000
ОтложитьЧитал
Юлий закричал и закрыл руками уши, затряс головой, изгоняя из своего разума чужие мысли. Возможно, его гнев помог освободиться, или же само существо, почувствовав тщетность своих попыток что-то объяснить, отпустило свою мысленную хватку. Всем стало легче дышать и двигаться.
Бесформенная черная масса продолжала клониться над островом, грозя обрушиться прямо на дом. Возможно, Кашалот лгал, говоря о своей миролюбивости, и таким путем просто удерживал жертв в неподвижности, пронеслось в голове у Юлия.
– Не надуешь, тварь! – закричал Герман и, вдруг с прежней быстротой и мощностью рванулся с места и побежал к кромке берега, напрямую к основанию тела монстра.
– Ты куда?! Зачем? – в неподдельном ужасе крикнул Михаил и тоже метнулся вслед за ним. – Вернись, не трогай его, он не хочет нам повредить!… Он просто…
Юлий побежал к берегу вслед за Германом. Там, возле лодки с мощным метателем, лежали в ящиках запасные заряды Белого Огня и несколько метателей. Юлий очень сомневался в том, что их оружие способно как-то отогнать это кошмарное видение, но не хотел отставать от брата.
– Отец! Прошу, помоги!! – во весь голос закричал он на бегу. Через несколько секунд он догнал и легко перегнал не привыкшего к быстрому бегу Михаила – но Герман добрался до причала намного быстрее их обоих. Когда Юлий подбежал к воде, кузнец уже спускал охотничье суденышко на воду.
Невысокие, но мощные, рваные, как будто дрожащие волны ходили ходуном вокруг острова. До основания гигантского тела, выросшего из Океана, было несколько сотен метров.
– Отец, где же ты!! Что нам делать? – снова позвал Юлий, остановившись возле причала.
– Эта тварь удушила Отца, – рявкнул Герман, даже не обернувшись к Юлию. – Теперь мы сами по себе.
– Что ты хочешь делать? – Юлий схватил силача за плечо. – Михаил не хочет, чтобы мы…
– Забирайся и ты, брат! – велел Герман, быстро взглянув на Юлия; светоч на его лбу горел желто-оранжевым яростным огнем. – Поплывем вдвоем, взрежем брюхо этому черному гаду!
– Стойте, дураки!! – срывающимся голосом закричал подоспевший Михаил. – Стойте, не плывите туда, или погибнете!
– Но мы точно погибнем, если эта гадина навалится на остров! – отозвался Юлий.
– Никакая это не гадина! Это житель Океана! Мы в его владениях!
Герман отодвинул Юлия и, сжимая свой метатель, встал перед Михаилом.
– Это моя забота! – резко сказал он. – Я защищаю Семью. Я и решаю.
– Нет! Я старший, и я говорю, что мы все идем домой! Домой, слышите – иначе смерть!
– Уйди! – Герман, стиснув зубы, с силой оттолкнул брата от лодки. Вскрикнув и неловко взмахнув руками, Михаил отлетел назад, не удержался на ногах и упал на спину, ударившись головой о каменный склон.
– Брат, что ты делаешь! – изумленно воскликнул Юлий. – Зачем ты его так?
– Вот, смотри! Вот зачем! – Герман ткнул рукой вверх, в небо, где над их головами двигалась гигантская угольно черная масса. Тело Кашалота было уже совсем близко – не более двух сотен метров от берега, а вытянувшаяся верхняя часть уже нависала над кромкой острова. Ощущение неведомой чуждой силы, исходящее от чудовища, сильно давило на разум, мешало думать и принимать решения. Юлий почувствовал, что ему, как маленькому ребенку, безумно хочется заплакать, съежиться, закрыв руками лицо…
Стальная рука Германа схватила его за плечо, подтолкнула – и в следующую секунду он уже сидел на носу лодки. Суденышко рванулось с места и, прыгая по черным волнам, понеслось прямиком к Кашалоту. За кормой оставался след из белых искр – это значило, что мотор работает на полной мощности.
– Почувствовал? – кричал Герман, направляющий лодку. – Чувствуешь, как он жрет мысли?! Это хищник! Ты не слышал, что мне сказал этот зверь! Он сказал, куда он хочет нас затянуть! Я понял! Это хуже, чем смерть! И я так просто не сдамся!
