bannerbannerbanner
Название книги:

Идея и новизна – как они возникают?

Автор:
Иван Андреянович Филатов
полная версияИдея и новизна – как они возникают?

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Именно поэтому мы можем допустить, что процесс понимания смысла внове явленной идеи вполне идентичен процессу осознания «сублиминальной информации». А это означает, что, скорее всего, идентичными являются и те процессы, которые происходят при материальном взаимодействии нейронов в нашем мозге как в том, так и другом случае. И дополнительное и весьма существенное подтверждения этому мы постараемся привести в следующем пункте С.

С. Осознание как «фазовый переход» нейронной сети из обычного состояние в состояние «замороженности» (Деан).

Но в этой работе автором (Деаном) высказана еще одна мысль, роднящая ее с нами высказанным предположением о спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга – на манер спонтанной самоорганизации молекул воды в «ячейки Бенара» – в моменты озарений, инсайтов, интуиций. И касается она того, что в моменты осознания сублиминальных картинок, как выяснено в ходе экспериментов, в структурах мозга происходит фазовый переход, подобный фазовому превращению воды в лед. Вот что пишет Деан по этому поводу:

«Мы с коллегами предположили, что глобальная массовая активация происходит тогда, когда передаваемое возбуждение переходит порог и начинает подпитывать само себя: одни нейроны возбуждают другие, а те, в свою очередь, передают возбуждение обратно (ссылка на работу Dehaene, Sergent, and Changeux 2003; ссылка в библиографии на стр. 374 – И.Ф.). В итоге мы имеем взрыв активности: тесно связанные между собой нейроны срываются в устойчивое состояние высоко уровневой активности …

Этот коллективный феномен напоминает то, что физики зовут «фазовым переходом», а математики – «бифуркацией»: внезапная, практически дискретная метаморфоза физической системы. Пример фазового перехода из жидкого состояния в твердое – вода, которая замерзает и превращается в лед. В самом начале наших раздумий о сознании мы с коллегами заметили, что многие свойства сознательного восприятия вполне укладываются в концепцию фазового перехода»16. (Ссылка на работу Dehaene and Naccache 2001; ссылка в библиографии на стр. 373 – И.Ф.). (Там же, стр. 169, 170).

Далее автор задается вопросом:

«Можно ли утверждать, что осознанный стимул запускает фазовый переход в мозгу и мощно воздействует на активность коры, «замораживая» области мозга в согласованную структуру? Как это доказать? Чтобы докопаться до истины, мы с Антуаном Дель Кулем придумали простой эксперимент». (Автор ссылается на работу Del Cul, Bailler, and Dehaene 2007; ссылка в библиографии на стр. 374 – И. Ф.). (Там же, стр. 170).

Затем автор описывает сам эксперимент, суть которого заключается в постепенном, ступенчатом (с интервалом в 16 миллисекунд) увеличении временного промежутка между быстрым (16 миллисекунд) показом цифры и последующим показом маски в виде набора букв. При этом на ЭЭГ фиксировалась работа мозга, и принимались во внимание субъективные отчеты испытуемых. И что же было обнаружено? Самое интересное они обнаружили при временном интервале – между показом цифры и показом маски – в 270 миллисекунд. Вот данное Деаном описание:

«Но когда срок появления маски достиг 270 миллисекунд от начала демонстрации цифры, на ЭЭГ внезапно отобразилась массированная вспышка (…). В ходе экспериментов, участники которых сообщали, что видели цифру, волны мозга вдруг приобретали иной характер, а активность нарастала лавинообразно, быстро и мощно. Силу этого взрыва невозможно было объяснить крохотным изменением длительности паузы (в 16 миллисекунд – И.Ф.) перед появлением маски. Так мы получили прямое доказательство того, что доступ в сознательный опыт связан с фазовым переходом в динамике нейронных сетей». (Там же, стр. 172).

Фазовый переход – это изменение структуры вещества, проявляющееся самыми разными способами:

– переход ламинарного течения жидкости в турбулентное и обратно;

– изменение состояния взаимосвязей между частицами этого вещества – вода: жидкость, лед, пар;

– изменение характера осуществления теплообмена – «ячейки Бенара»: теплопроводность сменяется конвекцией;

– изменение свойств вещества – жидкий гелий: нормальное состояние мгновенно меняется на состояние, обладающее свойством сверхтекучести и сверхтеплопроводности;

– изменение характера движения электронов – сверхпроводник: электрическое сопротивление проводника тока мгновенно снижается до нулевого значения.

