Коллекция ошибок. Я тоже буду в черном

36. Уходи, пока отпускает

Я медленно возвращалась в реальность. В ушах шумело, в носу стоял противный запах. Я догадалась, что это был нашатырь, никогда в жизни я еще не прибегала к его помощи. Приложив усилия, я открыла глаза. Он сидел рядом со мной и смотрел незнакомым взглядом, как будто это был другой человек. Его лицо было перепачкано грязью и кровью, висок рассечен и кровь густо запеклась вдоль раны. Губы были разбиты и покрыты кровавыми трещинами. Серая водолазка у воротника и на груди была грязной, перепачканной кровью и влажной. Он протянул руку и убрал в сторону прядь волос с моего лица. Рукава были закатаны по локоть. Его сильные, загорелые руки тоже были перепачканы грязью и кровью, костяшки пальцев сбиты до мяса и я удивилась, как он вообще мог двигать пальцами. Я взяла его руку в свои ладони и прижалась к ней губами. Да, плакала, конечно. И не могла ни слова выдавить из себя. Не будет вопросов, не надо ответов, наплевать. Я не знала, как пережила эту ночь. Но этот его взгляд меня сейчас пугал.

– Вика, ты как? – услышала я голос Батыра. – Может скорую вызвать?

– Не надо, все хорошо, – смогла произнести я, наконец.

– Костян, на пару слов, – Батыр кивком пригласил Мирона выйти из комнаты.

Он осторожно освободил свою теплую ладонь из моих холодных рук и вышел из комнаты, слегка прихрамывая, и прикрыл за собой дверь. Я приподнялась на локтях, дала себе время, чтобы голова перестала кружиться, и села уже увереннее. Дверь скрипнула и в комнату проскользнула Алька.

– Ты как? – шепотом спросила она.

– Хорошо, – кивнула я. – А ты?

Она поджала губы и готова была расплакаться.

– Я так испугалась, – она зажала пальцами переносицу, пытаясь сдержать слезы. – Бася говорит, что Косте нужно в больницу, он весь в крови.

– Ты не знаешь, он ранен? – осторожно спросила я.

– Вроде нет, но они ничего не рассказывают…

– Я долго была без сознания?

– Минут десять, наверное. Может, ты поешь чего-нибудь? Ты ведь вчера даже на обед не пришла.

– Нет, не хочу, – ответила я.

В этот момент дверь в комнату открылась, вошел Мирон, подошел ко мне и протянул руку:

– Вика, вставай, я отвезу тебя домой.

Вика?! Это еще что за номер?! Когда это я успела стать Викой?! Может, просто он так ведет себя при посторонних? Да, нужно было срочно уходить, чтобы остаться с ним наедине. Я протянула ему свою руку, он подхватил ее под локоть и поднял меня на ноги. В прихожей я надела пальто, обулась и стала озираться по сторонам, ища глазами свою сумку. Но быстро вспомнила, где она оказалась, и просто запахнув полы пальто, направилась к выходу.

– Ну, все, до вечера, – Мирон обнялся с Батыром и кивнул Альке, – Аля, пока.

– Пока, – ответила она, но я уже была у лифта.

Мирон встал рядом, пока мы ждали на этаже. Молчали оба. Молча спустились вниз. Просто смотрели друг на друга и не произносили ни слова. Только у машины он попросил:

– Ключи давай.

Я сунула руку в карман и достала ключи от машины вместе с клочком бумаги, на котором был записан адрес Влады. Он взял и то, и другое. Прочтя адрес, он усмехнулся, скомкал его и отшвырнул в сторону.

– Садись, – он мотнул головой и пиликнул сигнализацией.

Мы выехали из двора и не торопясь поехали по белоснежному, сказочному городу. Я испытывала одновременно два абсолютно противоположных чувства: мне было очень хорошо и бесконечно плохо. Я не знала, что будет дальше. Я не была уверена в том, что он вообще намерен со мной разговаривать.

Наступившая, пусть и не по календарю, зима наполняла меня каким-то новым ощущением, которого я никогда не испытывала. Рядом со мной сидел мужчина, за которого я была готова убить. Он смотрел прямо перед собой, при свете дня кровь на нем потемнела и вид он имел опасный. Он кого-то убил? Если да, то мне было наплевать. Он был моим.