Юлий ничего не ответил. Из последних сил он старался не поддаваться влиянию Страха, исходящего от Кашалота. Он положил руку на спусковой механизм бортового метателя и навел раструб на черную громадину чуть выше того места, где она выходила из воды…
Внезапно яркая белая вспышка развеяла тьму прямо перед ними. Искрящиеся волны Белого Огня растеклись по черной бугристой поверхности туши Кашалота – и тут же впитались в нее.
Юлий потряс головой, думая, что у него начинает отказывать рассудок. Он был уверен, что ни он, ни Герман, еще не стреляли.
Но Герман понял, что произошло. Он победно захохотал и погрозил задвигавшейся туше кулаком.
– Вот так! Правильно, братишка! Так его!
“Это Иосиф” – понял Юлий. – “Иосиф стреляет из Башни!”
Новый сполох огня прочертил небо и ударил в чудовище. Оно резко дернулось, по громадной туше поползли морщины.
– А вот сейчас и мы добавим! – заревел Герман, бросая руль и вскидывая на плечо свой метатель. Они подошли примерно на расстояние тридцати метров к монстру. Его тело вблизи оказалось не таким плотным, похожим скорее на очень густой туман, чем на живую плоть. Или, возможно, Кашалот изменил свою структуру при их приближении.
– Получай! – крик Германа слился с треском разряда метателя. Струя Огня ударила в подбрюшье существа у самой воды, и черное тело в месте попадания на секунду вспучилось, а затем опало, сформировав уродливую мерцающую язву.
Юлий выстрелил из бортового метателя, стараясь попасть туда же, куда и Герман. Ему почти удалось – новая рана образовалась прямо вплотную к первой. Снаряды Иосифа, тем временем, били в верхнюю часть гигантского тела.
Раздался чудовищный по силе звук – такой же протяжный рев или гром, который сопровождал появление Кашалота. Раны, нанесенные Германом и Юлием, вдруг потемнели, их края расползлись, и они слились в одну зияющую дыру.
– Получилось! – в один голос воскликнули братья, но их крик пресекся в следующее же мгновение, и они замерли, выпустив из рук оружие.
Из дыры в теле Кашалота хлынул Страх.
Это был направленный на них мощнейший поток невидимой энергии, действующей уже известным образом – вызывая панику, безумную тревогу, спутанность мыслей и желание спрятаться или умереть. Такой Страх излучали Валуны во время охоты – теперь же он был во много раз острее и сильнее. Противостоять было просто невозможно.
– Брат… Отец… Кто-нибудь, помогите, – жалобно простонал Юлий, оседая на дно лодки и закрывая руками уши. Герман не двинулся, но на его лице вместо победного азарта появилось выражение отчаяния.
– Я не хочу туда, – прошептал он, и его губы задрожали.
В следующее мгновение вокруг тела Кашалота выросли неестественно высокие и узкие блестяще-черные волны. Они закрутились, свиваясь в спирали, и круги, вычерчивая странные симметричные фигуры – это движение за пару секунд достигло лодки, и ее начало сильно трясти.
Наступает момент перехода. Маленькое существо мыслит противоречиями и желает взаимоисключающих исходов. Вероятно, разум маленького существа дегенерировал. Безумие приведет к дезинтеграции. Налицо непонимание структуры Создания. Маленькое существо пересекло границу невозврата. Маленькое существо уже не сможет вернуться в исходную среду.
Эти странные слова заполнили разум Юлия, хотя он не понимал их, да и не понимал ровным счетом ничего, подавленный Страхом. Словно во сне, он мог только бессильно наблюдать, как Герман вдруг выпрямился во весь рост, приблизился к борту – а затем, словно подрубленное дерево, молча упал в черную воду. Сперва он скрылся из вида, но затем показался в десятке метров от лодки, окруженный дрожащими кругами и спиралями волн. Движение черной воды подтаскивало безвольное тело Германа прямо к зияющему отверстию в теле огромного существа.
Юлий частью своего парализованного сознания понимал, что должен попытаться спасти брата, эта еще мыслящая часть больше всего на свете желала хотя бы вернуть контроль над собственным телом!.. Хотя бы получить возможность выстрелить Огнем, сделать хоть что-нибудь!..
– Юлий… Юлий… Светоч! Нужно сбросить яркость светоча! Это единственный шанс!
