Посвящается Эми Новограц
Karen Armstrong
TWELVE STEPS TO A COMPASSIONATE LIFE
Copyright © 2010 by Karen Armstrong
© Ястребов Г.Г., перевод на русский язык, 2019
© ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Предисловие к русскоязычному изданию
Книгу Карен Армстронг, которую вы держите в руках, нет нужды предварять рассуждениями о том, насколько важна тема сострадания – уже первые страницы самого текста убедительно демонстрируют насущность этого бесценного качества, без которого мы как биологический вид и цивилизация не сможем ни выжить, ни добиться подлинного процветания. Доктор Армстронг, превосходно знакомая со всеми основными пластами человеческой культуры – от древнегреческой драматургии и истории ранних религиозных традиций до телеиндустрии двадцать первого века, приводит достаточно свидетельств, чтобы осталось предельно мало интеллектуальных сомнений в актуальности темы.
Важно, однако, отметить уникальную ценность книги для русскоязычного читателя. До недавнего времени литературы, посвященной теме сострадания, на русском языке было практически не найти – немногочисленные издания со словом «сострадание» в названии в основном относились к категории эзотерики, религии или популярной психологии и не пользовались большим авторитетом. Несколько международных бестселлеров, посвященных развитию сострадания и любящей доброты, оказались практически невостребованны русскоязычным читателем и до сих пор пылятся на полках – можно надеяться, не в силу нашего природного бессердечия: просто до недавних пор массовая культура мало говорила с нами о примате сострадания и о том, что оно может быть не только абстрактным идеалом, но и практическим принципом, в котором можно упражняться день за днем.
Времена меняются; знакомясь с темами осознанности, светской этики, экологической ответственности и психологической саморегуляции, мы начинаем понимать, что и качества сердца, включая сострадание, поддаются целенаправленному развитию. Мы также смутно чувствуем: сострадание, как ничто иное, должно и может стать деятельной силой, определяющей нашу социальную жизнь: там, где мы раньше по привычке предпочли бы отвернуться или выразить осуждение, под влиянием милосердия может проявиться естественное желание помочь, поддержать и даже исправить социальные системы, которые ведут к напрасному страданию как среди людей, так и среди животных. На фоне этого постепенного пробуждения невозможно не порадоваться и повторной публикации этой сравнительно молодой, но уже ставшей классикой книги.
В новом русскоязычном издании книге возвращено исходное название – «Двенадцать шагов к состраданию». Система двенадцати шагов (к свободе от зависимости), которую доктор Армстронг использует в качестве шаблона, известна русскоязычной аудитории меньше, чем общемировой, но здесь достаточно знать, что исходные шаги представляют собой стройную систему реабилитации и изменения привычных моделей поведения. Такое же прикладное назначение имеют и шаги к подлинному состраданию, перечисленные в данной книге. Она не должна оставаться для нас простым сборником интересных фактов о роли сострадания в истории; ее задача – привести к глубокому изменению сознания и в конечном итоге – нашей общественной культуры. В связи с этим нам как читателям важно снова и снова возвращаться к тексту, делиться им с другими людьми (в мире создано немало основанных на книге клубов, где люди вместе разбирают главу за главой) и находить практические способы усвоения идей сострадания.
Как участник международного движения Устава сострадания (вокруг которого вращается все содержание книги), я рад в перспективе также пригласить русскоязычных читателей к знакомству с многообразием электронных материалов, которые посвящены самому Уставу и его применению. Среди этих материалов (в том числе доступных на русском языке) – и методологические руководства на основе данной книги, и основанные на ней онлайн-курсы, и сборники аудиомедитаций, которые позволяют упражняться в сострадательном мышлении. Также разнообразна и активность международного движения, выстроенного вокруг Устава; она включает в себя и создание «городов сострадания», и многообразие благотворительных проектов, и распространение информации о древней истории Золотого правила и о том, насколько важно сделать его ключевым элементом всех культурных процессов, в которые мы вовлечены. При этом мы и сами должны задуматься о том, как привнести информацию о сострадании в культуру, которая нас окружает, используя свои уникальные таланты.
