000
ОтложитьЧитал
–Рени, позаботься, чтобы эти негодники не открывали подарки раньше времени! – обратилась она к Ренарду и помахала всем нам указательным пальцем прежде, чем скрылась снова.
Ренард очнулся от своих мыслей.
Но мы и не собирались их открывать. На тот момент меня стал волновать только подарок Мари. Я не видел, чтобы она что-то клала под елку или на камин для меня. Однако. Она сказала, что подарок есть. Словами она не бросалась. Иногда эта черта меня в ней бесила.
–А что же вы приготовили для меня? – Ренард окончательно очнулся и потянулся к подаркам. Стал искать коробку со своим именем и инициалами дарившего. Когда он обнаружил малюсенький сверток, предназначавшийся ему от родителей, то крайне огорчился.
–Как так? И это всё, чего я заслуживаю?! – Недоумение читалось на его лице. – маленький клочок упаковочной бумаги? Серьезно?!
Я и Мари громко захохотали.
Я с наигранным сожалением похлопал Ренарда по плечу. Мари, хоть и попыталась выразить сожаление, все-таки не смогла сдержать свой смех.
–Я должен с этим разобраться. – уверенно поднялся Ренард и направился в сторону родителей, дабы выяснить такое отношение к нему. Злость и недоумение на его лице сыграли с ним плохую шутку – из привлекательного молодого юноши он превратился в ворчливого старого гнома из диснеевского мультфильма «Белоснежка». Мистер Ворчун – так Мари иногда шутила над своим братом. Ей это было позволительно, мне –нет.
Мы с Мари остались вдвоем.
–Ну что, тебе всё еще интересно, что я для тебя приготовила? – продолжая смеяться спросила она.
–Спрашиваешь еще! Конечно интересно! – пододвинувшись поближе к подаркам, я стал перебирать их.
Мари стала на коленках передвигаться ближе ко мне. -Его там нет.
–Тогда, где же он?
Я посмотрел на Мари недоумевающим, слегка наигранным взглядом. У меня было время, чтобы научиться притворяться и показывать разные эмоции, чтобы скрыть настоящие. Было время, чтобы стать более серьезным. Более крутым (так я говорил в детстве). Более умным.
Мари пододвинулась еще ближе, обвела своими руками мою шею и поцеловала меня. Я чувствовал, как ее нежные губы касаются моих. Я ощущал их влажность и тепло. Такое прекрасное тепло, которое хотелось бы чувствовать бесконечно долго.
–С Рождеством, Джерри. – произнесла она еле слышно, но эти слова были самыми громкими и самыми сильными, которые я когда-либо слышал.
–С Рождеством, Мари. – спокойно ответил я.
Мы оба улыбнулись. Это был лучший вечер в моей жизни.
***
Когда Ренард вернулся, мы уже успели аккуратно разложить подарки под елкой и достать монополию. Пока родители болтали в другой комнате, мы решили, что было бы неплохо развлечься чем-нибудь посерьезнее.
Ренард обожал эту игру. Потому что почти всегда выигрывал. Он с радостью согласился сыграть с нами.
Время шло, я проигрывал. Пока мы играли, обсуждали разные повседневные дела, с которыми сталкиваются подростки вроде нас. Учеба, оценки, друзья, новые гаджеты – наверное всё, что нас волновало на тот момент. И хотя каждый из нас на самом деле предпочел бы беседу более высоко уровня, скажем значение философских изречений, или впечатление от прослушивания Чайковского, все мы боялись казаться чрезмерно заносчивыми и скучными, хотя если бы знали, что все одинакового мнения, но не постеснялись бы переключить беседу на более важные вещи. Я хоть и принимал участие в беседах, мои мысли были заняты другим, от этого я на протяжении всей игры проигрывал. Размышления были мои направлены на воспоминание нежных губ Мари, ее поцелуе. О том, что это могло бы значить. Для нее. Для меня. Может быть для нас… Хотелось думать о хорошем.
