Миртаит из Трапезунда

– Достойный у тебя сын, Никита! Очень достойный! – похвалил Агапита император и одобрительно улыбнулся. – Всегда умеет так хорошо сказать, что ему невольно начинаешь верить.

– Рад служить тебе, мой император, – страстно ответил Агапит, в голосе и фигуре которого читались исключительно достоинство и отвага.

– А что доносят другие твои шпионы, великий логофет? Бесчисленное количество тех, кого ты щедро кормишь из моей казны?

– Все сообщают, что чепни готовятся к военному походу. Однако единства мнений при определении их точной цели нет, – насколько мог пространно ответствовал Никита Схоларий.

– Вот и я думаю, великий логофет, не устраиваешь ли ты напрасный переполох, ожидая язычников под стенами Трапезунда?

– Мой император, – осмелился подать свой голос я, и государь озадаченно на меня посмотрел. – Прошу прощения за мою наглость и дерзость, но я тоже хотел бы высказаться. Я собственными ушами слышал то, как Авшар обсуждал нападение туркоман на Трапезунд. Почти весь наш отряд погиб, предоставив нам с господином Агапитом возможность вернуться и доставить тебе эти важные сведения. Прошу, мой государь, не пренебрегай ими, какими бы нелепыми и невероятными они тебе ни показались.

Я закончил крайне эмоциональную речь и почувствовал, как в горле пересохло.

– Посмотри-ка, Никита, какой он у тебя молодой да резвый, – усмехнулся император, кажется, нисколько не рассердившись на меня за откровенную вольность. – Из таких вот мальчиков и вырастают верные служители императорской власти. Однако, парень, ты уверен, что ничего не перепутал и понял тюрок правильно?

Для пущей убедительности я вновь слово в слово воспроизвел диалог Авшара с воином бея Давлета по имени Арслан, конечно же, с переводом на греческий язык.

– Признаюсь, звучит убедительно, – снисходительно кивнул мне василевс, а затем обратился к Никите Схоларию. – После полудня, великий логофет, я созываю Малый совет. Приглашаю тебя, великого доместика, великого дуку и протовестиария. Вместе мы поразмыслим над твоими новостями. А пока можешь идти вместе со своими молодыми да дерзкими шпионами.

Все мы низко поклонились императору и спешно удалились из его покоев. Я ожидал, что Никита Схоларий примется отчитывать меня за фамильярность, которую я допустил, обратившись к василевсу без его на то дозволения. Однако великий логофет ничего не сказал мне, начав напряженно переговариваться с Агапитом о кажущихся мне совершенно очевидными вещах.

– Император воспринял наши сведения без явного восторга, – скривился Агапит.

– Его Величество часто верит в то, во что ему хочется или удобно верить, – со знанием дела заявил Никита Схоларий. – Однако на его мнение можно повлиять. Для этого мне нужно лишь немного больше времени.

– Ты-то сам веришь в угрозу Трапезунду, исходящую от бея Давлета?

– Я мыслю рационально, Агапит, и прекрасно понимаю: если существует даже малейшая вероятность того, что чепни на нас нападут, то мы должны быть к этому готовы. Император, как всегда, считает деньги, но если туркоманский бей явится сюда, то может статься, что считать василевсу будет уже нечего.

– Как всегда, прямо в точку, великий логофет, – усмехнулся Агапит и театрально поклонился своему отцу.

– А ты, Филат, можешь идти. Сегодня ты мне больше не понадобишься, – на одно мгновение вспомнил о моем существовании Никита Схоларий, после чего в сопровождении своего сына двинулся дальше по коридору летнего императорского дворца.

В Цитадель я отправился пешком, проворно петляя по шумным и многолюдным торговым улицам Трапезунда. Признаюсь, я пребывал в сильнейшем впечатлении от встречи с василевсом. Мне казалось, что именно таким, как Василий, и должен быть правитель могущественной империи: мужественным и властным. То, что он и ромейская принцесса не поладили друг с другом, казалось мне чем-то невероятным. Император – видный мужчина и вряд ли мог быть груб или неучтив с ромейкой. Мне подумалось, что Палеологиня была слишком юна и василевс всего лишь дал ей время для того, чтобы она немного повзрослела.

