000
ОтложитьЧитал
– Посмотрим, – хмыкнула Тамара, протягивая руку за последним куском торта. – А я так скажу – если Июльке в этот раз повезет, я тоже порадуюсь. Потому что где один нормальный мужик, там и еще двое-трое, не будет же он со сволочами дружить. Глядишь, и нам перепадет чего. И не вздумайте болтать об этом попусту! А то вас не предупреди – завтра уже по всем кабинетам разнесете.
Тоня и Лена смутились под тяжелым взглядом коллеги и согласно закивали.
Через час здание опустело. Лишь на третьем этаже за столом у открытого окна осталась сидеть девушка в синем брючном костюме. Выгоревшие до льняной белизны волосы были заплетены в косу ниже лопаток. Она нервно морщила изящный носик, усыпанный светлыми конопушками, и грызла шариковую ручку. Лист бумаги, лежащий на столе, был исписан на две трети, но ей все казалось, будто она пропустила что-то очень важное.
Девушка перевела взгляд на рисунок, лежащий под настольной лампой, и всхлипнула. Рука сама потянулась к наполовину опустошенной пачке бумажных салфеток.
С картинки, нарисованной серым грифельным карандашом, на нее смотрело собственное лицо. Именно такой она была в те дни, когда война и смерть близких, даже не реальная, а гипотетическая, маячили где-то за горизонтом. Как удалось неведомому художнику с помощью одного цвета передать и загар, и оттенок глаз, и цвет веснушек? Вьющиеся прядки у лица, полуулыбка в уголках губ, ехидный взгляд, направленный чуть в сторону. Казалось, что сейчас портрет оживет, девчонка повернет голову, улыбнется по-настоящему и спросит: «Рыжий, ты опять за свое?»
Июлия тихо рассмеялась, вытирая глаза, погладила бутоны ярко-лиловых колокольчиков, стоящих здесь же в вазе, а затем нарисовала на нижней части листа с письмом мордочку большеглазого котенка с рыже-черными пятнами, как у Бестии. После сложила его пополам, заколола скрепкой, отодвинула верхний ящик стола и достала старинную шкатулку с потрескавшимся лаковым покрытием.
Письмо аккуратно опустилось внутрь, крышка с мелодичным звоном захлопнулась. Июлия подождала несколько секунд, затем выдохнула и снова открыла.
Внутри было пусто.
**
Спустя месяц после битвы
День у Ники не задался с самого утра. Накануне пришлось засидеться за учебниками до двух часов ночи и утром она проспала все три сигнала будильника. Был шанс успеть в универ на пары, если бы она вскочила и понеслась на улицу прямо в том, в чем спала. Но если выкрашенные в зеленый цвет волосы преподаватели ей прощали, то на пижаму с зайчиками точно не станут закрывать глаза. А вредный декан наверняка поинтересуется перед всей группой, не перепутала ли студентка Илларионова языковой факультет высшего учебного заведения с детским садом «Земляничка», что располагался в том же районе.
Пришлось торопливо принять душ, почистить зубы, натянуть свежее белье, джинсы с майкой, тоненькую ветровку. А вот на макияж и завтрак времени совсем не осталось. Хорошо, догадалась собрать сумку еще с вечера!
Чертыхаясь, девчонка поскакала по подъездной лестнице вниз, перепрыгивая через две-три ступеньки, вылетела на улицу, пробежала трусцой мимо двух пятиэтажных домов, перешла дорогу по сигналу светофора, затем снова набрала скорость и понеслась торпедой через сквер, пугая голубей и ранних мамаш с колясками.
И лишь добежав до переулка за магазином здорового питания, она вдруг вспомнила, что сегодня не к первой паре, а ко второй. Хотелось выругаться, но бабушка говорила, что воспитанные девочки неприличными словами не выражаются, и Ника ограничилась тяжким вздохом.
Легко бабушке говорить! У нее в школе не забалуешь. Правда, теперь, когда Великие покинули Землю, к людям потихоньку возвращалась убежденность в том, что ребенок – личность, и его надо уважать, а давить авторитетом – ни-ни. Но дети все равно вели себя пристойнее студентов, даже на усложнившуюся учебную программу почти не ворчали. Ника невольно пожалела ребят. Они же не знали, как учились раньше, наверняка им трудно привыкать к былым порядкам.