Может это всего лишь девчачьи забавы? Но весной, мне казалось, я тоже уловил признаки ее симпатии ко мне. Можно ли было верить своим подозрениям о взаимности чувств подруги? Можно ли было теперь считать ее просто подругой, или же я неосознанно приписал ей статус возлюбленной? Ах, пусть всё идет так, как тому суждено. Эти мысли всё равно ни к чему меня не приведут.
Всю игру я смотрел на нее. Смело. Решительно. Она в ответ лишь скромно мне улыбалась. Ренард был увлечен игрой, хотя пару раз на нас и смотрел с подозрением, но ничего не сказал.
–Кажется, я снова стану монополистом! – Воскликнул Ренард и стал пересчитывать имеющиеся у него карточки.
–С тобой невозможно играть, Рени! – возмутилась Мари. – Я сдаюсь.
–Я тоже. Ты, бесспорно, победитель этой игры, Рени. Поздравляю! – мы пожали друг другу руки.
Меня вовсе не волновало, что я проиграл в монополию. Не волновало то, что я мог показаться никудышным игроком и упасть в глазах Мари. О, только не в них. Я намеревался выиграть другую игру. В которой Мари достанется мне.
***
У Кайе я остался с ночевкой. Мне постелили постель в свободной комнате замка. но сон совсем не приходил. И хотя тело ломило от усталости и требовало отдыха, голова работала на полную мощность.
В голову приходили различные мысли и образы. Я думал о том, как изменился в последнее время. О том, что стал нравится Мари. Это было не точно, я сомневался, но мне хотелось верить, что это так.
Я переворачивался с одного бока на другой. Сминал подушку и переворачивал ее вновь и вновь. Ничего не помогало. Тогда я решил прогуляться. Аккуратно ступая с ноги на ногу, я вышел из своих покоев (выделенная мне комната действительно так выглядела, поэтому данное слово здесь уместно). Везде было тихо. Попавшиеся на моем пути часы показывали 2.30 ночи. Я прошел по коридорам по направлению к зимнему саду. Основной вход крепко закрывали на ночь, заднюю тоже. Но через черный вход можно было попасть в небольшой ботанический сад, где я намеревался побродить, размышляя о случившемся.
–Не спится, Джерри? –спросила меня Мари, как только я ступил в сад.
Она сидела на плетеном кресле, рядом с небольшим фонтаном, наблюдая как медленно стекает вода по бугристым камням.
–Да, что-то сон совсем не идет. – Согласился я и аккуратно прошел к другому стулу, который находился с другой стороны фонтана. Теперь мы сидели друг на против друга, но Мари не смотрела на меня. Она предпочитала наблюдать за движением воды.
Вокруг горели небольшие светильники, длинною метр или полтора, которые были изящно расставлены по периметру этого небольшого, но сильно цветущего ботанического сада. Здесь было тепло, что нельзя было сказать о погоде на улице.
–Мне тоже не спится. –Мари произнесла это так спокойно и отрешенно, будто сейчас ее волновало нечто более важное. Мысли ее были далеки от меня.
–Я думал о тебе, Мари. Эти мысли не дают мне уснуть. – Вырвалось спокойной речью из моих уст. Я не ожидал, что это скажу. Но что сделано, то сделано.
Мари обернулась в мою сторону.
Она была одета в белую сорочку с длинным рукавом. На плечах, груди и спине ее были небольшие воланы в два слоя, что шли, обвивая ее тело, будто обнимая ее. Волосы были распущены и аккуратно свисали на ее выступающие груди.
– Я тоже думала о тебе. – Произнесла она и снова повернула голову к фонтану. Я никогда ее не видел такой отрешенной. – Как думаешь, что нас ждет в будущем?
–Я не могу знать этого точно, но думаю, чему суждено быть, того не избежать. Могу ли я осмелиться предположить, что мы думаем об одном и том же, Мари?
Я встал с плетенного кресла и сел возле ног Мари. Я взял ее нежную руку в свою. Она посмотрела на меня. При тусклом освещении не было видно цвета ее глаз, хотя я прекрасно знал, что они серо-голубые, цвета пасмурного неба, предвещавшего ясную погоду. Одно я увидел ясно. В них была пустота.