Добравшись до Цитадели, я первым делом заглянул на конюшню к Агвану.

– Тебя долго не было, – по-дружески непосредственно обрадовался мне конюх.

– Мне пришлось уехать из города по служебным делам, – туманно ответил я.

– А где гнедо-пегая кобыла?

– Не знаю, – вынужденно слукавил я.

К вопросу Агвана о пегой, что осталась в лагере у туркоман, я оказался не готов. Рассказать конюху правду, то есть где пробыл на самом деле всю последнюю неделю, я, конечно же, не мог. Тем не менее все равно испытал приступ неловкости из-за того, что мне пришлось врать своему доброму приятелю.

– Ты видел Элени? – поспешил я сменить тему.

– Да, передал ей твое сообщение, – кивнул парень. – Каждый день она приходит сюда и спрашивает о тебе.

– Когда ты видел Элени последний раз? – уточнил я.

– Вчера вечером, – припомнил Агван и добавил: – Она оставила для тебя записку.

У нас с Элени имелось особое секретное место, где мы оставляли короткие послания друг для друга. Если точнее, то это было отверстие между двумя неплотно прибитыми досками в самом глухом из уголков конюшни. Агван знал о нашем потайном месте, однако я верил парню. К тому же конюх совсем не умел читать.

Я вытащил маленький клочок бумаги, на котором без указания имени был написан следующий текст:

«Ты в первый раз уехал так надолго. Я тебя жду. Приезжай поскорей».

Фразы, написанные Элени, были похожи на те, что родные люди обычно пишут в длинных письмах, подразумевая, что адресат прочтет их и сразу поспешит в обратный путь. В моем случае все было иначе, но я взял грифель, что прятал между досками, и написал на обратной стороне бумаги свой ответ:

«Я вернулся и жду тебя каждый вечер на нашем месте».

Вернув записку на прежнее место, я отправился в свою комнату. Как ни надеялся избежать встречи с Ливадином, на лестнице я встретил именно своего учителя.

– Филат, где ты пропадал целую неделю? – первым заговорил Ливадин, внимательно осматривая меня с ног до головы.

– Учитель, я уезжал по делам моей новой службы. Извини, но это было так срочно, что мне никак не удалось тебя предупредить.

– Ты так и не сказал мне, кем служишь в ведомстве Никиты Схолария, – продолжил допытываться у меня учитель.

– Писарем, – был вынужден соврать я.

Лгать дорогому и значимому для меня человеку было особенно неловко. Да я и прежде не всегда был кристально честен с Ливадином. Иногда утаивал от своего учителя какие-то незначительные сведения, но исключительно для того, чтобы поберечь его нервы, а еще не получить череду бесконечно длинных нравоучений, которые неизменно следовали за моей проказой. Теперь же мне приходилось осознанно скрывать от Ливадина правду о более значимых вещах, отчего мне сделалось по-настоящему стыдно.

– Куда ты ездил, мой мальчик? – заинтересовался мой учитель.

– В Триполи, – почти не пришлось сочинять мне.

– И что ты там делал?

– Всего лишь переписывал документы, которые срочно потребовались господину Никите Схоларию, – продолжил импровизировать я.

– А что у тебя с руками? – не мог не заметить Ливадин незначительные ссадины на моих руках.

– Я упал с лошади, господин.

– Опять?

– Ты же знаешь, учитель, иногда я бываю ужасно неловким, – такое объяснение хорошо срабатывало с Ливадином уже не в первый раз.

– Тебе нужно быть внимательнее, мой мальчик. Ты нынче служишь в другом ведомстве, и у меня нет возможности приглядывать за тобой так же, как я делал это раньше, – принялся сокрушаться Ливадин. – Говорят, что великий логофет Никита Схоларий – очень суровый начальник.

