Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922

§ 2. На поле брани: «боги шпионажа» против «асов сыска» (1900–1905)

Обострившаяся на рубеже XIX–XX вв. борьба великих держав за передел сфер влияния в Китае и Корее спровоцировала постепенное ухудшение российско-японских отношений. Особое раздражение у Токио вызывали организованное Петербургом Трехстороннее вмешательство в условия Симоносэкского договора в 1895 г., развертывание базы в Порт-Артуре в 1898 г., фактическая оккупация Россией Маньчжурии в результате восстания ихэтуаней в 1900 г. и ее усиленное экономическое проникновение в Корею. С учетом возможности перерастания дипломатических противоречий с Россией в открытое вооруженное столкновение, в 1900–1902 гг. японский Генштаб значительно укрепил зарубежный разведаппарат на Дальнем Востоке, в Корее и Северо-Восточном Китае. К такому решению военно-политическое руководство Японии подтолкнул анализ деятельности органов военной разведки по освещению действий русской армии при подавлении ею Боксерского восстания в 1900 г.

С одной стороны, разведывательная служба продемонстрировала высокий уровень мобилизационной готовности, поскольку в период активной фазы борьбы с повстанцами (июнь – сентябрь 1900 г.) ежедневно передавала в Генеральный штаб подробные сводки о перебросках, дислокации, боевом расписании и оперативных планах русских войск, получаемые от резидентур во Владивостоке, Чифу, Санкт-Петербурге и Сеуле. Разведорганы действовали эффективно.

Так, донесения владивостокской резидентуры свидетельствовали о появлении у капитана Матида Кэйу хорошо информированной агентуры в Благовещенске, Хабаровске и Владивостоке, которая не только отслеживала переброску и применение русских войск в Маньчжурии, но также имела доступ к совершенно секретной документации: на ее основе 24 августа 1900 г. Матида проинформировал военного атташе Мурата о формировании в Томске, Иркутске, Хабаровске, Чите и Владивостоке четырех армейских корпусов, девяти пехотных бригад, развертывании и переброске из европейской части России в Николаевск-на-Амуре четырех полков крепостной артиллерии¹¹².

В свою очередь, военный атташе докладывал из Петербурга в Генштаб совершенно секретные сведения о мобилизации войск Казанского, Сибирского, Приамурского, Туркестанского военных округов, численности, нумерации и маршрутах следования перебрасываемых в Маньчжурию русских частей, формировании новых соединений и объединений, дополняя, таким образом, информацию из Владивостока¹¹³. Работа обоих резидентов была признана успешной. Капитан Матида в октябре 1900 г. получил звание майора и был направлен на стажировку в Санкт-Петербург, а Мурата через два года стал первым в японской истории военным атташе и резидентом в звании генерала¹¹⁴.

С другой стороны, ихэтуаньские события выявили очевидные недостатки в разведывательной организации Генерального штаба в России, Китае и Корее. Как обнаружилось, у японской военной разведки совершенно отсутствовали надежные агентурные позиции в Маньчжурии. Отправленный из Благовещенска в Харбин в августе 1900 г. для организации нелегальной резидентуры Исимицу Макиё не выполнил задание и в конце года вернулся во Владивосток, где встретился с новым резидентом капитаном Муто Нобуёси и его предшественником майором Матида Кэйу. Все трое пришли к выводу о том, что после оккупации Россией Маньчжурии ведение здесь агентурной разведки силами отдельных сотрудников не давало ожидаемых результатов, поэтому возникла потребность создать в Маньчжурии и Приамурском крае разветвленную агентурную сеть с центром в Харбине, которая бы подчинялась владивостокскому разведоргану¹¹⁵. Возглавить ее предстояло Исимицу, для чего ему следовало организовать надежное прикрытие под видом торговой фирмы в Харбине с филиалами во всех крупных городах региона, поставив во главе разведгрупп непригодных для воинской службы, но знакомых с разведывательной и коммерческой деятельностью японцев, которые во избежание подозрений русских властей занимались бы активной торговлей¹¹⁶.

