Адонис

– А кто-то здесь божился и клялся, что не будет высказывать риторических вопросов и предположений!..

– Согласен. Виноват. Не удержался. Ладно, уж теперь-то – точно постараюсь.

Рикер покачал головой:

– Ты кого пытаешься убедить – нас, или себя самого?

– Вас. Ну и себя тоже. Но не можем же мы всё время молчать! Мы на то и люди, что обладаем речевой системой общения! А вот когда научимся, как наши хозяева, общаться силой мысли, может, нам будет полегче. Контролировать ситуацию.

Ну и в очередные задницы не попадать!

– Ты это… серьёзно?

– А то! Ведь чего-то же они от нас добиваются! И очень даже может статься, что они вовсе и не хотят нас изучать! Или наказывать. А горят желанием, например, подтянуть нас до своего уровня! Чтоб уже потом мы смогли с ними на более-менее равных общаться. Ну и заодно служили бы, типа, переводчиками при общении с остальным человечеством!

– Эка, ты хватил. Как-то уж слишком… глобально. Я в себе никаких таких сверх-способностей не ощущаю. Как и особого желания ими обзавестись… Мне бы чего попроще, попонятней. Подоступней. Хотя бы, например, мою одноклассницу Марию, и чтоб любила меня, а не козла Педро Хигуаина…

Эванс, глядевший в сторону дверного косяка, сделал вид, что вдруг встрепенулся:

– Ты – про вон ту деваху, что ли?

– А?!

– Что?!

Эванс, убедившись, что взоры его напарников обратились куда надо, пояснил:

– Удачно получилось. Купились, балбесы. Шутка!

– Ты так больше не шути! А то я не посмотрю, что ты у нас больной – наваляю тебе – мало не покажется!

– Да ладно тебе, Рикер! Ну извини – не думал, что воспоминания об ушедших чувствах так тебя… – Эванс сдержался, чтоб не сказать «испугают», вместо этого поспешил поправиться, – Взволнуют! Просто я подумал, что раз уж Парк заговорил о «социальных» опытах, самый суровый вариант – подбросить нам сюда, как в том самом «Солярисе» – наших бывших! И чтоб мы… ну и они – между собой общались! Со всеми вытекающими последствиями, конфликтами и проблемами. А проще говоря – чтоб мы передрались тут все, как пауки в банке!

Рикер сплюнул снова:

– Согласен, это было бы круче всего… Вот уж не хотелось бы. Тут, думаю, от одних «моих» деваться бы некуда было – у меня их до того, как начал проявлять «преступные наклонности» – было штук пятьдесят!

– Нет, у меня столько не наберётся. – Эванс поднял глаза к потолку, – Не больше пяти. Ну, шести.

Парк насупился:

– Хвастуны. Ну а вот я – почти ангел. Как идиот, не пользовался ни положением отца, ни «приятной» внешностью. Боялся я их, если честно. Всех этих размалёванных хищниц. Да и любил, если совсем уж честно – только одну. Женился на ней, и…

– Хватит, не продолжай, – Эванс видел, что тема Парку неприятна, – В любом случае нам их вряд ли дадут. Ведь до того, как наши гады захотят изучить брачные обычаи, ритуалы и разборки, нам всё-таки скорее всего придётся «разобраться» с чем-нибудь полегче. То есть, как Парк и говорил – и побегать и пострелять! В антропоморфных врагов.

– Вот-вот. Недаром же все наши любимые смертоносные железяки на крыше так и кочуют с нами – с уровня на уровень… Вопрос только всё же – в кого. – Рикер вздохнул, – Стрелять. Ладно, схожу наверх, посмотрю, какую гадость для нас приготовили в новом мире. Ну, или уровне.

– Давай-давай. Потом расскажешь, как там и что. А если совсем уж «что» – зови!

Рикер звать не стал.

Просто вернулся минуты через три, с весьма озабоченным видом.

– Что, так плохо?

– Да нет. Не так. Впрочем, не знаю. Словами описывать долго. Может, сами сподобитесь? Оторвать ваши больные, и в случае Парка – тощие, задницы от тёплых мягких армейских матрацев, да подняться на крышу?

Подняться наверх и правда – пришлось.

Вот только крыши никакой больше не имелось. Вместо этого они вышли, поднявшись по привычной лестнице, на абсолютно идентичный только что покинутому, нижний подземный уровень форпоста.