И как мы теперь понимаем, к этой же категории «изменения структуры вещества» мы могли бы отнести образование «комплексных диссипативных структур» (Пригожин), состоящих из определенного числа взаимосвязанных нейронов, представляющих – уже на уровне сознания – смысл идеи.

Таким образом, мы никак не можем исключить, что и в случае спонтанного явления идеи в наше сознание происходит фазовый переход в виде спонтанно-когерентной самоорганизация ранее «разрозненных» нейронов в некий упорядоченный низкоэнтропийный ансамбль, идентифицируемый нами (по «выходе» его на уровень сознания) как внове явленный смысл идеи.

Но мне бы не хотелось, чтобы у читателя складывалось впечатление, что я собираюсь «притянуть за уши» эксперименты, не имеющие прямого отношения к самой конкретике исследуемого вопроса, а именно, вопроса непосредственной взаимосвязи материального взаимодействия нейронов с отражением этого взаимодействия на идеальном уровне сознания в моменты инсайтов, озарений, интуиций. На самом же деле, моя задача состоит только в том, чтобы обратить внимание на сам факт возможности синхронной работы самоорганизующихся нейронов в эти моменты.

И если, согласно многочисленным данным, полученным Деаном со своими сотрудниками (и коллегами), спонтанная активация деятельности нейронов возможна при такой достаточно простой операции, как осознание, как понимание ранее спрятанной за маской (то есть в бессознательном) картинки, то она, массовая активация, тем более должна быть возможна при понимании так же ранее спрятанной в бессознательном (на инкубационном этапе) «картинки», то есть смысла внове явленной идеи. Тем более, что явление идеи сопровождается возникновением достаточно мощной «группы поддержки», названной нами «эскортом ощущений», тех интеллектуальных ощущений, которые не могут не иметь своего отражения в деятельности мозга. (Напомним еще раз: это чувство интеллектуального удовольствия от понимания внове явленного смысла идеи, чувство удивления от внезапности его явления и чувство уверенности в надежности и единственности этого смысла).

В связи с этим нам необходимо сделать одно пояснение, а следом за ним (в следующем абзаце) одно предположение. Начнем с пояснения. Одно дело «увидеть» в какое-то мгновение, не воспринятое нашим сознанием – то есть оказавшееся в бессознательном – сублиминальное изображение предмета, и только затем, через доли секунды, осознать его; другое же дело понять (осознать) предъявленный бессознательным нашему сознанию такое сложное образование как сгусток смысла идеи, сформировавшийся непонятно каким образом в этом бессознательном, и предъявленный в форме, которую мы также не можем «схватить»: то ли это образ, то ли метафора, то ли символ и т. д. Ведь рождение идеи – это итог и нашего сознательного опыта, и целеустремленности в разрешении именно этого вопроса, и интенсивности нашего логического мышления на самом этапе рефлексии-1, предшествующей инкубационному этапу.

Что же касается заявленного предположения, то по поводу него я могу сказать следующее. Вообще говоря, смысл формирования нового смысла идеи именно на бессознательном уровне, но выдаваемого именно в сознание – причем, выдаваемого в виде какого-либо «сгустка» (образа, метафоры, символа?) – заключается, скорее всего, в том, чтобы максимально (то есть, до предела) упростить то, что выдается из бессознательного в сознание. И цель подобного упрощения в том, чтобы сознание имело возможность «едино-моментно» воспринять этот новый для него смысл в его целостности. То есть воспринять мгновенно в виде «картинки», как это происходит в экспериментах, описанных Деаном. Потому что сознание, исходя из своей Природы, не может «едино-моментно» вместить в себя нечто разрозненное, разделенное на части или представленное в виде хотя бы двух разнородных частей. (Можно даже сказать, что та ин-формация, что была получена на этапе рефлексии-1 и далее обработана на этапе инкубации проходит «бутылочное горлышко» в точке 3 (на наших Рисунках), прежде чем оказаться на допонятийном этапе, а затем и на этапе рефлексии-11).

