000
ОтложитьЧитал
К слову сказать, трудно было выдвинуть против Ордена обвинение более абсурдное. «Крестоносное дело» и существовало-то только благодаря храмовникам, если бы не они, к тому времени Святая Земля была бы уже давно и безвозвратно потеряна для Европы. И никогда Орден не жалел никаких средств на защиту Святой Земли, потому что для храмовников (и только для них!) присутствие в Палестине было вопросом жизни и смерти. Видимо, за этим формальным обвинением стояли претензии иного рода, о которых вслух и говорить-то было неловко. Белое духовенство смертельно завидовало огромным доходам Ордена, и Урбан III предпочёл «выпустить пар», предложив тамплиерам вернуть десятину за год, но никаких иных мер против Ордена не предпринял – было страшновато.
Положение римских пап сильно зависело от тамплиерских ссуд и кредитов. Понтифики, так же, как и короли, постоянно чувствовали себя униженными перед Орденом. Необходимость заискивать перед собственными духовными чадами, надо полагать, утомляла римских первосвященников до чрезвычайности. Конечно же, им хотелось время от времени поорать на тамплиеров, ногами на них потопать. В 1175 году папа Александр III обрушил свой гнев на храмовников, которые предоставляли на своих кладбищах места для отлучённых от Церкви. Похоже, что всё одним только гневом и закончилось – попробуй-ка наказать своих главных кредиторов, но ситуация была весьма показательна.
Если кто-то погребал отлучённых от Церкви в освящённой земле – это далеко не пустяк. Римские первосвященники всегда претендовали на тотальный контроль за всем христианским миром, и этот контроль они понимали отнюдь не в духовном смысле. Папы хотели повелевать и приказывать королям. Епископы так же пытались держать себя по отношению к герцогам и графам, священники – по отношению к баронам и рыцарям. Между церковными и светскими феодалами постоянно шла борьба за власть, за доходы. В этой борьбе грубая сила была на стороне мирян, но церковники так же располагали страшным оружием, имевшимся только у них. Это угроза церковного отлучения. По тем временам отлучение от Церкви фактически означало общественную смерть. Отлучённый превращался в изгоя, от него шарахались, как от прокажённого. У него был только один путь воссоединиться с обществом – делать то, что велит Церковь, в том числе и в финансовом смысле. Предположим, некий барон-отморозок плевал на церковное отлучение и «продолжал упорствовать в своих заблуждениях», но его родственникам было далеко не безразлично, что после смерти его не похоронят как человека на кладбище, а зароют, как собаку, за церковной оградой – пятно позора падёт на весь род.
И вот тамплиеры начинают хоронить отлучённых от церкви на своих орденских кладбищах, в освящённой земле. Скандал, страшнее которого и представить себе невозможно. Если после всех анафем отлучённый удостаивался человеческого погребения, отлучение превращалось в бесполезную погремушку, и церковные феодалы лишались главного оружия в борьбе за власть с феодалами светскими. И тамплиерам было решительно на это наплевать. Орден Храма легко и непринуждённо противопоставлял себя всему христианскому миру и, ничего не опасаясь, нарушал хрупкое равновесие сил. Папе Александру III было от чего гневаться, и тамплиеры, конечно, не могли совершенно проигнорировать его гнев. Они нашли из этого положения выход, отличающийся истинно тамплиерской элегантностью.
Умирает отлучённый. Местный епископ уже злорадно облизывается, приказывая зарыть его, как собаку, без отпевания. Вдруг откуда ни возьмись появляются беспредельщики в белый плащах и уносят труп. Попробуй-ка им воспрепятствовать. У себя в командорстве храмовники подвешивают гроб в воздухе на цепях, тем самым формально соблюдая запрет – тело отлучённого покойника не касалось освящённой земли. Тем временем они развивают бурную деятельность, добиваясь отмены отлучения, и когда им это удается, проводят похороны с почестями, которые покойнику уже не возбраняются.
Никто, кроме храмовников, такую штуку проделать не мог. Слуги епископа быстро разрушили бы это висячее сооружение, и воспрепятствовать им значит, самому попасть под анафему. Но в командорство Ордена попробуй-ка сунься. И епископских анафем тамплиеры не сильно боялись – сами церковники. Сидонский епископ быстро слетел с кафедры, попытавшись анафематствовать магистра тамплиеров.