Был? Или есть? Мне было опасно находится рядом с ним, я это понимала. На расстоянии вытянутой руки его молчание было равносильно лезвию ножа, который он во мне проворачивал, наблюдая, как я истекаю кровью.

– Ты была у нее вчера, Высоцкая?

О боже, ДА!

– Была, – спокойно.

– Зачем? – спросил он, спустя несколько секунд.

– Искала тебя.

– Эта сука опасна, – не дрогнув, произнес он. – Тебе нельзя к ней приближаться. Она и так слишком много знает о тебе.

– Она любит тебя, – усмехнулась я.

– Она не умеет любить, – отрезал он. – Держись от нее подальше.

– Она имеет отношение к тому, что с тобой происходит?

Мирон размял шею, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Это давалось ему с болью, я видела. Наконец, он ответил:

– Если ты не хочешь, чтобы я тебе врал, не задавай вопросов.

– Хорошо.

Если я стану послушной, он измениться? Он вернется? Тот, кого я знала, вернется ко мне?

Он прибавил громкость музыки и всю оставшуюся дорогу до моего дома мы проехали молча. Все внутри меня орало, вопило, кричало, но на лице я зафиксировала самое спокойное и покорное выражение.

У входной двери он вопросительно посмотрел на меня, а я опустила глаза и пояснила:

– Моя сумка осталась в машине, на которой я туда приехала. У меня ни ключей, ни денег, ни телефона, ни документов…

Он посмотрел на меня с упреком, но ничего не сказал. Достал свои ключи и открыл дверь. Я вошла, быстро сняла пальто и хотела помочь ему раздеться, но он мягко отстранился от меня и сам снял свое. Я сделала шаг назад, на тот случай, если ему было неприятно находится близко ко мне, и спросила:

– Можно мне обработать твою рану?

– Нет, – отрезал он и рывком снял водолазку.

Я похолодела: на его теле не было живого места. Я не удержалась и приблизилась к нему, со слезами хотела прикоснуться к нему и сказать, что мы срочно должны ехать в больницу, у него могли быть переломаны ребра! Но он так отшатнулся от меня в сторону, как будто я его током ударила.

– Мне что: нельзя дотронуться до тебя? – спросила я, сквозь слезы.

– Нет, – ответил он и направился в ванную.

– Что с тобой?! – вырвалось у меня с воплем. – Что с тобой такое?

Он остановился, повернулся ко мне, подошел вплотную и тихо ответил, глядя мне в глаза холодным и каменным взглядом:

– Ничего. Это я. Такой как есть. Что: не нравлюсь больше?

Я искала в его глазах намек на ложь, но не находила.

– Я люблю тебя.

– Зря, маленькая моя.

Он провел своей ладонью по моему лицу сверху вниз, его пальцы ненадолго задержались на моих губах. Большим он настойчиво раскрыл их, удерживая остальными меня за подбородок. Он медленно погружал палец все глубже и глубже. Единственное, чего я сейчас хотела, это закрыть глаза и ответить. Я сделала и то и другое. Он тихо шепнул мне на ухо:

– Я плохой. Ты хорошая. Уходи, пока отпускаю, Высоцкая. Потом поздно будет.

Он отпустил меня и ушел в ванную, заперев дверь. А я попятилась назад, не веря тому, что вижу и слышу. Он был плохим, он был хорошим, но таким, как сейчас, он еще не был. Он не позволял мне до себя дотронутся. Почему? Он злился, что я поехала за ним?

Я подошла к двери в ванную и села у стены напротив. Слушала, как шумит вода. Иногда до меня доносился приглушенный стон: ему было больно. Больше всего я хотела сейчас раздеться и зайти внутрь, встать у него за спиной, прикоснуться к нему губами… Пусть он разозлится, пусть ударит, пусть попробует меня выгнать, пусть кричит, пусть заставит меня отступить, только не так, как сейчас: молча и холодно.

Шум воды прекратился. Через две минуты щелкнул замок и он вышел из ванной. Увидев меня, он какое-то время пристально смотрел мне в глаза. Я не могла ничего – абсолютно ничего – считать с него. У него на лице не было вообще никаких эмоций. Я моргнула первой и он сразу же отвернулся и направился в спальню.

– Мы даже не поговорим? – крикнула я с вызовом ему вслед.

– Мне нужно отъехать по делам, – услышала я в ответ.