Поджавший губы Парк покачал головой:

– Не может этого быть. Чёрт. Эванс, ты уж не таскайся – я сам схожу проверю!

Однако когда Парк, придирчиво простукивавший стены, и топавший по ступеням, спустя три минуты снова зашёл в комнату, где ждали Эванс и Рикер, на его лице виднелось всё то же сомнение и недоумение:

– Ни-че-го! Умеют же делать, гады! Я не смог найти границы перехода! Лестница та же, стены – бетон, но… – Парк развёл руками.

Рикер пожал плечами:

– Я границ никаких не искал. Зато поднимался уже на пять уровней.

– Ну, и?..

– Ну и везде – та же хрень. Сплошной нижний подземный уровень чёртова форпоста. Мы так даже в диспетчерскую не сможем попасть. Не говоря уж о том, что жрать нам тут – нечего. А любимые рюкзаки с чёртовыми пайками остались в столовой!

– Та-а-а-к… – Парк протопал к своей постели и сел. Попрыгал. – Чёрт. Точно такая же жёсткая, зар-раза. Ну а насчёт еды… Это – не так сейчас актуально, как всобачить Эвансу последнюю порцию лекарства! Правда, сделать это нужно только утром. Но как мы это сделаем, если уровень с кухней и аптечкой неизвестно где?

– А, может, мы сможем попросить их вернуть всё как было? – в голосе Эванса теплилась слабая надежда.

– А мне почему-то кажется, что не сможем. И это – просто очередная задачка. Для которой нам нужно найти решение. Но попробовать можно: «Эй, там, верните всё взад!»

Однако ничто не шелохнулось. Рикер вызверился:

– Решение?! Какое, к …ерам, решение? И как прикажешь его искать, если мы даже не знаем, сколько этажей подземного уровня у нас над головой? Может, они и не кончатся никогда, сколько б мы не поднимались?! А, может, тут всё закольцовано, и мы никогда туда не пробьёмся, если будем лезть, как бараны, по лестнице?!

Парк остался невозмутим, и на вспышку не отреагировал:

– А мы и не будем лезть по лестнице.

– Это – как?! Мы что – будем долбить, как последние идиоты, потолок отбойными молотками и перфораторами – я видел их тут, на складе?

– Да нет, Рикер. Зачем же так долго, трудоёмко и нудно? Мы просто… Лестницу обойдём!

– Я понял. – это влез помалкивавший до сих пор Эванс, – Шахта?

– Вот именно. Мы же можем пройти наверх по шахте. Дотопать до трубы, через которую выводилась наружу пустая порода. И вылезти наружу через наверняка где-нибудь имеющийся аварийный люк. Ну, в крайнем случае – выварим дыру в этой самой трубе… А потом уже сможем снаружи залезть внутрь нужного нам первого уровня форпоста – как всегда, через дверь! Верёвку возьмём с собой.

– Хм-м… – Рикер гладил свой подбородок довольно долго. Потом «смилостивился», – Об этом я не подумал. Вот как вредно поддаваться эмоциям! Мне прямо глаза будто чёрной пеленой застило… Извини, Парк. Я – точно баран. Ещё и нервный. Всё верно: раз в шахте уже нет нашего проходческого оборудования, значит, пройти-то – точно можно… Ну а динозавры?

– Думаю, они исчезли с очередным изменением. Впрочем, никто не помешает нашим друзьям заселить её какими-нибудь другими зверушками.

– Возможно, возможно… Ну а наша баррикада?

– Кислород и ацетилен ещё есть. Разварим обратно.

– Угу. А радиация?

– Если не будем устраивать там пикники, и вообще – долго копаться, много нахватать не успеем. Нужно будет только одеть на лицо фильтры-маски. А то радиоактивная пыль куда опасней, когда попадает внутрь организма. С дыханием и пищей.

– Ну ладно. Хоть какой-то план. Ты молодец, Парк – заставил меня буквально воспрянуть духом. А то я уж совсем было… – Рикер прикусил язык. Влез Эванс:

– Как ты считаешь, Парк? Они не попробуют провернуть с шахтой – тот же финт, что и с этажами-уровнями форпоста?

– Ну… Вероятность, конечно, есть. Но как мне кажется, нам здесь не дают неразрешимых задач. Нужно хотя бы попробовать! А поскольку мы теперь не можем заглянуть через мониторы, что там творится, придётся перед входом в коридоры и штреки вооружиться всем, что у нас тут есть!