Вот почему оно, сознание, должно на допонятийный этап получить в свое распоряжение нечто целостное, Единое, и только потом, на этапе рефлексии-11 (в процессе раскрытия смысла идеи) разложить это целостное (сгусток смысла) на части, то есть на те элементы, из которых на самом деле состоит смысл идеи. (А состоит он, как мы уже знаем, из комплекса взаимосвязанных исходных сущих. И этот комплекс позволяет нам обнаружить то недостающее звено, – а именно, искомое сущее – вид которого мы должны внове сначала создать (сформировать) в своем представлении, а затем воплотить в материальную форму подручного средства).

Вот и создается впечатление, будто бы ин-формация, полученная на этапе рефлексии-1 и обработанная в бессознательном на инкубационном этапе, проходит в точке 3 (см. Рис. 1 и 2) через «бутылочное горлышко» (там же, стр. 47), чтобы на выходе получить не сам смысл идеи в развернутом его виде, а то, что мы назвали «сгустком смысла». Но это нисколько не мешает тому, чтобы наше сознание поняло этот «сгусток» смысла идеи в наиболее ярком свете озарения (прозрения, инсайта). Причем светоносный характер явления идеи необходим для того, чтобы наше сознание сразу же сосредоточилось на ее смысле, и в дальнейшем не упускало его из виду вплоть до того, как этот смысл нами будет раскрыт и зафиксирован в словах, символах, знаках.

 

Более того, в пользу справедливости нашего предположения говорит еще и то, что на предварительном этапе рефлексии-1 наше мышление, оперируя некоторым набором исходных сущих, не в состоянии создать новый смысл идеи. А все потому, что рефлексия (на уровне логического мышления) может двигаться только поэтапно, от одного этапа мышления к другому – она не может мгновенно соединить эти этапы в нечто Единое, целостное. На это способно только бессознательное – и то только потому, что оно оперирует не идеальным знанием, а материальным, то есть на уровне живой материи нейронов нашего мозга, на том уровне, на котором в определенных, весьма специфичных граничных условиях возможна спонтанно-когерентная самоорганизация нейронов мозга в низкоэнтропийный ансамбль. Вот этот переход в состояние «замороженности» определенных структур мозга Деан и назвал фазовым переходом (бифуркацией), что и было у нас темой данного пункта.

И, конечно же, только проведение экспериментов с фиксацией деятельности нашего мозга в моменты прихода новых идей в наше сознание может окончательно либо подтвердить справедливость нашей гипотезы, либо внести в нее дополнения и уточнения, либо опровергнуть ее. В том же случае если данное предположение, – а именно: возникновение новой мысли происходит в результате соединения нейронов нашего мозга в комплекс (ансамбль) определенного вида – в дальнейшем будет экспериментально подтверждено, то у нас появится основание к тому, чтобы считать, что новая мысль в своей основе не идеальна – она материальна, по крайней мере, в момент зарождения и возникновения ее в нейронных структурах нашего мозга.

(Правда, затем перед нами встанет не менее сложная задача: объяснить, каким образом материальный комплекс (ансамбль) нейронов в дальнейшем трансформируется (на уровне нашего сознания) как в идеальный, «чистый» смысл идеи, так и в наименования тех объектов-сущих, которые входят в комплектацию данной идеи). И это явится еще одним подтверждением, что самоорганизация макроматерии берет начало в микроструктурах этой материи. Надо только знать, какие условия необходимо создать для того, чтобы побудить микрочастицы (положим, молекулы воды) к началу процесса спонтанной самоорганизации в макрочастицы (а именно, в «ячейки Бенара»).

Что же касается экспериментов, описанных в книге Деана, то они, конечно же, не дают нам повода отказывать живой (органической) материи нейронов нашего мозга в том, чтобы в экстремальных (сильно неравновесных, предбифуркационных) условиях проявлять те свойства, которые присущи неживой (неорганической) материи. Тем более что живая материя тем только и занимается, что самоорганизуется на всех уровнях, начиная от эмбрионального зарождения до появления высшего уровня развития в виде сознания и самосознания.

3.5. Что создает новизну саму по себе: рефлексия на уровне сознания или материя на уровне нейронов нашего мозга?