– Правду говорят, учитель, – подтвердил я и дал обещание: – Впредь я постараюсь заходить к тебе чаще.

– Надеюсь, но не очень верю, – по-доброму рассмеялся мой учитель и по-отечески приобнял меня за плечи. – Ладно, ступай. Тебе следует хорошенько отдохнуть с дороги.

Я поднялся в свою комнату, хотя отдыхать мне совсем не хотелось. С разочарованием я заметил, что оба кувшина, которые мы с моим соседом Михаилом Панаретом держали у себя в комнате, были пусты. Мне же, как нарочно, хотелось пить. Поэтому я, недолго думая, отправился на кухню, где встретил не только черноглазую красавицу Ирину, что однажды спасла меня от гнева грозного господина Дамиана, но и ее начальницу – сварливую и толстую повариху.

– Чего тебе надо? – недовольно уставилась на меня вздорная женщина, выпятив вперед свою толстую нижнюю губу. – Ужин будет нескоро.

– Я хочу взять немного воды и вина, – объяснил я и показал толстухе два пустых медных кувшина в своих руках.

– А к колодцу пойти не додумался? – хамовато ответила мне кухарка.

– У нас имеется колодец с вином? – притворно изумился я. – Об этом мне до сегодняшнего дня еще не доводилось слышать.

Похоже, что общение с Агапитом отразилось на мне намного сильнее, чем думал, и я невольно перенял его язвительную манеру общения.

Ирина засмеялась моей шутке, прикрывая рот руками, а толстая кухарка, сердито цокнув языком, тут же дала девушке указание:

– Налей ему воды и вина, а потом отправляйся собирать свои вещи. Вечером тебя отвезут в Летний дворец.

– Тебя давно не было видно, – заговорила со мной Ирина после того, как толстая кухарка покинула дворцовую кухню.

– Тебя переводят в Летний дворец? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да, – отчего-то немного смутилась девушка, но продолжила говорить не о себе, а обо мне, причем таким тоном, как будто мы с ней были знакомы целую вечность. – И где же ты пребывал все это время? Не хочешь мне рассказать?

– У меня были неотложные дела, – с важным видом заявил я.

– А я-то думала, что ты прячешься от господина Дамиана, – дерзко пошутила Ирина, наливая воду в один из принесенных мной кувшинов.

– Я от него не прячусь, – немного помедлил я с ответом. – Но и встречаться вновь, не спешу.

– Ты его еще долго не увидишь.

– Почему? – обрадовался было я.

– Бутылка вина из дворцового погреба оказалась намного крепче, чем голова господина Дамиана, которую я решительно переоценила, – ухмыльнулась Ирина. – Как я слышала, господин Дамиан нездоров и уже целую неделю не появлялся в Цитадели.

Я вздохнул с явным облегчением и заметно повеселел.

– Не сильно расслабляйся, – заметила девушка мою откровенную радость. – Как только господин Дамиан поправится, так сразу придет по твою душу.

– Может, и не придет, – искренне захотелось поверить мне своим же словам.

– Что ты ему сделал? Отчего он тебя преследует? – предприняла Ирина новую попытку узнать мою тайну.

– Ничего.

– Ты мне не доверяешь? – предположила девушка и уставилась на меня своими большими черными глазами.

– Это не мой секрет, Ирина.

– Так здесь кроется какая-то тайна? Я так и знала! – хитро подмигнула мне черноволосая красавица.

– Можно и так сказать, – неохотно промямлил я. – С этим господином Дамианом можно как-то договориться?

– С ним никак не договориться, Филат. Самое действенное ты уже видел – огреть эту скотину бутылкой по голове или любым другим способом ввести в бессознательное состояние.

– Второй раз мне вряд ли так повезет, ведь ты теперь будешь жить не в Цитадели, а в Летнем дворце, – сознательно упомянул я о срочном отъезде Ирины из Цитадели.