Школьная учительница Евгения Львовна тайком обучала внучку всему, что знала сама. В университет на лингвистический факультет девчонка поступила играючи, и первый год не занималась вообще, потому что обучением эту тягомотину назвать было нельзя. Как понимать иностранные языки без практики с носителями, без разбора хотя бы элементарных бытовых ситуаций?! Бабушка, владевшая английским и итальянским, натаскала Нику довольно прилично, и на парах та откровенно скучала.
«Господа Великие скоро придумают всеобщий язык, поэтому просто принимайте услышанное к сведению, не более. Со следующего семестра введем новую программу», – говорил ректор. И ввел, не соврал. Только старую, которая была до эпохи Всеобщего равенства, длившейся десять лет. И теперь преподаватели, соскучившиеся по нормальной работе, драли со студентов семь шкур. Треть потока собиралась отчисляться, потому что ничего не знала и не понимала.
Нике было легче, она просто уставала с непривычки, а еще путала расписание. Вот как сегодня. Возвращаться домой поздно, а районные кафе откроются ровно через десять минут после начала занятия. Значит, позавтракает она не раньше полудня. Что за день бестолковый?!
Расстроенная второкурсница брела сквозь переулок, не замечая, что за ней крадется сутулая мужская фигура. Вот незнакомец воровато оглянулся, хмыкнул длинным носом, сплюнул в кадку с пеларгониями, стоявшую у железной двери под глубокой кирпичной аркой, сунул палец в рот и свистнул.
Ника завизжала – прямо перед ней из-за мусорных баков выскочил еще один тип в грязно-серой порванной рубахе.
– Ты посмотри-ка, – щербато оскалился он. – То ли девка, то ли мужик, то ли кикимора болотная с патлами зелеными.
– Отвалите! – вскрикнула Ника, пятясь к стене. – Я вас знаю, вы сектанты «Народного порядка!» Не боюсь я вас, вы торчки безмозглые и женщин ненавидите! Я Полицию нравов позову и сообщу, что вы из тюрьмы сбежали!
И осеклась, увидев мелькнувший в руке носатого нож.
– А нас выпустили после ухода господ Великих, – прошипел он с ненавистью. – Только мы их дело славное продолжим, глядишь, все равно в верхние миры заберут за благочестие. А мы пока карму себе наработаем хорошую – научим уму-разуму с десяток таких поганок, как ты, чтобы рот не открывали, пока мужчина не разрешит, да не выглядели, как чучело, в краске перемазанное, и брюки на себя не пялили.
Он сделал шаг, и девушка замерла, судорожно шаря рукой по стене позади себя, в поисках торчащего осколка кирпича. Драться она не умела, но склонять голову перед подонками не собиралась.
– Так и Полиции нравов больше нет, – гыгыкнул второй. – Осталась кучка бесполезных идиотов, которые не могут с порядком на улицах совладать. Сюда они не доберутся. Нет, голубка, обреем тебя налысо, штаны снимем, а там решим, что дальше делать.
И мужик отвратительно, с прихрюкиванием, заржал. Ника как раз нащупала за спиной острый металлический прут и дернула его на себя.
– Не подходите, гады, – всхлипнула она, выставив вперед корявый кусок арматуры.
«Одного стукну, а второй тут же до меня дотянется. Мамочки! Лучше бы я вообще никуда сегодня не выходила…»
Додумать она не успела. Сверху с крыши вихрем скатился человек – прямо на шею хмырю с ножом. Тот только успел хекнуть, и его распластало по земле, словно раздавленную жабу. Человек молнией кинулся на второго, Ника едва успела разглядеть синие джинсы с ветровкой и бордовую повязку, мелькнувшую на рукаве.
От облегчения она едва не расплакалась. Внештатный полицейский патруль!
Неожиданный заступник слез со стонущего тела, лежащего в луже, пнул по вывалянной в грязи заднице и сердито добавил.
– Девчонок обижать нельзя. Понял, упырь?