Из ранее изложенного в подпункте 2 мы уже поняли: в случае продуктивного мышления сознание на этапе рефлексии-11 только проявляет то, что уже случилось! в материальных структурах нашего мозга, и что уже было выдано на допонятийный этап. (А выдан был сгусток смысла идеи). Оно само (сознание) не создает новизну, оно в процессе логического мышления раскрывает идеальный смысл того нового, что нам уже было предъявлено бессознательным. И одновременно оно обо-значает нечто нам представленное (в сознание) в знакомых нам знаках какой-либо системы.

То есть оно как бы «материализует» его в знакомые нам знаки, тем самым превращая доступное только нашему сознанию идеальное знание смысла идеи в материальное знание (слова и предложения письменности, формулы, речь и т. д.). А это, последнее, есть то знание, которое может быть воспринято материальными органами чувств любого члена данного сообщества (и тем самым уже внедрено в культуру и практику). Не будь этого превращения идеального знания («чистого» смысла новой идеи) в материально воспринимаемые знаки, смысл идеи так и остался бы достоянием сознания творца и его памяти. Он не мог бы быть сообщен кому-либо другому.

Как видим (см. Рис. 1 и 2), исходя только из того, что в процессе рефлексии-11 мы раскрываем внове предъявленный нам (предъявленный бессознательным) смысл идеи, вот именно, исходя только из этого, у нас складывается ложное впечатление, что это рефлексия-11 (логика) создала саму новизну, то есть сам смысл идеи. (Тем более, что инкубационная фаза отдалила от нас память о том, что именно мы мыслили на этапе рефлексии-1) На самом же деле этот смысл был создан до (момента) начала процесса нашей рефлексии-11 и даже до допонятийного этапа. И скорее всего он был создан в конце инкубационного этапа, в точке 3. Поскольку в конце (на излете) нашей рефлексии-1, предшествующей этому этапу, его, этого смысла, еще не было, а вот на допонятийном этапе он уже вдруг появился в виде сгустка смысла, который нам еще предстоит раскрыть (развернуть) в полноценный смысл-Истину.

Это, во-первых. Зафиксируем этот момент: сам смысл идеи появился в промежутке между рефлексиями-1 и -11. А это значит не что иное, как то, что – и это уже, во-вторых – этот сгусток смысла был создан не в идеальных (духовных, ментальных) «структурах» нашего сознания, то есть не на уровне действия нашей логики, манипулирующей осознаваемыми нами идеальными образами, а создан он был в материальных нейронных структурах нашего мозга. То есть, образован он был в нашем бессознательном. И это дает нам неоспоримое право идентифицировать бессознательную деятельность нашего мозга – по крайней мере, в случае создания идеи – как деятельность материальную, ту деятельность, которая осуществляется на уровне спонтанного материального взаимодействия нейронов в виде взаимосвязывания их в определенные («диссипативные», как сказал бы Пригожин) структуры.

Тогда находит свое оправдание тезис о том, что функционирование нашего мозга (и организма в целом), по крайней мере, в подавляющем своем большинстве происходит под патронажем нашего бессознательного. Сознанию остается лишь следовать теми путями, которыми ему дозволено следовать самим бессознательным.

Правда, ни в коем случае не надо забывать, что сама подготовка к моменту создания новизны самой по себе и инсайтного явления ее в наше сознание была произведена в процессе достаточно интенсивных – и, казалось бы, напрасных! – интеллектуальных (идеальных) усилий на этапе рефлексии-1, когда мы пытались

– не только интенсифицировать процесс логического мышления на этом этапе,

– но и, как мы полагаем, именно, «достучаться» до самих материальных структур мозга,

То есть, довести их до такой степени «возбуждения» (флуктуирования, по Пригожину), когда, в результате достижения точки бифуркации, становится возможной спонтанная самоорганизация бесконечного количества «разрозненных» нейронов в некий ансамбль, «выход» которого на уровень сознания наша психика воспринимает как внезапный, инсайтный приход идеи в наше сознание, результатом чего является:

– и понимание смысла этой идеи,

– и чувство интеллектуального удовольствия от самого акта мгновенного понимания этого сгустка смысла,

– и чувство удивления от внезапности его явления,

– и уверенность в надежности, истинности и единственности этого смысла для решения задачи, стоящей перед нами.