В 2009 году, выступая на «Саммите мира» в Ванкувере, Далай-лама сделал решительный прогноз: «Мир спасут западные женщины». Среди многочисленных женских голосов современного гуманизма – Джоан Халифакс, белл хукс, Джоан Читтистер, Джоанны Мэйси, Шэрон Зальцберг, Джейн Гудолл и многих других – мудрый голос Карен Армстронг звучит особенно громко. Смелость в обсуждении темы сострадания и неистребимой человечности, красной нитью проходящая через все ее книги, в данном труде выражена наиболее явно, причем так, чтобы мы могли не просто вдохновляться величием сердца мастеров прошлого, но и развить подлинную доброту в самих себе. Пусть издание и чтение этой книги поспособствуют тому, чтобы каждый из нас стал настоящим оплотом милосердия, а «городом сострадания» стал каждый город на Земле.
Буддийский монах досточтимый Лобсанг Тенпа
Предисловие
С желанием улучшить мир
В ноябре 2007 года я узнала, что получила премию. Каждый год частный некоммерческий фонд TED (Technology, Entertainment and Design), организующий конференции по «ценным идеям», награждает людей, которые, по его мнению, принесли миру пользу, а если им помочь, принесут пользу еще большую. Среди лауреатов были бывший президент США Билл Клинтон, биолог Эдвард Уилсон и английский кулинар Джейми Оливер. Лауреату вручают 100 000 долларов и предлагают высказать одно пожелание об изменении мира к лучшему – пожелание, реализации которого фонд будет способствовать.
Я сразу поняла, чего хочу. Одна из главных задач времени состоит в строительстве глобального сообщества, основанного на взаимоуважении. И, как известно, религия в данном случае – фактор проблематичный. С одной стороны, все верования видят в сострадании критерий подлинной духовности; все говорят, что через сострадание мы соприкасаемся с Трансцендентным (Богом, Брахманом, Нирваной, Дао). В каждом веровании есть своя версия Золотого правила. Это правило может формулироваться в отрицательной форме: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе». Или в положительной форме: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». Более того, все религии утверждают: делать добро нужно не только единоверцам, но и всем, включая врагов. С другой стороны, многие люди не воспринимают религию как цитадель сострадания. Я сбилась со счета, сколько раз в лондонском такси разговор с шофером принимал следующий поворот: он спрашивал, чем я занимаюсь, а в ответ на объяснения категорически замечал, что от религии – сплошные войны. Да, непосредственная причина конфликта – это часто жадность, зависть и властолюбие, но прикрываются-то они часто религиозной риторикой. Вообще религию сплошь и рядом используют в злых целях. Террористы оправдывают ею зверства и убийства, которые нарушают ее же базовые принципы. В Католической церкви папы и епископы отказываются прислушаться к страданию множества женщин и детей, всерьез заняться проблемой сексуальных домогательств со стороны священников. Некоторые религиозные лидеры напоминают светских политиков: поют дифирамбы собственной деноминации, на чем свет стоит ругают конкурентов, а милосердию не уделяют внимания даже в форме благотворительности. В их речах редко говорится о сострадании, все больше о вещах вторичных: сексуальных нравах, рукоположении женщин, догматических нюансах. Создается впечатление, что для них основной критерий истинной веры состоит не в Золотом правиле, а в определенной позиции именно по этим вопросам.
В сострадательном голосе религии мир нуждается как никогда раньше. Опасная поляризация возрастает. Мы наблюдаем тревожный дисбаланс власти и богатства, а в результате растущий гнев и болезни, отчуждение и унижение. Они прорываются в терактах, от которых плохо всем. Мы участвуем в войнах, которые не в состоянии ни выиграть, ни прекратить. Секулярные по своему происхождению споры (например, арабо-израильский конфликт) обрели религиозный оттенок. У обеих сторон возникает ощущение, что сражаются они за что-то «священное», – отсюда жесткость, неуступчивость, неготовность к прагматическим решениям. Вместе с тем электронные средства массовой информации создали неожиданно тесные узы между нами. Страдание и нужда отныне не ограничены дальними уголками земного шара. Когда рынки падают в одной стране, эффект домино идет по всему миру. Сегодняшние события в Газе и Афганистане завтра отзовутся в Лондоне и Нью-Йорке. Мы стоим и перед лицом экологической катастрофы. В ситуации, когда у маленьких групп все больше и больше возможностей для разрушения – возможностей, которыми ранее располагали лишь государства, необходимо глобальное применение Золотого правила: обращайтесь с другими народами так, как хотите, чтобы обращались с вашим собственным. Если наши религиозные и этические традиции не ответят на этот вызов, они не пройдут испытание временем.