–Мари, что-то случилось? – затревожился я, – я могу тебе чем-то помочь? Ты, наверное, знаешь, я всё для тебя сделаю. Только скажи.
Словно дополняя эту пустоту, Мари произнесла:
–Так и есть, Джерри. Мы думаем об одном и том же. Однако в разных направлениях… – Она не отводила свой взгляд от меня, но и не убирала свою руку из моей. Я опешил, застыл. Я ничего не мог понять. Невидимый барьер внутри меня перекрыл все мыслительные каналы.
–Что ты хочешь этим сказать, Мари?
Мари поднесла свою вторую руку к моей и сжала ее между своих небольших ладошек. У нее заслезились глаза и потекли слезы.
–Ну же, дорогая, не плачь. Всё же хорошо. Теперь всё хорошо. – я пытался ее успокоить, хотя совсем не понимал в чем дело.
–Я не должна была тебя целовать, прости, – ее щеки от слез стали влажными, -забудь это, пожалуйста. Пожалуйста, забудь! Забудь!
–Я не понимаю. Я же не виню тебя ни в чем. Если ты не готова или боишься, я готов подождать. Мари, ты всегда мне нравилась! Ты идеал всех моих мечтаний, ты та, без которой я не могу. И я чувствовал, что ты тоже испытываешь ко мне чувства. Я слышал, как бьется твое сердце, его не обманешь. Скажи, что случилось, Мари? Я помогу тебе со всем разобраться.
Мари собрала все силы в себе и перестала плакать.
– Это была ошибка, Джерри. Я не должна была так поступать. Прости, что сыграла с твоими чувствами такую злую шутку. Прости, если когда-нибудь сможешь.
Слова эти прозвучали так холодно, так не похоже на Мари. Я ничего не мог понять.
–Мари, я не понимаю. Сегодня ты целовала меня. Так нежно и чувственно. Я сам чувствовал это. А теперь заявляешь, что ты ошиблась. Скажи, что ты сейчас шутишь, о дорогая моя Мари!
Мари не смотрела на меня.
–Я не шучу, Джерри. Тебе лучше удалиться и оставить меня здесь одну.
Я разозлился. Очень. Но старался держаться, как мог. Ее рука сильно сжимала мою, однако я выхватил ее.
–Но почему, Мари? Если ты сомневаешься в моих намерениях или чувствах, то будь уверена, я был честен и серьезен по отношению к тебе.
Мари вскочила с кресла, вырвав свою руку.
–Да, я сомневаюсь в тебе, Джерард Бреттон. Оставь меня здесь одну, пожалуйста.
Мари стояла ко мне спиной и не давала вразумительных ответов. Мне ничего не оставалась, как сделать то, что она велела.
–Я оставлю, тебя, Мари. Но хочу, чтобы ты всегда знала, что мои намерения были серьезны к тебе. И чувства сильны.
–Уходи.
Я ушел.
***
До самого утра я не мог уснуть, я видел, как жгучее солнце поднимается над горизонтом.
Утром я вернулся домой. На следующий день узнал, что Мари уехала в Лондон.
Боль наполнила меня всего, прожигая каждую клеточку моей души. Я пытался понять. Что я сделал не так. Что я может быть не понял. Чего хотела добиться Мари. Зачем женщины так поступают. Все ли они так поступают. Как их понять. Ответа я не нашел.
С того момента я сильно изменился. Я никогда не понимал женщин, но теперь понял, что и не следует пытаться это сделать. Я стал безразличным, эгоистичным и не податливым чувствам.
Единственное что я у нес из этой истории, так это саму историю, появившуюся любовь к книгам, а затем и к написанию стихов. Стихи я правда пишу не часто. Для этого требуется открывать душу, а это всегда тяжело.
Возможно, где-то далеко в душе еще и живет моя далекая влюбленность в Мари, может даже любовь. Однако стоит сильно постараться, чтобы вернуть ее. А мне это ни к чему. Поэтому я это просто я. Джерард Бреттон – тот самый бабник и ловелас, восхитительный любовник столь многих дам. Богатый и успешный парень Франции. Эгоистичный, но всегда хороший сын родителей и друг Ренарда. Моя злость к нему прошла. Наоборот, я стал задумывать о том, что он был прав.