Спрашивается, для чего мы так скрупулезно разбирались в этом пункте с последовательностью процесса продуктивного мышления и с тем, каким материалом оно манипулирует? Данным рассуждением мы постарались локализовать место возникновения новизны самой по себе. Все дальнейшие действия нашего мышления (сознания) направлены только на то, чтобы зафиксировать (хотя бы в словах), сохранить (хотя бы в памяти) и представить эту новизну, – а именно, представить искомое сущее – на всеобщее обозрение, облачив его в одеяние всем знакомых слов, предложений, знаков, метафор и т. д. И только после всего этого мы уже можем по созданному нами идеальному виду-образцу искомого сущего изготовить материальное его воплощение – подручное средство, с помощью которого в социуме будет изготавливаться Продукция для каких-либо его нужд.

Далее переходим к вопросу бессознательности возникновения той сингулярной материальной структуры, которая формируется в нашем мозге и которую мы назвали новизной самой по себе.

3.6. Бессознательность процесса создания новизны самой по себе.

Но какие же основания мы имеем к тому, чтобы отнести процесс создания новизны самой по себе к категории бессознательных процессов? Скорее всего, основанием является то, что творение новизны данного вида не освещается нашим сознанием, и мы, естественно, ничего не знаем о том, что и как там творится, – потому и принимаем этот процесс как процесс бессознательный. Правда, в ходе последующего раскрытия смысла идеи нам все-же, постфактум, становится понятным, что именно творилось в нашем бессознательном. (А творился сам смысл идеи).

А вот, как он творился, этого мы не знаем. Мы можем лишь предположить, что творение самого смысла идеи произошло в процессе спонтанно-когерентной самоорганизации материи нейронов нашего мозга в некий упорядоченный ансамбль, который, будучи «предъявленным» сознанию и проявленным им – как проявляется позитив из негатива – мы воспринимаем как инсайтное явление идеи в сознание, или как озарение, прозрение (см. эпиграф).

Так что бессознательность данного процесса определена нами двумя факторами:

– отсутствием его представленности в нашем сознании вплоть до момента инсайта,

– и материальностью тех процессов, которые лежат в основании спонтанной самоорганизации нейронов в некий, как мы полагаем, низкоэнтропийный ансамбль, образованный из ранее «разрозненных» (высокоэнтропийных) нейронов.

Из чего можно заключить, что материальные процессы, происходящие в нашем мозге, не имеют непосредственной представленности в нашем сознании. Они могут быть в нем, в сознании, представлены только опосредовано, – и то в достаточно редких случаях – то есть через приданные этим процессам наименования, а именно, слова, знаки, образы, метафоры и т. д. (В самом же мозге эти процессы представлены в виде электрических сигналов и в виде функционирования нейромедиаторов). Видимо, как управление автоматическим материальным процессом пищеварения (сердцебиения, дыхания и т. д.) не доводится до нашего сознания, так и управление спонтанным материальным процессом создания новизны самой по себе не доводится до нашего сознания. Доводится лишь результат достаточно значимых его операций, тех операций, которые «прорвались» в сознание, облачившись в одежду каких-либо наименований. «Одеяние» наших мыслей есть непременное условие их представленности в нашем сознании.

(Кстати сказать, если продолжить аналогию проявления негатива, то последний проявляется через посредство специального раствора (галогенидов серебра), в то время как проявление внове явленного смысла может быть осуществлено посредством символов какой-либо всем знакомой знаковой системы (слова, формулы, таблицы, графики, речь и т. д.). Ясно теперь: человеческая способность «овеществлять» наши идеальные мысли посредством материальных знаков языка есть тот «раствор», который проявляет их с той целью, чтобы они могли быть «увидены», восприняты и поняты как нами самими, так и другими членами данного сообщества).

Так что все, что поступает в сферу идеального сознания может быть осознано, но не может быть осознано (здесь и сейчас), что и как свершается в материальных структурах нашего мозга. О том, что свершается мы можем узнать, но не в момент свершения, а только после того как это, уже свершенное – через какой-то достаточно небольшой промежуток времени – будет нам предъявлено на уровень сознания. О том же, как свершается возникновение новизны самой по себе – для нас это тайна за семью печатями.