– Ты вернешься? – я поднялась на ноги и направилась к нему.

– Посмотрим, – холодно и сухо.

– На мое поведение? – снова дерзко.

– На мои возможности.

Он достал из шкафа джинсы, одел их, зажмуривая глаза, когда движения снова причиняли ему боль. Я хотела подойти ближе, но оставалась на месте. Он надел свитер, взял с кровати ключи и телефон и, миновав меня, хотел выйти, но я взяла его за руку:

– Ты сказал вчера, что любишь. Звучало правдоподобно.

– Вика, мне ехать надо…

– Какого хера ты зовешь меня «Викой»?! – не выдержала я и со всей силы толкнула его в плечо. – Ты забыл, кто я?! Что случилось за эту ночь?! Что изменилось?!

– Давай, рви связки, кричи, маленькая моя, – на его лице мелькнула жестокая улыбка.

– Сука, Мирон… Что ты делаешь со мной? Ударь меня! Наори! Сделай хоть что-нибудь! Я чуть не сдохла там, пока тебя ждала всю ночь! И стоишь сейчас, смотришь на меня, улыбаешься и делаешь вид, что я никто?!

Он ничего не ответил, потому что раздался звонок в дверь. Я хотела пойти и открыть дверь, но Мирон схватил меня за плечо, грубо толкнул вглубь комнаты и жестко приказал:

– Сиди здесь.

И не подумаю! Я пошла следом и через секунду увидела у себя на пороге моего ночного водителя. Увидев меня, он протянул Мирону мою сумку, переминаясь с ноги на ногу, и робко пояснил ему:

– Дамочка вчера у меня в машине забыла. Я, это, я не хотел. Там все на месте. Я адрес в паспорте посмотрел, вот.

Он вложил мою сумку в руку Мирона, тот произнес «спасибо» и закрыл дверь перед его носом.

Не глядя на меня, Мирон положил сумку на комод, присел на танкетку и стал обуваться. В моем доме было много его вещей, но верхней одежды не было никакой, кроме пальто, перепачканного кровью. Он указал на него взглядом и попросил:

– Не сочти за труд, вынеси на помойку.

После этого он вышел и закрыл за собой дверь.

***

Мирон сел в машину, повернул голову и посмотрел в зеркало заднего вида на рану на виске. Она была глубокой, кровь снова начинала проступать понемногу. Наверняка ее нужно было зашивать, но у него не было на это времени. Он завелся и поехал на встречу.

Через три четверти часа он припарковался в отстойнике под эстакадой напротив черного BMWс тонированными стеклами. Посигналил фарами и отщелкнул замок блокировки дверей.

Из BMWвышел мужчина в черном строгом костюме и в черном пальто. В руке он держал бумажный пакет, похожий на те, в которые в кофейнях кладут горячие булочки. Медленной уверенной походкой мужчина подошел к машине Мирона, сел внутрь и поздоровался с ним, пожав руку. Какое-то время он с любопытством разглядывал повреждения на лице и с усмешкой констатировал:

– Нормально они тебя так отмудохали. Будет уроком.

– Не будет, Андрей Евгеньевич, – ухмыльнулся Мирон и положил руки на руль.

– Миронов, мне эта канитель тоже не нравится, но я тебе, блядь, уже сказал, что вариантов больше нет. Сиди на жопе ровно и жди суда. Даже если они его возьмут на трупе с дымящимся стволом в руке, он через пару часов с Газетного своими ногами домой уйдет.

Мирон отвернулся и сжал губы.

– Ствол, кстати, верни.

Андрей Евгеньевич развернул пакет, который принес с собой, достал оттуда прозрачный пакет с пистолетом внутри и положил его на панель перед собой.

– Скажи спасибо, что наши приехали, а то валялся бы щас в ИВС и кровью харкал.

– Спасибо, Андрей Евгеньевич, вашими молитвами…

– Миронов, не дури. Костя…

Мирон повернул голову и спросил:

– Как вы нас нашли?

– Мы твой мобильник ведем. Место знакомое, там ребят Артура брали…

– Я могу быть свободным, господин подполковник юстиции? Или, как вы там теперь называетесь: следователь по особо важным делам Следственного департамента МДВ России?

– Так точно. Можешь быть свободным, только один вопрос: кто такая Высоцкая Виктория Андреевна?

