Тайна леди Одли

Часть вторая

Глава 1. Дальше, но не ближе

Роберт покинул Одли на следующее утро первым поездом и приехал на станцию Шередит около девяти часов. Он не стал возвращаться в свою квартиру, а нанял кэб и отправился сразу же в Вест Бромптон, на Кресчент-Вилла. Он понимал, что ему едва ли удастся найти леди, которую он искал, по этому адресу, так же, как не удалось это его дяде несколько месяцев назад, но он надеялся, что сможет обнаружить какую-нибудь нить, ведущую к новому месту жительства школьной учительницы, несмотря на неудачу сэра Майкла.

«Согласно телеграфному посланию, миссис Винсент находилась в предсмертном состоянии, – размышлял Роберт. – Если я все же найду ее, то по крайней мере выясню, было ли то сообщение подлинным».

После небольших трудностей он нашел Кресчент-Вилла. Большие дома наполовину были втиснуты в груды кирпича и стройматериала, громоздившегося вокруг них. Новые дома, новые улицы, новые площади вели внутрь этих нагромождений из камня и штукатурки по обеим сторонам улицы. Дорога была скользкой от мокрой глины, колеса и копыта лошадей утопали в ней. Полное запустение, царившее в новом недостроенном районе, наложило мрачную печать на соседние улицы, возникшие вокруг Кресчент-Вилла; Роберт потратил сорок минут согласно своим часам и час с четвертью по подсчетам кэбмена, объездив их из конца в конец в поисках Вилла, чьи черные, почтенного возраста колпаки дымовых труб хмурились на него сверху из-за нетронутых залежей штукатурки, не успевшей потускнеть от времени и дыма.

Достигнув наконец цели своего путешествия, мистер Одли вылез из кэба, сказал вознице ждать его на углу, и отправился на поиски.

«Если бы я был знаменитым сыщиком, я бы этим не занимался, – подумал он. – Мое время стоило бы гинею или около того за минуту, и я бы участвовал в известном деле Хогс против Богс, которое как раз сегодня разбирается судом присяжных в Вестминстерском зале. Как бы там ни было, я все же могу позволить себе быть терпеливым».

Он спросил о миссис Винсент в доме, номер которого дал ему мистер Доусон. Служанка, открывшая ему дверь, никогда не слышала имени этой дамы, но, сходив к своей хозяйке и узнав у нее, она вскоре вернулась и сообщила Роберту, что миссис Винсент жила здесь; но уехала за два месяца до того, как нынешние жильцы поселились в доме, и «миссис пробыла здесь пятнадцать месяцев», – толково добавила девушка.

– Но вы не можете мне сказать, куда она уехала? – спросил Роберт, упав духом.

– Нет, сэр, миссис полагает, что эта дама разорилась и съехала неожиданно, поэтому она не желала, чтобы в округе знали ее адрес.

Мистер Одли почувствовал, что он в тупике. Если миссис Винсент покинула это место, имея долги, она, без сомнения, будет тщательно скрывать свое место жительства. В таком случае можно было надеяться узнать ее адрес у кого-нибудь из торговцев; ведь вполне вероятно, кое-кто из самых крупных ее кредиторов сделает все возможное, чтобы обнаружить убежище банкрота.

Он огляделся в поисках ближайших магазинов и обнаружил в нескольких шагах булочную, книжную лавку и овощной магазин. Три запустелых магазина с зеркальными витринами и претензией на элегантность.

Он остановился на булочнике, который величал себя кондитером и выставил в витрине несколько образцов бисквитов в стеклянных банках, успевших превратиться в камень, и глазированные пироги, прикрытые зеленой марлей.

«Она наверняка покупала хлеб, – размышлял Роберт около булочной, и вполне вероятно, покупала его в ближайшей лавке. Начну-ка я с булочника».

Булочник стоял за прилавком, пререкаясь из-за счета с молодой бедно одетой женщиной. Он не обращал внимания на Роберта до тех пор, пока не закончил спор; уже расписываясь на счете, он поднял глаза и спросил адвоката, что ему угодно.

