000
ОтложитьЧитал
I. Секретное обещание Британии покинуть Порт-Эгмонт
После того как в 1771 году было достигнуто соглашение, многие авторы говорили и писали о существовании секретного обещания, согласно которому после восстановления запятнанной чести Британии путем реституции Порт-Эгмонта со временем она бы этот порт покинула.
По причинам, связанным с внутренней политикой и общественным мнением, обещание не могло быть дано в письменной форме. Паско и Пеппер пытаются утверждать, что такое обещание не давалось. Единственный аргумент, который они приводят, заключается в том, что в 1829 году, когда впервые за последние примерно полвека британское правительство проявило интерес к Фолклендским/Мальвинским островам, сэр Герберт Дженнер, королевский адвокат, подтвердил, что он не смог обнаружить никаких документов, которые подтверждали бы, что такое обещание было дано[78]. Очевидно, что это слабый аргумент, – в частности, по той причине, что было хорошо известно, что Дженнер специально изыскивал доводы в поддержку притязаний Британии на суверенитет над островами.
Хотя никаких письменных документов, подтверждающих обещание, обнаружено не было, имеются исчерпывающие доказательства наличия устного соглашения и его содержания. Обмен письмами между испанским и французским послами в Лондоне, британские дипломатические ноты, а также дебаты в парламенте и в британских газетах – вот весомые свидетельства того, что обещание британцами действительно было дано.
Из нот Массерана и Франсеса, представлявших в Лондоне соответственно интересы Испании и Франции, следует, что лорд Норт не только неоднократно просил их оказать доверие Британии, но также говорил о том, что если требования Британии будут удовлетворены, британцы покинут острова[79]. В том же ключе лорд Рочфорд заявлял, что «у них не было намерения удерживать Фолклендские острова»[80].
Несмотря на сомнения Массерана в добросовестности Великобритании, 9 декабря он сообщил министрам Его Британского Величества, что они «должны подождать следующей почты, чтобы выяснить, поддерживает ли король этот проект и хочет ли поверить добрым намерениям (британского) министерства, если его представители намекают, что Британия покинет остров Гран-Мальвина, как только мы дадим запрошенную сатисфакцию»[81]. Это надежное доказательство того, что обещание было дано. В конце месяца Массеран направил новый отчет: «Норт настаивает на том, что мы должны им (британцам) доверять и предоставить запрошенную компенсацию без каких-либо колебаний… Министр не хочет, чтобы говорили, что это он выступил с подобным предложением, а равно государственные секретари не желают оказаться вовлеченным в это дело, поскольку они намереваются заявить в Палате лордов, что никогда не отказывались от безусловного требования сатисфакции, которое заявляли с самого начала: они утверждают, что таким образом в дальнейшем у них будет больше полномочий заняться разрешением правовых вопросов или же покинуть остров, присутствие на котором и военно-морские офицеры, и народ считают обременительным. Они заявляют, что не могут заключить соответствующее соглашение, поскольку парламент сочтет, что они продались Испании и не знали, как защитить права Англии, что будет стоить им не только должности, но и головы»[82].
Эти письма вместе с просьбой французского короля пойти на любые необходимые жертвы, чтобы сохранить мир, привели к тому, что 2 января 1771 года Массеран получил от Гримальди следующие распоряжения: «Поскольку британцы не хотят ничего слышать о включении в соглашение условия об уходе с острова, чтобы не ставить под угрозу условное по своему характеру положение о сатисфакции, и при этом одновременно они заверяют нас, что впоследствии они покинут остров Фолкленд и что мы должны доверять их слову, король намерен пересмотреть свою позицию таким образом, чтобы, не запятнав свою честь и отложив переговоры об уходе (британцев) с острова на более позднее время, принять вышеупомянутое предложение, даже если оно существует только на словах. Ваше Превосходительство должно постараться добиться этого наилучшим возможным образом»[83].