Мирон изменился в лице и тихо произнес:

– Я сделаю вид, что не слышал. Какого хера?

– Прослушку еще не сняли. Она фигурирует, мы пробили…

– Кто о ней говорит?

– Константин Александрович, я не…

– КТО, БЛЯДЬ?! Мне надо знать.

Андрей Евгеньевич ухмыльнулся и открыл дверцу.

– Всего хорошего. Если ты так за нее переживаешь, посоветуй ей держаться подальше от тебя. На какое-то время. Удачи. На связи.

– Добро, – ответил Мирон, наблюдая, как удалялся его визави. – Держать ее подальше… Твою мать, а я-то хотел поближе… поглубже… почаще… Высоцкая, Высоцкая, маленькая ты моя, как же мне держать тебя подальше, когда, сука, ты так нужна мне поближе?

37. Я схожу с ума

Я осталась одна. Я осталась одна. Я ОСТАЛАСЬ, СУКА, ОДНА!

Он уехал, и я не знала, приедет ли он обратно. Я стояла в прихожей и терла виски, пока не заболела голова. Из горла рвался вопль, но я плотно сжимала зубы и запрещала себе слабость. Со злостью я сорвала с вешалки его пальто, сунула ноги в кроссовки и вышла на улицу, чтобы выбросить его. Снег по-прежнему шел, и на улице было полно детей, которые радовались подарку природы.

Перед тем, как выбросить пальто, я поднесла его к лицу и сразу поймала знакомый запах. Закрыла глаза и глубоко вдохнула. Открыла глаза. Провела пальцами по пятнам крови и почувствовала, как сердце сжалось в комок. Смогла сдержать накатившие слезы. Помедлив немного, выбросила пальто в мусорный бак и вернулась домой.

Не зная, куда себя деть, разделась и отправилась в ванную. Набрав горячей воды, я погрузилась в пушистую пену и окунулась с головой. Вынырнув, я уставилась на дверь и поняла, что жду, когда в нее зайдет Мирон. Он часто заходил ко мне, когда я принимала ванну, что стерло из моих правил привычку запирать дверь. Он заходил, садился рядом, опускал руку в воду и очень быстро находил то, что ему нужно. Я вспомнила, как я выгибалась в воде, когда ощущала его пальцы в себе. Я вспоминала взгляд, которым он накрывал меня в такие моменты. Я не верила, что этого больше не повторится. Он придет. Он вернется. Вот-вот сейчас эта дверь откроется.

Но дверь оставалась плотно закрытой. Я со злостью на себя встала в полный рост, держась руками за бортики: водные процедуры были окончены.

Халат. Кофе. Подоконник. Ожидание. Я больше ничего не помню. Вечное ожидание. У окна, в постели, в ванной, на работе. Я жду его день за днем, и он всегда приходит. Что делать, если он не придет? Как мне жить? Я разучилась делать это без него.

Бесконечный долгий пустой день закончился и начался следующий – такой же, если не хуже. Я отсчитывала минуты своего одиночества на часах, которые он мне подарил. Он не приезжал, не звонил, не писал. Знать бы, где он. Просто знать, что он жив и здоров – это достаточно. Нет, не совсем достаточно: видеть его лицо, хотя бы на какой-нибудь фотке. И пусть он ломает все кровати в этом городе, пусть он гипнотизирует любую сучку, на которую у него встанет громко, грубо и грязно. Только бы та ночь не повторилась больше никогда. Существовать с мыслью, что его может не стать – вообще нигде и ни с кем – я не смогу.

Не в силах больше держаться, я набрала его номер. Мы не виделись уже сутки. Я ничего о нем не знала уже целые сутки. Я уже не боялась показаться зависимой, неадекватной и навязчивой. Ожидание было недолгим: он скинул вызов. Значит, жив. Я снова нажала кнопку вызова.

«Абонент не отвечает или временно недоступен».

Умеете гипнотизировать телефон? Дам пару уроков! Я дыру в экране просверлила взглядом! Я разговаривала с ним, гладила его пальцами, зажимала в ладонях, прикладывала губы к экрану и уговаривала зазвонить: умоляла, плакала, угрожала.

«Абонент не отвечает или временно недоступен».

К вечеру я почти сошла с ума. Я отвечаю за свои слова: я была не в себе. От страха, от одиночества, от тоски и от бессилия что-то изменить. Сон не пришел. Ночью я дважды вставала, одевалась и выходила из дома, твердо намереваясь ехать к нему. Но оба раза возвращалась обратно.