– Ну, в охранники я к тебе точно не пойду, – продолжила дурачиться Ирина.

– Отчего же? Ты ведь согласилась пойти в кухарки? – я упорно подозревал, что девушка мне что-то не договаривает, впрочем, как и я ей.

– Мне осталось недолго ходить в кухарках.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Я точно знаю, – убежденно ответила мне девушка и загадочно добавила: – Мне известно намного больше, чем ты можешь себе представить.

– При этом ты ничего не расскажешь мне? – подыгрывал я Ирине, не особо веря ее словам.

– Ты ведь тоже молчишь и даже не думаешь говорить мне о том, что за дела у тебя с господином Дамианом. И где ты пропадал всю последнюю неделю. Я уверена, что поранился ты не за письменным столом, – указала Ирина на мои незначительные ссадины на руках.

– Упал с лошади, – повторил я то же самое объяснение, которым вполне удовлетворился мой учитель.

– Не смеши меня, – не поверила мне девушка.

– Серьезно.

– Ладно, считай, что мы с тобой квиты. Оба держим наши секреты при себе, по крайней мере, пока что, – продолжила напускать таинственности в наш разговор Ирина.

Тем временем на кухню вернулась толстая повариха и возмущенно бросила мне:

– Как? Ты еще здесь?

– Уже ухожу, – коротко отозвался я и, прихватив оба кувшина: один с водой, а другой с вином, отправился в свою комнату.

Со дня моего возвращения в Трапезунд начали безжалостно проходить дни и даже недели, но ничего особенного не происходило. От Демира я знал, что их шестой отряд во главе с оправившимся от опасной раны друнгарием Леонидом был отправлен в Триполи. Каких-то других изменений в столице я не заметил. Жизнь в Трапезунде шла своим, давно устоявшимся чередом, и вся история, связанная с возможным нападением туркоман на Трапезунд, стала представляться мне сущей бессмыслицей, выдуманной чуть ли не лично мной.

Травмы, что я получил в результате поездки в лагерь Авшара, давно зажили, но никаких уроков военного мастерства, в которых я теперь сам видел крайнюю необходимость, у меня так и не началось. Каждый день я самостоятельно упражнялся в метании ножа для того, чтобы поддерживать полезный навык, который однажды уже спас мне жизнь.

Никаких распоряжений от Никиты Схолария не поступало. Великий логофет не посылал за мной и не призывал меня. Агапит тоже не появлялся, и я праздно проводил время, дни напролет слоняясь между библиотекой и конюшней. Изредка отправлялся в город, но без Демира эти вылазки не казались мне веселыми и забавными, как прежде.

Несколько раз я посещал мать Демира, госпожу Дуйгу, которая всегда радушно принимала меня в своем доме. С особенным усердием она кормила меня, неизменно повторяя, что мне нужно начать хорошо питаться, если не хочу, чтобы меня сдуло при первом же сильном порыве ветра. В ее доме я неизменно встречал Ирис. Девушка всегда радовалась моему приходу. С увлечением она рассказывала мне о том, что обучилась готовить какое-то новое турецкое лакомство, непременно угощая меня им, или же демонстрировала свои успехи в шитье и вышивке. Мне казалось, что монахиня сумела найти чуть ли не полное взаимопонимание с матушкой Демира, она более не заговаривала о том, чтобы вернуться в монастырь.

Почти каждый день я виделся с Элени, но даже эти частые встречи были для меня недостаточны и быстротечны. Самым удивительным образом у меня обострилась наблюдательность, и я начал подмечать малейшие изменения во внешности или настроении девушки: будь то новая прическа или легкая грусть, которая почти всегда была вызвана дурным настроением ромейской принцессы и мгновенно уходила прочь, когда мы с Элени были вместе.