Далекий, искаженный голос вдруг раздался у него в голове. Голос Отца. Где же он был все это время?…
– Потуши светоч!
"Как мне потушить его, если я даже двинуться не могу", – в отчаянии подумал Юлий… но то ли потому, что разум ободрился из-за возвращения Отца, то ли потому, что Кашалот отвлекся на Германа, Юлий вдруг ощутил в себе толику новой внутренней силы. Он смог медленно, пересиливая тошнотворную слабость, приподняться, ухватился правой рукой за рукоятку бортового метателя, а затем рывком подался вперед и с размаху уткнулся лбом прямо в холодный металл орудия. Удар пришелся точно по светящемуся кристаллу светоча.
Раздался сухой треск, светоч на мгновение вспыхнул слепящим серебристым огнем, но затем неровно замигал – и вдруг свет резко ослабел, почти потух. Кристалл, по всей видимости, не разбился – на дне лодки не было осколков – и Юлий по-прежнему ощущал вес металлической скобы на лбу, но свет исчез, все вокруг стало темным и серым…
И вдруг сквозь эту серость показалось что-то еще. Мерцающие огоньки. Странный полупрозрачный куб с рукоятками и мерцающими прямоугольниками, встроенными в стеклянные грани. Непонятные надписи на светящихся квадратах… Юлия судорожно огляделся. Он был в каком-то очень тесном пространстве, металл нависал со всех сторон. Сам он был одет в пухлую бело-серую куртку с множеством странных нашивок на ткани…
– Скорее, Юлий! Нет времени! Включи экстренную тягу! Активируй экзо-поле! Догони Германа и окружи полем вас обоих! Я сильно поврежден, я не могу включить дистанционный контроль…
Голос Отца. Недоумевающий Юлий бессмысленно уставился вперед – там, за выпуклым стеклянным окном, виднелся Океан. Вернее, не Океан – а бесконечная дрожащая тьма. А посреди этой тьмы, кувыркалась тусклая человеческая фигурка – тоже одетая в пухлую странную куртку с прозрачным капюшоном. Вокруг этой фигурки клубились какие-то угольные завихрения, более черные, чем сама тьма.
Неужели это Герман?… Что происходит? Юлий ничего не понимал. Ощущение паники, тупого отчаяния, ушедшие в первые мгновения после этого неожиданного изменения, начали возвращаться.
– Экзо-поле! – снова крикнул голос Отца. – Третий дисплей, рукоятка с красным маркером!
Словно во сне, не представляя, что и зачем он делает, Юлий протянул руку к красной рукоятке и потянул ее на себя. Тьма за стеклом сразу потеряла контрастность, стала как будто мыльной, с голубоватым отливом.
“Оболочка экзо-поля включилась” – пронеслись у него в голове слова, которые он не понимал.
– Быстрее, Юлий! У тебя несколько секунд! Сейчас твой светоч перезапустится!..
Юлий выбросил другую руку и обхватил подвижный рычаг с круглой кнопкой на верхушке.
…сайдстик, ручка управления…
…и, повинуясь не мыслям, а безмолвному инстинкту, нажал на кнопку, одновременно потянув рычаг влево.
Он тут же почувствовал, как неведомая сила вдавила его в мягкую ткань сиденья.
– Так! Правильно! Через пять секунд дойдем до Германа, феномен должен отступить, и мы подберем его… – отозвался Отец.
Но Юлий уже плохо слышал. Буйство чувств, мешанина из непонятных слов и эмоций захлестывала его, смешиваясь с удушающим Страхом. Теперь Страх стал еще сильнее, чем несколько минут назад. Юлий, не в силах сдерживаться, протяжно и жалобно застонал.
– Потерпи еще несколько секунд! Сейчас все кончится!..
Бессильная фигурка Германа, кувыркающаяся в потоках угольных завихрений, быстро приближалась – и внезапно эти завихрения метнулись в стороны и рассеялись.
В ту же секунду вдруг вспыхнул резкий сине-серебристый свет.
Светоч Юлия снова загорелся.
– Отец,.. Отец, что… – пробормотал Юлий, ошарашенно моргая глазами и тряся головой. Он видел днище лодки, океанские волны, рукоятку бортового метателя.