Поэтому на церемонии награждения в феврале 2008 года я попросила представителей фонда TED помочь мне в создании и пропаганде Устава сострадания, который был бы подписан представителями основных верований и напомнил о том, что есть главное в религии и нравственности. Этот Устав стал бы противовесом экстремизму, нетерпимости и ненависти. При всех нынешних разговорах о противостоянии религий очень важно показать: несмотря на существенные различия, в данном вопросе мы согласны, а значит, можем протянуть друг другу руки и вместе трудиться ради мира и справедливости.
В Интернете был создан специальный многоязычный сайт,[1] посвященный Уставу: на иврите, арабском, урду, испанском, английском и других языках. В обсуждении проекта приняли участие тысячи людей со всего света, а их замечания были представлены Совету Совести, в который входили известные представители шести верований (иудаизма, христианства, ислама, индуизма, буддизма и конфуцианства). В феврале 2009 года они собрались в Швейцарии для составления окончательного варианта Устава. Вот что получилось в результате.
Принцип сострадания лежит в основе всех религиозных, этических и духовных традиций, призывая нас всегда относиться ко всем другим людям так, как мы хотели бы, чтобы относились к нам. Сострадание побуждает нас неустанно работать, чтобы облегчить страдания наших ближних, чтобы убрать себя из центра своего мира и поставить туда другого и чтобы уважать нерушимую святость любого человека и относиться ко всем без исключения людям на основе абсолютной справедливости, равенства и уважения.
Необходимо также в общественной и частной жизни последовательно и решительно воздерживаться от причинения страданий. Действовать или говорить с досады, проявлять шовинизм или корысть, выхолащивать, эксплуатировать или отказывать кому-либо в осуществлении его основных прав и подстрекать ближних к ненависти и клевете в отношении других, будь это даже наши враги, – все это является отрицанием нашей общей человечности. Мы признаём, что не сумели жить в сострадании и что некоторые из нас даже еще более увеличили бремя человеческих страданий во имя религии.
Поэтому мы призываем всех мужчин и женщин:
• поставьте сострадание в центр морали и религии;
• вернитесь к древнему принципу: всякое толкование Священного Писания, порождающее насилие, ненависть или презрение, незаконно;
• следите за тем, чтобы молодежь получала достоверную и почтительную информацию о других традициях, религиях и культурах;
• поощряйте позитивную оценку культурного и религиозного разнообразия;
• последовательно развивайте сострадание к страданиям всех людей, даже если среди них есть и наши враги.
Нам необходимо срочно превратить сострадание в светлую, сияющую и динамическую силу в нашем поляризованном мире. Уходя своими корнями в принципиальную решимость преодолеть эгоизм, сострадание может разрушить политические, догматические, идеологические и религиозные барьеры.
Родившееся в результате нашей глубокой взаимозависимости сострадание имеет важное значение для человеческих взаимоотношений и человечности. Это путь к просветлению, необходимый для создания справедливой экономики и мирного мирового сообщества.
Устав был обнародован 12 ноября 2009 года в шестидесяти точках по всему миру. Его поместили как в многочисленных синагогах, мечетях, храмах и церквях, так и в ряде светских институтов (например, пресс-клубе Карачи и сиднейской опере). Однако работы еще непочатый край. В данный момент у нас имеется более 150 партнеров по всему миру, которые совместно трудятся ради воплощения Устава в конкретные и реалистические действия.
