000
ОтложитьЧитал
выхода в свет и надевалась по особым торжественным случаям. Когда надобность в настоящем
оружии окончательно отпала, то всё внимание перешло на внешнюю отделку. Судя по рукоятке,
это именно Хосодати. Стоили недорого, были относительно легкодоступны для чиновников
средней руки, которым не обязательно было владеть мастерством фехтования, а лишь
производить эффект значимости. Ещё раз повторюсь, что в этот период уделяли внимание
внешнему виду, но не самой стали. В общем, эта вещь хороша лишь как сувенир. На рынке стоит
от десяти до двадцати тысяч долларов. Это в том случае, если вещь действительно подлинная. Их
использовали как подарки для чиновников средней руки. Но откуда он у вас? Вы, как мне
показалось, не занимаетесь рыночной торговлей.
Панчика немного обескуражил уверенный тон Эйноске. В его словах была не только
уверенность, но подобие правды. Его вдруг обожгло отчаянье. Он уже собирался забрать
фотографию и извиниться, как вдруг начал говорить, даже не размышляя предварительно о том,
что хочет сказать.
– Значит, вы считаете, что это игрушка? Для чайных церемоний и подарков.
– Скорее всего так, – равнодушно произнёс Эйноске пожимая плечами. – Впрочем, если вы
настаиваете, то у меня есть неплохой эксперт, сделаю что смогу, но вы же понимаете…
– Значит, если эта игрушка снимает с гвоздя стружку как с простого карандаша, то это не в счёт.
Одним только прикосновением отсекает указательный палец, и это то, что лучше всего подходит
для чайных церемоний. От одного неловкого прикосновения к лезвию палец валится на
пол, а хозяин этого пальца даже не чувствует боли в первую секунду. А потом этот палец
заживает полгода. И после этого всё равно это игрушка, безобидная и милая, годная лишь для
подарков, которую надевают исключительно в мирных целях, чтобы оказать знаки внимания,
пожелать здоровья и раскланяться. Я вас правильно понял, господин Эйноске?
Пока Панчик произносил свой монолог, Эйноске всё больше напрягался. В конце концов его
милая восточная улыбка превратилась в страшную гримасу, на которую даже стали обращать
внимание случайные прохожие.
– Вы сказали «палец»? – почти прошептал Эйноске.
– Указательный. Вы не ослышались, – кивнул Панчик, осознав, что пресмыкаться
перед японцем себе дороже. – Хотя я предлагаю вам самому во всём разобраться. В этой
занятной книженции есть закладка. Там вы найдёте для себя много познавательного и даже
забавного. Кое-что может касаться лично вас. Поверьте, я не шучу. Но времени у нас не так уж и
много. Во всяком случае, не год.
Эйноске неуверенно взял книгу, пролистал, коротко остановившись на содержании, и кивнул.
Он уже не улыбался.
– Кажется, я догадываюсь, о чём может идти речь. Извините, я вначале плохо о вас подумал. Вы
меня в который раз удивляете.
Когда Эйноске уже собирался уходить, Панчик остановил его и спросил:
– Простите меня за назойливость. Но чем больше общаюсь с вами, тем больше захожу в тупик.
Не могу понять, откуда вы так знаете русский язык?
– Здесь, как раз, всё очень просто, – улыбнулся Эйноске. – Я потомственный переводчик. В
Японии это принято. Кажется, я говорил вам об этом. Мой отец работал в Москве, в посольстве, а
я в это время учился в русской школе.
– И сколько вы учились?
– С четвёртого по восьмой. Пять лет. У меня даже аттестат есть о восьмилетнем образовании.
Забавно, не правда ли? Я даже умею материться, играть в секу, буру, трясучку.
Панчик не смог ничего ответить. Он просто пожал японцу руку и пошёл своей дорогой. Ему
вдруг показалось, что он кролик и его чуть не проглотил удав. Хотя у него всё же было
небольшое преимущество. Он не знал толком, кто он сам на самом деле. Русский или кореец.
Или просто бандит и уличный разводила. «Пусть попробует проглотить. Мы тоже не лыком шиты.
Вот так, господин Эйноске, он же Мата Хари, он же Мадам Батерфляй».
13.