Подготовительная работа по организации харбинской резидентуры завершилась летом 1901 г. с открытием фотоателье «Кикути». Прибывший во Владивосток в октябре того же года с инспекционной проверкой начальник 1-го управления Генштаба генерал-майор Идзити Косукэ одобрил действия Исимицу и поставил перед ним задачу по сбору достоверной информации «о замыслах и действиях России в северной части Маньчжурии»¹¹⁷.

В июле 1902 г. Исимицу подготовил план дальнейшего расширения своего аппарата в Маньчжурии. Главная резидентура должна была остаться в Харбине под прикрытием фотоателье. Ответственным за восточный сектор предполагалось назначить Тоти Кэйго, который бы руководил информаторами и связниками, а также обеспечивал связь с Владивостоком и Харбином через фотомагазины в Имяньпо и на станции Пограничной. В западном секторе планировалось развернуть агентурную группу под крышей бакалейной лавки в Маньчжоули. Южный сектор должны были освещать резидентуры в Порт-Артуре под видом фирменного магазина пивной компании «Эбису» во главе с Акияма Ундзиро и в Дальнем под прикрытием фотоателье Танаки Косабуро, которому предстояло выполнить фотосъемку всей южной зоны. Кроме них в Южной Маньчжурии должны были действовать Абэ Норикё и его помощник Ниси Минэцугу под видом содержателей бакалейных лавок в Чанчуне и Ляоя-не. Используя прежние связи в Благовещенске, Исимицу намеревался создать там резидентуру во главе с Накано Тэммоном под прикрытием должности управляющего фотомагазина Като Синтаро. На реализацию этого плана Исимицу потратил год, однако ему не удалось организовать в намеченных пунктах коммерческие предприятия для своих разведгрупп, за исключением создания двух резидентур под прикрытием фотоателье в Харбине и Дальнем¹¹⁸.

В связи с этим Генеральный штаб был вынужден задействовать для разведки Маньчжурского и Приморского театров дополнительные ресурсы, направляя туда в краткосрочные командировки офицеров разведки и возвращавшихся через Россию военных стажеров. Данное обстоятельство отрицательно сказывалось на качестве получаемой таким образом информации, так как многие офицеры не владели русским языком, не могли использовать местную агентуру и в силу своего официального статуса неизменно попадали под плотное наблюдение российских спецорганов.

Так, в марте – июле 1901 г. на Дальнем Востоке, в Северной Маньчжурии и Забайкалье под видом коммерсанта работал майор Игата Токудзо. В соответствии с приказом заместителя начальника ГШ, он составлял топографические карты Владивостока и его окрестностей, бухт Египет, Тайвань, оценивал состояние дорожной сети в бухте Америка в направлении Никольск-Уссурийского и собирал информацию о ходе строительства железнодорожных линий Никольск-Уссурийский – Харбин и Сретенск – Иркутск. Поскольку Игата не владел русским языком, а являлся специалистом по Китаю, в помощь к нему МИД прикрепил переводчика владивостокского коммерческого агентства Аихара Ситиро¹¹⁹.

Спустя год – в марте 1902 г., в трехмесячной командировке в Маньчжурии, Забайкалье и на Дальнем Востоке с документами на имя студента-стажера токийской коммерческой школы «Исидзака Путому» побывал капитан Исидзака Дзэндзиро. Собранная им информация содержала сведения о пропускной способности КВЖД, численном составе, дислокации русских войск в Маньчжурии и социально-политической ситуации в регионе¹²⁰.