– Вы не могли бы мне сказать адрес некоей миссис Винсент, проживавшей в номере девять по Кресчент-Вилла полтора года назад? – вежливо спросил мистер Одли.

– Нет, не могу, – ответил булочник, покраснев и почему-то повысив голос, – я бы и сам не прочь его узнать. Эта дама задолжала мне одиннадцать фунтов за хлеб, а это больше того, что я могу позволить себе потерять. Если кто-нибудь может сообщить мне, где она живет, я был бы весьма обязан.

Роберт Одли пожал плечами и попрощался с ним. Он почувствовал, что обнаружить место пребывания этой леди окажется более хлопотно, чем он ожидал. Он мог бы поискать имя миссис Винсент в Почтовом справочнике, но весьма маловероятно, что дама, находящаяся в столь непростых отношениях со своими кредиторами, даст им возможность так легко установить ее место жительства.

«Если булочник не может найти эту даму, то как мне искать ее? – думал он в отчаянии. – Если такому решительному, энергичному человеку, как булочник, не удалось это, то как может худосочный флегматичный бедняга, вроде меня, надеяться выполнить эту задачу?»

Мистер Одли предавался этим мрачным размышлениям, не спеша направляясь к месту, где оставил свой кэб. На полпути между булочной и углом он услышал за собой шаги и женский голос, просивший его остановиться. Он обернулся и оказался лицом к лицу с бедно одетой женщиной, которая улаживала свой счет с булочником.

– Что? – рассеянно спросил он. – Чем могу быть полезен, мэм? Вам миссис Винсент тоже должна деньги?

– Да, сэр, – ответила женщина в полусветской манере, которая вполне соответствовала ее убогому платью с претензией на элегантность. – Миссис Винсент – моя должница, но дело не в этом, сэр. Мне… мне хотелось бы узнать, какое у вас к ней дело… потому что… потому что…

– Вы можете дать мне адрес, мэм? Вы это хотите сказать, не так ли?

Женщина немного поколебалась, с подозрением глядя на Роберта.

– Вы не связаны с… с продажей в рассрочку, не так ли, сэр? – спросила она, разглядывая внешность мистера Одли.

– С чем, мэм? – воскликнул молодой адвокат, ошеломленно уставившись на нее.

– Прошу меня извинить, сэр, – воскликнула маленькая женщина, увидев, что совершила ошибку. – Я подумала, что вы могли этим заниматься. Некоторые джентльмены, собирающие товар для магазинов, где все продается в рассрочку, сами одеваются красиво, и я знаю, что миссис Винсент задолжала кучу денег.

Роберт Одли положил ладонь на ее руку.

– Дорогая мадам, – промолвил он. – Я не хочу ничего знать о делах миссис Винсент. Что касается того, что вы называете продажей в рассрочку, то у меня нет ни малейшего представления о том, что означает это выражение. Миссис Винсент не должна мне деньги, в каких бы плохих отношениях она ни была с тем ужасным булочником. Я никогда не встречался с ней, но хотел бы видеть ее сегодня, чтобы задать ей несколько простых вопросов о юной леди, которая однажды жила в ее доме. Если вы знаете, где живет миссис Винсент и дадите мне ее адрес, вы сделаете мне огромное одолжение.

Он вынул свою визитную карточку и протянул ее женщине, которая с беспокойством изучила кусочек картона, прежде чем опять заговорила.

– Я вижу, вы выглядите и говорите как джентльмен, сэр, – произнесла она после короткой паузы. – Но я надеюсь, вы извините меня за недоверчивость; у бедной миссис Винсент были ужасные трудности, и я единственный человек в округе, кому она доверила свой адрес. Я швея, сэр, и работала на нее в течение шести лет, и хотя она не платит мне регулярно, знаете ли, время от времени она дает мне немного денег, и я потихоньку перебиваюсь. Так значит, я могу сказать вам, где она живет, сэр? Вы не обманете меня, не так ли?