Слон уехал в деревню на поминки. Перед отъездом он, как обычно, долго не появлялся. Как
выяснилось, торчал в Волочаевке у Эдика – каратиста, знакомясь с местной братвой. Он пересёкся
с ними в городе, уверяя, что «братва реальная» и может сгодиться в будущем. После этого он
умотал в деревню, но Панчик не сердился и был только за, понимая, что родная бабка умирает
всего один раз в жизни и проводить её надо как следует. Да и лишние друзья за Амуром были
совсем не лишние, особенно если учесть традицию аборигенов рассекать в угорелых джипах
набитых, как селёдка в бочке.
Слон всё не приезжал, а без него было и скучно, и неудобно решать дела. Даже Анжелка
начала спрашивать: – Где Своник?
– В зоопарке, – отвечал Панчик и смеялся над наивной и непосредственной любовью своего
единственного чада.
Однажды позвонила Рита. Её предложение посидеть в каком-нибудь кофе сначала вдохновило
его. Он и сам несколько раз порывался напросится на чай, но дела отвлекали, а тут предлагала
сама Рита. На ходу, и стараясь не глядеть в глаза жене, он сочинил причину внезапного бегства из
дома, и не прогревая двигателя, рванул с места, не в силах унять накатившее волнение. Выйдя на
основную трассу, он едва не зацепил при обгоне какого-то встречного джипа. Он сбавил скорость,
и первый, кто обгонял его, и всё видел, показал ему палец у виска. И тут его словно обожгло. Он
окончательно сбросил скорость, ушёл в обочину и включил аварийку. Его уже трясло в лихорадке.
И дело было даже не в том, что он едва не врезался в «Круизёра». Он понял, что его повело нечто
сильное и властное. Потом он набрал номер Риты, и стараясь не заикаться, извинился за то, что не
приедет. Что машина его заглохла, а бросать её на обочине не тот случай. В трубке долго молчали,
потом он услышал её смех, вызывающий и обличающий всё его враньё, а потом гудки. Просидев в
машине с полчаса, Панчик поехал кататься по городу. Надо было прийти в себя, успокоится, а
главное, привезти в порядок мысли, и разобраться в том, что произошло, и что могло произойти.
Неожиданно снова позвонила Рита. Он догадался, что она проверяет его, поскольку в телефон
легко можно было услышать шум дороги. Он не стал отвечать, и через минуту пришло сообщение:
«А ты не дурак», как Рыжий. Только врать-то зачем».
Панчик улыбнулся и повернул к дому. Теперь он точно знал, как держаться с этой женщиной.
Рита позвонила через неделю. Это было словно удар током. Не успел он сказать и двух слов,
намекнуть, чтобы она хоть как-то шифровалась, как она открытым текстом сказала, что меч у неё
дома, и что она не намерена ждать полгода, когда прилетит журавль. И что не спит уже сутки,
потому что ей снятся кошмары. Панчик тут же сел в машину и погнал в Берёзовку. Перед этим он
заехал на рынок к менялам и разменял нужную сумму. Пришлось больше часа ждать, поскольку
таких денег там давно не водилось сразу в одних руках. Но потом все менялы скинулись, поделив
меж собой рубли, и Панчик стал обладателем целого мешка зелёной мелкозернистой капусты. Его
карман топорщился от потёртых, но подлинных баксов и вызывал необычное состояние весёлости,
переходящей в кураж. Рита гуляла на детской площадке. Был понедельник, выходной во всех
музеях. Она, одетая в обтянутые модные джинсы, на высоких каблуках, была словно павлин на
сельской ферме, но при этом нисколько не смущалась и прогуливалась вместе со своим
сынишкой. Панчик старался не смотреть на ребёнка, но один раз это всё же произошло, и его
кольнуло где-то под копчиком. Их дети были примерно одного возраста, но одному повезло, а
другому … Он постарался об этом не думать, улыбнулся Медузе и помахал рукой, стараясь тоже
не смотреть в глаза. Мало ли что в этих глазах таится. А то, что там что-то таилось, для Панчика
было очевидной вещью.
–Привёз синицу? –спросила Рита, делая нарочито строгое выражение лица. –Машина больше не
ломалась?
–Разумеется, как договорились, – буркнул Панчик, делая вид, что последней фразы не услышал.