Голос оказался юношеским и звонким. Ника увидела темную копну густых волос, прикрывающих кончики ушей, большие синие глаза, нос, украшенный едва заметной горбинкой, подбородок с ямочкой. Незнакомец поймал на себе ее взгляд, и улыбнулся, свернув ровными белоснежными зубами.
– Ты цела? – спросил он.
Ника с усилием кивнула, продолжая таращиться на своего спасителя.
– А ты молодец, смелая. Я видел, как ты им угрожала, и как железкой пыталась защититься. Извини, что сразу не вмешался, нужно было взять их с поличным. На второй раз эти гады уже не отвертятся.
– Они меня кикиморой назвали, из-за волос! – вдруг вырвалось у девушки.
Тут же нахлынула горячая волна стыда. Нашла время жаловаться, да и кому? Полицейскому, у которого подобных происшествий по горло!
– Глупости какие, – фыркнул он в ответ. – На себя пусть посмотрят. Ты очень красивая, а с такими волосами вообще на фею из сказки похожа. Я тебя вчера еще заметил, в толпе у вашего университета, во время патрулирования…
И Нике на секунду показалось, что незнакомец чуть стушевался. Сама она моментально заполыхала от неожиданного комплимента, как маков цвет.
– Я Вероника, – шепнула она, протягивая руку, чтобы хоть как-то скрыть смущение.
– А я Флоки, – парень тут же подал в ответ ладонь.
– Да ладно? Так и зовут? – поразилась Ника.
– Серьезно, – кивнул он и улыбнулся. – Я нездешний. Может, слышала? Отряд «Соколы». Мы в помощь вашей полиции приехали, за порядком следить.
– Слышала, но не видела.
– Ну вот, смотри, – и Флоки гордо приосанился, задрав нос.
Ника так и покатилась со смеху. Интересно, откуда он? Имя вроде норвежское или британское. А если заговорить на английском?
– What did you have for breakfast today?
– A long sleep, a disabled alarm clock and some toothpaste, – не раздумывая, ответил парень, и добавил с фырканьем. – Every freaking day is the same.
«Обалдеть, вот это произношение! – ахнула Ника – Может, к нам в универ его позвать, чтобы потренироваться в разговорной речи?»
Но сначала следовало наладить нормальное знакомство. А вот с другими студентами свести его попозже, а то девки со старших курсов ушлые, глазом моргнуть не успеешь, уведут красавчика. И Ника решила перевести разговор в более предметное русло.
– Я тоже сегодня без завтрака. Слушай, давай встретимся через два часа у фонтана на площади? У нас между парами большой перерыв будет, я тебя кофе с ватрушками угощу. А то нехорошо сражаться с козлами на голодный желудок.
– Ни за что, – помотал Флоки лохматой головой, но, прежде чем Ника успела расстроиться, добавил. – Я сам тебя угощу. Еще не хватало, чтобы девчонка за меня платила! Я все-таки уже работаю, точнее, служу. А ты только учишься.
– Сколько же тебе лет?
– Восемнадцать.
– Так и мне тоже. Пять месяцев назад исполнилось.
– А мне – позавчера.
– Серьезно? Ты же ростом на голову выше меня!
– А что, разве рост – показатель зрелости? – фыркнул Флоки, и они снова синхронно расссмеялись.
– Тогда обязательно пойдем за ватрушками! – решила Ника. – А вечером, если хочешь, покажу тебе место, где варят кофе аж пятнадцати видов. Туда почти никто не ходит, еще не привыкли, что его не стыдно пить. Можно посидеть спокойно и поболтать.
– Хочу, – просиял Флоки. – Тогда до встречи у фонтана?
Ника кивнула, а после чмокнула его в щеку, шепнула: «С прошедшим днем рождения!» и удрала по направлению к выходу из проулка.
Флоки остался, смотря ей вслед с блаженной улыбкой. Тут же спохватился, охнул и метнулся к стоящему у стены старому зеркалу, где торопливо пригладил волосы, затем лизнул запястье и повел над ним носом. Придирчиво оглядел себя, вытащил заправленную в джинсы футболку навыпуск.
Железная дверь под аркой открылась, и на площадку у мусорных контейнеров вышли двое мужчин постарше – высокие, широкоплечие и красивые, как сошедшие с книжных страниц богатыри или полубоги из древних мифов. Только одежда была современная – синие джинсы, ботинки на пробковой подошве, тонкие ветровки, бордовые повязки на предплечьях.