По просьбе девушки я часто рассказывал ей увлекательные книжные истории, которые Элени так любила. Пожалуй, впервые в жизни я испытывал столь острое желание заботиться о ком-то, кроме себя самого. Рядом с Элени я более не чувствовал себя одиноким и брошенным на произвол судьбы, как это было прежде, на протяжении многих лет. В наши с Элени недолгие моменты встреч только радость и счастье наполняли мою душу. Я боялся сказать, наверное, даже признаться самому себе в том, что в первый раз полюбил так искренне и всем сердцем.

И вот однажды на рассвете гулко загудели трубы. Я проснулся и прислушался. Такие звуки были мне знакомы. Но нет, эти трубы не принадлежали войскам императора Василия.

Одно мгновение, и я все понял. Они пришли.

КОНЕЦ первой книги

Подробности о продолжении романа «Миртаит из Трапезунда»

узнавайте в группе автора вконтакте:

https://vk.com/vizantijskij_blog

Историческая справка от автора

О месте действия

Трапезундская империя была греческим православным государством, которое существовало на южном побережье Черного моря в северной части современной Турции на протяжении 257 лет с 1204 по 1461 год. Основной причиной образования Трапезундской империи на исконно ромейских землях стало, однако, не взятие Константинополя латинянами в результате Четвертого Крестового похода (как это принято думать) и условный «распад» Ромейской империи⁸⁶, а внешнеполитические интересы знаменитой грузинской царицы Тамары.

Основатель династии Великих Комнинов в Трапезунде Алексей и его брат Давид приходились родственниками легендарной царице Тамаре и еще малыми детьми были увезены в Грузию после свержения их деда, императора Андроника I Комнина в 1185 году. Таким образом, Четвертый Крестовый поход стал лишь удачной предпосылкой для того, чтобы молодые наследники Комнинов при поддержке грузин заняли Трапезунд в апреле 1204 года. И если царица Тамара стремилась получить дополнительную опору в лице еще одного христианского государства на востоке, то Алексей и Давид вполне могли грезить о реставрации Ромейской империи под своей собственной властью, рассматривая занятие Трапезунда лишь как один из первых шагов к достижению своей амбициозной цели.

После установления власти в Трапезунде потомки императорской династии Комнинов стали именовать себя Великими Комнинами⁸⁷. В отличие от державы Ромеев⁸⁸ здесь почти сразу сложился жесткий династический принцип наследования. Исключительно кровные члены семьи Великих Комнинов могли становиться владетелями Трапезунда⁸⁹.

Нужно сказать, что на протяжении всей своей истории Трапезундская империя была очень тесно связана с Романией в политической, экономической, культурной и религиозной областях. Основными жителями здесь были греки. Они говорили на общем с ромеями греческом языке с местной примесью самых разных диалектов, естественным путем усвоенных от тех, кто жил с ними бок о бок, а это грузины, армяне, туркоманы, турки, итальянцы и др.

В исторической литературе очень любят отмечать территориально выгодное расположение Трапезунда для морской (выход в Черное море) и сухопутной (здесь проходил шелковый путь) торговли. Однако в связи с этим нечасто говорят о том, что Трапезундская империя с самого своего образования почти со всех сторон находилась в мусульманском, враждебном для греков, окружении. Единственным реальным союзником в регионе для Великих Комнинов была христианская Грузия. Однако уже с середины XIII века Грузинское царство начало терять свое прежнее могущество, а значит, императорам Трапезунда предстояло на долгие годы остаться в мусульманском окружении фактически один на один. В этом вопросе Великим Комнинам приходилось рассчитывать не только на военную силу (так как происходили постоянные стычки с различными туркоманскими племенами, а позже началось противостояние с турками-османами), но и на традиции хитроумной дипломатии, которая в основном сводилась к двум вещам: выплате дани более сильному противнику (например, монголам) и еще более действенной брачной дипломатии (со второй половины XIV века трапезундские императоры выдали почти всех своих дочерей и сестер замуж за мусульманских правителей).

Просуществовала Трапезундская империя до 1461 года и пала от рук османских турок через восемь лет после Константинополя.