Параллельно с Исидзака в июне 1902 г. по заданию Генштаба в Маньчжурии и Сибири находились возвращавшиеся из Европы военные стажеры майоры Такэути Тору, Яманаси Хандзо и Оно Минобу. На основе собранных ими сведений Генштаб подготовил доклад о пропускной способности Транссибирской и Китайско-Восточной железных дорог, дислокации артиллерийских складов в Забайкалье, запасах продовольствия и госпитальных ресурсах Приамурского военного округа, боеготовности Сибирского резервного батальона, Забайкальского и Уссурийского казачьих войск, производственных мощностях и емкости артиллерийских складов и мастерских в Маньчжурии и Сибири, продовольственных ресурсах и транспортной сети Северной Маньчжурии¹²¹.

Аналогичной работой японская военная разведка занималась в Корее: весной – летом 1902 г. ситуацию на юге полуострова в районе Масан – Мирян и в приграничном с Россией районе Тумэн – Ялу изучали офицеры китайского отделения Генерального штаба капитаны Такаянаги Ясутаро и Хино Цуёси¹²².

Деятельность японской военной разведки во время Боксерского восстания также выявила необходимость организации дополнительного разведывательного пункта в европейской части России, поскольку в июле 1900 г. военный атташе Мурата не смог командировать кого-либо из своих подчиненных в Одессу для уточнения информации о перебросках русских войск на Маньчжурский плацдарм в силу того, что единственный находившийся на тот момент в его подчинении офицер – капитан Танака Гиити – стажировался в Новочеркасском пехотном полку, тогда как посланник Комура Дзютаро все же отправил в Одессу некоего японца¹²³. Поэтому в феврале 1902 г. Генштаб командировал из Владивостока в Одессу под видом изучавшего русский язык коммивояжера «Муто Хитаку» капитана Муто Нобуёси¹²⁴ с задачей «вести тщательную разведку и регулярно информировать о перебросках войск, военных материалов, ресурсов с побережья Черного моря на Дальний Восток, пропускной способности [коммуникаций], военной обстановке в данном районе [Черного моря] и в Центральной Азии, а также об отношениях России с Турцией и странами Балканского полуострова»¹²⁵.

Однако главным следствием ихэтуаньских событий стало существенное укрепление разведывательной сети Генерального штаба в Корее и Китае, тесно соприкасавшейся с расположенными там российскими военными объектами: в 1901–1902 гг. в корейском Масане, где Россия с марта 1900 г. начала создавать пункт базирования флота, и китайском Инкоу были развернуты две легальные резидентуры во главе с капитанами Эги Акио и Нимпэ Сэндзюн, а в уже действовавшие организации в Китае отправились два офицера со специальными задачами по ведению агентурной разведки в Маньчжурии – майор Кадзикава Дзютаро в аппарат военного атташе в Пекине и майор Татибана Коитиро в Баодине в аппарат военного советника при наместнике провинции Чжили Юань Шикае¹²⁶.

В связи с фактической оккупацией Россией Маньчжурии в результате подавления восстания ихэтуаней и ее усиленным экономическим проникновением в Корею, начальник Генерального штаба маршал Ояма Ивао реорганизовал 14 февраля 1902 г. аппарат 1-го управления в три отделения для концентрации усилий по сбору и анализу информации о нашей стране:

отделение «Ко» – изучало дислокацию всей русской армии, наличие в Приамурском военном округе и Маньчжурии тяжелой артиллерии, запасов продовольствия и боеприпасов, организацию русской армии в Сибири, готовило карты с дислокацией войск в Приамурском, Сибирском военных округах, Маньчжурии, схемы транспортных коммуникаций в Маньчжурии и Южно-Уссурийском крае, чертежи крепостей Владивостока и Порт-Артура;

отделение «Оцу» – изучало пропускную способность Транссиба и КВЖД, судоходных путей по рекам Амур, Сунгари и Уссури, состояние пароходного флота России, портов и гаваней Уссурийского края и Ляодунского полуострова, русского вооружения, деятельность органов военного управления и оперативное искусство, биографии старших офицеров русской армии, офицерские резервы в Сибири, вело учет переводчиков русского языка, собирало информацию об армиях Швеции, Норвегии, Дании, Бельгии, Швейцарии, стран Балканского полуострова, готовило схемы железнодорожного и водного сообщения в Восточной Сибири и Маньчжурии, карты Уссурийского края и Маньчжурии;