– Молодец, малой, экзамен по ловле преступников сдал. Достойный представитель и новой полиции, и отряда «Соколы», – с улыбкой хлопнул парня по плечу один из них, русоволосый и синеглазый. – А теперь слушай меня, и не смей спорить, а то уши оборву. После обеда ты идешь в участок и говоришь, что я тебя отпустил к врачу, чтобы досдать анализы для медицинского осмотра. В общем, наплетешь что-нибудь, как умеешь. А сам бери вот это и дуй прямиком в королевский лазарет Аквиллариума, в кабинет целительницы Хельги. Назад она тебя уже проведет, как раз к вечеру успеешь.
И он протянул ладонь, в которой лежала таблетка-портал на один переход и сапфир величиной с фалангу пальца.
– А жирно ей не будет? – опешил Флоки. – Это за что же такая плата?
– За содействие, – осклабился синеглазый. – И за самый качественный кристалл для братца моего разлюбезного, чтобы и вставился, и прижился хорошо.
– Какой кристалл? Куда вставился? – не понял юный сокол.
Оба напарника переглянулись и захохотали, будто он сказал что-то смешное.
– В бедро, остолоп, – отсмеявшись, сказал второй. – Как нормальному взрослому мужику. Чтобы ты с девками земными встречаться мог без ненужных последствий.
Флоки открыл рот и замер. А затем залился багряным румянцем.
– Брок, ты рехнулся? Мы только познакомились, а ты уже про всякое непотребство думаешь! И вообще, я не собираюсь… сегодня. И завтра тоже. Может, с ней ничего и не получится!
– А никто обычно не собирается, малыш, – похлопал Брок парня по плечу. – Оно, знаешь ли, само собой случается. А следом появляются вполне ожидаемые, но при этом почему-то неожиданные сложности. Ты договор с людьми читал? А самый последний пункт, не вписанный, но оглашенный при семерых свидетелях, за который особенно радела земная посланница Илона, помнишь? Значит, должен понимать, что конфликт между народами людей и соколов сейчас даром никому не нужен.
Флоки рассерженно сбросил руку старшего брата.
– Мне эта ваша посланница Илона уже в печенках сидит! Я ее уважаю, конечно, за помощь, но почему она лезет в личные дела?
– Да потому, что личные дела очень быстро могут обернуться общественными проблемами, колода ты деревянная! – моментально вспылил Брок, прекратив улыбаться. – И на Илону ты рот даже не смей раскрывать, понял? Благодаря ей отец воскрес и вот-вот на ноги встанет, а тетка Аделия может из дому надолго выходить даже с сахарной болезнью, достаточно воткнуть в живот крохотную иголку и ввести человеческое лекарство. А образцы новой одежды для зимних походов ты видел? Если у каждого будет хотя бы пара комплектов, мы перестанем таскать на себе кучу тяжелого снаряжения. И я не допущу, чтобы из-за тебя, бестолочи, все это застопорилось или вообще прервалось.
– Погоди, Брок, – поднял руки третий сокол, а затем хитро глянул на дующегося Флоки. – И вправду, чего пристал к брату? Ему уже восемнадцать, сам имеет право распоряжаться своей жизнью. Может, он только об этих последствиях и мечтал. Женится через пару месяцев, а к середине следующего лета уйдет со службы, осядет дома, будет пеленки стирать, сказки читать, молоком с бутылочки кормить. Тоже ведь неплохая жизнь, достойная, почему бы и нет?
Флоки вытаращил глаза и дернулся в сторону, как ошпаренный кипятком.
– Пеленки стирать?! Почему я?!
– Ну не Вероника же твоя, – пожал плечами сокол. – Она девица серьезная, по ней видно. Волосы зеленые – это так, для смеху. Мордашка светленькая, красками не испорченная, полная сумка учебников, болтает на иных языках. Это у соколов норма, а у людей – не очень, многие родной-то диалект нормально не знают. Ей дальше учиться надо, приличное образование получать.
Флоки за минуту несколько раз поменялся в лице, борясь с собственными эмоциями, затем ссутулился и, не глядя на брата, молча протянул руку.