– Вот хорошо, что я с любимой пушкой, – Рикер похлопал себя по бедру, – не расстаюсь даже в постели!

– А я предпочитаю всё равно – не спать в портупее, а класть лазер под подушку.

Эванс вздохнул:

– А мне, если честно, в последние часы было как-то не до пушки. Так что моя – осталась там. На верхнем уровне, у рюкзака…

На то, чтоб убрать все швеллеры, приваренные к косяку, и отсоединить распорку от штыря, ушло побольше часа – Эванс сказал, что так всегда и бывает. Чтоб срезать сварочные швы, уходит и больше времени, и больше газа.

Но вот косяк и свободен. И можно открывать двери.

Однако никто этого делать особо не спешил. Парк сказал:

– Нам нужно выработать стратегию.

– Ты о чём?

– Ну, помните, я говорил, что придётся, похоже, рано или поздно решать этические задачи?

– В смысле?

– В смысле – стрелять. Возможно, в людей. И не обязательно солдат, а, быть может, и в детей, и в женщин. И стариков. Но! Мы должны чётко и прочно помнить одно: нету здесь никого реального, кроме нас! Поэтому, что бы ни случилось, нам нужно всё время держаться вместе!!!

Потому что стоит только кому-то на миг пропасть из поля зрения напарников, и нам могут подбросить обманку. Ну, то есть – фантом того, кто скрылся из глаз! А ему – фантомы нас! И сразу в глубине души будет червячок сомнения: можем ли мы доверять такому… Скрывавшемуся из виду!

Поэтому повторяю: нужно всё время держаться рядом, и стрелять во всё подозрительное, что будет попадаться нам на глаза – хоть в родную мать, хоть в инопланетных уродов!

– Звучит, словно параноидальный бред. Да и вообще: хотели бы – давно бы поменяли или поподменяли нас. Хотя бы во сне. Так что – вряд ли актуально.

– Ты где таких умных словов понахватался?! – Рикер глядел на Эванса весьма сердито.

– В читалке любимой тюряги. Не всегда же я торчал в качалке!

– Хм-м… А по тебе никогда не скажешь, что ты высокообразованный и культурный!

– А по тебе – что вообще нормальный.

Оба заржали.

Парк тяжко вздохнул:

– Хватит ржать и прикалываться. Нам реально нужно вкатить ему последнюю инъекцию через, – он кинул взгляд на часы, – два часа сорок пять минут. Так что – вперёд, сыны паршивой ослицы! Эванс, ты без оружия. Открывай, и сразу отходи в сторону – мало ли! А уж мы постараемся прикрыть. – Парк опустился на колено в пяти шагах от проёма. Пистолет он предпочитал держать правой рукой, поддерживая её снизу левой, локоть которой опёр на колено.

Рикер встал рядом, и чуть сзади. Любимый лазерный пистолет держал обеими руками, тоже направив на дверь.

Эванс, почувствовав, что шутки и «прелюдия» кончились, кивнул, посерьёзнев. Аккуратно взялся за ручку. Взглянул на напарников. Те кивнули.

– Открываю!

Однако за дверью никого не оказалось.

Куда идти, и по каким проходам, они все помнили неплохо. Ориентироваться в полутёмных штреках и коридорах, вырубленных и выпиленных в скале, тоже было нетрудно. Так что когда обнаружилось, что всё с проходами и уровнями в порядке, все вздохнули с облегчением. Парк прокомментировал:

– Радоваться рано. Мы – ещё не на поверхности!

Эванс и сам отлично понимал, что расслабляться нельзя ни в коем случае, но чувствовал, как дурацкая улыбка растягивает рот. Рикер, косившийся на него, пожалуй, чаще, чем надо, проворчал:

– Хватит скалиться. Парк дело говорит. Лучше бди в тыл, раз уж идёшь сзади!

Собственно, Эванс так и делал, стараясь действительно не отставать от идущих рядом напарников – буквально наступал им на пятки. Да и назад регулярно поглядывал.

Поэтому и заметил первым:

– По-моему, у нас проблемы.

Парк и Рикер остановились синхронно – словно репетировали. Рикер мгновенно развернулся, присоединил луч налобного фонаря к свету от фонаря Эванса:

– Где? Кто?