– Клянусь честью, нет.

– Тогда, сэр, – продолжила швея, понизив голос, как будто ее могли подслушать мостовая или железные перила у домов, – это коттедж «Акация» на Пекхэм-Гроув. Вчера я отнесла туда платье для миссис Винсент.

– Благодарю вас, – сказал Роберт, записывая адрес в свою записную книжку. – Я вам чрезвычайно обязан, и вы можете быть уверены, что у миссис Винсент не будет неприятностей из-за меня.

Он приподнял шляпу, поклонился маленькой швее и вернулся к кэбу.

«В любом случае, мне повезло больше, чем булочнику, – подумал он. – Теперь к следующей остановке, путешествуем вспять по жизни госпожи».

Поездка из Бромптона до Пекхэм-Гроув оказалась долгой, и между Кресчент-Вилла и коттеджем «Акация» у Роберта Одли оказалось достаточно времени для раздумий. Он думал о своем дяде, слабом и больном, лежащем в дубовой комнате в Одли Корт. Он думал о красивых голубых глазах, сторожащих сон сэра Майкла; о мягких белых ручках, удовлетворявших его желания, когда он просыпался; низком музыкальном голосе, облегчающем его одиночество, утешающем его в преклонные годы. Как бы эта картина радовала его глаза, не знай он всего, о чем и не догадывались другие. Но когда он видел ту черную тучу, что нависла над домом дяди, какой лукавой насмешкой, злым обманом казалось это видение.

Пекхэм-Гроув, достаточно приятная в летнее время года, имела мрачный вид в серый февральский день, когда деревья стояли голые, а небольшие садики опустели. Оштукатуренные стены коттеджа «Акация» отделяют улицы лишь два высоких чахлых тополя. Зоркий глаз кэбмена уловил маленькую медную дощечку на воротах, указывавшую, что это коттедж «Акация», и он высадил мистера Одли на тротуаре перед маленькими воротами.

Коттедж «Акация» находился гораздо ниже на общественной лестнице, чем Кресчент-Вилла, и маленькая служанка, которая вышла к деревянной калитке и заговорила с мистером Одли, явно успела привыкнуть к схваткам с безжалостными кредиторами.

Она начала плести какие-то привычные небылицы о том, что она не уверена относительно места пребывания своей хозяйки, и сказала Роберту, что если он назовет ей свое имя и скажет, по какому он делу, то она пойдет и посмотрит, дома ли миссис Винсент.

Мистер Одли достал визитную карточку и написал карандашом ниже своего имени – «Относительно бывшей мисс Грэхем».

Служанка понесла карточку хозяйке, а Роберт остался в ожидании.

Через пять минут она вернулась с ключом от калитки. «Ее хозяйка дома, – сказала она, Роберту, впуская его, – будет счастлива встретиться с джентльменом».

Квадратная гостиная, куда она провела Роберта, в каждом крохотном украшении, в каждом предмете обстановки несла отпечаток бедности. Рабочий, обставляющий свою крошечную гостиную полудюжиной стульев из тростника, столом Пемброук, голландскими часами, маленьким зеркалом, фаянсовым пастушком и пастушкой и набором безвкусных чайных подносов, использует наилучшим образом свои скудные средства и обычно ухитряется добиться некоторого уюта; но леди, теряющая прекрасную обстановку дома, который она вынуждена покинуть и поселиться в небольшом жилище с жалкими остатками, приобретенными каким-нибудь милосердным другом на распродаже ее имущества, – эта леди отмечена печатью изящного разорения и безвкусной бедности, несопоставимой по несчастью с любой другой стадией, какой может достигнуть нищета.