– И не трясись, я Хельгу лично предупрежу, вопросов тебе во время операции никаких не зададут, и после нее трепать языками не будут. Там дела на полчаса, – кивнул Брок, вкладывая в ладонь таблетку-портал и камень. – С девчонкой-то не передумать увидеться? Обещал же ей.
– Не дождетесь, – хмыкнул в ответ Флоки, задрал нос и пошел к выходу из проулка, сунув руки в карманы.
– О, боги, – выдохнул Брок, когда младший скрылся из виду. – Неужели я в восемнадцать таким же ослом безмозглым был?
– Да все мы такими были, – пожал плечами товарищ. – Ничего, повзрослеет – поймет. А вообще, я ему даже завидую. У него все самое интересное в отношениях с девицами еще впереди.
– Не расстраивайся, Ратибор. Пеленок со сказками, ежели чего, на наш век тоже хватит, – рассмеялся Брок, хлопая напарника по плечу. – Ну что, потащили упырей в участок? Надеюсь, тот, что пожирнее, в луже не утоп. Я бы с ним еще в темнице людской наедине побеседовал.
Лежащий в воде сектант «Народного порядка», словно поняв, что говорят о нем, протестующе хлюпнул носом.
– Живой, – обрадовался Брок, потирая руки. – Значит, сам и до участка дойдешь. А начнешь и на меня булькать – ноги оторву и скажу, что так и было.
И добавил уже потише, повернувшись к Ратибору.
– Нет, все-таки нравится мне в этом городишке! Может, осесть здесь на век-другой?
**
Рик закончил мыть посуду, выключил плиту и занялся наведением чистоты на кухонном столе.
«Избаловал нас Витт, ничего не скажешь, – думал он с ностальгией. – Одно дело – за собой тарелку помыть, другое – за всеми, еще и еды наготовить впрок. С другой стороны, Индра котят в королевский лазарет Аквиллариума определил, мышей гонять, и как без них спокойнее стало!».
После уборки Рик попрятал в холодильник продукты, то и дело шикая на серого куцехвоста, который несчастными глазами провожал остатки мяса, канувшие в недра морозильной камеры. Теперь хулиганил только он один. Кошачьи дамы вели себя прилично, а Мистер Киска со дня победы над белобрысыми пропадал в лесу, где помогал кикиморе и дворфам обустраивать быт. Что за толк с кота, у которого лапки, а значит, физически работать он никак не мог, Рик до сих пор не понимал. Но раз просится, и не гоняют, пускай проветривается. Ему на пользу, вон, и хромать почти перестал, и пузо, наетое на сытой и малоподвижной квартирной жизни, подтянулось.
Раздался звонок в дверь. На пороге стояла Ритка, дочь тетки Марины.
– Дядь Ярослав, а к вам там дяденька приехал на красивой машине! Такой странный, вроде старый, а вроде и нет, но добрый, – затараторила она, надкусывая пряник. – Только он во двор заехать не может, ямы между подъездами испугался. Он нас с ребятами булками угостил и попросил вас позвать!
Пряник в форме иномирного солнышка по размеру действительно напоминал плюшку и пах медом. Рик переобулся, закрыл квартиру на ключ и выскочил на улицу.
Машина стояла у края дома, не доехав пары метров до глубокой ямы, заполненной водой – огромный «крузер» с отполированными до зеркального блеска черными боками. Вокруг него собралась дворовая ребятня. Мальчишки, дай им волю, залезли бы прямо на капот, чтобы поближе посмотреть на чудо старо-новой автопромышленности, но стеснялись хозяина, возвышавшегося рядом со скрещенными на груди руками. Седые волосы, стриженные коротким ежиком, серо-стальные глаза, зеленый свитер грубой вязки, армейские камуфляжные брюки и ботинки-берцы – он выглядел грозно и внушительно, хоть и посматривал на детей со снисходительным благодушием.
– Жена, надеюсь, не дома? – спросил Рагнар вместо приветствия.
– Нет, она в Медвежьей долине поломанные деревья восстанавливает. А чего у вас случилось? И когда ты успел получить наши права и купить машину? Она ж новая совсем?