Однако способно ли сострадание исцелить проблемы времени? И сколь реально оно в технологическую эпоху? Да и вообще, что стоит за этим понятием? В английском языке слово compassion («сострадание») часто путают со словом pity («жалость») и ассоциируют со слепой и сентиментальной благожелательностью: например, «Оксфордский словарь английского языка» определяет compassionate как piteous, piteable («жалостливый»). Такое понимание не просто широко распространено, но глубоко и прочно укоренилось в сознании. Показательный случай: недавно я читала лекцию в Голландии и специально подчеркнула, что «сострадать» – не синоним «жалеть». Однако, рассказывая об этой лекции, газета «Фолькскрант» передавала «сострадание» словом «жалость»! На самом деле, английское слово compassion происходит от латинских слов com («вместе, с») и pati («страдать») и предполагает «страдание вместе (с кем-то)». Сострадать – значит поставить себя на место другого человека, ощутить его боль как собственную, встать на его точку зрения. Именно потому сострадание так удачно выражается в Золотом правиле, которое призывает нас взглянуть в свое сердце и увидеть, что причиняет боль нам самим, а затем отказаться причинять эту боль при любых обстоятельствах кому-либо еще. Таким образом, сострадание можно описать как последовательный и принципиальный альтруизм.
Насколько нам известно, первым Золотое правило сформулировал древний китайский мудрец Конфуций. Когда его спросили, какому из его учений важно следовать «денно и нощно», он ответил, что это принцип шу (взаимности): «Не делай другим того, чего не желаешь себе».[2] По его словам, этот принцип красной нитью проходит через духовный метод, который он назвал Путем (Дао), и объединяет все его учения. Один из учеников Конфуция объяснял путь своего Учителя следующим образом: он есть не что иное, как совершение всего возможного ради других (чжун) и оглядка на других (шу).[3] Более удачный перевод понятия «шу» – «уподобление самим себе»: нельзя считать себя выше, чем окружающие, и необходимо денно и нощно соотносить свой опыт с опытом других людей. Этот идеал Конфуций называл словом «жэнь»: изначально оно означало «благородство» и «достоинство», но к его времени – просто «человечность». Некоторые исследователи полагают, что базовое значение здесь – «мягкость, податливость».[4] Однако Конфуций неизменно отказывался дать понятию «жэнь» четкое определение: по его словам, оно не соответствует однозначно какой-либо категории.[5] Узнать, что это такое, может лишь тот, кто в совершенстве его исполнил: для прочих оно останется загадкой. Человек, который постоянно следует жэнь, становится цзюньцзы, т. е. человеком зрелым.
Значит, сострадание и человечность неразделимы: настоящий человек исходит не из своекорыстных интересов, а из интересов других людей. Следование шу уводит в трансцендентную сферу опыта, поскольку преодолевается характерный для большинства наших поступков эгоизм. С этим согласился бы и Будда (около 470–390 до н. э.).[6] Он говорил, что отыскал в себе царство священного покоя – состояние, которое он называл нирваной, т. е. угасанием: былые страсти, желания и своекорыстие угасли подобно языкам пламени. Согласно учению Будды, нирвана – это совершенно естественное состояние, и достигнуть ее может всякий, кто будет следовать определенному образу жизни. Здесь важны четыре безмерных: майтри (любящая доброта – желание принести счастье всем живым существам), каруна (сострадание – решимость освободить всех существ от их боли), мудита (сопереживающая радость – радость относительно счастья других) и упекша (равностность – спокойствие, позволяющее любить все существа в равной мере и беспристрастно).
Сострадать – значит поставить себя на место другого человека, ощутить его боль как собственную, встать на его точку зрения
Таким образом, эти традиции согласны, что сострадание естественно присуще людям: именно в нем состоят подлинная человечность, подлинная реализация человеческой природы, а внимательность к окружающим выводит нас за пределы обычного эгоизма. Как мы увидим далее, три монотеистические религии пришли к аналогичным выводам. Тот факт, что мы находим один и тот же идеал во всех основных верованиях, означает, что он отражает нечто существенное в нашей природе.