Для проникновения в эту тайну, скорее всего, надо «опуститься» на уровень микровзаимодействия нейронов нашего мозга (посредством электрических сигналов и нейромедиаторов), а скорее всего, спонтанно-когерентного их взаимодействия и образования макроструктур-ансамблей. Аналогией же здесь, – постоянно нами эксплуатируемой, – может послужить спонтанно-когерентное взаимодействие микрочастиц (молекул, 10-8 см) воды, результатом чего является спонтанное образование макроструктур – циркулирующих потоков воды (1 см), то есть «ячеек Бенара», о чем речь уже шла выше.

 

И я не вижу принципиальной разницы между:

– спонтанной самоорганизацией молекул воды в «ячейки Бенара» под воздействием «управляющего параметра» в виде подводимой к системе тепловой нагрузки (в вт/м2)

– и возможностью спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга под воздействием уже осуществленной и уже запущенной в ход «реакции» воздействия умственных усилий (в джоулях) на ход процесса мышления.

Вопрос только в том, как создать условия для возникновения спонтанной и когерентной самоорганизации микрочастиц материи того или иного вида, будь то неживая материя (молекулы воды) или материя живая (нейроны). (Не забудем притом, разница между неживой материей и живой весьма условна: взаимодействие, положим, между живыми нейронами осуществляется посредством весьма реальных неживых заряженных материальных частиц – трансмиттеров, передающих электрические сигналы от одного нейрона к другому).

Итак, мы разделили:

– понятие внове создаваемого смысла идеи, исходя из которого мы формируем недостающее для комплектации идеи искомое сущее, и по образцу последнего изготавливаем подручное средство,

– и понятие новизны самой по себе, благодаря которой этот смысл возникает и в дальнейшем оформляется.

Далее постараемся зафиксировать те тайны продуктивного мышления, которые находятся вне зоны нашего понимания. И не только зафиксировать, но и, по возможности, предложить некоторые пути их разрешения.

3.7. Четыре тайны продуктивного мышления.

А. Первая тайна: как возникает материально самоорганизованный ансамбль нейронов нашего мозга и как он трансформируется в идеальный смысл идеи, предъявляемый сознанию?

Как видим, одной из самых таинственных особенностей нашего бессознательного (иррационального) продуктивного мышления является то, что оно, будучи само по своей Природе, как мы полагаем, материальным, – то есть, создающим ансамбли из материальных нейронов, – выдает в сознание идеальное содержание, то есть выдает смысл идеи. Причем, выдает только тот смысл, для выражения которого у нас уже наготове имеются слова (знаки, символы, метафоры), способные его оформить и зафиксировать. Но мы не знаем

– ни того, при каких условиях и каким образом происходит самоорганизация нейронов в низкоэнтропийный ансамбль,

– ни того, как этот материальный ансамбль трансформируется в идеальный смысл,

– ни того, каким образом осуществляется связь сама по себе между материальным образованием и идеальным смыслом, то есть не знаем, каким образом внове сформированный ансамбль нейронов перекодируется («трансформируется»), положим, в знакомые нам слова и образы, раскрывающие этот смысл.

Здесь имело бы смысл подчеркнуть следующее: скорее всего, есть принципиальное отличие того,

– что происходит в материальных структурах нашего мозга в процессе рефлексии, то есть в процессе логического мышления,

– и того, что происходит в этих структурах в момент (в акте) спонтанного явления идеи из бессознательного в сознание.

И это отличие, как нам представляется, заключается в способности нейронов нашего мозга – в определенных условиях его функционирования (имеется в виду второй случай) – спонтанно самоорганизовываться в некий ансамбль, «предъявляемый» в сознание в виде сгустка смысла внове явленной идеи. И совсем даже не исключено, что этот процесс и этот акт связаны с достижением – в каких-либо структурах мозга – точки бифуркации, после которой становится возможным проникновение того или иного смысла идеи в наше сознание.