– Отец, что это было? Я видел сон?…
Внезапно, он вспомнил про Кашалота и Германа, вскинул голову, осмотрелся, ища глазами чудовищную тварь с зияющей раной в боку. Но твари больше не было. Черное небо, неспокойный Океан за бортами, остров и Дом за кормой – и все…
На носу лодки неподвижно лежал Герман. Его куртка и одежда, волосы, кожа на руках и лице, все тело – были прозрачными. Становились размытыми и как бы таяли, теряли форму, словно воск на огне,
– Герман! Что с тобой, брат?! – крикнул Юлий и рванулся к нему. Сперва его руки обхватили широкую грудь Германа, и он почувствовал ткань его куртки, ощутил на лице его слабое дыхание – но глаза были закрыты, а лицо, черты лица – расплывались и таяли. На это было настолько жутко смотреть, что Юлий закричал от бессильного страха, но не выпустил брата.
– Отец! Помоги!!
– Прости меня, Юлий… – раздался соболезнующий голос Отца. – Мы подоспели слишком поздно.
Через несколько секунд массивное тело Германа стало полностью прозрачным и размытым, словно туман, затем окончательно потеряло форму и развеялось в воздухе. Последним исчез огонек его светоча.
Юлий, все еще продолжая держать руки так, как будто обнимает брата, потрясенно перевел дыхание и попытался что-то сказать, но ничего не получилось.
– Юлий! – настойчиво проговорил Отец. – Ты нужен нам всем. Теперь плыви к берегу. Плыви к дому сейчас, не медли. Опасность еще не миновала!
Мысленно ухватившись за голос Отца, как за спасительную соломинку, Юлий попятился на корму, нащупал рукоятку руля и повел лодку обратно к острову.
Глава 4
У причала он нашел Михаила – тот лежал на спине почти на том же месте, куда упал во время ссоры с Германом. Капюшон не покрывал его голову, и ничто не защищало его от ледяного воздуха. Старший брат был без сознания, глаза его были закрыты, светоч на лбу едва теплился холодным синеватым огоньком. Темные волосы Михаила были в крови, на капюшоне и воротнике куртки тоже темнели кровавые пятна. И волосы, и кожа на лице были покрыты серо-серебристым инеем.
Юлий аккуратно приподнял голову Михаила, затем надел ему капюшон. Как только он это сделал, тело Михаила сотряслось в судороге, он слабо закашлялся и медленно открыл глаза.
Тут же около них раздался хорошо слышимый голос Отца:
– Связь восстановлена. Теперь я вижу Михаила. Оцениваю повреждения.
– Брат! Ты жив… – с облегчением выговорил Юлий.
– Герман…Так жаль, – едва слышно пробормотал Михаил. – Я ведь предупреждал… Но он слишком надеялся на свою силу.
– Брат… Ты поранился о камни. Как тебе помочь? Давай, я отнесу тебя…
Михаил медленно покачал головой.
– Куртка порвалась. Слишком долго пролежал. Тело заледенело…
– Отец тебя вылечит!
Михаил снова замотал головой, и вдруг судорожно сжал плечо Юлия и подтянул его к себе.
– Слушай… Юлий, ты ведь не знаешь…
– Чего не знаю? – машинально переспросил Юлий, с отчаянием смотря на брата.
– Остров…Дом… Все это!.. Я знал, я почти догадался, о чем мы все забыли…
– О чем ты, брат?
– Отец! – напрягая голос, позвал Михаил.
– Я слышу, Михаил. Прости, что не смог найти тебя, – сразу же отозвался Отец.
– Отец!… Я не помню всего. Но сейчас осознаю… Знаю, что я сам за все в ответе.
– Ты поступал правильно, Михаил.
– Теперь Юлий будет главой Семьи. Не Ян, не Вера. Они слишком погружены в свое призвание. Юлию решать, куда вести наш Дом. Или… как он там называется… не помню…
– Я услышал тебя, Михаил. Распоряжение внесено в журнал.
Юлий не понимал, о чем они говорят. Он пытался подняться на ноги, держа на руках Михаила. С трудом, но ему это удалось. и, стараясь не споткнуться, он быстро пошел по тропинке к Дому.
–Не переживай, брат, – бормотал он, переводя дыхание. – Сейчас, в Доме, мы тебе поможем. Возле тумбы Отца тепло, там ты успокоишься и заснешь. А потом…
И только возле самого крыльца Дома он понял, что несет уже неживое тело. Михаил не дышал, не двигался, открытые глаза застыли, черты лица заострились.