Комната, которую рассматривал Роберт Одли, была обставлена убогими остатками, ухваченными от разорения, настигшего неблагоразумную школьную учительницу на Кресчент-Вилла. Пианино, шкаф, слишком большой для комнаты, мрачный в своем пышном великолепии, с позолоченными лепными украшениями, края у которых откололись; и карточный столик на тонких ножках составляли основные предметы обстановки. Потертый клочок брюссельского ковра покрывал центр комнаты и образовывал оазис из роз и лилий в пустыне выцветшего зеленого половика из грубой шерстяной материи. Заштопанные портьеры закрывали окна, на которых висели проволочные корзинки с какими-то ужасными растениями из семейства кактусовых, росшие вниз, словно какой-то сумасшедший класс растительности, чьим колючим, похожим на пауков отросткам взбрело в голову стоять на головах.

Мягкую зеленую скатерть на карточном столике украшали безвкусно переплетенные ежегодники и книжки о красоте, но эти литературные шедевры не привлекали внимания Роберта Одли. Он уселся на один из шатких стульев и терпеливо ожидал прихода школьной наставницы. Он слышал гул полудюжины голосов в соседней комнате и треньканье на вконец расстроенном пианино.

Он ожидал уже около четверти часа, когда дверь открылась и хорошо одетая леди со следами былой красоты на лице вошла в комнату.

– Мистер Одли, я полагаю, – промолвила она, делая Роберту знак садиться и располагаясь в кресле напротив. – Надеюсь, вы извините меня, что я заставила вас ожидать, но мои обязанности…

– Это мне следует извиниться за то, что я побеспокоил вас, – вежливо ответил Роберт, – но причина, побудившая меня нанести вам визит, весьма серьезна. Вы помните ту леди, чье имя я написал на карточке?

– Конечно.

– Могу я спросить, знаете ли вы что-нибудь о ней с тех пор, как она покинула ваш дом?

– Очень мало. Почти ничего. Мисс Грэхем, я думаю, получила место в семье врача в Эссексе. Именно я дала ей рекомендацию для этого джентльмена. Больше я ничего о ней не слышала.

– Но вы переписывались с ней? – нетерпеливо спросил Роберт.

– Нет.

Мистер Одли некоторое время оставался в молчании, мрачные мысли тенью легли на его лицо.

– Могу я спросить, не посылали ли вы телеграфного послания мисс Грэхем в начале сентября о том, что вы серьезно больны и хотели ее увидеть?

Миссис Винсент улыбнулась, услышав этот вопрос.

– У меня нет оснований для такого послания, – ответила она, – я в жизни никогда серьезно не болела.

Роберт Одли помедлил, прежде чем задать следующие вопросы, и что-то быстро написал карандашом в своей записной книжке.

– Если я задам вам несколько прямых вопросов о мисс Люси Грэхем, мадам, – промолвил он, – не окажете ли вы мне любезность ответить на них, не спрашивая у меня причины, побудившей делать подобные расспросы?

– Вероятно, – ответила миссис Винсент. – Я не знаю ничего плохого о мисс Грэхем, и у меня нет причин делать тайну из того немногого, что я знаю.

– Тогда не назовете ли вы дату, когда молодая леди впервые пришла к вам?

Миссис Винсент улыбнулась и покачала головой. У нее была приятная улыбка – открытая улыбка женщины, которой в свое время восхищались.

– Совершенно бесполезно спрашивать меня об этом, мистер Одли, – ответила она. – Я самое беззаботное существо на свете, я никогда не могла запомнить даты, хотя делаю все, что в моей власти, чтобы внушить своим ученицам, как важно для их будущего благополучия знать, когда Вильгельм Завоеватель начал свое правление и все такое. Но я не имею ни малейшего понятия о том, когда мисс Грэхем пришла ко мне, хотя помню, что это было давным-давно, как раз тем летом, когда у меня было шелковое платье персикового цвета. Мы должны проконсультироваться у Тонкс.

Роберт Одли недоумевал, кто или что может быть Тонкс: дневник или памятная книжка.

Миссис Винсент позвонила; вошла служанка, впустившая Роберта.

– Попросите мисс Тонкс зайти ко мне, – сказала она.