– Сколько?
– Как договорились, – повторил он.
– Ну, и на сколько мы договорились?
– Тебе лучше знать.
– Мы договорились на десять, -беззаботно пропела Рита. Панчик повернулся и пошёл к машине.
–Я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Пошли. Я не намерена держать у себя в доме
гремучую змею.
Рита демонстративно выставила правую руку и на ней забинтованный мизинец.
– Хорошо не указательный, – пошутил Панчик.
– Не каркай. И так чуть без пальца не осталась.
Когда они уже сидели в машине, Панчик спросил, как она смогла одна провернуть дело. Он
был немного расстроен тем, что Рита принесла лишь одно лезвие, а рукоятку с ножнами оставила.
Но потом понял, что мудрее решения на её месте вряд ли бы придумал. Меч находился в её
ведении. Она была первой и последней, с кого могли спросить. На вопрос как, Рита просто
пожала плечами и усмехнулась. На её коленках лежал клинок, и теперь всё остальное уже не
имело никакого значения. Осознавая всю серьёзность сложившейся ситуации, Панчик даже
поёжился, но глядя на непроницаемое лицо Риты ему стало стыдно за свои чувства.
– А если сунутся? Станут проверять. Что будешь делать? Что скажешь, если спросят?
– Ничего не скажу. Кому он там нужен? Мне кажется, про него давно забыли. Рукоятка есть,
ножны тоже на месте. Скажу, что так и было. Будто мне надо каждый день смотреть на него. Мне
вообще кажется, что пора увольняться.
– Что так ? – заволновался Панчик, аккуратно осматривая лезвие.
– Да звонил мне на работу один тип. Такой голос, что ночь потом не спала.
– Понятно. То, о чём я тебе говорил.
– Вообще-то я сначала подумала, что это ты дурака валяешь, проверяешь меня. Но когда он
спросил про тебя, знаю ли я тебя, тогда я поняла, что могу влипнуть в историю.
– Ты уже влипла, как и я. Ты не бойся его, Рита. Он хоть и страшный, но, думаю, обижать тебя
не станет, если ты не будешь пытаться перехитрить его.
– А я и не пыталась. Он спросил про меч, я ответила.
– И что ты ему сказала?
Панчик едва не стукнулся лбом о лобовое стекло.
– Сказала, что отдала его тебе. Что, по-твоему, я могла ему сказать?
– Мне? – Панчик завертелся на сидении, как будто его обложили со всех сторон. Но вокруг было
всё так же тихо и без подозрительных машин. Он ухмыльнулся, осознав, что был не готов к
такому повороту. – Но получается, что ты его всё-таки обманула.
– Это вчера. А сегодня – нет.
– Тоже верно. Ладно. В любом случае ты всё сделала правильно, и он тебе ничего не сделает.
Скажи хоть, как вынесла его?
– По-твоему, меня должны обыскивать? Взяла холст на дом для реставрации. Обклеила лезвие
скотчем с двух сторон, он же острый, как бритва, не дотронуться. Приклеила к обратной стороне
холста, а сверху ещё холста кусок. Ты же видишь, на нём ворсинки. Он же липкий как зараза.
– Всегда считал, что женский ум более изощрён, чем у мужиков.
– Кто бы сомневался. Вы же думаете мозгами.
– Вот тут поподробнее, пожалуйста. Чем вы думаете, интересно.
– Я же говорю, у вас с фантазией не всё в порядке.
– Ладно, – рассмеялся Панчик, – удачи тебе, Медуза Горгона!
– Ещё чего? – Рита прыснула и даже присела от смеха, держась за свои красивые колени. – Это
кто такое придумал? Только не говори, что ты.
– Ну, разумеется, не я.
– Этот, что ли, казак Тимофей Львов? Пончик?
– Ну, а кто же.
– Ты мне телефончик его дашь как-нибудь?
– Ни за что. Я своими друзьями дорожу. Да он и сам тебя, как огня, боится.
– Он всё равно ответит мне за Горгону.
Панчик поднял стекло и покатил по старому асфальту в сторону города. Что-то подсказывало
ему, что за ним наблюдает ещё кто-то очень осторожный. Уже на выезде он всё же заметил
Королу. «Кто бы это мог быть? Не иначе, Протасята? Сам бы наехал незамедлительно.