отделение «Хэй» – изучало органы власти, состояние природных ресурсов, транспортного сообщения, связи, финансов и армии Кореи, ее отношений с великими державами, организацию русского управления портом Масаи, деятельность организаций Германии и Франции на Дальнем Востоке, состояние армий Германии, Франции и Австро-Венгрии, действия русских войск во время Боксерского восстания (в том числе мобилизацию войск в Сибири, численность и темпы переброски русской армии наземным и морским путями из европейской части на Дальний Восток, ход боевых действий, запасы продовольствия и материальных ресурсов в Северном Китае и Маньчжурии)¹²⁷.

Кроме того, для комплексного анализа собранных сведений приказом начальника Генштаба от 18 декабря 1902 г. был образован Комитет по сбору и оценке разведывательной информации во главе с генерал-майором Фукусима Ясумаса и его заместителем полковником Мацукава Тоситанэ, который обрабатывал большой объем данных от военных атташе и резидентов в Корее, Китае, России и Западной Европе и направлял разведсводки руководству Генштаба¹²⁸. Анализ документов комитета свидетельствует, что к началу 1903 г. японская информация о русской армии отличалась высокой степенью достоверности: на 1 февраля военная разведка установила дислокацию всех 29 армейских, 2 кавалерийских корпусов, 52 стрелковых, пехотных, 24 кавалерийских дивизий, 154 стрелковых, пехотных, 64 артиллерийских бригад, не выявив только 1 кавалерийскую бригаду¹²⁹.

Реорганизация и расширение деятельности японской военной разведки происходили на фоне усиливавшейся борьбы двух империй за Китай и Корею. Стремясь нейтрализовать обозначившийся перевес России, вслед за подписанием российско-китайского соглашения от 8 апреля 1902 г. о трехэтапном выводе русских войск из Маньчжурии в течение полутора лет, в августе того же года Токио предложил Петербургу признать за ним только «железнодорожные интересы» в Маньчжурии, потребовав для себя полной «свободы действий» в Корее, с отказом России от какого бы то ни было вмешательства в корейские дела без аналогичного отказа Японии относительно Маньчжурии. Однако действия Токио возымели обратный эффект: в январе 1903 г. царское правительство приостановило вывод русских войск из Маньчжурии ввиду «чрезмерной притязательности» августовского предложения Японии. Спустя три месяца русский поверенный в делах в Пекине Г.А. Плансон вынудил цинское правительство пересмотреть условия соглашения от 8 апреля 1902 г. о выводе войск, однако через неделю китайские власти под давлением Японии, Великобритании и США потребовали завершения эвакуации русской армии в утвержденные сроки¹³⁰.

Российско-китайские переговоры совпали по времени с поступившими в Токио сведениями о военном проникновении России в Корею и приостановке ею вывода войск из Маньчжурии. По линии военной разведки, в частности, 11 апреля 1903 г. резидент в Баодине майор Татибана Коитиро проинформировал Генштаб о том, что Петербург не только не начал второй этап эвакуации армии, но даже увеличил численность ряда своих гарнизонов в Маньчжурии. 4 мая военный атташе в Корее майор Нодзу Сигэтакэ сообщил в Токио со ссылкой на резидента в Ыйджу капитана Хино Цуёси, назначенного туда еще в январе, о приобретении Россией корейского поселка Ионгампо в устье реки Ялу для организации там военного интендантства, начала работ по вырубке леса в горах юго-восточнее Ыйджу и создания заслона возможному противодействию Японии. 21 мая Хино срочно выехал туда для проверки информации о появлении нескольких сотен русских солдат. 30 мая он доложил о наличии в Ионгампо 80 русских, 20 корейских и 200 китайских строителей, вооруженных 300 винтовками, которые уже возвели несколько административных и производственных зданий¹³¹.