Ну а Мари. Черт с ней, с Мари.
***
– Нет, Ренард. Мне не доводилось влюбляться. Может все-таки еще пива?
Правда
– Тебе точно лучше? Я постаралась приехать сразу же, как мне сообщили, что ты очнулась. – С волнением в голосе говорила Анет, крепко сжимая в своих руках руку Авелины. Её единственной и самой любимой сестры, которую несколько недель назад она могла потерять. Но не потеряла, и слава Богу. С глаз Анет медленно текут слезы, приостанавливаясь на маленьких светлых родинках на её лице.
–Оо, Анет, не плачь, пожалуйста. Я чувствую себя почти уже здоровым человеком.
– Почти… – на выдохе проговорила Анет и сжала руку сестры еще крепче. – Я так волновалась за тебя! Увы, я не сразу узнала о случившемся, о чем очень сожалею. Однако… Если бы я узнала гораздо быстрее, не знаю даже… Может оно и к лучшему, что время распорядилось таким образом. Смогла ли бы я предложить тебе ту помощь, которую оказал тебе тот молодой человек, оплатив твое лечение – я сомневаюсь. Ты, конечно, вправе судить меня за мои мысли. Всё же я считаю, что пока что всё складывается не самым худшим образом. – на лице Анет отразилось вина, наполнявшая ее всё то время, которое они были не вместе.
Авелина понимала чувства сестры, хотя и не могла ее судить за столь вздорные мысли. Да, ей очень повезло, что рядом оказался порядочный молодой человек, который по непонятным ей причинам сделал столь добрый поступок. Однако она опасалась последствий столь добродушного и щедрого поступка от незнакомого ей человека. Не желая продолжать разговор в том же духе, Авелина решила узнать другие подробности, волновавшие ее гораздо сильнее. Начала она с простого, хотя ей непременно хотелось узнать нечто более интересное.
– Как ты сюда добралась? –Спокойно спросила она.
– Меня привезла воспитательница Софи Бенуа. Она прекрасная женщина. Ты, наверное, помнишь ее?
– Да, отлично помню. Где она сейчас?
– Ждет в коридоре, так что я ненадолго.
–Хорошо.
–И еще. Не знаю обрадуешься ты или нет, но она хочет меня удочерить, – на секунду Анет замолчала, словно подбирала нужные слова. Наконец, набрав побольше воздуха в грудь, она продолжила, – еще давно она думала удочерить нас двоих, но потом поняла, что нас обеих будет очень трудно содержать. Детский дом бы этого не позволил, даже зная о том, какая она чудесная женщина. Когда ты стала совершеннолетней, процесс для нее, упростился. – Анет еще раз глубоко вдохнула. – В общем, теперь я буду жить у нее. Надеюсь, ты не против? – Аннет посмотрела на Авелину своими крупными глазками, – не злись на меня и на нее, пожалуйста. Она правда хорошая. Ты всегда сможешь к нам приезжать, ведь ей и ты нравишься очень. Просто так сложились обстоятельства…
На секунду Авелина испытала странное чувство, очень напоминающее одиночество.
Когда Авелине пришлось покинуть детский дом, Анет осталась там. Опекунство в силу многих обстоятельств оформить было невозможно. Теперь же Анет собиралась удочерить другая женщина – мадам Бенуа. Так хорошо им обоим знакомая. В какой-то степени, этот факт у Авелины вызывал ревность. Ее милая Анет, уже не будет только ее милой Анет. Авелина также понимала, что всегда сможет навещать сестру и ей всегда будут рады. Однако отголоски сознания подсказывали ей, что она не сможет часто навязывать свое общество. В конечном итоге между ней и сестрой, расстояние в отношениях будет только расти, ведь у каждой будет своя отдельная жизнь. С другой стороны, Авелина давно уже не была с Анет так рядом, как это было во времена детского дома. Авелина давно уже жила своей жизнью, поэтому пришло время откинуть эгоистичные манеры и искренне порадоваться за сестру, которая наконец-то найдет семью, о которой мечтала.