– Ну, где – сказать легче. В правом от нас боковом тоннеле, в пятидесяти метрах. А вот кто… Небольшая такая тварюга, с барана. Похожая на помесь крокодила и обезьяны!

– Не понял?

– А чего тут понимать. Передвигается на четырёх коротких и кривых лапах. Морда – длинная, вытянутая, как у крокодила. Зубы. Глаза… Большие. Голодные. И пасть – клацает, словно предвкушает вкусный обед! И всё это дело покрыто густой чёрной шерстью!

– Прикольно, судя по описанию… Ну и где она сейчас?

– Когда я посветил туда, назад, в очередной раз, заметил, как она шустро так прячется от света в боковой проход.

Рикер выругался. Парк вздохнул. Эванс спросил:

– Парк! Что делать-то будем? Вернёмся, чтоб убить? Или продолжим путь с явно голодной и агрессивно настроенной скотиной в тылу?

Парк замялся, из чего Эванс сделал вывод, что у них точно – проблемы. И большие:

– Боюсь, напарнички, проблемами с одной тварью мы не обойдёмся. Спорим на мой портсигар, что сейчас набегут спереди, сзади, да и вообще со всех сторон, и другие?

– У тебя же нет портсигара!

– Вот именно. Ладно, двинулись вон туда: там хотя бы просторнее!

Они успели зайти на участок, где стены расходились пошире, и даже присесть на колено, как обычно делал Парк, и встать, расставив ноги пошире – как Рикер. И принялись палить в действительно словно только этого и ждавших «крокообезьян», шустро набегавших, смешно изгибая позвоночник, из обеих концов коридора.

Тела располовинивались вполне успешно, хотя, конечно, не столь быстро, как из стационарных лазерных пушек, но конечности благополучно отлетали, разрезанные тела падали наземь, а кровища хлестала точно так же «живописно», как из жукоидов.

Однако то ли сказалась долгая практика, то ли тварей было поменьше обычного, но не прошло и минуты, как набег закончился. Несколько уцелевших тварей весьма шустро улепетнули, скрывшись за поворотами боковых штреков и тоннелей. Парк выругался.

А поскольку раньше он этого не делал, Эванс и Рикер недоумённо воззрились на него. Рикер спросил:

– Что, всё так плохо?

– Ну… Похоже. Эти – соображающие. Ну, вы же сами видели: считаются с потерями, могут делать логические выводы. Вот и драпанули. Ну, то есть – произвели тактический отход перед превосходящими силами противника.

– Эк ты стал выражаться – не иначе Устав и наставления наконец усвоились.

– Да уж. Самого тошнит. – Парк сплюнул отвратительный нагар, вздохнул, – Это – запах настоящего горелого мяса. И шерсти. А не какого-нибудь хитина или лимфы. Теперь точно – подбросят теплокровных. И ещё лучше соображающих. И лучше вооружённых.

– Просил же – не каркать! Давай тогда быстрее шевели ножками – не терпится добраться до любимых стационарных рабочих инструментов на крыше!

– Ладно, пошли. Только – осторожней! Может, там, впереди, остались раненные.

Раненные и правда – остались. Но Парк и Рикер быстро добивали тех, кто начинал шевелиться, или хотя бы смотрел на людей – пялился с дикой ненавистью и волчьим голодом во взоре, приоткрывая, или хотя бы стараясь, то, что осталось от зубастых пастей.

Но вот баррикада из окровавленных и жутко вонявших застарелой псиной и гарью тел осталась позади. Рикер прищурился, подвигал головой на вытянутой вперёд шее:

– Звучит глупо. Но впереди – никого!

– Вот и славно. Будем надеяться, что если я не выскажу вслух свои очередные параноидальные мысли, они и не воплотятся!

– Это ты хорошо придумал… Как говаривал мой папа, всегда вначале лучше десять раз подумай, а потом лучше – промолчи!

Ежесекундно озираясь, и действительно помалкивая, они добрались наконец до того места, где в коридор из основной шахты поднимался по вертикальному колодцу черпаковый транспортёр, выносивший отделённую на перерабатывающем заводике на нижних горизонтах пустую породу, высыпая её на выводящий транспортёр. Однако ни трубы, где этот транспортёр-конвейер раньше проходил, ни роликов, ни ленты конвейера не имелось. Валялись лишь отдельные обрывки этой самой ленты, сильно пострадавшие не то от времени, не то – от чьих-то зубов, да пара десятков деформированных ролов.