– Брат, брат… – без голоса выговорил Юлий. – Почему я не успел тебе помочь?…
Из дверей дома навстречу ему вышли Анна и Вера. Обе они плакали. Видимо, Отец уже рассказал остальным о злой судьбе старших братьев.
Сестры помогли Юлию занести Михаила в дом, и они опустили тело на лавку в привратном зале. Только после этого Юлий смог заговорить.
– Ничего не понимаю, – произнес он, переводя взгляд с Анны на Веру и обратно. – Я ничего не понял. Я не знаю. почему они погибли.
– Ян говорит с Отцом, – сказала Вера. – Он пытается найти ответы…
– А Иосиф?
– Мы нашли его без сознания в Башне… – дрожащим голосом ответила Анна. – У него было что-то вроде припадка…Похоже, он бился об пол головой… Он был весь в крови..
“Он пытался разбить светоч!”… – понял Юлий. Отчаяние, давившее на него с момента гибели Германа, становилось все сильнее. Было очень трудно думать и говорить.
– А сейчас он где? – через силу спросил он.
– Перенесли его в его комнату, обработали ссадины. Но разбудить не смогли…
Анна снова начала плакать. Вера обняла ее, стараясь успокоить, прижала к себе, спрятала ее лицо у своей груди. “Все будет хорошо”… – шептала она, но при этом смотрела на Юлия взглядом, полным страха.
В зал вошел Ян. Он сохранял внешнее спокойствие, но его глаза лихорадочно блестели.
– Сейчас Отец будет говорить со всеми нами. – сказал он. – Он очень просит нас всех пройти в свои комнаты и лечь на постели. Тогда он начнет разговор.
– Зачем идти в каюты? – удивился Юлий. – Почему нельзя говорить здесь?
– Отец еще не до конца восстановил свою речь и свое зрение после повреждения тумбы, – ответил Ян. – Ему трудно следить за нами. Он сказал, что ему будет проще, если мы все будем на известных ему местах и будем неподвижны.
Юлий переглянулся с Верой – в ее глазах засветилось боязливое недоверие. Но поговорить с Отцом было необходимо, ведь все они пребывали в полной растерянности, а он, возможно, мог что-то объяснить.
– Нужно послушаться, – сказал Юлий. – Мы должны поступить так, как сказал Отец. Как можно скорее.
Вместе они унесли мертвого Михаила в его комнату. После этого Ян увел Анну, а Юлий с Верой вместе пошли в свой жилой коридор.
– Я заранее предчувствовала встречу с этим существом, Кашалотом, – обернулась к нему Вера, как только они остались одни. – Я знала…
– Да, Вера. Я помню, – ответил он.
– Я же говорила, что нападение на него приведет к беде. Он ужасен… но он хотел понять нас, предупредить о чем-то. Мне кажется, он слышал наши мысли, но так и не понял, что имеет дело с разными существами… Мы такие маленькие для него. Он считает весь Дом одним существом – с множеством разных хаотичных мыслей. И поэтому разговор не получился…
– Я не знаю… – сказал Юлий. – Я ничего не понял из его обращения. Да, он предупреждал о чем-то… но мне казалось, что это какая-то хищная приманка. А потом… вблизи от него разум отказывается работать, так много Страха… Трудно поверить, что он не желает нам зла после того, что я видел… Герман, он…
– Не надо, не рассказывай сейчас, – прервала она. – Я и так едва держусь. Сперва поговорим с Отцом.
Они обнялись. Прижимая к себе Веру, Юлий впервые за последнее время почувствовал, как давящее отчаяние на миг отхлынуло от головы и сердца. Затем они отпустили друг друга из объятий и молча разошлись по своим комнатам.
Отец обратился к нему сразу же как только Юлий закрыл дверь и сел на кровать. Его голос звучал громко и отчетливо, но казался встревоженным.
– Юлий, я говорю с тобой сейчас не как с подопечным, но как с главой Семьи. Михаил передал тебе свое право и свои полномочия. Поэтому сейчас я сообщаю тебе, что пришло время изменить тот образ жизни, к которому ты и все остальные так привыкли, и восстановить исходное состояние.
– О чем ты? – не понял Юлий. – Какое исходное состояние?
– Все остальные сейчас спят у себя в комнатах, – продолжал голос Отца. – Я усыпил их всех с помощью их светочей. Тебя я прошу сейчас встать с кровати и сесть на стул.