–Что ты, Анет! Я очень за тебя рада! Наконец-то у тебя появится семья. Я буду часто навещать вас и всё будет, даже лучше, чем раньше.
Насчет частоты встреч Авелина, конечно, соврала. Она знала, что первое время будет достаточно трудно сделать это, ведь ее жизненное положение не было устойчивым настолько, насколько это могло бы хотя бы обеспечить ей нормальное существование. Ей не хотелось расстраивать сестру, поэтому всё что она могла – это дать ложное обещание, что они будут видеться достаточно часто. Ложное, но благое обещание.
–Ты всегда можешь приходить к нам. Мы тебя очень рады будем видеть. И так думаю не только я, так говорила мне сама мадам Бенуа.
–Спасибо. Я очень ценю. – Авелина искренне улыбнулась и на душе ей стало немного легче. Теперь есть кому позаботится об Анет. Этой миловидной, кудрявой, порой несносной девчонки.
Сейчас Анет выглядела, хоть немного и заплаканной, но очень ухоженной и повзрослевшей. Правда, все еще та же девчонка. Её черные кудрявые волосы были собраны сзади в высокий хвост, на её лице было совсем немного макияжа, что подчеркивал её выразительно голубые глаза, пухлые губы и черные тонкие брови, которые уголками нависали над глазами. Одета она была просто: светло-голубые джинсы с разрезами и белый полувер.
–У меня для тебя есть еще новость. Боюсь, что не такая хорошая, как первая. Возможно, следовало начать именно с нее, но я не хотела так начинать нашу встречу, поэтому, надеюсь, ты меня поймешь. – Анет взяла аккуратно руку сестры и ощутила холод.
Авелина слегка кивнула в знак того, что готова услышать, приготовленную для нее новость, словно ожидала чего-то подобного, и Анет продолжила.
–Прежде чем мадам Бенуа решилась на тот поступок, о котором я тебе уже сказала, а именно – удочерить меня, она предпринимала некоторые решительные действия. Возможно, ей не следовало этого делать, однако, я считаю, что так как сложилось в конечном итоге, к лучшему. Наверное, ты уже догадываешься, о чем я. Мадам сделала это, я уверена, не из плохих побуждений, хотя может и преследовала личный интерес, о котором я чуть позже тебе скажу. То, что она всё честно рассказала мне, что ей удалось узнать, и то, что она не стала скрывать мотив своего поступка – заслуживает нашего понимания.
–Анет, пожалуйста, не тяни!
–Да, да, конечно. Так вот. Мадам Бенуа, прежде чем пойти на такой шаг как удочерение, навела много справок и ей удалось узнать, что наши с тобой родители погибли в автокатастрофе. Данные подтверждающие это есть в газете, и в интернете. В них говорится, что молодая пара, ехавшая по *** улице, не заметила выехавший на встречную полосу автомобиль и не успела вывернуть, чтобы объехать этих сумасшедших. Виноваты были не наши родители, но и нарушители поплатились за свой поступок. От столкновения погибли как пассажиры машины, в которой были Ма и Па, так и машина, которая в них въехала. Погибших сразу опознали, но их родственников не удалось найти.
Авелина могла ожидать чего угодно, любую ужасающую новость, но она не думала, что будет затронута эта тема, долгие годы сильно волновавшая их обоих. И хотя надежду на поиск родителей девочки пронесли через всю прожитую ими жизнь, в последнее время она волновала их меньше всего. Теперь же, спустя долгие годы, эта информация сама нашла их. Авелина хотела бы поверить в это и придать этому значение, но у нее это не вышло, хотя некоторые из вопросов все-таки невольно возникли в ее голове. Она сразу же их озвучила.
–А как же мы? Почему мы так долго этого не знали? Если об этом было сказано сразу же в газетах, то каким образом до нас не дошла эта информация? Или ее от нас намеренно скрывали? Анет, я ничего не понимаю. – Авелина злилась, но Анет постаралась ее успокоить.
–Дело в том, дорогая Авелин, что наши родители перед тем, как попали в Аварию, по еще непонятным нам причинам, зачем-то сменили наши фамилии.