– Сколько вопросов сразу, – рассмеялся командир соколиного разведотряда, затем поманил Рика ближе и понизил голос. – У нас все в порядке, просто женушка твоя, вредная баба, наотрез не хочет соблюсти важный для повелителя обычай, которому уже пять сотен лет. Он же семье невесты или жениха своих отпрысков сундук с сокровищами при сговоре дарит. У вас сговора перед заключением брака Индры с Алисой не было, но традиции есть традиции. Приперли вчера мои парни здоровенный сундук в крепость, а через полчаса назад вернули, зря ноги били по порталам. Отказалась ваша атаманша от злата-серебра и камней самоцветных, еще и возмутилась, мол, куда нам эти цацки, под кровать прятать? Лучше обменяйте, говорит, драгоценности на местные деньги и детям на счета в банке положите, вы же столетиями подобное проворачивали. А нам ничего не надо.
– Правильно она сделала, – пожал Рик плечами. – Куда нам сундук с сокровищами? Чтобы жулики в квартиру залезли, да сперли в итоге? Носить подобные украшения в нашем мире чревато, если ты не олигарх с охраной, а продать их мы не сможем, прокуратура живо заинтересуется, откуда дровишки. Да и само по себе это действо выглядит не очень, будто мы ребенка вам продаем.
– Обычай надо соблюсти, – нахмурился Рагнар. – Есть жених с невестой? Есть, к тому же, нашей земной матушкой друг другу предназначенные и ее волей благословленные. Значит, и выкуп за девчонку должен быть. В Иномирье свои правила, и, если не примете этот дар, будут у Алисы проблемы с принятием в род Айварсов, предки-хранители разгневаются. Так что не создавайте детям сложностей. А насчет сундука мы поняли, что ошиблись, и времена нынче другие. Так что вот… вместо камушков и золота.
И сокол похлопал по блестящему капоту, а затем достал из кармана пачку карточек.
– Вот документы на твое имя: страховка, регистрация, выкупленное место на стоянке через дом. Там охрана нормальная, я проверил. Колесница новая, только с завода, мы всю партию забрали. Себе я тоже такую взял, стоит в подземном гараже. Я водить-то их умею, но практики лет пятьдесят не было. Экзамен в вашем ГАИ я сдал под новым паспортом, а на дорогах все равно пока непривычно. Потренируюсь с пару месяцев, а затем полноценно сяду за руль.
Рик почти не слушал, он стоял перед машиной точь-в-точь как соседские дети, разве что рот от удивления не открыл.
– Это… моя?
– А чья же? У Илоны ведь водительских прав нет. Отправляй ее учиться, впишем потом в документы как совладельца. С вашими дорогами только на таких повозках и ездить.
И Рагнар перевел взгляд на лужу, посреди которой восторженно хлюпал высокими резиновыми сапожками маленький Славка, одетый в ярко-лимонный дождевик. Вода доходила четырехлетнему малышу практически до колена.
– Дядя, иди сюда! – радостно позвал сокола Славка. – Купаться! Интересно!
– Очень интересно, малец, охотно верю, – хмыкнул в ответ Рагнар, и повернулся к Рику, который все никак не мог прийти в себя. – Слушай, может, вам дорогу на сдачу починить? Срам какой-то, а не двор. А ямища эта, небось, в год появления белобрысых уже внукам сказки рассказывала. В том сундуке на дне горстей пять золота и самоцветов оставалось, должно хватить.
– Можно, – согласился Рик, пряча документы в карман толстовки. – Только надо с чиновниками договориться. Сложно с ними, даже за свои деньги в собственном дворе восстановить асфальт без препонов с их стороны почти нереально.
– А потому что порядка у вас нет, – привычно насупился Рагнар. – Столкнулись уже с этим. Одному занести надо, другому, третьему, чтобы дела без проволочек шли… Пришлось Кирию подключать, чтобы мозги попрошайкам кабинетным затуманивала. Еще я взятки жуликам не давал!
– Да уж, это не Аквиллариум, тут за подобное руки не рубят, – вздохнул Рик. – А я иногда и думаю, может, зря? Глядишь, и воровали бы меньше, и дороги бы восстановили за счет наших налогов.