– Что происходит, Отец?! – в тревоге повысил голос Юлий.
– Пожалуйста, выполни мою просьбу. Я выполняю распоряжение Михаила, – настойчиво произнес Отец. – Это необходимо для того, чтобы ты получил полноценное управление Домом. Необходимо для того, чтобы Семья выжила, и мы смогли принять нужные решения в изменившихся условиях. Доверься мне.
Юлий медленно встал с кровати, сделал несколько шагов и осторожно опустился на стул возле стены. Сердце в его груди бешено колотилось, а ощущение тревоги было настолько сильным, что он опасался потерять сознание.
– Повернись лицом к стене, – сказал Отец. – И постарайся не двигаться.
Юлий послушался, и как только его взгляд уперся в шероховатую каменную стену, на поверхности этой стены прямо напротив него появилось круглое зеркало. в нем отражалось его, Юлия, взволнованное лицо и горящий светоч на лбу.
– Начинаю процедуру разъединения ментальной связи, – сказал Отец каким-то изменившимся, более быстрым и звенящим голосом.
Юлий увидел в зеркале, как светоч на его лбу внезапно вспыхнул ослепительным огнем. Раздался пронзительный режущий звук. Юлий стиснул зубы от резкой боли в глазах и в висках, затем появилось жжение по окружности головы, как будто раскаленный обруч вплавился в кости. Боль секунду была очень мучительной – но уже через несколько мгновений стала стихать.
– Теперь сцепление с твоим телом ослабло. Сними светоч, – мягко проговорил голос Отца.
– Снять…светоч? Я не могу!… Я замерзну, – еле двигая губами, выговорил Юлий.
– Теперь можно. Пожалуйста, это необходимо.
Медленно и очень осторожно Юлий поднес руки к теплому светящемуся многограннику, укрепленному в центре его лба. Светоч был вставлен в блестящую овальную оправу, а от нее вправо и влево протягивались тонкие гладкие скобки. Они были так прочно и искусно спаяны с кожей, что казались продолжением тела. Юлий провел пальцами по этим скобкам и по самому светочу. Он чувствовал его как часть своего "я", не хотелось даже думать о том, чтобы отсоединить светоч…
– Так нужно. Ты сможешь это сделать. – снова подбодрил его Отец.
"Моя семья нуждается в моей помощи", – подумал Юлий, и эта мысль придала ему решимости. Сильно сжав скобы светоча пальцами обеих рук, он стиснул зубы, резко выдохнул – и одним быстрым движением сдернул устройство со лба.
Сперва ему просто было больно. Жгучая боль охватила голову резко и сильно, так что он невольно застонал. Это продолжалось секунд пять – и Юлий отвлекся на эту боль, на борьбу с ней, и потому ни о чем не думал в это короткое время.
Но вот боль стала спадать, и через полминуты совсем стихла. Он несколько раз перевел дыхание, чувствуя сильное сердцебиение и попытался успокоиться, прийти в холодное рассудительное состояние. “Мне нечего бояться. Я Дома, в сердце Семьи, рядом с Отцом…” – хотел сказать он сам себе…
Но не смог.
Мысли хлынули в его разум неудержимым потоком. Мысли, воспоминания, понятия, знания, информация. Это было похоже на прорыв плотины – только не разрушительный, смывающий все на пути, как бывает с реальным наводнением, а словно растягивающий разум, раздувающий сознание подобно тому, как воздух надувает воздушный шар. Боли уже не было… то есть не было обычной головной боли, но ощущение бесконечного переполнения было очень мучительным.
Юлий бессмысленно озирался вокруг, первое время совершенно не понимая, что он видит. Самые слова и понятия, которыми он мог бы назвать ту или иную вещь, сперва казались совершенно незнакомыми – но проходило несколько секунд, и он вспоминал, что означает появившееся слово. Однако не это было самое странное, а то, что менялась и сама реальность – то, что он видел перед собой, уже совершенно не походило на привычный Дом, на каменный интерьер комнаты, в которую он пришел для беседы с Отцом.