Недоумение на лице Авелины было видно невооруженным глазом. Всё это казалось каким-то розыгрышем или выдумкой, придуманной для того, чтобы посмеяться над ней. Правда же была в том, что всё это произошло в действительности, и никто не думал ее разыгрывать. Авелине ничего не оставалось, как просто поверить в это, хотя всё ее нутро восставало против этого.
–И какая же у нас настоящая фамилия? – с иронией, полной трагизма спросила она сестру. Ей не хотелось обидеть Анет, просто всё это было слишком для нее. Две совершенно неожиданные новости. Вот и говори после такого, что любишь сюрпризы. Упаси Боже.
Анет потянулась к своей сумке. Из нее она достала одну целую газету, несколько слегка потрепанных вырезок из других газет и телефон. Газету с вырезками она сразу передала сестре, а телефон оставила себе, чтобы открыть нужную статью. Авелина не стала смотреть в телефон, ей вполне хватило того, что она увидела в вырезках. Слова, написанные там, словно ножом врезались в ее сердце и разум, причиняя неимоверную боль. Авелина страдала, это было заметно по ее побледневшему лицу и тусклым глазам. Руки немного тряслись, хотя она и постаралась успокоить их. То, что произошло не могло быть реальностью, однако подтверждение всего было у нее в руках.
–Мадам Бенуа точно уверена, что это наши родители? – всё с тем же недоверием спросила Авелина.
–Поверь мне, Авелина, на нее можно положиться. Она ни за что не стала бы врать, зная, что это может послужить моим отказом на удочерение или на дальнейшие наши с ней отношения. Она слишком полюбила меня и тебя, чтобы обманывать.
–Про какую же выгоду ты тогда упоминала? Ты говорила, что мадам Бенуа преследовала и личный интерес.
–О, это совсем просто! Она хотела знать придется ли ей сталкиваться с трудностями, удочерив нас. Сможем ли мы полюбить ее как родную или же в погоне за поисками настоящих родителей, не воспримем ее должным образом.
Авелина молчала, обдумывая сказанные ей слова.
Да, это можно понять – думала она. – Любой потенциальный родитель, собравшийся усыновить чужого ребенка, захочет знать не только побольше о ребенке, но и о его родителях, с которыми возможно тоже будет иметь дело.
–Ей просто хотелось знать, что ждет ее, после удочерения. Мне кажется, это вполне логично, я бы на ее месте тоже так поступила. – отметила Аннет, словно прочитав мысли своей сестры.
–Так что же мы теперь? Франсуа? – вновь вернулась к прошлой теме Авелина. Ей не хотелось больше обсуждать поступок мадам Бенуа, здесь всё было для нее вполне ясно и понятно, а значит, не стоило на этом и застрять никакого внимания.
Анет пожала плечами и засмеялась, решив, как и ее сестра больше не затрагивать тему, связанную с мадам. Мадам собиралась помочь ей, а это заслуживало неподдельной к ней любви. Всякие подозрения только бы опорочили это светлое чувство. Поэтому, быстро переключившись на иное русло разговора, Аннет стало весело. Ей это казалось так непривычно и так нелепо – Авелин и Аннет Франсуа. Кто бы мог подумать? Авелине сначала показалось странным что сестра смеется, а потом и ей тоже стало смешно, насколько сильно они заблуждались. Конечно, в фамилии не было ничего смешного, наоборот, она казалась им благородной. Но благородство они себе не приписывали, от этого им это казалось чем-то абсолютно невообразимым. Создавшаяся ситуация и атмосфера смеха напомнила сестрам то, как хорошо они проводили время раньше, когда каждый день могли быть рядом. И как бы им хотелось всё вернуть. Вспоминания о том, как они пытались бежать стали ужасно нелепыми и поступки казались чрезмерно глупыми и необдуманными. Если бы они знали, что некуда им бежать, и что ждет их там, за дверьми детского дома только трудности и огорчения, они никогда бы не пустились в этот бег.
И все-таки тогда удачно всё сложилось. – так они думали теперь.