Это вызвало сильное раздражение у японского кабинета. 12 августа 1903 г. в Санкт-Петербурге по инициативе Японии начались двусторонние переговоры по маньчжурской и корейской проблемам. Царское правительство исключало Маньчжурию из сферы влияния Японии и предлагало заключить соглашение только по Корее, предусматривавшее совместное управление страной.

В ходе продолжившихся в Токио переговоров стороны не смогли достичь компромисса по вопросу присутствия русских войск в Маньчжурии и разделения сфер влияния в Корее, поэтому 12 декабря 1903 г. Россия устами посланника Р.Р. Розена заявила о нежелании идти на уступки относительно своего привилегированного положения в Маньчжурии и Корее¹³².

Получив в апреле 1903 г. от МИД и своих резидентов в России и Китае подполковника Акаси Мотодзиро, майора Татибана Коитиро и капитана Кавасаки Рёдзабуро сведения о приостановке вывода русских войск из Северной Маньчжурии, Генеральный штаб начал проработку планов противодействия российской экспансии. В представленных 12 мая начальником Генерального штаба Ояма императору, премьер-министру, военному министру и начальнику МГШ «Соображениях о приведении в боевую готовность императорских войск» обосновывалась необходимость незамедлительной мобилизации японской армии в ответ на попытки России путем угрозы применения силы заставить признать ее интересы в Маньчжурии и в перспективе распространить влияние на Корею. Поскольку Россия в июне – июле всячески избегала переговоров с Японией по спорным вопросам, 17 июля заместитель начальника Генерального штаба отдал приказ личному составу еще не развернутой Императорской верховной ставки в двухмесячный срок подготовить планы отправки японских войск в Корею¹³³.

В этой связи армейское командование интересовали в первую очередь сведения о состоянии транспортной сети и мобилизационных возможностях Российской империи, дислокации, численности, вооружении и боеготовности ее войск в Сибири, Забайкалье, Маньчжурии и на Дальнем Востоке, в то время как Морской генштаб собирал информацию о Тихоокеанской эскадре, ее пунктах базирования и военно-морских базах во Владивостоке, Китае и Корее. Директивы с перечнем приоритетных задач были своевременно разосланы во все резидентуры военной разведки, работавшие по российской тематике: 16 мая резидент в Одессе капитан Муто Нобуёси получил приказ отложить свое возвращение домой и отслеживать мобилизационные мероприятия русских войск в Причерноморском регионе; 8 и 16 июля директивы о вскрытии русских воинских перевозок из Сибири и Подмосковья на Дальний Восток получил военный атташе в Петербурге подполковник Акаси Мотодзиро; аналогичные инструкции 8 июля были переданы владивостокскому резиденту майору Исидзака Дзэндзиро; 20 июля распоряжение об изучении перебросок русских резервов на юг Маньчжурии получил резидент в Инкоу капитан Кавасаки Рёдзабуро¹³⁴.

Несмотря на переход японской армии и флота к завершающей стадии приготовлений, зарубежный разведаппарат Генштаба в России, Маньчжурии, Китае и Корее, ориентированный на сбор информации о русских вооруженных силах, на пике своей активности насчитывал не более 15 кадровых сотрудников, а с учетом временно командированных на основные операционные направления офицеров разведки – не более 20–25 человек. Кроме того, существование в структуре Генштаба двух равноценных оперативно-разведывательных управлений порождало неизбежную конкуренцию между ними за монополию на ведение разведки против России: накануне войны начальник 1-го управления полковник Мацукава Тоситанэ поставил вопрос о переподчинении ему всех резидентур 2-го управления в Маньчжурии и Корее, так как данный орган по своему штатному предназначению не занимался русской тематикой¹³⁵.

Тем не менее благодаря проведенной в 1901–1903 гг. работе по укреплению континентальной сети Верховное командование к началу войны располагало исчерпывающей информацией о русских войсках на Дальнем Востоке и в Южной Маньчжурии, поступавшей от 12 легальных резидентур и 3 дипмиссий. Основу их агентурного аппарата составляли работавшие на русских военных объектах или проживавшие рядом с ними японские колонисты.