Парк подобрал один. Похмурился. Сказал:

– Звучит глупо, но такое впечатление, что этому ролу лет эдак с пятьсот.

– С чего ты это взял?

– Это – молибденистая, особо устойчивая, и не корродирующая сталь. (Похоже, наши гады собирались добывать здесь уран минимум двести лет!) Но выглядит она… Сам посмотри: жутко.

– Точно. – Рикер, впрочем, не спешил брать деталь в руки, предпочитая не выпускать из них пистолет, – Поверхность… Измята. И ржавая. Может, кислота?..

– Откуда здесь – кислота? Нет, скорее, мы сейчас находимся в шахте, какой она будет как раз лет через пятьсот-шестьсот. То есть – в отдалённом будущем.

Эванса проняло:

– Значит… Не имеет смысла вылезать на поверхность и в форпост?! Лекарства давным-давно разложились и испортились? Как и наша еда?

– Да нет, ничего это не значит. Сами помните: игры со временем – одна из любимых фишек наших хозяев. Они могут давать его фрагменты – как бы участками. Скажем, тут, в шахте – пятьсот лет назад, в форпосте – наше реальное, настоящее. В псевдопространстве забарьерья его не имелось вообще… Так что вероятней всего это – какое-то местное, локальное, местона… Тьфу ты – времянахождение. А там, снаружи, думаю, (Вернее – сильно надеюсь!) всё осталось как и всегда. То есть – в реале. Иначе всё это просто не имело бы смысла! Ладно, двинулись – а то осталось всего полтора часа!

Крышка аварийного люка наружу нашлась быстро: она и не думала прятаться, а одиноко висела на единственной несгнившей петле, полуоткрытая и покачивающаяся на ветру. Занудный скрип проржавевшей оси не дал бы им пройти мимо, даже если б они и проглядели это место. Что казалось вообще нереальным – они обыскивали все закоулки подсобного помещения тщательно.

Снаружи было светло, однако свет показался Эвансу странным. Рикер, первым рискнувший отворить люк настежь, выматерился. Потом обернулся к ним:

– Достала меня, если честно, чёртова «экзотика». Но такое – в первый раз вижу.

– Что именно, Рикер?

– А посмотрите, и сами увидите. Это безопасно. Вроде. Снаружи – никого. Я имею в виду – никого кусачего. – Рикер в сердцах от души пнул многострадальную крышку, и та вдруг со страшным скрежетом и звоном вывалилась наружу, загрохотав по скалам!

– Сволочи. Ничего не скажешь: попортил я казённое оборудование… Ладно, пусть они мне счёт вышлют. Лет этак ещё через восемьсот.

Рикер, отодвинувшись, уступил им место у отверстия. Парк и Эванс подошли.

Зелёное, скорее даже изумрудное, солнце не сильно удивило Эванса. Парк же обижено, как показалось Эвансу, проворчал, скривившись, как от зубной боли:

– Не бывает зелёных солнц. Красное – да, оранжевое, белое, даже голубое – сколько угодно! Но – не зелёное!

Рикер предпочёл промолчать, насуплено глядя в тоннель, по которому они пришли, Эванс снова вздохнул:

– Какое счастье, что вокруг – любимые джунгли. И я даже вижу отсюда наш форпост: вон он, стоит себе, родной! Все три этажа на месте!

– Ну, превосходно. Найти бы к чему привязать чёртову верёвку, и можно спускаться!

– Привязывать не надо. А то не вынем. А нам ещё лезть с ней к ручке в нашей двери.

– Ладно, я неправильно выразился – куда бы её продеть. Сложив вдвое…

Впрочем, эта проблема разрешилась быстро: верёвку продели в сквозное отверстие в косяке, вернее – в щель, образовавшуюся между сильно проржавевшим косяком и окружающей породой.

Рикер спустился первым. Огляделся, как всегда сплюнул. Задрал голову:

– Ну, чего ждёте? Второго пришествия? Чисто!

Эванс, сопя и потея – похоже, всё ещё болен! – слез вторым.

Парк спустился быстрее всех, дёрнул за верёвку. Она, извиваясь кольцами, сделавшими бы честь любой змее, улеглась у их ног. Рикер открыл было рот…

Но сразу закрыл его, хлопнув по нему ладонью, и Эванс вполне его понял: не хватало им только кромсать на куски собственную верёвку, превратившуюся в змею!