Не прошло и пяти минут, как появилась мисс Тонкс. У нее был холодный неприветливый вид, и казалось, она принесла морозный воздух в складках своего темного шерстяного платья. У нее не было определенного возраста, она выглядела так, как будто не была молодой, но никогда и не состарится, а будет вечно работать в привычной колее, как автоматическая машина для обучения юных леди.

– Тонкс, моя дорогая, – без церемоний начала миссис Винсент, – этот джентльмен родственник мисс Грэхем. Ты не помнишь, когда она приехала к нам на Кресчент-Вилла?

– Она приехала в августе пятьдесят четвертого года, – ответила мисс Тонкс- Я думаю, это было восемнадцатого августа, но не вполне уверена, что не семнадцатого. Я помню, это был вторник.

– Спасибо, Тонкс, ты просто бесценное сокровище, – воскликнула с улыбкой миссис Винсент.

Возможно, именно из-за своей бесценной натуры мисс Тонкс не получала вознаграждения от своей работодательницы в течение последних трех или четырех лет. Миссис Винсент могла сомневаться: платить ли ей, только из презрения к скудному жалованью, несопоставимому с достоинствами учительницы.

– Чем еще Тонкс или я можем быть вам полезны, мистер Одли? – спросила школьная наставница. – У Тонкс память гораздо лучше, чем у меня.

– Не могли бы вы сказать мне, откуда мисс Грэхем приехала к вам? – спросил Роберт.

– Не уверена, – ответила миссис Винсент. – Я смутно помню, мисс Грэхем говорила что-то о морском побережье, но не сказала, где это, или же я забыла. Тонкс, мисс Грэхем говорила вам, откуда приехала?

– О нет! – ответила мисс Тонкс, со значением покачав своей суровой маленькой головой. – Мисс Грэхем ничего не рассказывала мне, она слишком умна для этого. Она умела хранить свои секреты, несмотря на невинную внешность и вьющиеся локоны, – язвительно добавила мисс Тонкс.

– Так вы думаете, у нее были секреты? – в нетерпении спросил Роберт.

– Я знаю, – с ледяной решительностью ответила мисс Тонкс, – всевозможные секреты. Я бы не стала нанимать такого человека в качестве младшей учительницы в солидную школу без единой рекомендации.

– Значит, мисс Грэхем не представила ни одной рекомендации? – спросил Роберт, обращаясь к миссис Винсент.

– Нет, – ответила леди, немного смутившись, – я не настаивала. Мисс Грэхем не поднимала вопроса об оплате; самое меньшее, что я могла сделать, – не спрашивать рекомендацию. Она сказала, что поссорилась со своим отцом и ушла из дома. Она желала жить отдельно. По ее словам, она так много перенесла, несмотря на свою молодость. Как я могла потребовать рекомендацию в подобных обстоятельствах? Особенно когда увидела, что она совершенная леди. Вы знаете, что Люси Грэхем была подлинной леди, Тонкс, и очень нехорошо с вашей стороны говорить, что я взяла ее без рекомендации.

– Когда у людей появляются любимчики, их обычно обманывают, – ответила мисс Тонкс с ледяной нравоучительностью, безо всякого отношения к предмету спора.

– Она никогда не была моей любимицей, ревнивая вы Тонкс, – заметила с упреком миссис Винсент, – я никогда не говорила, что она приносит такую же пользу, как и вы, дорогая. Вы это знаете.

– О нет! – бесчувственно ответила мисс Тонкс- Вы никогда не говорили, что она полезна. Она лишь служила украшением – ее показывали гостям да просили побренчать на пианино.

– Так вы не можете мне дать никакой нити к прошлому мисс Грэхем? – спросил Роберт, переводя взгляд с директрисы на учительницу.

Он прекрасно видел, что мисс Тонкс имела зуб против Люси Грэхем: даже время не смягчило этой ревнивой зависти. «Если эта женщина знает что-либо предосудительное о госпоже, она обязательно скажет, – подумал он. – И даже очень охотно».