Значит тамплиеры шли против Церкви? Не совсем так, а вернее – совсем не так. Храмовники – самые лучшие, самые ревностные христиане своего времени шли не против Церкви Христовой, а против церковных феодалов. Тамплиеры не могли покровительствовать врагам Христовым, для этого они слишком любили Христа. Но церковные феодалы злоупотребляли правом отлучения, используя анафемы для отстаивания своих чисто экономических интересов. Если какой-нибудь князь-епископ посягал на земли бедного рыцаря, а рыцарь начинал решительно отстаивать свои интересы, так вот он уже и оказывался под анафемой, оставаясь при этом самым чистым и ревностным христианином. За таких бедных рыцарей тамплиеры вполне могли заступаться, и не боялись при этом идти наперекор церковных князьям.
Конечно, тамплиеры защищали не только мёртвых, но и живых. Как монахи они обладали правом предоставлять убежище любому, кто о нём просил. Каноники Ордена имели так же право помилования, каким обладали только епископы. Дома Храма превращались в надёжные убежища для тех, кто подвергался преследованиям. В своих командорствах тамплиеры были не только государством в государстве, но и Церковью в Церкви.
Защищая гонимых и обездоленных от церковных и светских князей, Орден Храма стал своего рода общеевропейским Робин Гудом, при этом, в отличии от шервудского разбойника, Орден действовал строго в рамках правового поля, то есть против тамплиеров было весьма затруднительно предпринять сколько-нибудь эффективные меры. На Орден можно было жаловаться и клеветать, можно было распускать о тамплиерах сколь угодно гадкие слухи, но по большому счёту ничего нельзя было поделать ни с Орденом, ни с тем, кого он брал под свою защиту.
Орден можно было только уничтожить – выжечь огнём и осквернить даже память о тамплиерах. До определённого момента никому и в голову не приходило, что это возможно, но сильные мира сего тысячу раз в душе подписали Ордену смертный приговор. Исполнение приговора стало лишь делом времени. Орден шёл великим и погибельным путём.
Храмовники не боялись даже прямых конфликтов с римскими папами, которым, казалось бы, подчинялись. В 1264 году папа Урбан IV потребовал сместить с должности маршала Ордена Храма Стефана де Сисси, который отказался участвовать в «крестовом походе» против короля Манфреда. Великий магистр ответил папе категорическим отказом и даже более того – выразил своему начальнику гневное возмущение тем, что деньги, собранные для крестового похода в Святую Землю, папа потратил на усобицу в Италии.
Во всём христианском мире так мог поступить только великий (воистину – великий) магистр тамплиеров. Ватиканский негодяй воевал за чисто светскую власть над Италией и с лёгкостью объявлял «крестовые походы» против христианских государей – своих личных врагов. Казалось бы, в распоряжении папы есть мощная вооружённая сила – лично ему подчиненный Орден тамплиеров. Но не тут-то было! Маршал Ордена просто послал папу куда подальше! Сарацины терзают Святую Землю, а тамплиеры тем временем будут обслуживать шкурные интересы засевшего в Ватикане вороватого ничтожества? А великий магистр перед всем христианским миром обвинил папу в том, что он – вор. Папа фактически украл и потратил на собственные нужды деньги, предназначавшиеся для Святой Земли.
Тамплиеры не боялись земных владык. Любой тамплиер, включая высших иерархов Ордена, всегда мог воспользоваться простейшим выходом из самой сложной ситуации – погибнуть в бою на Святой Земле. В Орден вступали не для того, чтобы приобрести власть, а для того, чтобы отдать жизнь. Именно это и ставило тамплиеров выше всех владык мира. А ведь папа мог одним только росчерком пера под соответствующей буллой уже тогда, в 1264 году, распустить Орден. Не посмел. Просто не посмел и всё.
Орден прямо заявил на весь мир, что подчиняется Христу, а не папе. Надо полагать, в душе понтифика уже тогда прозвучал смертный приговор Ордену. Преемники Урбана IV ничего не забыли.
***
В 1172 году паломник Теодорих, описывая Святую Землю, выразил восхищение Орденом Храма: «Трудно даже представить себе, сколь велико могущество и богатство тамплиеров – они властвуют почти во всех городах и селениях страны иудеев. Повсюду высятся их замки, где обитают рыцари и их войска».
Эта простенькая, казалось бы, картинка исполнена подлинного величия. Такое чувство, что Теодорих смотрел на Палестину с высоты птичьего полёта и смог ухватить главное из того, что там можно было увидеть – повсеместно распространившуюся мощь храмовников.
А если бы так же сверху посмотреть на Францию времён Ордена Храма? Луи Шарпантье писал: «Благодаря сети своих дорог и командорств, тамплиеры кардинальным образом изменили сложившийся порядок вещей. Обычно «тамплиери» стояли так близко друг от друга, что путешественники, будь то паломники или торговцы, находились под постоянным присмотром вооружённых людей».