Вместо шероховатых стен, вместо привычной грубой мебели и трепещущего неровного света, Юлий видел перед собой ярко освещенное помещение с бело-серебристыми стенами. По этим стенам протягивались странные полупрозрачные трубки. Между трубками виднелось что-то составное, какие-то сплетения черных и серебристых пластин, иголок и огоньков, схваченные в невероятно сложные, но красивые в своей гармоничности приборы. Мерцающие прозрачные кристаллики были укреплены на этих приборах. На потолке и возле двери располагались яркие лампы в виде тонких полос белого света, а входная дверь в комнату выглядела как овал с круглым матовым окошком. Мебель – стол и несколько стульев – была белая, тонкая, блестящая. Прямо напротив стула, на котором сидел Юлий, в воздухе мерцал полупрозрачный знак – единственное, что можно было сразу же узнать в этой новой обстановке. Знак Отца, знак Семьи.
“Световоды”, “Блоки памяти”, “Диодные светильники”, “Голограмма внутренней связи”, “Логотип Института”…
Названия появлялись одно за другим в переполненном сознании. А вслед за ними стали появляться и эмоции. Удивление, растерянность, страх. Страха становилось все больше.
– Постарайся успокоиться и перетерпеть первые минуты, – настойчиво, но ласково произнес голос Отца.
– О, Боже…
– Я знаю. Это очень неприятно. Но я прошу тебя быть сильным.
– Я вспомнил, – простонал Юлий. – Я понял…
– Да, Юлий. Теперь ты все помнишь.
– А остальные? Они… они были реальны?
– Да. Вы бодрствовали. Выполняли свои функции – как могли. В ограниченной форме, конечно.
– Ведь это был не сон? Мы ходили, работали, говорили друг с другом и с тобой!
– Да.
– Но ведь… Как это возможно? Ведь в этих… В этой псевдореальности… Ведь там все другое!
– Нет, – мягко ответил Отец. – Ваш образ жизни в Доме был согласован с вашими реальными функциями. Так специально подобрано. Вы воспринимали все так, как воспринимали из-за высокой способности сознания к адаптации и обобщению. Конечно, это было бы невозможно в обычных условиях, но вам помогали светочи. Они синхронизировали ваши адаптационные процессы и приводили ассоциативные комплексы в сознании каждого к единой картине.
– Ох… – Юлий потер рукой лоб и посмотрел на бледно мерцающий светоч, который все еще держал в руке. – Я все равно не могу поверить. Все казалось таким… реальным.
– У нас мало времени, – напомнил Отец. – Скоро твое сознание может начать подводить тебя.
Юлий испуганно умолк, услышав это предупреждение. Новый, очередной поток воспоминаний и объяснений хлынул в его мозг. Эти воспоминания были намного неприятнее прежних.
– Да… – прошептал он. -Теперь я вспомнил все. Я вспомнил, зачем все это было нужно.
–Пожалуйста, следуй за голограммой, – сказал Отец. – Я проведу тебя на командный пункт.
– А я… А что если я встречу кого-то из них? – тревожно спросил Юлий, невольно схватившись одной рукой за подлокотник стула.
– Нет, исключено. Сейчас все спят.
Все еще глубоко потрясенный, Юлий поднялся и положил свой светоч на стол. В этот момент он, к тому же, осознал, что на нем не грубая домотканая рубашка, а двухцветная форма с шевронами Института.
Голограмма со знаком поплыла через комнату к открывшейся двери. Юлий вышел из своей каюты – но за дверью был уже не мрачный тоннель из каменных блоков, а ровно освещенный серебристо-голубой коридор. Знак переместился направо, там коридор перекрывался полупрозрачной дверью-мембраной. Юлий отчетливо помнил, что в Доме на этом месте был просто тупик в торце коридора. “Вот почему мне казалось, что в Доме больше помещений, чем мы можем посещать…” – подумал он, проходя сквозь эту мембрану; она бесшумно разомкнулась, пропуская его.
В конце короткого перехода была лифтовая кабина. Войдя, Юлий увидел на стене голографический дисплей со схемой помещений станции. Мерцающей точкой было показано его расположение.
– Я помню здесь все, – пробормотал он. – И одновременно вижу как впервые… Странное чувство.
– Эти эффекты скоро пройдут, – отозвался Отец. – Главное, что ты сейчас стабилен психически. Надеюсь, это продлится максимально долго.
Постоянные разговоры и мысли о психических расстройствах и безумии раздражали Юлия, когда он жил в Доме, раздражали не меньше и в этой реальности. Он едва удержался от того, чтобы огрызнуться в ответ на реплику Отца.