С неясным умом, в нетвердой памяти и с больным блеском в глазах я приехала на работу. Люди вокруг меня визуально напоминали, что мир все еще существует. Других же подтверждений того, что я тоже жива, не было.

Обед я не стала пропускать, полагая, что нужно съесть хоть что-нибудь, хотя мозг не подавал сигналов, а желудок на мысли о еде реагировал крайне негативно. Я спустилась вниз в определенный час и села за свободный столик с тарелкой салата в ожидании подруг. Алька пришла одна и сообщила, что Нику снова тошнит и обедать она не придет.

Аля живет с Батыром. Батыр с ним видится, с Батыром он разговаривает. Я могу хоть что-то узнать о нем…

– Бася в субботу вечером уехал, но куда не сказал. Вика, ты точно в порядке? У тебя вид какой-то странный… – Аля смотрела на меня с нескрываемым опасением за мое здоровье.

Я долго облизывала губы и крутила головой, прежде чем выдала:

– Аля. У меня полный пиздец. Я не знаю, где он и что с ним. Он выключил телефон. Я больше так не могу…

Я разрыдалась. Прямо тут в столовой, не в силах больше держать этот долбанный покер-фэйс. Громко, не сдерживаясь, я выпустила безмерное горе наружу, не осознавая все это время его истинных размеров. Мои внутренние силы ушли в минус.

– Ты можешь попросить Батыра ему позвонить? Я готова в ногах у него валяться, я сделаю все, что он скажет, но я не могу больше без него. Пусть он приедет. Хотя бы на минуту. Пожалуйста…

– Тааак, ну-ка пошли отсюда живо, – Аля взяла меня под локоть и быстрой потащила меня к выходу. – Ты с ума сошла, господи. Я тебя такой никогда не видела.

Она вывела меня в коридор, увлекая этажом ниже, где находились помещения для курения. Я не видела дороги, еле передвигала заплетающиеся, ватные ноги. Где-то глубоко внутри понимала, что на меня смотрят, но мне было наплевать. Алька тащила меня, пытаясь успокоить, а думала только о том, что хочу просто выйти в окно: подняться на свой этаж, открыть его и шагнуть вперед, потому что боль внутри меня была больше невыносима. Она поглотила меня целиком, я больше ничего не понимала, почти ничего не осознавала и не хотела дышать. Никто не мог мне помочь. Никто, кроме него. Ему нужно было появиться сейчас передо мной и просто посмотреть на меня. И все. Я смогла бы продержаться еще пару дней…

– Бася, тут у Вики истерика, я не знаю, как ее успокоить. Ты можешь Косте позвонить? Она плачет, она бледная как поганка, она еле на ногах стоит. Я не знаю, что с ней делать, мы в офисе…

Я слышала ее слова как тумане, в ушах шумело и я уже готова была расстаться с сознанием, когда она поднесла трубку к моему уху:

– Высоцкая, ты меня слышишь?!

Сознание сделало шаг назад.

– Да, – ответила я сразу же, но не своим голосом.

– Ты в порядке?

– Нет, – я всхлипнула и голос дрогнул.

– Ты, давай там успокойся. Я заеду к тебе вечером. Поняла?

– Поняла.

Он отключился. Я закрыла лицо руками и громко выдохнула в ладони. Когда мои руки опустились, я увидела перед собой Алькино лицо. На нем застыл такого размера вопрос, что я поняла: разговора не избежать.

– Это что сейчас было? – спросила она ошарашенная увиденным.

– Аля, я не…

– Даже не вздумай, – она угрожающе подняла указательный палец, – сейчас от меня отмахнуться, поняла?

– Поняла, – кивнула я, осознав, что нахожусь в полной заднице, раз даже Алька начала мной командовать.

– Ты давно такой стала?

– Какой такой?

– Такой больной, – уточнила она.

– Когда его встретила, – я понемногу успокаивалась и приходила в себя. – Прикури мне сигарету, пожалуйста…

Аля выполнила мою просьбу. Я, все еще дрожащей рукой, взяла этот легкий наркотик из ее пальцев, глубоко затянулась и выпустила дым.

– Это не похоже на любовь, – с сомнением произнесла Алька и тоже закурила.