Имеется множество британских источников, в которых говорится то же самое. Через несколько дней после принятия декларации Массерана британский представитель в Мадриде отчитался, что «они (испанцы) также сообщают, что мы дали устные заверения относительно ухода с острова Фолкленд в течение двух месяцев»[84].
Илл. 5 Сатирическая иллюстрация, изображающая испано-британские переговоры, где изображен лорд Норт, который склонился перед попирающим британский флаг Массераном и передает ему бумагу, на которой написано «остров Фолкленд»[85]
Полковник Исаак Барре, член Палаты общин, писал Уильяму Питту: «Я берусь за перо в спешке, чтобы сообщить Вашей Светлости, что я только что вернулся из Палаты общин, где лорд Норт известил нас, что князь Массеран сегодня утром представил декларацию, которая была подписана королем Испании и принята Его Величеством и которая будет вынесена на рассмотрение Палаты общин в следующую пятницу. Условия, как я был проинформирован, не особенно почетные: остров подлежит передаче в наше владение, и шепчутся, что имеется тайная статья, предусматривающая сохранение за испанской короной прав и притязаний на эти земли, что, как представляется, означает обещание того, что мы когда-то в будущем тихо покинем это место»[86].
Заявление Томаса Пауналла, сделанное в британском парламенте 5 марта 1771 года, отличается той же ясностью: «… Каким бы образом нынче ни преподносилось соглашение, имейте в виду, чем дело завершится: а завершится оно либо нашей фактической передачей острова, либо постепенным его оставлением. Если бы такого плана не было – а именно плана, согласно которому, как только будет произведена репарация, чтобы восстановить нашу честь, попранную жестоким и недружественным выдворением нас с острова, и как только мы окажемся в ситуации, позволяющей покинуть остров по нашему собственному желанию, негласно предполагается, что мы должны остров уступить, – так вот, если бы подобного плана не было, смысл переговоров был бы совершенно непонятен и необъясним. Однако если допустить, что нить переговоров ведет к одному моменту, в отношении которого имеется взаимопонимание, тогда все оказывается ясным, определенным и может быть однозначно истолковано»[87].
Слова лорда Четэма категоричны: «Все дело предстает постыдным компромиссом. Это была вовсе не сатисфакция и не репарация. Права не были обеспечены, и даже реституция не была полной. Был возвращен только Порт-Эгмонт, но не остров Фолкленд»[88].
Лорд Четэм далее предлагает убедительный анализ: «В то время как лорд Рочфорд вел переговоры с князем Массераном, господин Стюарт Маккензи вел переговоры с господином Франсуа[89]. В конце концов, примерно за час до заседания парламента, 22 января 1771 года испанским послом по распоряжению и с учетом гарантий французской стороны была подписана декларация о реституции Фолклендских островов Его Британскому Величеству; однако в декларации не упоминалось важное условие, благодаря которому эту декларацию и стало возможно получить. Это условие заключалось в том, что британские силы должны оставить Фолклендские острова при первой возможности, после того как им будут возвращены во владение порт и форт Эгмонт»[90].
Известный писатель и журналист, писавший под псевдонимом Юниус, выступил со схожей критикой в своих письмах, адресованных газете «Паблик Эдвертайзер», среди которых было письмо от 30 января, в котором он указал, что в декларации Массерана Порт-Эгмонт «описывается не как часть территории, принадлежащей королю и не как собственно доминион, но лишь как «владение» – слово, которое непосредственно было выбрано в противовес идее о наличии права и в целях исключить эту идею, чтобы подготовить нас к будущему отказу и от права, и от самого владения… Кажется, было обещано, что на какие бы жертвы мы ни пошли согласно тайному положению, стороны позаботятся о сохранении приличий на публике»[91].
Юниус вновь выступил с нападками в другом письме, датированном 13 февраля, в котором со ссылкой на декларацию Массерана он заявил: «…Это соглашение включает в себя также намек или скрытую обнадеживающую оговорку, которая дает Его Католическому Величеству надежду, а также, скорее всего, – если не сказать, что наверняка, – явно выраженное заверение, согласно которому не только Порт-Эгмонт, который теперь нам возвращен, но и весь остров должен быть в свое время, как только они посмеют, быть передан испанской короне»[92].