В Корее японский Генштаб имел 4 резидентуры в центральном и северном районах страны – в Сеуле, Ыйджу, Анджу и Кёнсоне, причем последние три были образованы в 1903 г. Их главной задачей было получение информации о русской активности на полуострове и разведка будущих мест высадки войск: резидент в Кёнсоне капитан Сакураи Кугадзи, например, был откомандирован в Корею «для сбора сведений о деятельности здесь русских граждан и состоянии русских войск в Южно-Уссурийском крае»¹³⁶. Примечательно, что Главный штаб русской армии своевременно вскрыл усилившуюся во второй половине 1903 г. активность японской военной разведки в приграничных корейских районах. По его данным, разведгруппы японцев из 2–4 офицеров, 2–3 переводчиков, 18–20 унтер-офицеров и рядовых занимались топографической съемкой местности, сбором военно-статистических сведений о северо-восточных районах страны до реки Ялу включительно, а также описанием портов на южном побережье полуострова¹³⁷.

Большое значение при подготовке вторжения на материк японское командование придавало организации разведывательной деятельности против России с позиций Китая. С этой целью в конце ноября 1903 г. в Тяньцзинь выехал начальник китайского отделения Генерального штаба полковник Аоки Нобудзуми, имевший большой опыт оперативной работы в Китае. Ему предстояло наладить совместный с китайцами сбор информации, организовать диверсии на русских коммуникациях и подстрекать отряды маньчжурских хунхузов¹³⁸ к нападению на царские гарнизоны. Реализуя эти задачи, Аоки заручился поддержкой генерал-губернатора провинции Чжи-ли Юань Шикая, который надеялся с японской помощью ослабить русское влияние в Маньчжурии и в будущем захватить власть в Китае. Юань Шикай, в частности, заявил Аоки: «Я уже послал из Порт-Артура в Маньчжурию десять разведчиков. Все их отчеты будут незамедлительно передаваться японской стороне»¹³⁹.

К началу Русско-японской войны Аоки координировал деятельность нескольких резидентур Генштаба в Южной Маньчжурии и Северном Китае.

Действовавшая под крышей японского консульства легальная резидентура в Чифу продолжала целенаправленно изучать русскую группировку на Квантунском полуострове и ВМБ Порт-Артур. В мае 1902 г. ее возглавил помощник Аоки капитан Морита Тосито, опиравшийся на немногочисленную, но хорошо подготовленную агентуру. Так, в сентябре 1903 г. Морита и завербованный им слушатель коммерческих курсов шанхайского отделения общества «Тоадо бунсёин» Окано Масудзиро провели разведку баз Порт-Артур, Дальний и русских гарнизонов в Южной Маньчжурии, для чего Окано, в прошлом унтер-офицер крепостной артиллерии Токийского залива и Юрё, нелегально проник в Порт-Артур и составил описание крепости¹⁴⁰.

Конспиративной квартирой ему служило жилище другого агента резидентуры главы японской колонии Порт-Артура Каваками Кэндзо, который после отъезда в 1898 г. из Владивостока утратил связь с военной разведкой и смог восстановить ее только в 1900 г. в ходе кратковременной поездки Морита в Маньчжурию. В мае 1902 г., с назначением Морита в Чифу, Каваками окончательно перешел в его подчинение и, используя обширные связи среди колонистов, передавал ценные сведения о положении дел в регионе.

