани ножа, готовые соскользнуть или в войну, или в запретную связь друг между другом. Признаться, или превосходный талант переводчика Л. Синянской, или тот же талант Х. Кортасара, или общее их взаимодействие буквально заставляли трепетать и нервно волноваться, когда оба этих персонажа переступали ту грань, которую даже мысленно можно допускать по отношению к 16-летнему ребенку.Многие из читателей были возмущены подобным сценам, мол, это педофилия и гомосексуализм, да и [спойлер] дальнейшее изнасилование Филипе Трехо моряком корабля, будто бы перечеркнуло грань реальности и сюрреализма данной картины. Но что если не сюрреализм вся эта книга? На мой взгляд, вся сюжетная линия вокруг Филипе была очень продумана. Особенно меня впечатлила сцена, когда юный мальчишка, насилуемый глыбой мужиковатой силы, оказался застигнутым самим Раулем. Очень тяжело было читать, будто вся тошнота и злость собралась внутри меня, а каждая строчка была как необъятный камень, весящий целую тонну. Не знаю, что символизировала эта сцена: Рауль видел себя на месте этого моряка? Ведь по факту он желал точно того же, но если не изнасиловать, то тоже отыметь неопытного мальчика. Или же в тот момент он осознал, что «любимого» (кавычки потому что для любви рано, но всё же Фил был объектом желания или симпатии) человека растлили на его глазах, причинили ему колоссальную боль в виде физической и моральной травмы. А может и все вместе было ударом, на который Раулю было нечем ответить. В-третьих, была ненароком, будто случайно, задета проблема домашнего насилия. Не знаю, являлась ли она вообще проблемой, которую хотел затронуть Х.Кортасар, но почему-то я заострил внимание на парочке Лусио и Норы. И вроде бы парень не бил свою невесту, не угрожал ей и не пытался унижать её бесцельно, ради собственного удовольствия, но его постоянные попытки сломать её сущность, желание исправить или вытравить её убеждения, её воспитание, её семью, её страхи, были еще большим насилием, чем кулак в лицо. Мне её было очень жаль, ибо она сама по себе ни рыба и ни мясо, а её любовник – эгоистичный слабак, которому важно подчинение и безликая масса подле себя.Отдельным пунктом (от проблем) хочу выделить малыша Хорхе и его мать. По сути, автор пытался (как мне показалось) возвеличить юного Хорхе, сделав его объектом всеобщей любви и всеобщего обожания. Это обожание мне стало по итогу даже противным, будто уж слишком притянутым за уши. Мальчишка притягивал слишком девичьими усладами: слезы, болезни, какие-то отвлеченные рассуждения и мечты о другой планете и прочем. В этом тандеме меня больше всего поражала Клаудия, его мать.Она – женщина, отдавшая всю свою жизнь и любовь своему ребенку. Вся её жизнь заключалась и заключается в маленьком львенке Хорхе, в его капризах и желаниях. Не думаю, что он вырастит самостоятельным и сильным мужчиной, если за ним так по пятам носятся все, да и сам Х.Кортасар. Но речь не о Клаудии, как о матери и системе выбранного ею воспитания, речь о том, что она осознала силу своей личности и собственных желаний. Она любила очень сильно своего мужа, от которого родила ребенка, но позже любовь к мужчине отошла за задний план, заменив всю её любовь к нему любовью к его ребенку. У неё хватило сил и мужества развестись со своим мужчиной, отстояв право посвятить всю себя маленькому мальчику, пригретому на её груди, как беззащитному птенцу. Она описана вообще как сильная и развитая личность, отталкивающая мужчин одним своим видом не потому, что некрасива или слишком уж я-мать; нет, она сильнее всех взятых мужчин на свете, более собрана как личность. У меня не хватит сил, чтобы описать систему её личности, ибо сделать это не так уж и просто. Но среди слабых уязвленных, скомканных личностей в лице мужчин, пустых женщин и очень красивых девиц, она отличается царской женственностью и целостностью, которая не позволит никому собой манипулировать.Отдельно хочу сказать о конце романа Х. Кортасар «Счастливчики». Сложилось впечатление, что с самого начала роман был напряженным по своему сюжету, затягивающим в какую-то черную пучину, влекущий за собой в бездну, опутывающий в вплоть до преисподней.. как вдруг конец просто вытолкнул, как пробку на поверхность, и дал вздохнуть полными легкими. От этого осталось чувство легкой раздосадованности, будто бы и хорошо, но в то же время раздражает даже, что все твои наихудшие предположения не сбылись, что всё оказалось намного проще. Честно сказать, именно поэтому конец для меня стал неоднозначным, а может просто хотелось какого-то более эпического, драматичного и накаляющего нервы до предела окончания. По итогу я бы хотел сказать, что книга мне показалась очень интересной и стоящей своего внимания; только читать её нужно, как и любую другую книгу, осмысленно, пережевав многое, что кладется в рот автором. Если читать Х. Кортасара для развлечения, как я это делал в первый раз в своей жизни, то ничего дельного из этого не получится: роман покажется скучным и бессмысленным. Время потратите впустую, напрасно выбросите деньги на книгу или убьете ресурсы попусту в поисках электронного текста. Если же До или После расслабиться, подумать о том, что автор желает сказать или говорит без всякого желания, то окажется, что роман, как и все произведения Х. Кортасара, значим в линейке его произведений, значим в вашем багаже понимания устройства этого мира.На том кончаю, спасибо всем, кто остался со мной до конца.