И этот смысл может быть понят и раскрыт только тем интеллектом, который его создал, а не кем-либо посторонним. (Посторонний в принципе не имеет к нему доступа). Вот почему, раскрывая этот смысл, наше сознание буквально вынуждено перевести это идеальное (сгусток смысла) – понятное только ему самому, сознанию – в нечто материальное, понимаемое не только им самим, но и сознаниями остальных членов сообщества (посторонними). И таким материальным, конечно же, являются либо произносимые слова, либо видимые нашим зрением знаки письменности, выражающие смысл новоявленной идеи. Они – как материальные знаки – могут быть восприняты материальными органами наших чувств, а затем представлены в сознание, – опять же в виде идеального (знания) – поняты им и даже помещены в память.

Как видим из изложенного, процесс возникновения новизны есть волнообразный процесс постоянного «перетекания» материально образованного в идеально образованное, а идеально образованного в материально образованное и т. д. (Не напоминает ли это нам нечто квантово-механическое, происходящее на уровне микрочастиц материи, в чем неустанно пытался разобраться Р. Пенроуз, и на что мы уже указывали в подпункте 3.2).

В. Вторая тайна, связанная, скорее всего, с первой: есть ли «переходное звено» и что оно собой представляет, если оно все же есть?

Как мы увидим далее, загадочность возникновения нашего продуктивного мышления на тайне самоорганизации нейронов нашего мозга не заканчивается. Она распространяется на поиск так называемого «недостающего» или «переходного» звена в развитии высших приматов в существа разумные. Почему мы так думаем?

По моему мнению, совсем даже не исключено, что мы до тех пор будем искать «переходное звено», пока не поймем, что искать его надо не в археологии, не в палеонтологии и не в антропологии, а в нашем мозге, в нашей вдруг возникшей способности создавать идеи. (Как мы вдруг – в какой-то неожиданный для нас момент – создаем идею, так и Природа вдруг – в какой-то момент нашего доисторического развития – наделила одно из своих чад способностью создавать идеи). Она-то, эта способность, а вернее, овладение этой способностью и послужило «переходным звеном», внедренным – скорее всего, в результате передаваемой по наследству судьбоносной мутации – в повседневную жизнь человекоподобного существа.

Так что «переходное звено» – это весь тот период времени, и все те преобразования в человеческом сообществе, когда эта мутация (и мутации, впоследствии вызванные ею), зародившись в геноме одного человека (Адама или Евы, а скорее, «Митохондриальной Евы»), передавалась в поколениях, закрепляясь и расширяясь вплоть до того времени, как она, подобно пандемии, охватила весь ареал достаточно компактного проживания тех людей, которые, будучи ранее «неразумными», вдруг стали (через поколения) разумными, то есть способными генерировать новые идеи, общаться посредством речи и объединяться в сообщества. Именно отсюда, из этого положения, можно заключить о «взрывном характере» как технологического оснащения человека (орудия охоты, труда и т. д.), так и развития его языка в какой-то период нашего раннего доисторического развития17.

Вот почему, как мне представляется, мы ищем «переходное звено» там, где его никогда не было и в помине. На самом же деле никакого «переходного звена» – в виде промежуточного сообщества человекоподобных существ – не было, а было пространственно-временное «освоение» и распространение мутации, вдруг возникшей в геноме нашего доразумного предка, приведшей его (в его поколениях) к так называемой разумности, то есть к способности создавать идеи, раскрывать их смысл, говорить и объединяться в сообщества.

Что же касается полной неопределенности в вопросе о том, когда именно и где произошла «взрывная мутация» – в виде появления то ли «гена разума», то ли «гена языка», – то не исключено, что распространение этой мутации во времени и в пространстве могло либо расширяться, либо сужаться в поколениях людей того или иного ареала проживания, что и приводило к постоянной конфронтации сообществ, обладающих способностью продуктивно мыслить и ею не обладающих.

И не этот ли фактор преобладания «разумности» над «неразумностью» привел к «победе», то есть, в конечном счете, к истреблению последних? Иначе говоря, «взрывная мутация», как можно предположить, однажды возникнув, имела «плавающий характер» своего пространственно-временного распространения по территориям расселения наших древних предков, постоянно воюющих между собой, постоянно вступающих в половые контакты со своими толи близкими, толи далекими сородичами и постоянно передающих или не передающих внове обретенную когда-то генетическую способность продуктивно мыслить.

С. Третья тайна, связанная как со второй, так и с первой: для чего и как возник язык?


Издательство:
Автор