Скорее его волчата по следу бегут. А без папаньки – главаря хрен набросятся. Ладно, и то хлеб.
Поглядим, что будет дальше». Под сидением лежало нечто стоимостью в птицефабрику вместе с
посёлком и прилегающей территорией. От этой мысли немного шумело в висках и потряхивало.
Ночью, как и Рита, он так и не уснул. Несколько раз выходил на балкон и видел знакомую
«Тойёту», в которой уже, не стесняясь, раскуривали косяки в открытые окна и слушали дорожную
попсню про крутых дальнобойщиков. Понимая, что это хвост, Панчик не выходил из дома
вообще, даже в магазин, ссылаясь на хандру и плохое настроение. Сначала он ждал, когда
объявится Слон, но потом махнул на него рукой, поняв, что это пустое дело. У Слона была своя
жизнь, а у него своя.
14.
Наконец-то объявился Эйноске. Панчик уже начал впадать в депрессию, когда услышал в
трубке телефона его голос. Эйноске звонил с городского автомата и без вступления и вопросов о
здоровье сообщил, что приехал человек, готовый ознакомиться с подарком. Из последнего слова
Панчик догадался, что книга и фотография произвели на Эйноске должное впечатление, и теперь
тон его голоса был совершенно другой. Панчик предложил для встречи свою квартиру, но
Эйноске наотрез отказался. При этом Панчик не мог сказать о неприятностях, связанных с
хвостом. Это могло раз и навсегда спугнуть дорогого клиента. К тому же он показывал дело так,
что меч действительно провалялся на чердаке, отчего ручка затерялась, а само лезвие потеряло
прежний блеск. Но на этот бред Эйноске никак не отреагировал, словно это была пыль, которую
легко сдуть одним дыханием. В конце концов, любопытство взяло верх, и Эйноске согласился
прийти в гости. Не проходя дальше прихожей, он долго вертел в руках обклеенный скотчем кусок
металла, и всё цокал языком и качал головой.
– Ну вы же понимаете, что определить цену этой вещи я сразу не могу. На это нужно время.
Панчик пожимал плечами и театрально вздыхал. – Ваш купец – наш товар – поддразнивал он
японца, понимая, что тот окончательно заглотил наживку и уже её не отпустит ни за что. Потом
Эйноске долго говорил по телефону Панчика и что-то доказывал, приводя в восторг своей
необычной тональностью и неожиданными переходами в голосе.
– Ну, вы же понимаете, – не унимался Эйноске, пытаясь навязать свои условия, – что это кот в
мешке.
– А, по-моему, это журавль в небе. Вернее, очень жирная синица в ладони.
– Как вас понимать, Родион? Я этой аллегории не знаю.
– Никогда не поверю. Вы русский знаете лучше меня.
– Уж извините, школу я заканчивал в Японии.
– У нас говорят, лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– Ну что ж, в одном вы правы. Это не синица. Между прочим, журавль – японская птица и наш
национальный символ.
– Я не в претензии. Наверное, наши журавли отличаются от ваших другим акцентом. Так как
насчёт журавля в руках? Много не прошу. Панчик назвал сумму, от которой Эйноске даже
немного подпрыгнул. Потом он многозначно водил бровями, раздумывая над предложением,
опять звонил по городскому телефону, на этот раз совсем недолго, и был уже не так эмоционален
как в первый раз.
– Ну что ж. Будь по-вашему, если вы скинете десять процентов, как и полагается,
комиссионных. Это я считаю справедливым. За посредничество. Вы знаете, что по такому случаю
приехал мой очень давний друг из Японии. Я рассказывал вам о нём. Он понял, о чём идёт речь,
и кажется согласен, если вы уступите, конечно.
– Значит, он заранее знал, что согласится на моё условие? Ведь, выходит, он уже приехал с
деньгами?
– Ах, вот вы о чём? Ну разумеется! Я ему объяснил, что вы очень серьёзный человек, который
не привык бросать дело на половине.
Что-то в последних словах не понравилось Панчику. Слишком гладко всё выходило у Эйноске,
тем более что сумма вызывала холодок. Но уличить его в чём-либо он не мог.