Мы узнаем сострадание и восхищаемся им; оно было созвучно людям на всем протяжении человеческой истории. При встрече с человеком подлинно сострадательным мы ощущаем прилив душевных сил. Имена Элизабет Фрай (1780–1845), квакерки и реформатора тюремной системы в Великобритании, Флоренс Найтингейл (1820–1910), реформатора больничной системы, и Дороти Дэй (1897–1980), основателя «Движения католических рабочих», стали символами подвижничества. В патриархальном обществе этим женщинам удалось претворить идеал сострадания в практическую, действенную и устойчивую силу, хотя мир о сострадании был готов забыть. Или взять Махатму Ганди (1869–1948), Мартина Лютера Кинга (1929–1968), Нельсона Манделу (р. 1918), Далай-ламу XIV (р. 1935). Чем объясняется их огромная популярность? Мне кажется, во многом – желанием людей видеть среди руководителей деятелей более сострадательных и принципиальных. Или совсем другого рода феномен: культ покойной принцессы Дианы: в 1997 году ее смерть была воспринята почти как национальное бедствие. Значит, при всех неоднозначных моментах биографии ее теплое и душевное отношение к людям воспринималось как приятный контраст более холодному и безличностному поведению общественных деятелей.
Между тем общество отнюдь не лучится состраданием. Капиталистическая экономика до мозга костей пронизана конкуренцией и индивидуализмом и всячески поощряет ставить себя на первое место. Со своей эволюционной теорией Чарльз Дарвин (1809–1882) показал нам природу, у которой, выражаясь словами Теннисона, «багровы и клыки, и когти». Биолог Герберт Спенсер (1820–1903) полагал, что все живые существа вовлечены в жестокую борьбу, в которой выживает наиболее приспособленный, – какая уж там буддийская любовь или «мягкость» жэнь! Со времен Томаса Гексли (1825–1925) сторонники эволюционной теории считали альтруизм проблематичным – ведь он не укладывается в представления дарвинистов. Нынешние же позитивисты, видящие в науке единственное мерило истины, полагают, что наши гены полностью эгоистичны и мы запрограммированы преследовать собственные интересы, чего бы это нашим конкурентам ни стоило. С их точки зрения, мы просто не можем не ставить себя на первое место.
Альтруизм выставляют иллюзией и благочестивой грезой, совершенно не отражающей истинного положения дел. В лучшем случае это «мем»: блок культурных идей, символов и обычаев, колонизировавший наши умы. Счастливая осечка естественного отбора, она оказалась полезным механизмом выживания для homo sapiens, поскольку группы, научившиеся сотрудничать, лучше осваивали ресурсы.[7] Однако этот «альтруизм», полагают скептики, есть лишь видимость, за которой скрывается своекорыстие. По мнению Эда Уилсона, «альтруист» хочет награды для себя и своих ближайших родственников. «Его хорошее поведение расчетливо, причем часто сознательно расчетливо, а его маневры исходят из сложных санкций и требований общества». Для такого «альтруизма» характерны «ложь, притворство и обман, включая самообман, поскольку убедительнее всего актер, который верит в то, что играет».[8]
Без сомнения, эгоизм глубоко присущ человеческой природе. Он уходит корнями в эволюционное прошлое, к рептилиям, выбравшимся из первобытной слизи примерно 500 миллионов лет назад. Эти существа помышляли только о выживании. Их мотивы сводились к механизмам, которые англоязычные неврологи называют четырьмя «f»: поесть (feeding), подраться (fighting), убежать (fleeing) и, деликатно выражаясь, воспроизвестись (f***). Эти стимулы превратились в быстродействующие системы, благодаря которым рептилии могли безжалостно соперничать за еду и безопасное убежище, а также сохранять свои гены. Таким образом, наших предков-рептилий интересовали только статус, власть, контроль, территория, секс, личная нажива и выживание. Homo sapiens унаследовал эти неврологические системы; они расположены в гипоталамусе у основания мозга и обеспечили выживание нашего вида. Они порождают эмоции сильные, автоматические и «все про нас самих».