Командорства были разбросаны по всей Франции, страна покрылась сетью дорог, которые их соединяли. Отчасти, это были старые дороги, отчасти, заново проложенные тамплиерами, но в социальном плане все они были новыми, потому что благодаря этой сети во Франции возникла новая система порядка и справедливости.
Никакой системы комплексной безопасности в Европе не было со времён Римской империи, при этом римское могущество рухнуло, так и не успев пропитаться христианскими идеалами, а позднее империя Карла Великого, созданная уже на основе христианства, раздробилась, едва успев возникнуть. И вот Орден Храма во времена феодальный раздробленности фактически сплотил всю Францию, отчасти – всю Европу, а до известной степени – Средиземноморье. В государственном плане все эти обширные пространства по-прежнему оставались раздробленными настолько, что мельче некуда. И все-таки уже в XIII веке фрагменты былых империй в некотором смысле оказались объединены под защитой сверхнациональных вооружённых сил Ордена Храма, в рамках единой средиземноморской финансово-экономической системы тамплиеров, на основе христианских идеалов справедливости, взаимовыручки и защиты слабых. Тамплиеры создали новую империю Христа и Храма. Они не спорили с «оракулом наших дней» о том, чем может быть «спаяло единство». Они спаяли свою империю железом, кровью и любовью.11
Формально империи тамплиеров не существовало, но фактически она становилась всё более реальной и зримой. Если в начале XIV века тамплиерам уже принадлежала треть Парижа, при этом Орден никогда не приостанавливал процесс приобретения новой недвижимости, так что же было бы, когда храмовники завладели бы большей частью Парижа? И ведь процесс постоянного увеличения владений шёл по всей Франции. При этом надо помнить, что в Средние века власть была неотъемлема от собственности – кто владеет землёй, тот и суверен. Теперь вспомним о том, что с конца XIII века Орден больше не нёс гигантских расходов по содержанию войска в Палестине, то есть высвободились огромные материальные ресурсы, которые можно было тратить на приобретение недвижимости во Франции. Великий магистр Ордена, и так уже более могущественный, чем король, вскоре мог превратишься в некоронованного короля. Итак, схватка между Орденом и троном становилась неизбежна.
И величие и трагедия Ордена заключились в том, что он развивался по имперскому пути, всё больше и больше подменяя собой государственную власть, и ему было суждено либо погибнуть от рук этой власти, либо раствориться в ней, что, по большому счёту, то же самое.
Луи Шарпантье писал: «Целью Ордена было создание упорядоченной гармоничной цивилизации, средством – наращивание ресурсов». Воистину так. Орден не просто стал украшением западной цивилизации, он превоссоздал её, он заново сотворил эту цивилизацию. Орден постепенно поглощал Европу и территориально, и экономически, и духовно. В мире не оставалось ничего такого, чего не было бы в Ордене – своя земля, своя армия, своя административная система, своя рабочая сила, свои храмы, своё духовенство.
Мишле назвал мученическую гибель Ордена Храма величайшим катаклизмом в истории западной цивилизации. Это и так, и не так. Гибель Ордена, действительно породила катастрофические последствия для Европы, поскольку Европа и Орден были уже почти равны. Соответственно, Европа, убив Орден, сама чуть не умерла. От повсеместного голода, от эпидемии чумы, от столетней войны. Но «катаклизм», в понимании Мишле, это то, чего можно и должно было избежать, а гибель Ордена была на самом деле неизбежна.
Умная француженка Марион Мельвиль писала: «Преемники Гуго де Пейна создали стиль жизни. Существовала истинная гармония между их целями и духом эпохи. В начале XIV века всё меняется: сталкиваются интересы наций, вырисовываются новые классы. Могли ли тамплиеры сохраниться в новом климате?».
Опять же – и так и не так. Орден действительно был порождён небывалым религиозным подъёмом XII века, священным порывом крестового похода, духом братского единения во Христе. Небывалое христианское воодушевление, охватившее всё общество, требовало всё новых и новых форм реализации, так чтобы все слои общества смогли участвовать в этом едином порыве к Богу. Вот и родился Орден, обеспечивший это участие касте профессиональных военных – рыцарей. Орден, сохранивший в себе священный порыв первого крестового похода, не утративший этого высокого накала вплоть до XIV века, когда религиозное воодушевление в обществе заметно остыло, действительно выглядел в новом веке довольно чужеродно, и это было одной из причин прозвучавшего над ним приговора.