На следующий день он взял один из Катькиных холстов, и не мудрствуя, приклеил к обратной
стороне скотчем свою маленькую ворону и пошёл к своей машине. Перед этим он долго наблюдал
в окно, выискивая своих караульщиков. Как ему показалось, хвоста не было. Он выкатил со
двора и, не успев ахнуть, едва не врезался в знакомый китайский «Хамер». Там он увидел
знакомые рожи с бритоголовым дядей Протасом во главе. Он понял, что опоздал с выездом, но
деваться было некуда. От обиды он едва не расколотил кулаком стекло. Он закрутил головой в
надежде прорваться через другой выход со двора, но в это время заиграл его телефон. Звонил всё
тот же обладатель бритой головы.
– Чего тебе надо Протас? – не сдерживая эмоций, заорал в трубку Панчик, чувствуя, как
Начинает задыхаться в тесном, ещё не проветренном салоне.
– Далёко собрался Родя? Может, вместе прокатимся? Мне кажется, нам по пути.
У Панчика опустились руки. Он вдруг осознал, что все его дела и логические построения были
обычным мыльным пузырём, который лопнул от одного прикосновения с твёрдым предметом.
– Расписка у тебя с собой? Я надеюсь.
– Правильно надеешься, – отозвался хриплый голос. Протас помахал через стекло знакомой
беленькой бумажкой, а в трубке послышался приглушённый смех. – Давай ставь своё красивое
японское ведро и пересаживайся в моё, китайское. Как раз имеется одно местечко, на заднем
сидении. С трясущимися ногами Панчик едва выполз из «Тойёты», и, задрав голову высоко к
небу, тяжело вздохнул, словно это был его последний день. Дверца «Хамера» открылась.
– Не надо отчаиваться, старик. День только начинается. Залезай, – пригласил вежливо Протас.
Несмотря на просторный салон, Панчик едва втиснулся между двумя амбалами, ничуть не
уступающими Слону в комплекции, но с туповатым выражением лиц, от которых до тошноты
несло табаком и перегаром.
– Ну, давай показывай. Что там у тебя за меч. Как же ты музей без такой редкостной вещички
оставил? Значит, подруга не соврала. А то я уже хотел к ней в гости напроситься.
– Порвал бы? – съязвил Панчик.
– Тоже сказанул. Такую красивую бабу. Разе можно? Ну, к делу.
– Сначала расписка.
– Ну разумеется! Держи, горячий восточный парень. Больше не играй с нехорошими дядями в
азартные игры. Так и жену недолго проиграть.
– Я в курсе, – буркнул Панчик, пряча расписку в задний карман брюк.
– Ну, раз в курсе, тогда колись, где когда и сколько. Я люблю, чтобы всё до мелочей. И чтобы
Без фокусов. Кстати, где этот твой телохранитель.
– Слон, – подсказал один из амбалов.
– Мы просто друзья.
– Я понял. Слон твой друг, – кивнул Протас, не обращая внимания на вызывающий тон своего
гостя. – Ну, и где твой друг Слон? Что-то его не видать.
– Не знаю. Может, в деревне, – пробурчал Панчик, стараясь не расслабляться.
– Это хорошо, – прошипел Протас. Мне только проблем с ним не хватало. Я ничего не имею
против твоего дружка, мужик он верный, но уж больно отчаянный. Скажи Санёк.
– Крутой мужик, – пробасил один из братьев, впервые улыбнувшись за всё время.
Они тронулись в путь. В кармане у Панчика лежала злополучная расписка, но от этого у него на
душе было не легче.
– А вообще ты молодец, Панчик, – сказал Протас. – Такое дело провернул. Даже японца за
Ноздри подтянул. А те, как мухи слетелись.
– Нам их не понять, – возразил Панчик, подчёркивая свою независимость.
– Верно, брат, – прошипел Протас, – не забывая показывать водителю дорогу. Водитель тоже
Был на редкость объёмным; с такими руками, в которых руль «Хамера» напоминал
Шестикопеечный бублик, посыпанный маковыми зёрнами.
– Бублик! Ты что, права купил? Тебя где рулить учили? Ты правило правой руки не знаешь?!