Так что её, аккуратно и почти нежно придерживая, сложил и повесил на плечо, Парк. Выразительно на обеих напарников посмотрев, и верёвку вежливо погладив.

После чего они двинулись по изумрудному песочку сторожевой полосы к вожделенному форпосту. Это не заняло много времени.

– Смотрю, ничего тут не изменилось. К счастью. Я говорю, – Рикер задрал голову к небу, – спасибо хоть и на этом!

– А ещё спасибо, – это влез Парк, – что убрали своих «птичек». Ну, или хотя бы спрятали их.

– Постой-ка! Ты это – всерьёз?!..

– Ну да. Не думаю, что наблюдение прекратилось. Просто оно теперь тоже ведётся на более высоком уровне. В соответствии с уровнем ставящихся перед нами задач. И в соответствии с технологией вроде старинного «Стеллз». Ну, то есть – визуально – …рен заметишь! Нужны приборы.

– Блинн… А ты умеешь приободрить.

– Ну – так! На том стоим. Ладно, хватит любоваться природой и архитектурными достоинствами нашего дома. Эванс. Больной там, или не больной – а придётся тебе всё равно быть внизу.

Эванс, вздохнув, занял привычную позицию под дверью, широко расставив ноги, и уперевшись руками в стену под входным люком. Парк забрался ему на плечи. Рикер, поплевав, и прикинув вес верёвки, кряхтя, забрался на плечи Парка:

– Тьфу ты! Как был мостластый, так и остался. О твои ключицы я изрезал все ступни!

– А ты не снимал бы сапог.

– Ага, сейчас. Тогда бы уже ты имел колоссальные синяки на плечах!..

– Синяки на плечах я и так имею, потому что ты ёрзаешь, словно уж на сковородке.

– А хочешь – давай поменяемся?! И ты будешь закидывать чёртову верёвку?! А я – стоять себе, да прикалываться!

Слушая, как почти по-домашнему переругиваются напарники, Эванс испытывал что-то вроде умиротворения: все – свои, действия – привычны, надежда на спасение есть… Благодать!

Рикер попал в отверстие ручки с третьей попытки:

– Учитесь! Вот что значит – практика!

Продеть верёвку насквозь, и влезть по ней было уже делом техники.

Они словно бы уже успели привыкнуть к такому способу вхождения домой…

Парк довольно долго, и придирчиво изучал всю обстановку форпоста.

Потрогал пальцем слой вездесущей пыли, принюхался, открыл оба контейнера. Прошёл на кухню, Эванс услышал, как он открыл кран с питьевой водой… Крикнул:

– Порядок, вроде. Мы – дома. Ну, то есть – в своём времени. Пыли нет, барахлишко в контейнерах на месте. И вода – свежая. И течёт с тем самым напором. Посмотрю ещё на камеры в диспетчерской. – он вышел из кухни, и направился в проём диспетчерской.

Эванс, не торопившийся никуда двигаться из тамбура, прилёг прямо на пол – коленки начали ощутимо трястись. Рикер, озабоченно поглядывавший то на него, то на проём диспетчерской, в котором скрылся Парк, подозрительно долго молчавший, крикнул:

– Не знаю, как там со временем, а вот с Эвансом у нас проблема. Похоже, пора вводить!

Послышался торопливый звук шагов: Парк вернулся. Посмотрел на Эванса. На часы. Нахмурился:

– Странно. Куда пропали чёртовы полчаса?! Ну, по моим часам. Твоя правда: пора! А я бы мог поспорить на здоровье мамочки, что контролирую ход времени. Объективного.

– Ты мне эти терминологические изыски прекрати. Просто воткни ему в задницу, что положено воткнуть, и успокоимся на этом! А то видишь – погибает же человек!

– Согласен, воткнуть надо. Ну-ка, дорогой пациент, разворачивайтесь!

Последняя инъекция оказалась ничуть не менее болезненна, чем предыдущие.

Эванс не выдержал:

– Ну они и сволочи, если честно! Специально выбрали болячку, которая лечится болезненней, чем проходит!

– Скажи спасибо, что тебе не подбросили лихорадку Айрон-Би. При ней человек часами извивается, словно танцует в ритме этого самого Айрон-Би – так сводит все мускулы! А боль, говорят – страшная!