О терминологии

В рамках исторической справки нельзя не коснуться вопроса о применении или неприменении мной некоторых исторических терминов.

Самым спорным в моей книге долгое время являлось, пожалуй, обозначение «Византия» или «Византийская империя». Этот анахронизм при повторной редактуре был мной все-таки заменен на аутентичное название, которое можно перевести на русский язык как «Романия», «Ромейская империя» или «держава Ромеев». Сами же византийцы гордо называли себя ромеями, то есть римлянами.

Еще одним относительно спорным названием в моей книге является «Константинополь». Ромеи часто называли свою столицу просто «Город» или по-гречески «Полис» (Константина) и обязательно писали ее название с большой буквы. По сути, это наименование является аналогом более привычного для русскоязычного читателя названия «Константинополь». Собственно этим и объясняется то, что мой выбор вновь склонился в пользу более известного широкой аудитории термина.

Аутентичное название Трапезундской империи также было несколько иным. В переводе на русский язык оно дословно звучит как «Империя Трапезунд» и, откровенно говоря, не очень сильно отличается от более привычной для нас версии. Поэтому чаша моих внутренних весов вновь склонилась в сторону литературности и применения общепринятого у историков терминологического аналога.

От чего у меня никак не получилось отказаться, так это от некоторых аутентичных географических названий, а также оригинальных обозначений придворных титулов и средневековой греческой одежды. Объясняется это очень просто. Титулы и одежда имели огромное значение в греческом средневековом мире, ведь они говорили о статусе, положении в обществе и благосостоянии своего обладателя. К тому же к этим словам в русском языке нельзя найти более простых аналогов. Согласитесь, что будет не совсем верно называть женскую тунику – платьем, а пендалии на короне у императора – серьгами.

Очень надеюсь, что обилие исторических слов и терминов (особенно в начале книги), не очень сильно смутило вас, мои дорогие читатели. Мне кажется, что подобное положение дел вполне закономерно, ведь вам должно было погрузиться в иную историческую эпоху. Мой активный подстрочник имел одну-единственную цель – максимально помочь и ни в коем случае не «напрягать». Если вам хотелось, то вы всегда могли посмотреть пояснение к неизвестному слову, а не искать его значение непонятно где в интернете.

О достоверности событий

В основе романа лежат подлинные исторические события, которые происходили в Трапезундской империи между 1335 и 1340 годом. В этот период времени у власти в Трапезунде пребывал император Василий Великий Комнин. Находясь под постоянным давлением туркоман, монголов и других тюркских племен мусульманского вероисповедания, василевс был вынужден балансировать между Романской империей и Грузией – государствами, которые являлись одновременно, и собратьями по вере, и непримиримыми политическими соперниками.

В 1335 году чаша весов внешней политики Трапезунда склонилась в сторону Константинополя. Династический брак с дочерью императора Андроника III Палеолога был призван стать важной составляющей в союзе двух греческих держав, однако по доподлинно неизвестным причинам оказался несчастливым и крайне драматичным.

Сразу хочу отметить, что моя книга – не учебник по истории, а художественное произведение, в основе которого находятся реальные исторические события. О тех далеких временах мы, к сожалению, знаем не так много, поэтому имеющиеся в истории Трапезунда лакуны были частично заполнены мной вымышленными героями, событиями, происшествиями и домыслами.

О реальных и вымышленных персонажах

Часть героев моего романа – реальные исторические лица. Другая часть – вымышленные персонажи, которые были предельно органично вписаны в канву исторического повествования.

Именно таковым является главный герой романа – Филат Серапул. Замечу, что знатный род Серапулов существовал в реальности и его представители проживали в Константинополе в середине XIV века. Однако любые совпадения с настоящей семьей Серапулов в моей книге являются случайными. Неслучайна только судьба главного героя. Грамотные и образованные люди с хорошей памятью и способностями к иностранным языкам всегда высоко ценились при императорском дворе. Кроме того, в средневековом мире ромеи и трапезундские греки неизменно славились своим коварством и развитой шпионской сетью, которая неусыпно взращивала для себя людей подобно тому, как это случилось с Филатом Серапулом на страницах «Миртаита из Трапезунда».