В свою очередь, газета «Паблик Эдвертайзер» подтвердила: «Соглашение с Испанией содержит несколько тайных разделов, в которых мы постыдно отказываемся от своих притязаний на Фолкленды»[93].
Эта обширная по своему объему документация была просто проигнорирована в британском очерке. Доказательства, подтверждающие наличие тайного обещания со стороны Великобритании оставить Порт-Эгмонт – а вместе с ним и всякие мыслимые притязания на суверенитет, – представляются исчерпывающими. Доказательства получены от тех, кто непосредственно участвовал в переговорах, и от соответствующих официальных лиц. Остальные факты также подтверждают то, что излагается в документах: Англия покинула Порт-Эгмонт в 1774 года, и хотя на острове остались ее табличка и флаг, никакие официальные действия, направленные на подтверждение владения или полномочий, предприняты ею не были, а равно она не заявляла никаких протестов, несмотря на испанское присутствие на архипелаге и в особенности уничтожение форта и вывоз испанскими властями британской символики с Фолклендских/Мальвинских островов. Хотя обещание не было официально оформлено, оно носило обязательный характер – pacta sunt servanda[94]. В любом случае, даже если бы это обещание не было дано, Великобритания покинула Порт-Эгмонт, не заявив о своих суверенных правах в противовес испанским притязаниям.
J. Лондон начинает постепенно покидать остров после реституции форта Эгмонт
16 сентября 1771 года испанский официальный представитель Франциско де Ордунья, направленный испанским губернатором Фолклендских/Мальвинских островов Фелипе Руисом Пуэнте, официально передал Порт-Эгмонт британскому капитану Джону Стотту. Кажется, что авторы британского очерка пренебрегают неизбежным выводом: если острова принадлежали Великобритании, тогда именно она должна была дать разрешение на присутствие испанцев на островах. Вместо этого имела место обратная ситуация. На протяжении всего периода, пока развивались эти события, Британия не вынесла ни одной ноты протеста относительно присутствия Испании на островах.
Британское правительство начало предпринимать шаги по сведению гарнизона Порт-Эгмонта к самому минимуму уже в начале 1772 года, и этот шаг нашел поддержку в Адмиралтействе. К середине того же года на момент передачи форта британское присутствие на острове было уменьшено до 50 человек и маленького судна. Об этом уменьшении численности вооруженных сил было сообщено британскому послу в Мадриде, чтобы он мог передать эти сведения испанскому правительству. 10 февраля 1774 года лорд Рочфорд сообщил испанскому послу в Лондоне, что Британия имеет намерение вывести свой гарнизон с Фолклендских/Мальвинских островов как следствие «системы экономии», а также что – как он и говорил Массерану ранее – если бы Испания настаивала на оставлении островов, Британия бы их не покинула; однако если Британия будет вольна поступать, как ей угодно, британцы осуществят вывод своих сил в самый неожиданный момент.
На следующий день Рочфорд написал британскому послу в Мадриде, что «с целью уменьшения присутствия военно-морских сил в Вест-Индии» войска, базирующиеся на Фолклендских/Мальвинских островах, будут возвращены и что он «полагает, принимая во внимание предшествующие события, что испанцы будут рады этому обстоятельству»[95].
Интерес представляет нота, направленная Британией Испании. Если Великобритания считала себя сувереном на островах, не было бы никаких причин направлять уведомления Испании. Тем не менее, нота имела место. Если же нота имела место, то ее целью должно было быть поддержание суверенитета – особенно в той ситуации, в которой держава, покидающая территорию, осведомлена, что вторая там остается.
Однако подобная нота с оговоркой о суверенитете не направлялась. Равным образом в адрес Испании не выдвигалось никаких требований об оставлении территории, и тем более Испании не давалось никакого «разрешения» остаться. Причины ухода с островов, на которые ссылалась Британия, не заслуживают доверия. Какое воздействие на экономику могли бы оказать пятьдесят человек, которых сменяли раз в год и которые в любом случае могли быть перенаправлены для службы где-то в другом месте в рамках военного бюджета Британской империи? Если целью вывода гарнизона было снижение присутствия военно-морских сил в Вест-Индии, тогда зачем возвращать на родину только гарнизон Порт-Эгмонта?