Еще одним агентом резидентуры был японский предприниматель Хосоно Сёхэй, живший в Китае с 1900 г. В апреле 1903 г. он по заданию Морита выехал в Маньчжурию, где в качестве переводчика китайского языка присоединился к майору Хагино Суэкити для совместной разведки Порт-Артура и маньчжурской группировки русской армии. В течение месяца Хагино и Хосоно с разрешения русских властей посетили Порт-Артур, Дагушань, Фынхуанчэн, Ляоян, Цзиньчжо¹⁴¹, после чего в мае Хосоно выехал на доразведку бассейна реки Ялу. Кроме того, в ноябре 1903 г. Морита завербовал свободно владевшего английским языком секретаря японского консульства в Чифу Таё Рокуро-дзаэмон¹⁴².

Вторая резидентура Генштаба действовала в Инкоу. С января 1903 г. ей руководил капитан Кавасаки Рёдзабуро, который осел в порту под видом изучавшего русский язык отставного японского офицера. Резидентура собирала информацию о дислокации, нумерации, численности и вооружении русской армии в Южной Маньчжурии и на Квантунском полуострове¹⁴³.

В этой работе Кавасаки опирался на четырех бывших унтер-офицеров японской армии, переселившихся в Китай. В апреле 1903 г. им был завербован свободно владевший китайским языком житель Ляояня Такабэ Осукэ, который с помощью девяти китайских агентов вел наблюдение за дислоцированными в Ляояне русскими войсками. Аналогичную работу по заданию Кавасаки проводили жители Мукдена Иримадзири Саносукэ и Накано Исиити. С декабря 1903 г. оба агента, свободно владевшие китайским и русским языками, собирали сведения о царской армии в районе Дунбянь. Поскольку четвертый агент – Накано Киндзо имел слабые познания в английском и русском языках, Кавасаки использовал его в совместных поездках по разведке района Дашицяо¹⁴⁴. Отдельные задания резидента также выполнял врач из Харбина Кодзима Есиносукэ, ранее занимавшийся частной медицинской практикой в Имане (Дальнереченске)¹⁴⁵.

В процессе разведывательной деятельности Кавасаки активно использовал легальные возможности своего официального прикрытия стажера русского языка. В августе 1903 г. он обратился к градоначальнику Инкоу с просьбой разрешить ему посещение Порт-Артура для осмотра казарм и двух полков. Не встретив возражений царского наместника на Дальнем Востоке Е.И. Алексеева, Кавасаки в сентябре побывал в крепости и осмотрел казармы и лагеря 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады¹⁴⁶.

На помощь инкоуской резидентуре за несколько недель до начала войны Генштаб направил на материк еще двух офицеров военной разведки – майора Эги Акио и капитана Дои Итиносин, которые, выдавая себя за странствующих буддийских монахов или китайских торговцев, должны были собирать информацию о русских войсках и фортификационных сооружениях в Ляояне. На этапе легализации разведчиков прикрывала японская торговая сеть в Маньчжурии «Тохиёко» во главе с ее директором Мацукура Ёсииэ¹⁴⁷.

Кроме них доразведку русских гарнизонов в Маньчжурии с весны 1903 г. проводили выезжавшие в краткосрочные командировки на материк под легендами путешественников офицеры Генерального штаба Японии, которых, как правило, сопровождали переводчик и китайская вооруженная охрана. Так, вместе с уже упомянутым майором Хагино Суэкити в мае в Инкоу, Мукдене, Ляояне, Фынхуанчэне, Хайчэне и Цзилине побывал капитан Хамаомотэ Матасукэ, занимавшийся визуальной разведкой русских военных объектов и военно-топографическим описанием будущего ТВД, а в августе – сентябре Вонсан, Владивосток, Харбин, Мукден, Инкоу, Дашицяо, Ляоян и Порт-Артур осмотрел майор Уэмура Ютаро¹⁴⁸.