О реальных исторических личностях в моем романе говорить неcколько сложно. Проблема здесь заключается в том, что мы знаем об этих людях очень мало, и для того чтобы герои не получились слишком плоскими и откровенно неинтересными, мне во многих местах приходилось приправлять их личности определенной долей художественного вымысла. Однако те черты характера и внешности, что нам об исторических героях книги сегодня достоверно известны, ни в коем случае не были мной забыты и незаслуженно упущены.

Так, не секрет, что император Василий отличался скупостью и бережливостью, а его первая жена Ирина Палеологиня непростым характером и, как бы мы сегодня сказали, крайней степенью амбициозности.

Образ Никиты Схолария, наверное, больше всего подвергся художественной обработке. На момент повествования книги, нам из исторических источников о Никите Схоларии почти ничего неизвестно. Мы не знаем ни его титула, ни доподлинной роли при дворе императора Василия. Однако активное участие Никиты Схолария и та значимая роль, которую мужчине только предстояло сыграть в дальнейших политических интригах при трапезундском дворе, помогли мне сформировать его книжный портрет. Опытный интриган никогда не упускал своей выгоды, но при этом часто ошибался, оказываясь в многочисленных политических интригах Трапезунда не на той стороне. Что до Агапита, то этот персонаж был полностью придуман мной. Да, у Никиты Схолария был сын, но данные о нем настолько ничтожны, что мне было намного проще сочинить этот персонаж с нуля.

В моем романе также фигурируют два писателя, представляющих собой исторические личности, Михаил Панарет и Андрей Ливадин. Именно благодаря сочинениям этих авторов мы знаем о событиях, происходивших в Трапезундской империи в 30-е годы XIV века. Во многом характеры и поведение Панарета и Ливадина реконструировалось мной по их же текстам. Более того, некоторые сведения о Ливадине, например, о его рисковой натуре в детстве и дружеских отношениях с императором Василием, являются исторически достоверными.

Об аутентичности сюжетов

Когда речь заходит о романе, претендующем на историчность, неизменно встает вопрос о его подлинности и соответствии реалиям далекого прошлого. Безусловно, достичь стопроцентной аутентичности неимоверно сложно, и даже невозможно, потому как это художественное произведение, а не фундаментальное научное исследование, которое также не застраховано от ошибок и заблуждений. Ко всему прочему, о далеком прошлом мы имеем отрывочную информацию, зачастую оценивая исторические события сквозь призму своего собственного опыта и современных знаний.

С уверенностью могу заявить, что все сюжеты, включенные в роман, соответствуют духу времени. Пусть иногда они кажутся современному читателю наивными и смешными, забавными и простодушными, но именно таковым во многом было мышление людей Средневековья. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в произведения кого-нибудь из средневековых сочинителей. В частности, кража любимого коня является одним из популярнейших сюжетов, а об украденных или сбежавших монашках – не писал в те времена, пожалуй, только очень ленивый автор.

В книге осознанно избегалось повышенное внимание к религиозным вопросам, которыми была поглощена, пожалуй, большая часть сознания средневекового человека. Причина заключается в том, что это исторический роман, а не религиозный труд и нынешнему читателю вряд ли захочется глубоко погружаться в подобную тему в историко-художественном произведении. Кроме того, моя книга сознательно была написана осовремененным языком с очень легкой стилизацией «под старину» и выборочным использованием аутентичной терминологии. Сделано это было исключительно для того, чтобы как можно сильнее приблизить далекое прошлое к современности и сделать его понятнее и интереснее сегодняшнему читателю.

Рис. 1. Карта Трапезундской империи (1335-1340 гг.)

Рис. 2. Карта города Трапезунда (1335-1340 гг.)