– Да тут не руку, тут сразу голову надо сечь, – ухмыльнулся командир. – Потому как ежели вельможа занимается набиванием собственного кармана через казнокрадство и мздоимство, ему и отрубленные руки не помеха. Думаешь, повелитель Гаруда с ними мало боролся за пятьсот-то лет? Бесполезно, они еще и заговоры потом плетут, мерзавцы. А вот когда повесили на дворцовой площади пятерых выходцев из самых знатных родов, а еще десяток головы лишился, тогда лихоимство поуменьшилось. И то нет-нет, да подмахнут бумагу на закупку сена для пегасов у ближайшего родственничка. Как водится, втридорога, за счет казны, а деньги потом поделят. Или наоборот, продадут ценный артефакт за одну золотую монету – свату, да брату. С тех пор повелитель и распорядился вешать по кабинетам топоры палача, чтобы помнили, значит, что на том свете карманов ни у кого нет.
Славка тем временем выбрался из лужи, подошел к Рагнару и без всякого стеснения протянул руку.
– Еще! – звонко выкрикнул он и засмеялся.
– Вот уж сорванцы, везде вы одинаковы, – добродушно заворчал сокол, посматривая на собравшуюся вокруг толпу ребятишек и на смелого малыша, ростом ему едва по бедро. А затем достал из машины огромный пакет с пряниками-солнышками. – Только смотрите, чтобы от сладкого аппетит к обеду не испортился, а то животы болеть начнут.
Раздав щедрой рукой половину содержимого, сокол повернулся к Рику.
– Ну что, прокатишь до крепости? Надо с дворфами пару договоров подписать, на поставки их изобретений в столицу. Индре сейчас некогда, он днем, пока Алиса в школе, с Василием Ивановичем физику штудирует. Стукнуло принцу в голову школьный курс за пару лет освоить и поступить поскорее в университет.
Рик обрадованно кивнул, открыл дверь и залез внутрь. Дорогое кожаное сиденье мягко обхватило спину и ноги, словно подстраиваясь под параметры тела. Рагнар сел рядом, пристегнулся, и машина плавно, без единого рывка тронулась с места.
**
Спустя полтора месяца после битвы
Пронизывающий осенний ветер уже который день растягивал над седыми скалами рваные облака, свистел неугомонным мальчишкой, кидал на землю пригоршни иссохших листьев. Но в расщелине, где испокон веков располагались три источника, было тепло, как летом. Природный бассейн с пеной цвета топленого молока все также окружала ароматная незабудковая лужайка, над которой то и дело вились пчелы. Они торопливо собирали последний перед долгой зимой нектар, на всякий случай облетая стороной валявшиеся прямо в цветах узорчатые сапоги, коричневые замшевые штаны, смятые в комок, и багряный камзол, расшитый золотом.
Обладатель роскошного наряда не обращал на них никакого внимания, он бессовестно дрых прямо в волшебной купели, которая в эти дневные часы не волновалась и не плевалась фонтаном вверх. Длинный хвост огненно-рыжих волос был заколот на затылке шпилькой в виде крохотной короны. Мужчина раскатисто и с удовольствием храпел, запрокинув голову на мшистые валуны. Нежная пена с шипением терлась о шею и могучие плечи.
На противоположной стороне, у трубы с тягучей черной жидкостью, бесшумно расплескался туманными щупальцами портал. Из него вышли еще двое мужчин. Первый оказался широкоплечим и высоким, под два метра ростом. Весь наряд его составляли темные брюки да простой синий мундир с косым воротом, который украшали серебряные пуговицы. Густые темно-русые волосы, доходившие почти до лопаток, были перехвачены на затылке кожаным шнурком. Следом шел второй, тоже плечистый, но седой и коротко стриженный, в непривычных Иномирью пятнистых штанах, что носили на Земле военные, и свитере цвета старой еловой хвои.
Увидев живописную картину в купели, первый тут же повернулся к шедшему сзади и прижал палец к губам. Затем подкрался поближе, опустил руку к самой воде и быстро задвигал пальцами. Васильковые глаза полыхнули бирюзовым, и на краю бассейна поднялась невысокая волна, которая метнулась в противоположную сторону. Секунда – и спящего окатило с головой, заливая открытый рот, нос и глаза.