На протяжении тысячелетий, однако, у людей развилась также новая кора (неокортекс) головного мозга – своего рода «новый мозг». В коре – средоточие способностей, благодаря которым мы размышляем о мире и себе и можем удерживаться от инстинктивных и примитивных страстей. Тем не менее четыре «f» продолжают во многом определять нашу деятельность. Мы запрограммированы на то, чтобы приобретать вещи, моментально реагировать на угрозу и бороться за выживание. Эти инстинкты носят подавляющий и автоматический характер. Они могут пересиливать более рациональные соображения. Если в саду, когда мы читаем книгу, внезапно появится тигр, мы почти наверняка вскочим и убежим. Вообще эти старые и новые элементы в нашей природе сосуществуют плохо: когда люди используют кору головного мозга, чтобы потакать древним хищническим инстинктам, последствия часто бывают фатальными. К примеру, мы создали способные уничтожать врагов военные технологии, которые представляют беспрецедентную угрозу для нас самих.[9]
Правы ли позитивисты в своем скепсисе насчет сострадания? Багровые клыки и когти были заметны большую часть ХХ века, и уже дают о себе знать в XXI веке. Сострадание же – птица столь редкая, что многие люди теряются: как себя вести? Сострадание даже вызывает явную неприязнь: показательны споры вокруг Терезы Калькуттской (1910–1997). Мы видим, сколь сложно было относительно простой женщине, изо всех сил старавшейся служить страдающим беднякам, найти путь сквозь лабиринт современной политики, лабиринт мира, запутанного и коррумпированного. Озлобленность некоторых ее критиков обнаруживает не только безжалостность современного дискурса – мол, чистеньких нет, но и глубочайшую антипатию к сострадательному этосу, сопряженную с желанием изобличить любое проявление его как «ложь, притворство и обман». Создается впечатление, что в наши дни многие предпочтут быть правыми, а не сострадательными.
Впрочем, люди не распрощались с учениями, которые призывают к принципиальному и бескорыстному сопереживанию. Даже отец позитивизма Огюст Конт (1798–1857), который, кстати, изобрел слово «альтруизм», считал, что сострадание вполне совместимо с научной эрой. Хотя он жил во времена страшной революции в Европе, он верил и надеялся, что наступит просвещенный социальный порядок, при котором сотрудничество между людьми будет основано не на насилии, а на собственной внутренней склонности к всеобщей любви.
Никакие своекорыстные расчеты не могут соперничать с этим социальным инстинктом ни в широте интуиции, ни в смелости и упрямстве замысла. Да, благожелательные эмоции в большинстве случаев наделены меньшей внутренней энергией, чем эгоистические. Однако они обладают тем прекрасным качеством, что социальная жизнь не только позволяет им расти, но и стимулирует их почти в безграничной степени, непрестанно обуздывая то, что им противостоит.[10]
В отличие от Э. Уилсона, О. Конт не считал сострадательное поведение расчетливым и лицемерным. Напротив, он соотносил благожелательные эмоции с эстетикой и был убежден, что их прекрасное качество обладает особой силой.
Самые древние из дошедших до нас произведений homo sapiens показывают, что мы изобрели искусство в то же время (и во многом по сходным причинам), что и религиозные системы. Новая кора головного мозга сделала нас существами, ищущими смысл, остро осознающими сложность и трагедийность нашего положения. И если мы не находим в себе некоего высшего смысла, то легко впадаем в отчаяние. В искусстве, как и в религии, мы обретаем мягкость и податливость, открытость для другого, качественно меняемся. Древнейшие наскальные рисунки, оставленные нашими палеолитическими предками в южной Франции и северной Испании (около 30 тысяч лет назад), почти наверняка имели ритуальную функцию. С самого начала искусство и религия шли рука об руку. Эти фрески и надписи наделены эстетической силой, которая поныне завораживает посетителей. Изображения животных, на которых охотились древние обитатели нашей планеты, обладают способностью вызывать священный трепет; да, охотник стремится в первую очередь добыть пищу – первую из четырех «f», но его агрессия смягчается нежностью и сопереживанием по отношению к зверю, которого ему приходится убить.