Ты его пропустить был должен, мы же не в пивной, а на дороге. Здесь правила надо соблюдать.
Панчик даже рассмеялся. Он вспомнил из своего далёкого детства одного типа, тоже подростка,
Вернее, переростка, по кличке Бублик. Этот Бублик был наказанием всего Квадрата, района, где
жили железнодорожники. Квадрат состоял из двухэтажных деревянных бараков, и Панчик
всегда старался обходить это место стороной. Бублик мог и не знать Панчика в детстве, но,
несомненно, знал в настоящем и относился с должным уважением, поскольку Панчик не входил в
круг подчинённых его шефа. Бублик был незлобным и на редкость послушным типом, когда был
трезв, конечно. Он гротескно улыбнулся в зеркало, когда поймал на себе заинтересованный
взгляд Панчика и почему-то подмигнул. Его вдруг стало жалко. По сути это был обиженный умом
послушный конь, на котором можно было прекрасно пахать. Но его подобрал Протас, потому что
Бублик был своим человеком на зоне, и сделал из него нечто среднее между носорогом, которому
всё было по барабану, и волком, жадным до крови.
Потом они остановились и вышли из машины. Вернее, вышел один Панчик. Его уже ждали в
знакомой «Максиме». Из «Нисана» вышел Эйноске и помахал рукой. Панчик тоже помахал рукой
и, как будто извиняясь, пожал плечами. В это время вышел Бублик и, достав из багажника холст с
приклеенным клинком, оторвал его и, не сговариваясь, мелкими шажками, вперевалочку, пошёл
на встречу Эйноске. Там же, рядом с машиной, прогуливался ещё один японец, невысокий, с
небольшим брюшком.
– Их двое, Протас, – несколько растерянно сказал Бублик и остановился.
– Ты что, Вицын? Ты их испугался, что ли? Осёл не в счёт. Забирай бабло, отдай железяку, и все
дела. Только не забудь посмотреть деньги, а то кукол напихают. Знаю я этих узкоглазых.
Эйноске что-то сказал незнакомому японцу, показывая на Бублика. Тот улыбнулся и
направился навстречу. В руках у него была небольшая брезентовая сумка, какие обычно
застёгиваются на молнию. Подойдя почти вплотную, он кивнул головой и опять улыбнулся.
Сначала он расстегнул сумку, вынимая из неё одну из пачек. Перед носом у Бублика он
прошелестел бумажками, словно догадываясь, что могут думать в таких случаях, а потом протянул
для приветствия руку. Бублик перехватил свою ношу в левую руку и тоже протянул ладонь. После
этого произошло нечто странное; Бублик вдруг вздрогнул, его ноги подкосились, и он растянулся
прямо возле ног японца. Все, кроме Панчика, стали вылезать из машины и побежали к японцу, который даже и не думал убегать. Вместо того, чтобы прихватить клинок и дать дёру, он
стал вести себя до того нелепо, что Панчик невольно открыл рот. Он стал покачиваться на месте и
немного подпрыгивать, но невысоко, чем-то напоминая пьяного раздухорившегося мужика.
Панчик сразу вспомнил недавнее поведение Слона и буквально застыл от изумления. Он вдруг
понял, что сейчас произойдёт нечто особенное, из ряда вон выходящее, то, что он уже видел. Когда до японца оставалось метров пять, тот вытянул левую руку, как бы прикрывая себя
ладонью, и что есть силы закричал. Этот необычный крик заставил Панчика передёрнуться. Он
был настолько проницательным, что у Панчика заболели уши. При этом он почувствовал резкий
приступ в нижней части живота, и ощутил какой-то даже животный страх. Его буквально
затрясло от этого чувства. Источником страха мог являться именно этот крик, скопировать
который Панчику вряд ли удалось бы. Он чудом удержал мышцами всё содержимое кишечника, и
что есть силы сдавил ладонями уши, потому что японец снова открыл свой рот. Это было что-то
среднее между скрежетом по стеклу и волчьим воем, да такой силы, что Панчик даже через
ладони почувствовал, как всё его нутро опускается вниз. В это же мгновение японец сделал
плавное движение другой рукой и резко шлёпнул по вытянутой вперёд левой ладони, отчего все,
кто уже был рядом, дружно повалились один на одного, словно доминушки. Этого Панчик никак
не ожидал. Один из помощников Протаса сумел подняться и замахнулся. Он несколько раз
ударил по воздуху рядом с собой, словно не видел, что его противник в двух метрах, при этом бил
так сильно и размашисто, что не возникало сомнения, что он знает, куда наносит свои
смертоносные удары. От последнего удара в пустоту он потерял равновесие и вконец завалился. Всё происходящее продолжалось не более полминуты. От увиденной картины Панчик
растерялся. Единственное, что напоминало ему о реальности, это Эйноске. Он посмотрел на него
и обратил внимание на то, что тот сидит в запертой машине и слушает очень громкую музыку,
словно его это не касается. Он помахал Панчику рукой и улыбнулся. Панчик ничего не ответил и
продолжал стоять в растерянности. В это время пузатый японец подошёл к Бублику, взял из его
рук сумку, подобрал то, за чем пришёл, и направился к машине. Потом они уехали.