Кабина остановилась, и он вышел прямо в просторный овальный зал командной палубы. В этом помещении располагались главный пульт пилотирования и цифрового контроля, дежурные рабочие места всех членов экипажа и самый большой на станции обзорный панорамный иллюминатор с цифровой обработкой изображения. Юлий медленно подошел к своему креслу – креслу пилота и навигатора, которое помещалось посередине главного пульта рядом с креслом руководителя экспедиции. На пульте горели хорошо знакомые ему индикаторы и цифровые табло, рукоятка режима управления была установлена на автоматическое пилотирование. Все показатели систем жизнеобеспечения были в норме.
Юлий внезапно осознал, что ему очень не хочется поднимать взгляд от приборов и смотреть на панорамный экран. Он знал, что там увидит, вернее, чего там не увидит. До боли знакомый Страх, отступивший в последние минуты из-за новизны обстановки и нахлынувшего массива информации, теперь снова зашевелился в его душе.
– Помни, ты теперь главный, Юлий, – раздался голос Отца. – Мы все надеемся на тебя.
– И ты, Отец? – усмехнувшись, спросил Юлий. – Ты тоже надеешься?
– Конечно.
– Разве ты действительно испытываешь эмоции? Или ты просто запрограммирован на имитацию красивой речи?
– Я – личность, способная если не переживать, то осознавать и воспроизводить соответствующие моменту эмоции в полной мере, – немного помолчав, ответил Отец. – Несмотря на то, мой интеллект искусственный, он способен на все известные человеку проявления психики… кроме, разумеется, психозов.
“Опять он про безумие”… – с неудовольствием подумал Юлий. То, что Отец непрерывно наблюдает за ним, с одной стороны раздражало его, но с другой – действительно напоминало о долге и о том, что теперь он облечен ответственностью за станцию и ее обитателей и не имеет права заостряться на собственных эмоциях и страхах.
Повторив все это про себя, Юлий медленно поднял взгляд и увидел за стеклом обзорного экрана абсолютную черноту Войда.
Он долго стоял и, вцепившись обеими руками в спинку своего кресла, смотрел в эту бездну. Зубы непроизвольно сжались так, что стало даже больно челюстям, сердце колотилось. Юлий снова и снова прокручивал в памяти то, что происходило со всеми ними в последние годы – как в реальности, так и в иллюзии.
– Ты в порядке? – спросил Отец. – Может, тебе нужна помощь? Позвать роботов? Может, примешь лекарство?
– Не нужно, – отозвался Юлий; его голос прозвучал хрипло от внезапной сухости в горле.
Смотря в глубину черного пространства за пределами станции, он непроизвольно напрягал зрение, пытаясь уловить хоть малейшую тусклую точку, хоть какое-нибудь свечение, означающее – пусть очень далеко, но все же в пределах видимости – звезду, туманность или галактику. Но темнота была абсолютно однородной и пустой. Ничего, никакого света, никакой материи…
– Знаешь, Отец, для меня это было неожиданностью, – сказал Юлий. – Когда мы покидали Солнечную Систему, я мог представить себе множество опасностей и разрушительных воздействий. Излучения, гамма-всплески, неизведанные эффекты темной материи… Инопланетные цивилизации, которые отличаются крайней жестокостью и только и думают, как бы поймать нас и зажарить на вертелах… Но я не мог предположить, что самым большим препятствием для нашей экспедиции станет слабость человеческого разума, его зависимость от… ну, от вселенской социализации, что ли. И если подумать, то ведь это как-то нелепо… Чего мы так боимся? Пустоты? Почему мы ее боимся? Почему мы так страдали из-за отсутствия этих раскаленных газовых шаров, взрывов и инопланетян? Почему я сейчас смотрю в этот черный провал глубиной в сотню миллионов световых лет и чувствую, как у меня внутри, в самой душе что-то отрывается и проваливается в бездонную трясину страха… Странно… Честно говоря, я думал люди более стойкие. Мы слишком привязаны к своей привычной среде. Стоит оказаться там, где нет знакомого наполнения – там, где вообще ничего нет – и человек, предоставленный только самому себе, начинает ментально распадаться. Человеку нужен мир. Нужен мир, чтобы опираться на него… Этот нехитрый вывод – вот пока что и все великие научные достижения нашей экспедиции…