И всё же неправильно было бы думать, что Орден умер, потому что время его прошло, пришла новая эпоха. Дело в том, что Орден Храма никогда и не принадлежал своему времени, не вписывался в систему традиционных средневековых отношений, и в этом смысле именно для Средних веков он был совершенно неорганичен.
Структура средневекового общества была очень простой и всем понятной: те, кто сражается, те, кто молятся, и те, кто трудится. Интересно, где тут место Ордена? К какой из этих трёх групп принадлежали храмовники? Да ни к какой и одновременно – ко всем. Храмовники выросли из тех, кто сражается, но вскоре у них появились и «молящиеся», и «трудящиеся» – свои храмы и священники, свои фермы и работники. И все они – и военные, и священники, и фермеры были тамплиерами. Таким образом, понятие «тамплиер» совершенно не вписывалось в сословную структуру средневекового общества.
А то обстоятельство, что голова великого магистра приравнивалась к венценосной? По своему положению магистр был равен принцам крови. Достаточно ли оценена парадоксальность этого факта? Монах, не имевший в личной собственности ни клочка земли, официально стоял вровень если не с «его величеством», то во всяком случае – с «их высочествами». При этом великий магистр Ордена Храма не имел ни одного вассала, и сам никому не приносил вассальной присяги. Это совершенно не соответствовало феодальной структуре средневековья – не было тогда принцев без вассалов, и не могло быть так, чтобы над ними не было сеньора. Официально магистр был «церковником», но, во-первых, его, как рыцаря – полководца никто в качестве церковника не воспринимал, а, во-вторых, фактически он стоял вне церковной иерархии. Находясь на Святой Земле вне власти патриарха Иерусалимского, он и папе римскому подчинялся лишь номинально. Дело не в том, что магистры иногда «не слушались» римских понтификов и не выполняли их приказы. Это могло иметь причиной личные свойства магистров и понтификов. Дело в самом принципе их взаимоотношений – римские папы не назначали великих магистров, и властью своей магистры были обязаны не папам, а верховному капитулу Ордена Храма. Одно только это делало власть римских понтификов над Орденом фиктивной и призрачной. Если у вас есть подчинённые, назначение и смещение которых от вас совершенно не зависит, то вы очень наивны, полагая их своими подчинёнными.
Вывод отсюда напрашивается ошеломляющий – Орден Храма совершенно не принадлежал средневековью и был ему абсолютно чужд, потому что бытовал вне сословной структуры, вне феодальной и церковной иерархии, вне всей системы привычных для средневековья представлений. Не говоря уже о высшем, духовном смысле неприсутствия Ордена в средневековой реальности. Орден храма – «Вечности заложник у времени в плену». Вечность чужда любому времени, любой эпохе, но это-то как раз и означает, что «гости вечности» могут появляться в любую эпоху, не будучи связанными ни с одной из них.
Орден погиб, потому что встал на тупиковый для себя имперский путь. Но этот путь явно не был единственно-возможным для Ордена. Новые тамплиеры могут учесть ошибки средневековых братьев и избрать для себя иной путь, ни в коем случае не смешиваясь с государственной властью. Сиверцев вспомнил слова Дмитрия о том, что современный Орден – вне политики. Всё наконец срослось.
Главное – рухнуло примитивное представление о том, что Орден, как органичная часть средневековья, не может быть органичен для нашего времени. А если Орден не был порождением Средневековья, значит ничто не препятствует ему существовать в любую иную эпоху.
Более того – Орден неизбежно будет существовать в любую эпоху. Вечность проявляет себя в пределах времени до тех пор, пока время существует, а иначе этот мир не имел бы смысла. А Орден – это и есть одна из форм проявления вечности во времени.
Орден Христа и Храма может погибнуть тысячу раз. Но рано или поздно сойдутся вместе девять юношей-европейцев. Они будут профессиональными военными и ревностными христианами. Они возьмут в руки оружие, принесут монашеские обеты и скажут: «Это мы, Господи».
Конец первого тома.
Послесловие автора
(Разговор с первым читателем первого тома)
– Меня вот что удивило: в целом книга довольно стройная, а финала нет. Всё начинается с судьбы Сиверцева, а заканчивается теоретическим пассажем. Может быть, стоило в конце уделить побольше внимания главному герою?