Когда Панчик пришёл в себя, то услышал несносную брань, в том числе и в свой адрес. Протас
и все его подельники сидели на земле и несносно ругались. Панчик поднял Катькин холст и через
пять минут уже ехал в попутной машине в сторону города.
14.
Прошло несколько дней после неудачного обмена. Всё это время Панчик не включал телефон,
и звонил только по особым случаям. Зная по опыту, что для того, чтобы страсти улеглись, нужно
время, он решил съехать с квартиры и пожить у родителей. Катьке он купил путёвку на две
недели в Шмаковку, благо, она весь год жаловалась на плохой аппетит, а в качестве причины
нагнал водопроводчиков менять батареи. Всё выглядело естественно, и жена ни о чём не
догадалась, даже когда Панчик поехал провожать её, вызвав извозчика.
Эйноске не отвечал, и было понятно почему. Его номер был заблокирован, что совсем не
удивляло Панчика. Он и сам неоднократно прибегал к такому способу общения с теми, кто от него
чего-то хотел. Но когда он включил телефон, то от Протаса было зарегистрировано всего пара
звонков, и то тем самым днём. Это не могло не удивлять, но сильно не расстраивало. Однако
подвешенное состояние давало о себе знать, и Панчик вдруг подумал, что на нём, скорее всего,
поставили крест. Так продолжалось почти неделю. Однажды он оказался в центре. Особых дел не
было, он решил побродить и снова оказался на утёсе. Он захотел зайти в кафе, но там, как
обычно, все столики были заняты. Он решил подождать. Было немного прохладно, но первые
осенние дни были ещё тёплые. Вдруг он увидел толпу японских туристов, а вместе с ними и
Оксану. Она тоже заметила Панчика и помахала рукой. Делая многозначительные жесты в
сторону Амура, Оксана что-то рассказывала своим подопечным.
«Перед вами одна из самых красивейших панорам Дальнего Востока. Ещё Антон Павлович
Чехов, великий русский писатель и драмматург, путешествуя на Сахалин, отмечал, что Амур в
районе Хабаровска имеет великолепную панораму!»
Ни слова не понимая из того, что говорит Оксана гостям, Панчику вдруг подумалось, что это
должно быть примерно так. Почему бы нет, поскольку были и Чехов, и грандиозный поворот, и
широта, и …
Оксана подала ему сигнал, чтобы он подождал её. Она появилась через несколько минут,
объяснив, что дала японцам немного времени походить самим по набережной. Им это очень
нравится.
–Как поживает ваша Катя Пан? –спросила Оксана. Панчика удивило то, что она знала его жену.
Он смущённо пожал плечами. Оксана рассказала, что её ребёнок ходил в центр детского
творчества, где преподавала живопись его Катрин. Панчика позабавило то обстоятельство, что
даже в таком большом городе, как Хабаровск, крайне трудно остаться незамеченным.
–А почему у вас такая необычная фамилия? -спросила Оксана, когда тема детей себя
исчерпала.
–Это фамилия не моя, -немного растерявшись сказал Панчик. –Моя фамилия Пак. Пан её
девичья фамилия. Это псевдоним, и она им пользуется ещё с института. Она же из Запорожья.
–Так она у вас, наверное, казачка?