Это не могло продолжаться долго, и вот теперь, они в эпицентре событий их собственной жизни, которая крутила их всё сильнее, чем ближе они находились к его сердцевине. Смех радостного веселья Авелины постепенно стал переходить на истерический смех по мере того, как она сознавала узкость своих мыслей, доверчивость своей натуры и предубежденность относительно счастливого будущего. Всё оказалось куда сложнее, чем она ожидала. Могла ли она поверить в это раньше! Уж, конечно, нет. Если бы ей сказали, что такое случится через несколько лет, она бы просто назвала рассказчика дурачком, который сам не знает над чем шутит.
–Мне кажется это уже не наша фамилия, – начала Анет, после того как остатки истерического нервного смеха иссякли, – мы жили не с ней, а значит незачем нам ее возвращать. Всю жизнь с младенчества я была Кайе, и я ей и останусь.
–Над этим еще стоит подумать, – на выдохе произнесла Авелина. Ей казалось, что смеялись они так долго и так хорошо, хотя на самом деле не прошло и семи секунд. Их хватило, чтобы осознать своё отчаянное положение.
Анет пора уже было уходить, и она сказала об этом сестре. Авелина полностью понимала сестру и знала, что ее ждут, но в голове у нее оставался один недосказанный вопрос, ответ на который Аннет заранее узнала.
– Ты ничего не слышала про Эмери? – со всей серьезностью спросила Авелина. – Я знаю, сейчас, наверное, не время говорить про него, но…
– Я понимаю, – прервала сестру Анет, – судя по разговору воспитательницы с врачом, я сразу поняла, что речь о нем. Он выписался практически сразу, как сюда попал. Он отделался лишь несколькими ушибами. – без интонации произнесла Анет. – Эмери совсем не пострадал в аварии, в которой ты еле выжила. Авелина, он настоящий урод, раз позволил тебе быть на грани жизни и смерти, а сам даже не ушибся!
– Да, это так похоже на него, – Авелина схватилась рукой за голову, чувствуя, как у неё начинает болеть голова. – Ну, вот как, как ему удается везде «выходить сухим из воды»? – продолжала она, явно в не себя от этой новости.
И хотя Авелина говорила с большой неприязнью об Эмери, она лишь делала вид, чтобы не разочаровывать сестру. Внутри себя она всё еще испытывала к нему теплые чувства, хотя и помнила, почему они попали в аварию.
– Не знаю. Ты думаешь, всё продолжится? Тебе разве не надоело все это?
Авелина жалела, что когда-то поведала эту историю своей сестре и рассказала ей всю правду, но тогда она была в таком отчаянии, что непременно хотелось кому-то излить свою душу. Так как кроме родной сестры она не могла больше никому довериться, то рассказала всё ей, не питая надежд найти поддержку. Однако Аннет, несмотря на то что была младше сестры, всерьез восприняла услышанное и с тех пор смотрела на Эмери как на самого злейшего врага, которого следовало избегать при любых обстоятельствах. Авелина же спустя время стала вновь смотреть на всё сквозь розовые очки, не замечая жестокой правды. Даже случай с этой аварией не показал ей, как эгоистичен и самовлюблен ее возлюбленный. Как ничтожна она в его глазах. Он не помог с ее лечением, ни разу не навестил пока она была здесь, не извинился за то, что именно по его вине она оказалась в больнице. Авелина же, ни раз раздумывая над этим, всякий раз находила этому новое оправдание: «Наверное у него не было возможности помочь мне», «Наверное у него были срочные дела и он не смог найти время, чтобы меня навестить», «Наверное он не знает что я тут, и думает, что я выписалась сразу как и он, а если знает, то может думает, что я не хочу его видеть, и поэтому не приходит…», «Наверное у него случилось что-то более серьезное», «Наверное…», «Наверное…», «Наверное…»… Казалось, этому нет конца.