Но оказалось, мисс Тонкс ничего не знает, за исключением того, что мисс Грэхем жаловалась, что к ней плохо относились, она была обманута подлой половиной человечества и незаслуженно пострадала, столкнувшись с бедностью и лишениями. Больше этого мисс Тонкс ничего сказать не могла, и Роберт скоро понял, что ее скудная информация истощилась.

– У меня есть еще только один вопрос, – сказал он наконец. – Оставила ли мисс Грэхем какие-нибудь книги или безделушки, хоть что-нибудь, когда покидала ваше заведение?

– Это мне неизвестно, – ответила миссис Винсент.

– Да, – резко воскликнула мисс Тонкс. – Она кое-что оставила. Коробку. Она наверху в моей комнате. Я держу в ней старую шляпку. Не желаете взглянуть на нее? – спросила она, обращаясь к Роберту.

– Если вы будете так добры, что позволите мне… – ответил он. – Мне бы очень хотелось увидеть ее.

– Я принесу ее, – сказала мисс Тонкс. – Она небольшая.

Она выбежала из комнаты прежде, чем мистер Одли успел вежливо возразить.

«Как безжалостны эти женщины друг к другу, – подумал он. – Вот эта интуитивно чувствует, что за моими вопросами таится угроза для другой. Она чует опасность и радуется ей, и делает все возможное, чтобы помочь мне. Что это за мир, и как эти женщины забирают жизнь из наших рук. Элен Мэлдон, леди Одли, Клара Толбойс и теперь мисс Тонкс – вся женская половина человечества от начала и до конца».

Мисс Тонкс вернулась, когда молодой адвокат все еще размышлял о бесчестном поведении ее пола. Она принесла полуразвалившуюся оклеенную бумагой шляпную коробку.

Мистер Одли склонился, чтобы рассмотреть кусочки железнодорожных ярлыков, повсюду наклеенных на коробке. Ее изрядно потрепало на различных железнодорожных линиях, она явно много путешествовала. Многие ярлыки были содраны, остались лишь клочки, и на одном желтом кусочке бумаги Роберт прочитал: «Тури…»

«Коробка побывала в Италии, – решил он. – Это первые четыре буквы слова Турин, и ярлык иностранный».

Единственным направлением, которое не было стерто или оторвано, было последнее, на котором стояло имя мисс Грэхем, пассажирки до Лондона. Посмотрев на ярлык внимательнее, мистер Одли обнаружил, что он наклеен на другой.

– Не будете ли вы так добры дать мне немного воды и губку? – попросил он. – Я хочу снять верхнюю наклейку. Поверьте, у меня есть основания действовать подобным образом.

Мисс Тонкс выбежала из комнаты и почти тотчас вернулась с миской воды и губкой.

– Я сниму наклейку? – спросила она.

– Нет, благодарю вас, – холодно ответил Роберт. – Я могу сам это прекрасно сделать.

Он несколько раз намочил верхний ярлык, прежде чем отклеились края бумаги, и после двух или трех осторожных попыток влажная бумага без повреждений отклеилась, под ней был какой-то адрес.

Мисс Тонкс так и не удалось прочесть адрес из-за спины Роберта, хотя она продемонстрировала большое проворство, пытаясь сделать это.

Мистер Одли повторил те же операции с нижним ярлыком, который он также отклеил от коробки и очень осторожно положил между двумя чистыми листами своей записной книжки.

– Не буду вас больше беспокоить, – промолвил он. – Я чрезвычайно обязан вам за ту информацию, что вы мне предоставили. Всего хорошего.

Миссис Винсент улыбнулась и кивнула, пробормотав какие-то благодушные общепринятые фразы об удовольствии, которое она получила от визита мистера Одли. Мисс Тонкс, более наблюдательная, не отрывала глаз от лица молодого человека, побелевшего, как полотно, когда он отклеил верхний ярлык, с коробки.

Роберт медленно шел от коттеджа «Акация». «Если то, что я обнаружил сегодня, не является уликой для суда присяжных, – подумал он, – то этого наверняка достаточно, чтобы убедить моего дядю в том, что он женился на коварной и бесчестной женщине».