–Как-то не думал, -сказал Панчик, пожимая плечами. Надо будет поспрашивать её.
–А почему же вас так странно зовут?
–Панчик, что ли? А вот, из-за Катьки. Как женился, так и пристала кличка. Все говорили, что я
стал подкаблучником, а по мне хоть горшком назови.
–Только в печь не ставь, -добавила Оксана.
Они посмеялись. У неё было ещё несколько свободных минут, и у Панчика вдруг возникла
идея. Сославшись на сломанный телефон, он попросил, чтобы Оксана набрала Эйноске.
Дождавшись гудков, он извинился перед Оксаной и отошёл подальше, чтобы она не слышала, как
он будет ругаться со своим японским знакомым.
Первое, что он услышал, это – Здравствуйте, Оксана. – Приветствие было на японском языке, из
чего Панчик сделал вывод, что Эйноске никто не мешает говорить.
–Здравствуйте, господин Джеймс Бонд, -ответил Панчик. -Эйноске рассмеялся и попросил его
передать Оксане большой привет.
–Всегда считал вас крайне сообразительным человеком, -начал с лести Эйноске. -Извините за
представление и за то, что не отвечал. Думаю, что это ничего бы не изменило. Но раз вы меня
нашли, то так тому и быть.
–Да уж. Представление стоимостью в полмиллиона. Что хоть это было? Я до сих пор чувствую
в животе бурление. И колени до сих пор трясутся.
–Кто-то называет это срасаной, -ответил Эйноске, стараясь произносить последнее слово как
можно отчётливее. Несмотря на это, Панчик переспросил.
…-Это древнее оружие буддийских монахов. Так они от разбойников защищались.
–А я-то здесь причём? Чуть в штаны не наложил от вашей срасаны. И где мои деньги? Если уж
на то пошло.
–Ну, вы же не ребёнок, -посмеиваясь, отозвался Эйноске.
–Понятно, -вздохнул Панчик. –Спасибо за урок. Может быть, в следующий раз буду умнее.
–А у вас на чердаке ещё что-то есть? –продолжая смеяться, спросил Эйноске. -Вы и так
неглупый человек. Полагаю, что у вас были неприятности с местными бандитами. Как, кстати, вы их решили?
– Они не были, они есть. А что, если бы я один приехал? Мне тоже срасану бы
устроили? Ваш буддийский монах. И почему на вас она не подействовала?
–Меня спасла громкая музыка. Но если бы вы приехали один, то думаю, до
этого бы не дошло. Он просто взял бы у вас то, что нужно, и всё. И вообще, сослагательные
наклонения только портят жизнь.
–А как же мои деньги? У нас же уговор был. Это не по-русски.
–Зато по-японски. В лучших восточных традициях. Я же вам говорил, что вы человек не
восточного менталитета. Вы русский.
–Ну да! Русский Ваня.
–Запомните, Родион. Когда речь идёт о таких вещах, как самурайский меч, то о деньгах, как
правило, не говорят. Но если честно, то я несколько разочарован. Хотя, дарёному коню в зубы не
смотрят. Впрочем, не буду вас учить. Вам лучше знать, как жить.
Панчик не понял, о каком коне намекал Эйноске. Его больше занимал факт откровенного
обмана, который он никак не мог предвидеть.
–Что же я тогда должен был сделать, по-вашему? – спросил Панчик, понимая, что этот поезд уже не догнать, но впереди может быть следующий.
–Вам всё не даёт покоя сумка с деньгами? Проще было подарить и не выдумывать всякие
истории с отрезанными пальцами.
–Вы серьёзно? Полчемодана денег? Подарить?
Было слышно, как Эйноске вздохнул.
–Вы неисправимы. Я вам сочувствую.
–Я тоже себе сочувствую.
В трубке рассмеялись.
–Ладно, до встречи. Вы интересный человек, несмотря на то, что любите деньги. Надо будет
подумать на досуге, как скомпенсировать ваши потери, но о деньгах забудьте. Кстати, как ваши
друзья?
–Вы шутите? Они пасли меня, как овцу, и вас, вероятно, тоже.
–А вы думаете, что я этого не заметил? Я ведь поэтому не хотел ехать к вам домой, а вы боялись
со своим сокровищем выходить.