– Всё верно. Финала нет, потому что это пока только первый том – композиция разомкнута. Хотя, в некотором смысле, первый том есть законченное целое. Во всяком случае, о феномене Ордена Храма, о его внутренней сути, я сказал почти всё, что хотел сказать. А вот главный герой пока только готовится к тому, чтобы стать таковым. Я начинаю с его жизни до Ордена, а к его жизни в Ордене ещё и приступить не успел. Какой уж тут финал, и начала-то пока не было. Однако, осмелюсь заметить: на протяжении всего первого тома Сиверцев развивается. При почти полном отсутствии событий в его жизни, в нём совершается внутреннее движение, причём весьма активное. Приключения Гуго де Пейна, Эврара де Бара, Эмери д’Арвиля происходят в его душе. Очень даже понимаю, что затянувшееся отсутствие действия раздражает, но иначе у меня не получилось, извини. Наберёшься терпения – будет тебе Сиверцев. Активное действие из Средних веков понемногу переместится в современность.
– Но у тебя там многое на полуслове оборвано. Например, судьба Эмери д’Арвиля как-то уж совсем повисла в воздухе.
– Согласен. С Эмери – причина в другом. Хочешь, отвечу красиво, как на пресс-конференции? Мне не известна дальнейшая судьба д’Арвиля, а выдумывать судьбы героев автор не должен. Их надо знать, иначе выйдет фальшь. Эмери – единственный герой опусов, не являющийся лицом историческим, но я не считаю, что выдумал его, он во мне родился. Точнее, он родился в душе Сиверцева… Кажется, я запутался? Короче, ничего не знаю о том, что было с Эмери дальше. Точнее, не знал до самого последнего времени. Во втором томе Эмери ещё раз появится, причём, при таких обстоятельствах, когда меньше всего можно будет ожидать встречи с ним.
– А сколько будет томов?
– Три. Второй почти полностью на бумаге, третий – в чернильнице, его основное содержание в общих чертах уже известно. Оборванных линий в первом томе гораздо больше, чем ты назвал, но они не оборваны, а просто не завершены. Получается, наверное, не очень стройно, но что же делать, если темы и подтемы теснятся, постоянно выталкивая друг друга. Столько всего надо сказать, и во мне всё это существует одновременно, но излагать-то приходится последовательно, одно за другим. Это в голове всё разом, а на бумаге – очередь. Я уже тысячу раз проклял себя за то, что завернул такую сложную композицию, где история наползает на современность, теория на приключения, богословие на политику, аналитика на судьбы и так далее. Ну что мне стоило написать нормальную человеческую книгу? Трудно что ли было сделать просто сборник опусов? И всем всё было бы понятно, и не пришлось бы сейчас ничего объяснять.
– И это была бы не твоя книга. Вообще, нормальных книг уже достаточно, ещё одна – не очень-то и нужна.
– Надеюсь, что так. Надеюсь, что пишу именно свою книгу. Но отсюда и все её недостатки. Нормальные книги делают по трафарету, а у меня трафарета нет, вот и получается иногда наперекосяк.
– Понятно. Расскажи лучше, чем порадуешь во втором томе?
– Если первый том хоть немного понравился, то второй – решительно разочарует, потому что он не похож на первый и ещё менее стройный.
– Успокойся.
– Постараюсь… Во втором томе будет много про ислам, гораздо больше, чем я предполагал первоначально. В опусах появятся ассассины, а так же некоторые исламские персонажи. Расскажу, наконец, о судьбах Дмитрия Князева, Эдварда Лоуренса, отца Августина, Зигфрида, Милоша. Одна из центральных задач второго тома – прорисовка современного Ордена Христа и Храма, в недрах которого оказался Сиверцев. Зачем существует Орден, как он организован, чем занимаются современные тамплиеры – всё будет открыто. Сиверцев примет участие в нескольких боевых операциях тамплиеров. Появится ещё одна принципиально новая тема, пока не скажу какая, новые герои. И про старых героев не забуду – ни про одного. К примеру, помнишь, в начале первого тома промелькнул один полковник ГРУ?
– Что-то такое…
– Значит, не помнишь. А я помню. Впрочем, и во втором томе для этого полковника места не найдётся. Он появится в начале третьего тома.
– А что будет в третьем томе?
– Доберусь, наконец, до истории разгрома Ордена, версия тех событий давно уже готова, а изложить всё нет возможности. Там же изложу историю исхода тамплиеров , объясню, почему храмовники оказались в Эфиопии, назову дюжину причин, по некоторым они могли оказаться только там и нигде больше. Будет ещё несколько тем, которые я пока не вижу в деталях.
В завершении общего замысла постараюсь оправдать название романа – действие закончится в грядущем. Не сомневаюсь, что ещё не раз смогу тебя разочаровать.