– А это и не любовь. Это болезнь. Я больная на всю голову.

– Знаешь, заметно. Что он с тобой делает?

– Все, что захочет.

– Я как будто с другим человеком сейчас разговариваю.

– Я другая. Я сломалась. Я не помню, какая я была до него. Я не умею без него. Я умираю, когда его нет. Когда я его выгоняю, у меня температура зашкаливает, ты видела один раз…

– Ох, ну, нихера себе, – выругалась Аля, что было дня нее редкостью. – А почему ты ничего не рассказывала?

– Что рассказать, Аля? Что я с ума схожу? Что я люблю его как кошка? Что он сильный и крутит мной, как ему вздумается, а я слабая и не могу ничего с этим поделать? Что я свою гордость давным-давно потеряла и готова на коленях за ним ползти, если он позволит? Что он мой персональный сорт героина и без него у меня ломка начинается? Что он грубый и жестокий садист, которому нравится надо мной издеваться морально и физически? Что он врет мне? Что он возит в машине наручники и оружие? Что он вляпался в какую-то херню и его могли убить? Что я понятия не имею, чем он занимается на самом деле? Что он купил мне часы за сорок пять штук баксов как простой пакетик семечек в супермаркете и я понятия не имею, откуда у него такое бабло? Что еще мне тебе рассказать? Я ничего, слышишь – НИ-ЧЕ-ГО – о нем не знаю. Кроме того, что я не могу без него.

Да, такого она не ожидала.

– Ты себя сейчас слышишь, Вика?

– Слышу.

Я щелчком отправила недокуренную сигарету в урну.

– Это ненормально. Может быть, тебе нужно от него уйти?

– Это ненормально. Мне нужно от него уйти. Он сказал, что отпускает меня пару дней назад.

– И?

– Что «и»? Он это просто сказал. Вслух. Он глазами меня держит и не отпускает, понимаешь. У меня на шее как ошейник невидимый. Строгий. С шипами внутрь. А поводок у него в руке, на кулак намотан. Ему даже рукой шевелить не нужно, он глазами все делает. Я с ума схожу, Аля… Он только словами отпускает. Потому что знает, я приросла к нему кожей. Мне очень плохо.

– Но сейчас-то тебе стало лучше?

– Сейчас да. Просто потому, что он обещал вечером приехать.

– М-да, – произнесла она многозначительно. – Со стороны вы казались нормальными.

Я болезненно усмехнулась.

– Посмотри на меня: я даже не схожу с ума. Я уже сошла.

Аля отвернулась от меня и смотрела прямо перед собой:

– Слушай, я видела его с телками, ну, до тебя, – сразу поправилась она. – Они и, правда, по нему как кисель растекались. Я все время думала, что он такого может с ними делать, что они наизнанку при нем выворачиваются? Он, что: правда, так хорош?

– Ты про секс? – уточнила я.

Она кивнула.

Я откинула голову назад, закрыла глаза, но тут же поняла, что лучше сейчас не начинать вытаскивать из памяти яркие вспышки, которые приводили мое тело в состоянии острой потребности его касания, а отсутствие разума в героиню сюжета из передачи «в мире животных». Поэтому я промолчала и просто посмотрела на нее. Она прочитала ответ.

Мы вернулись каждая в свой кабинет. Я чувствовала себя лучше и до конца рабочего дня сумела сохранить баланс между отчаянием и ожиданием. Надеялась, что он заедет за мной на работу, но на улице никто меня не ждал, и я со всеми вместе пошлепала по снежной каше к метро. Поднявшись дома на свой этаж, я с надеждой дернула ручку двери, но она была заперта: тут меня тоже никто не встречал. Ну, что ж: опять ждать, больше ничего не оставалась. Ждать и держать в уме, что он мог меня обмануть и приезжать не собирался.

Я переоделась, взяла в руку телефон и села на пол в прихожей напротив входной двери. Решила ждать здесь. Кто-то там, наверху сжалился надо мной, и минут через двадцать ручка двери опустилась вниз. Мирон зашел с двумя большими пакетами из ближайшего супермаркета, полными какой-то еды. Он поставил пакеты на пол, запер дверь, снял свое новое пальто, повесил его на вешалку, подошел ко мне и протянул руку, предлагая подняться:

– Почему ты не закрылась на замок? У тебя дверь нараспашку.