Последними по времени «путешественниками» стали генерал-майор Акияма Ёсифуру и майор Оба Дзиро, приглашенные осенью 1903 г. командующим Приамурским военным округом Д.И. Субботичем на маневры 1-го Сибирского армейского корпуса в качестве ответного жеста царского правительства на визит военного министра А.Н. Куропаткина в Японию летом того же года, в ходе которого он ознакомился с постановкой военного дела в японской армии. Акияма и Оба с 11 по 17 сентября наблюдали за учениями 1-го корпуса в районе Никольск-Уссурийского, затем посетили Хабаровск и Порт-Артур, где встретились с его командиром генерал-майором Н.П. Линевичем и адмиралом Е.И. Алексеевым. По прибытии в Токио 3 октября Акияма и Оба составили подробный отчет о ходе маневров и тактике русских войск¹⁴⁹.

Большой объем информации о России Генштаб получал от резидентуры в Петербурге, которой с августа 1902 г. руководил военный атташе подполковник Акаси Мотодзиро. На связь к нему от предшественника генерал-майора Мурата Ацуси перешел ценный агент, штаб-офицер по особым поручениям при Главном интенданте русской армии ротмистр Н.П. Ивков. За вознаграждение Ивков передавал информацию о сроках отправки на Дальний Восток 300-тысячной армии с конским составом и провиантом, пропускной способности Транссиба, расчетном количестве требуемого войскам продовольствия на 8—12 месяцев, другие секретные сведения. Согласно отчетам Акаси, в декабре 1903 – январе 1904 г. он выплатил Ивкову за полученную информацию свыше 2000 руб. и рассчитывал пользоваться его услугами дальше¹⁵⁰.

Владивостокская резидентура во главе с майором Исидзака Дзэндзиро в 1903–1904 гг. вела планомерную разведку русских войск в Приамурском крае, вскрывала военные переброски в Маньчжурию, Корею, Приморье и Забайкалье, изучала транспортную сеть региона как через агентуру, так и в ходе личных поездок резидента. В этой работе Исидзака опирался на харбинскую резидентуру и помощь коммерческого агентства во Владивостоке¹⁵¹.

За резидентом, в частности, был закреплен секретарь агентства Судзуки Ёносукэ, ранее сотрудничавший с военной разведкой в период несения службы в японском вице-консульстве в Корсакове. Под руководством Судзуки действовала группа японских агентов, которые собирали информацию о фортификационных сооружениях владивостокской крепости и дислокации крепостной артиллерии. Так же как и резидент в Чифу капитан Ота Ясома, Судзуки поспешил с подбором агентов, что привело к задержанию 18 мая 1903 г. владивостокской крепостной жандармерией японцев Окано Сёдзиро, Танака Синсаку и Усиронэ Мацутаро во время составления ими чертежа Токаревской батареи. Однако задержанные не признали факта ведения разведки, а обнаруженный чертеж выдали за рисунок владельца их столярной мастерской Хара-гути Кинтаро, который, в свою очередь, заявил, что «таковой […] был сделан им и представляет чертеж полок, которые ему хотели заказать в типографии Уссурийской железной дороги, и случайно остался в кармане его шубы, данной им Усиронэ в день его задержания». Более чем исчерпывающие объяснения Харагути были приняты во внимание Иркутской судебной палатой, и 30 августа арестованные японцы вышли на свободу¹⁵².

Составной частью владивостокской резидентуры являлась разведывательная сеть Исимицу Макиё, который, успешно используя свое коммерческое прикрытие, за полтора года провел фотосъемку всех важнейших объектов КВЖД Для пересылки полученной информации харбинская резидентура регулярно использовала методику микрофотографирования: снимки уменьшались до минимальных размеров, заделывались во внутреннюю часть ручной клади и под видом почты фотоателье отправлялись во Владивосток. Подобный способ отправки корреспонденции не вызывал подозрений у русских властей, так как им было известно, что все расходные материалы – фотобумагу, проявители, закрепители и прочее – фирма «Кикути» могла закупить через Владивосток только в Японии. К тому же, несмотря на провал плана Исимицу по развертыванию в Маньчжурии сети резидентур под крышей торговых организаций, он регулярно получал информацию от агентуры в Маньчжоули, Благовещенске, Ляояне, Чанчуне, Дальнем, Порт-Артуре и Мукдене¹⁵³.