Коротко говоря, Великобритания, одна из величайших военных держав того времени, была поначалу полна решимости начать войну за Порт-Эгмонт, однако в следующем году она значительно сократила численность войск, базирующихся в этом порту, и всего лишь два года спустя приказала гарнизону из пятидесяти человек покинуть остров «по экономическим причинам». Несложно увидеть, что причиной покидания Порт-Эгмонта было нечто более важное, нежели чем только лишь приведение в порядок бюджета.
Неизбежная истина состоит в том, что единственным желанием британского правительства в 1771–1774 году было сохранить лицо. Как мы увидим, если британцы не могли поддерживать свое присутствие в Порт-Эгмонте, простой факт оставления британских символов власти не был достаточен для сохранения каких-либо титульных прав в отношении данной территории.
К. Оставление британцами Порт-Эгмонта в 1774 году и исключительное присутствие Испании на архипелаге
Каковы бы ни были причины ухода с острова, Великобритания покинула его в середине мая 1774 года, оставив позади свинцовую табличку, на которой было указано, что острова принадлежат королю Великобритании. Как мы уже видели в случае с открытием земель, один лишь символический акт (такой как установка креста или таблички) не достаточен для закрепления суверенных прав – более того, символический акт такого рода в еще меньшей степени гарантирует сохранение суверенитета с течением времени. Однако это еще не все.
Даже до того, как британцы окончательно покинули острова, испанское правительство в Мадриде уже отдавало приказы губернатору Мальвинских островов, направленные на обеспечение того, чтобы британцы не вернулись. В ноте, датированной 9 апреля 1774 года, написанной Хулианом де Аррьяга, государственным секретарем по делам Вест-Индии и Ост-Индии, говорится следующее: «Принимая во внимание предложение двора в Лондоне покинуть поселение, построенное на острове Гран-Мальвина, и вывести войска, размещенные там, а также организовать отъезд нескольких поселенцев, король желает проинформировать вас об этом обстоятельстве, чтобы впоследствии со всей предусмотрительностью и осторожностью вы могли удостовериться, действительно ли британцы покинули вышеупомянутое поселение, не основав еще одного поблизости, и чтобы, после того как вы надлежащим образом установите данное обстоятельство, вы принимали бы время от времени необходимые меры предосторожности, направленные на обеспечение того, чтобы британцы не вернулись в эти земли, и информировали бы меня во всех подробностях обо всем, что там происходит ныне и будет происходить в дальнейшем»[96].
Эта нота имеет особое значение по ряду причин: во-первых, она со всей определенностью показывает, что испанское правительство рассматривало уход Британии в качестве сдачи территории; во-вторых, нота непосредственно указывает на намерение осуществлять суверенные права в отношении порта, который до этого момента находился в руках Великобритании; в-третьих, в ноте со всей ясностью говорится о намерении не допустить возвращения британцев, что подразумевает наличие волеизъявления, направленного на осуществление суверенитета и исключительного владения архипелагом в целом; в-четвертых, и поведение британцев, и испанская нота подтверждают довод о том, что британцы дали обещание покинуть Порт-Эгмонт, как только он будет им возвращен.
Действия по выполнению приказов короля были предприняты в ноябре 1774 года и в феврале 1775 года. На исходе 1775 года капитан Хуан де ла Пенья подтвердил, что никто в британском поселении не проживает и туда не ездит. 24 января 1776 года лоцман Хуан Паскуаль Кальесас изъял табличку, оставленную британцами, и отправил ее в Буэнос-Айрес[97].