– Пардон. Виноват. – Эванс поспешил задрать голову к потолку, – Был неправ! Извиняюсь! Меня всё устраивает! Пожалуйста, не нужно меня снова наказывать! Я всё осознал! Просто погорячился!

– Ты бы так лучше на суде в заключительном слове говорил!

– Заткнись, пожалуйста, я не с тобой сейчас разговариваю!

Рикер не придумал ничего умнее, как пнуть лежащего на животе прямо на полу Эванса в невостребованную Парком ягодицу. Эванс зашипел:

– Скотина! Ну погоди ж ты! Встану – поймаю, и уши надеру!

Рикер заржал, Эванс присоединился. Парк снова сплюнул:

– Два дебила.

– Да ну тебя, Парк. Без юмора мы бы тут уже просто на стены лезли с тоски. Ну, или сдохли бы.

– Ну… Пожалуй. В-принципе, согласен. Ладно, прикалывайтесь дальше. Но – недолго. Потому что пора на завтрак. Поэтому приподнимай, пожалуйста, свою многострадальную задницу с пола, и мы попробуем дотащить её до табуреток.

После завтрака они просто лежали на своих кроватях, оказавшихся, как ни странно, снова там, где и положено – на самом нижнем уровне. И возвращаться наверх они теперь снова могли без проблем: это многократно проверял Рикер, на всякий случай при этих самых проверках привязавшийся к Парку верёвкой.

Теперь, лёжа на жёсткой койке, Рикер, покачивая положенной на ногу ногой, вздыхал. Эванс кряхтел, поворачиваясь с боку на бок: ягодицы болели. Парк констатировал:

– Вряд ли ещё кто-то из нас чем-нибудь заболеет. Ну и правильно. Какой смысл дважды подкладывать нам одни и те же грабли!

– И я даже не…

– Ох, молчи!

– Ох. Молчу. Но… О чём же говорить-то тогда?

– Ну… О бабах.

– Тьфу на тебя, Рикер! Могут ведь и правда – подбросить! Что делать-то тогда будем? – Эванс нахмурил брови. Парк высказался на удивление категорично:

– Что делать?! Стрелять! Потому что женщины, они же – не жуки! Они куда занудней. И опасней. Ну, в долгосрочной перспективе. Садится такая тебе на шею, и сам не замечаешь, как начинает незаметно так, исподволь, погонять да управлять: «Дорогой! Давай купим другую мебель! А то эта уже такая страшная и обшарпанная – перед соседями неудобно! Дорогой! Мне нужна новая машина! Престижная. А то старую я поцарапала, и она не смотрится! Дорогой! Почему наши дети должны ходить в обычное высшее, а не в Гарвард? Мы же можем себе это!..»

И что самое страшное – ты сам не замечаешь, как превращаешься из Хозяина и большого босса – в безвольную тряпку! И исполнителя капризов и желаний непоследовательной и любящей пускать окружающим пыль в глаза дуры. Которая ещё и пилит тебя постоянно – причём независимо от того, выполняешь ты требуемое или нет. Всё время обижается – …й поймёшь на что. А уж болтает – вообще без передыху!

Некоторое время было тихо. Потом Рикер сказал:

– Спасибо. Ты очень конкретно всё объяснил. Я будто прослушал конспект полного курса семейных отношений. И могу сказать одно: какое счастье, что я на всю эту бодягу не попался! А ведь чуть было не… Просто моя третья была дура-дурой. И всё норовила влезть мне на шею до того, как мы расписались… Ну, или я к этому делу – к её сидению на моей шее! – хотя бы привык!

Эванс усмехнулся:

– Парк! Неужели всё – именно так?

– Ну… Не подумайте, что я наговариваю, или что-то имею против института брака. Может, где и есть счастливые семейные пары, и жёны там прислушиваются к мнению мужа, и не обижаются и не пилят из-за ничего, и не п…дят без умолку всё время, пока ты дома… Но я лично с такими не встречался. И это мне именно отсюда, с высоты, так сказать, третьего этажа и отстранённости от земной, старой, теперь уже кажущейся вообще – странным сном, жизни, такое видение представляется объективным.

Нет, были, конечно, и плюсы… Например, мы действительно – вырастили дочь. Любимую. Первые пять лет я, как восторженный слюнявый идиот, всё умилялся… Жена тоже… Вроде, любила. Дочка, правда, свалила от «любящей» мамочки, едва стала совершеннолетней, и нашла подходящего идиота…

Которого мне сейчас, если честно, даже жаль, особенно, если наша пошла характером в мамочку – а ведь тогда казался… Идиот-идиотом!