Она находила Эмери чрезвычайно красивым и умным, галантным на столько, насколько подобает хорошему джентльмену, добрым и весьма осторожным, ценила его высокие вкусы к музыке и литературе, была очарована его обаянием, которое усиливалось его спокойствием и уверенностью в себе. К тому же он был достаточно обеспеченным. И хотя Авелина ценила в нем совсем не наличие денег, это было просто приятным дополнением ко всем ранее перечисленным качествам. Порой, Авелина приписывала у себя в голове и те качества ему, которых у него совсем не водилось. Например, она считала его добрым, хотя свою доброту он проявлял только тогда, когда это было выгодно ему, но последнего она старалась не видеть, поэтому сознательно не думала об этом. Она считала, что он прекрасно разбирается в музыке и искусстве, однако его знания были лишь поверхностными, а слова об этом напускные. И если бы она сама в этом разбиралась столь хорошо, то возможно поняла бы это, но она не разбиралась и принимала всё за чистую монету, проглатывая каждое его слово. Авелина для себя решила, что больше не будет с ним связываться, и что их отношения ни к чему не приведут. Однако чувства у нее к нему всё еще остались. Больше она их не показывала так открыто и старалась всячески в себе подавить.
– Ох, не знаю, милая Аннет. Я думаю, что он еще даст о себе знать. – Авелина подумала об этом с тайной надеждой, а Аннет еще больше разозлилась.
– Тебе понадобится еще время, чтобы вернуться к прошлому образу жизни. К образу, который был у тебя до аварии. Не думаю, что его будет волновать твои чувства, и твое выздоровление! – высказалась Анет, которая интуитивно догадывалась о мыслях и чувствах сестры.
–Да, наверное, ты права – наконец сдалась Авелина и позволила уйти нелепым чувствам подальше.
–Ты больше его не любишь же? – спросила не по годам взрослая Анет и сразу же пожалела о своем вопросе.
–Не знаю. Не уверена, что вообще любила. – Сказала Авелина и не соврала, потому что именно в данный момент такие мысли пришли на ее ум, хотя подсознание ее было убеждено в обратном.
– Лина, разорвите ваши отношения. Ты не достойна такого отношения. Я и сама со всем справлюсь. Теперь обо мне позаботится мадам Бюжо, так что твое самопожертвование ни к чему. – молила маленькая Анет. Она неосознанно теребила руками простыню на койке больной.
– Да, теперь о тебе есть кому позаботится – с облегчением выговорила Авелина, проигнорировав слова, высказанные о том, что она должна делать. Она и сама решит, как ей поступить.
Чувствуя свою вину, Анет опустила глаза вниз и короткие пряди, которые не удерживались в хвосте, упали на лицо. Заметив за собой, как судорожно она перебирает простыню в руках, тут же отбросила ее и посмотрела на Авелин.
– Со мной все хорошо. Я хочу, чтобы ты тоже себя берегла. – ответила на ее взгляд спокойным голосом старшая сестра. – А теперь иди, а то тебя ждут.
– Ладно. – послушно согласилась Анет. Она чувствовала, что навряд ли ей удалось переубедить сестру, но была отчасти рада, что, хотя бы сделала что-то в этом направлении. Анет нагнулась над сестрой и три раза поцеловала её то в одну, то в другую щеку. – Выздоравливай скорее.
– Хорошо, спасибо. – глаза Авелины сияли нежностью, а улыбка выражала надежду.
Дойдя до двери, Анет резко развернулась. Она подбежала к сестре, крепко её обняла и заплакала. Как бы ей хотелось, чтобы всё было как раньше! Чтобы они вместе играли и болтали как когда-то в детстве! Теперь неизвестно, когда им снова доведется увидеться вновь.
– Я так тебя люблю, Лина.
– И я тебя.
Авелина медленно гладила сестру по голове, расправляя её черные как смоль кудрявые волосы.
Затем она осталась одна в палате, утопая в воспоминаниях об Эмери. Его удивительно сильном обаянии, которое он производит на окружающих, его большой уверенности и возможности держать себя в обществе. Вспомнила она и общие с ним встречи, и фразы, сказанные им в ее адрес, которые так пленили ее сердце. И чем больше она думала обо всем этом, тем сильнее оживали ее чувства, закрытые пеленой здравомыслия и трезвого рассудка.