30 июня 1777 года Хосе Гальвес, министр по делам Вест-Индии и Ост-Индии, отправил вице-королю Рио-де-ла-Платы королевский приказ «сжечь все здания, строительство которых было начато или завершено, а также сделать то же самое со всеми собранными материалами»[98]. Этот приказ был исполнен в начале 1780 года экспедицией под командованием Кальесаса, в результате чего были стерты все следы британского присутствия на Фолклендских/Мальвинских островах (см. илл. 6).
Можно сделать целый ряд выводов из текста этого важного приказа, а также обстоятельств его исполнения: Испания сохраняла контроль над всем архипелагом, приказ был дан, когда в отношениях с Великобританией царил мир (то есть речь не идет о враждебной военной акции или же о действии, предпринятом в связи с ведением войны), также немаловажно, что приказ был дан должностному лицу, контролирующему Мальвинское губернаторство (в которое входили острова), а именно вице-королю Рио-де-ла-Платы, который этот приказ и исполнил.
Илл. 6 Рисунок Порт-Эгмонта, уничтоженного испанцами; описание гласит: «Рисунок поселения англичан в Порт-Эгмонте на острове Гран-Мальвина, соженного и разрушенного 22 марта 1780 года по приказу Его Превосходительства дона Хуана Хосе де Вертиса, генерала королевской армии, вице-короля, губернатора и генерал-капитана правинций Рио-де-ла-Платы, исполненный первым лоцманом отряда военно-морского флота, капитаном доном Хуаном Паскуалем Кальесасом»
Великобритания покинула Порт-Эгмонт в 1774 году. С тех пор на протяжении 55 лет на островах не было официального британского присутствия, не предпринималось никаких официальных действий в связи с этими островами, а равно не предпринималось эффективных действий, которые свидетельствовали бы о суверенитете над островами. Напротив, не последовало никакой официальной реакции на разрушение поселения в Порт-Эгмонте испанцами, а равно ничего не было сказано о непрерывном исключительном присутствии Испании на островах и тридцати двух губернаторах, подотчетных Буэнос-Айресу. Британия ничего не сказала в то время, когда подписывалась Конвенция о заливе Нутка, в силу статьи 6 которой Британии запрещалось основывать поселения на Фолклендских/Мальвинских островах. Ни слова не было сказано, когда в 1806–1807 годах британские силы вторглись в Буэнос-Айрес и обнаружили свинцовую табличку, оставленную в поселении, которое когда-то было британским. Другой важный вопрос заключается в том, почему Великобритания, попытавшаяся завоевать вице-королевство Рио-де-ла-Плата, не предприняла никаких действий против Испании на той единственной территории, которая предположительно принадлежала Великобритании. Если вопрос суверенитета не был решен в 1771 году, то здесь представилась прекрасная возможность решить его в пользу британцев. Избавление от таблички, оставленной в Порт-Эгмонте, было ясным свидетельством намерения Испании отвергнуть любые притязания Британии на суверенитет. Даже если пренебречь отсутствием реакции британцев на осуществление испанскими властями контроля над Порт-Эгмонтом, включая его последующее уничтожение, следует отметить, что между 1806 и 1807 годами британцы обнаружили в Буэнос-Айресе табличку, которую испанцы когда-то изъяли. Как мы увидим далее, также не последовало никакой официальной реакции Великобритании в отношении мер принуждения, предпринятых Испанией против моряков британского флота, посещавших острова. Равным образом Британия не реагировала на различные действия по реализации суверенных прав, предпринимаемые новообразованным аргентинским правительством между 1810 и 1829 годами.
Оставление островов в 1774 году не было простым физическим уходом из Порт-Эгмонта, но означало полный отказ Великобритании от притязаний любого рода на Фолклендские/Мальвинские острова. То обстоятельство, что в течение 55 лет на островах не было британского присутствия, а равно не предпринималось никаких официальных действий в противовес почти сорокалетнему присутствию испанцев, а также действиям Аргентины, которые предпринимались с самого начала процесса обретения независимости и до 1829 года, определенно указывает не только на отсутствие у Великобритании corpus possessionis[99], но и отсутствие намерения обладать суверенитетом[100].