Рыжеволосый взвыл, словно сказочный волчок прошелся зубами по его бокам, и выскочил из воды едва ли не по пояс.
– Гарррруда! Шшшшштоб тебя твои четырнадцать детей в старости одной манной кашей кормили! Шшшштоб крылья у тебя на спине отсохли, а на заднице выросли! – разъяренно шипел, отплевываясь и кашляя, драконий король Мангус Громовержец.
Соколиный правитель в ответ лишь довольно оскалился.
– А ты не дрыхни, разинув рот, посреди леса с кучей крылатой пакости. Змеевертка залетит и личинок отложит, будешь потом в нашем лазарете лечиться, днями и ночами стонать от действий настоек ядовитых, после которых чешуя через неделю осыплется. Тебя, облезлого, девки любить перестанут.
– Вот будет у нас очередная заварушшшка с кем-нибудь, я тебе в драке перья из хвоста повыщщипаю, а потом скажу, шшшто это все злые силы, – буркнул обиженный дракон, выбираясь из воды. Отряхнувшись, он торопливо оделся, присел на камень и со вздохом покосился на седого мужчину. – Рагнар, тебе не кажется, шшшто ты повелителя своего в детстве мало порол? До сих пор не вырос, я смотрю.
Рагнар в ответ только усмехнулся.
– Ты лучше на себя погляди, – фыркнул Гаруда, садясь прямо на землю, в незабудки. – У тебя от взрослого только ворчание, как у Гандальва. Кстати, где он?
– Бороду, небось, перед зеркалом завивает, да побрякушки золотые тряпочкой полирует. Одна же у него отрада в жизни, – ехидно прищурился Мангус, мигом прекратив шипеть и дуться. – Интересно, как он с такой щеткой на морде женщин ласкает?
– Никак. Ему с бородой возиться милее, – ответил сокол, и оба тут же заржали, как жеребцы в конюшнях при казарме.
Рагнар глядел на царствующих особ с умилением, как старый добрый учитель – на расшалившихся подростков. Уголки его рта лишь подрагивали в намеке на улыбку.
– Ты хоть отдохнул немного? – поинтересовался соколиный правитель.
– О, да, – выдохнул дракон. – Спасибо, что пустил полежать в живом источнике. А то сил моих больше нет. Во дворце седьмую неделю дым коромыслом, ни тишины, ни покоя. Еще немного, и точно перееду в ваш столичный лазарет для скорбных разумом!
– Да ладно тебе, это же счастье превеликое. Спасибо бы Илоне сказал. Дом – не дом без детского плача и смеха.
– Да я ж не против, друг! – всплеснул руками Мангус. – Только кто бы думал, что они десятками ежедневно вылупляться начнут? Нас, драконов, меньше полутора сотен, да плюс сотня нянек, что ты из Аквиллариума в помощь прислал. А детей сегодня с утра было триста семьдесят мордочек! Хвала всем богам, большая часть из травянистых и болотных, они с рождения летают и едят сами. Багряных, зеленых и синих девяносто семь, с ними сложнее всего, у них основная ипостась в младенчестве – человеческая. С няньками твоими мы хоть спать начали по ночам, а до этого ужас кромешный был. Откуда у карапузов столько сил верещать и пачкать пеленки? А кто постарше, тем сказки да развлекушечки подавай, да на спине прокати. Я себе грыжу заработаю через пару месяцев, или мозоль на языке. С утра до вечера сказки человеческие читаю, что союзники из своих запасов передали. Про Кощея и Василису, про мальчика со шрамом, про черепах-мутантов каких-то, тьфу ты, пакость, да простят меня боги. Того и гляди пеленки менять начну!
– Переживешь, – добродушно усмехнулся сокол. – Я своим первенцам тоже пеленки менял, и ничего, корона с головы не упала. Самая старшая дочь вообще полностью на мне с рождения была, тогда в Аквиллариуме и провинциях голод стоял, хвори атаковали, одна другой страшнее. А мать у нее целительницей оказалась с мощным даром, целыми сутками в лазарете пропадала. Так и жили, принесу малышку, Лея ее покормит, и снова в работу до упаду. Тогда я и понял, что правитель – самая бесполезная в государстве фигура. Во всяком случае, в послевоенное время.