– Прикольно. Выходит, не бывает этих, как их… Гармоничных пар?

– Не знаю, Рикер, не знаю. В других странах, особенно в мусульманских, говорят, дело обстоит по-другому. Там жена – бесправная рабыня для воспитания детей, исполнения семейных обязанностей, и супружеского долга. И даже не может отказаться по причине болящей головы от этого дела. И даже не имеет права голосовать! То есть – вообще не считается человеком! А так – чем-то вроде удобной мебели. Ну, или кухонного комбайна в комплекте с пылесосом и стиральной машинкой. И с сиськами и …дой!

– Ох, как я, оказывается, хочу жить в мусульманской стране!..

– Фига с два. Мы считаем, что там нет подлинной демократии, и своих граждан туда не отпускаем! Кроме того, там стреляют. И не уважают прав человека.

– Это ты – про женщин, что ли?

– Нет. Про тех, кто не местный житель. Таких, особенно туристов, вечно стараются обмануть. Украсть для получения выкупа. Или просто развести на деньги. Я имею в виду тех придурков из Европы, кто посещает-таки эти страны, несмотря на предупреждения уже их Правительств. А иногда даже и работает. По контракту.

– Наверное, за хорошие бабки?

– Да уж. Потому что своих специалистов там в очень многих областях – нет.

– Ну, для нас всё это сейчас имеет чисто академический интерес. Потому что я и тогда, в той жизни, – Рикар кивнул головой, – никуда ехать, или принимать Ислам, не собирался. Да и с женщинами, если честно, я особо не заморачивался. А ближе к моменту, как меня взяли, и за людей-то не считал. Как заправский мусульманин.

Эванс вздохнул. Потом перевёл глаза на входной проём, у которого краем глаза заметил какое-то движение. Выдохнул:

– У нас проблемы!

И точно.

«Проблемы» входили прямо в дверь, недоумённо оглядываясь, и опасливо посматривая на напарниц. Три женщины, одна пожилая, и две – средних лет. Пожилая, двигавшаяся, словно главная, впереди, – в платье, остальные – в джинсах и кофточках. Идущую сзади Эванс сразу узнал: Эмма! Та, с которой он чуть было не!..

Рикер не растерялся: выхватил из кобуры на поясе любимую пушку, и располовинил вторую молодую. Парк тоже не подвёл: пожилую сердито выглядящую даму уложил традиционно надёжно: «отсекновением» головы. Эванс попросил:

– Рикер! Пристукни, пожалуйста, и мою – я пушку так и оставил у рюкзака!

Рикер развернулся к нему:

– Нет уж! Со своим прошлым разбирайся, пожалуйста, сам! А то скажешь, что я прикончил «любовь всей твоей жизни!»

Пушку он протянул Эвансу рукоятью вперёд. И вовремя, потому что женщине до кровати Эванса оставалось два шага, и она уже нахмурила брови:

– Милый! Чего это ты разлёгся среди бела д…

Докончить фразу она не успела, так как Эванс всадил ей в грудь и живот полный заряд, и луч прожёг там огромную дыру с кулак!

Женщина присоединилась к «товаркам»: грохнулась на пол!

Парк вздохнул:

– Проклятье. Поскольку Эванс ещё три дня будет слаб, как младенец, придётся нам затаскивать их на крышу, и сбрасывать вниз! А, знаю. Распределим обязанности справедливо. Эванс! Пока мы будем корячится с перетаскиванием, сможешь протереть тут полы? Тряпки ещё остались на складе!

Смысла отказываться Эванс не видел:

– Ладно. На это-то меня хватит! Надеюсь.

Рикер вздохнул:

– И – что? Никто не хочет ничего сказать хорошего в адрес почивших?

Парк вместо ответа весьма метко плюнул на спину «своей».

Эванс проворчал:

– Жаль, моя недолго мучилась. Надо было сначала сжечь ей ноги. Потом – задницу. А, нет – вначале сиськи. Уж больно она ими гордилась: совала вперёд где надо и не надо. Вот с них и надо мне было начать. Чтоб помучилась, пострадала. Как мои уши страдали от её пиления и сварливого голоса, а мозг – от дури и занудства.