000
ОтложитьЧитал
Глава 1
Этот день был не похож на предыдущие.
Юлий знал, что слово “день” должно означать не то, к чему он привык. Отец говорит, что день – это не просто мера времени, а еще и радостное событие, когда небо сияет светом, когда на земле растут диковинные и съедобные живые существа – растения. Настоящий день позволяет людям видеть друг друга без светочей и ходить без курток, потому что пространство наполнено теплом и светом. Отец говорит, что это не сказка, что такие дни действительно были – когда-то давно, еще до того, как их Остров откололся и поплыл в Океан. С тех пор прошло много времени, много дней – уже других, темных дней, которые так похожи один на другой… В такие, скучные дни небо всегда черное, вокруг дома всегда холодно, и можно ходить только в куртке с капюшоном, иначе заледенеешь и погибнешь. Небесный источник света и тепла давным-давно скрылся во тьме, и остался только Океан. С тех пор Остров, на котором стоит Дом, медленно-медленно плывет по Океану – так медленно, что это почти всегда совсем незаметно. Только изредка земля и все предметы на острове начинают медленно и лениво качаться – по словам Отца, в такие моменты Дом “проходит сквозь волны тяготения”. Юлий толком не понимал, что означает тяготение – но каждый раз, когда случалась эта качка, Юлий смотрел на Океан из окна или из башни с маяком и видел, что Океан изменялся. Если обычно он был черным, слегка блестящим в бледных лучах маяка, абсолютно неподвижным – то “волны тяготения” превращали его в сморщенное одеяло. Морщины быстро кружились вокруг острова, смешивались друг с другом, становились то выше, то ниже, затем постепенно теряли силу и скорость и исчезали, а берега Острова на некоторое время подтопляла черная вода. Через несколько минут она отступала, но подходить к кромке берега долгое время после этого было особенно страшно.
Юлий боролся со Страхом сколько помнил себя. А помнил он не так уж много – всего сотню-другую дней. Браться и сестры, которые жили с ним в Доме, тоже помнили не больше. Юлию казалось, что память такая короткая именно оттого, что дни стали не такими яркими и интересными, как описывает Отец в своих историях – наверное, в голове есть какой-то специальный орган, который смывает однообразные воспоминания… И в самом деле, стоит ли помнить множество дней, если все они похожи – как похожи круги, описываемые часовой стрелкой на циферблате над тумбой с прахом Отца....
Но этот день был не похож на предыдущие.
В этот день Океан заговорил с ним.
Может быть, он говорил и раньше, но Юлий уже не помнил?
Ему было очень досадно, что память здесь, на острове, такая короткая. Если верить Отцу, то люди должны помнить очень-очень многое. Много дней. Тысячи дней, множество историй, целые горы слов, знаний и событий. Люди, которые остались там, далеко, где дни яркие, – они живут так, потому что нет Страха; но здесь, в Океане, люди не могут помнить много. В Океане живет Страх – и если запомнить много Страха – сойдешь с ума и умрешь. Отец не любит говорить об этом. Только если рассердится на кого-то из братьев или сестер, начинает пугать Океаном и Страхом. В такие минуты все члены семьи – даже неистовый кузнец Герман и черноволосая гадалка Вера – замолкают и слушают, а юная красавица Анна судорожно сжимает руку ближайшего брата.
Юлий тоже боялся Океана – хотя, наверно, меньше, чем остальные. Впрочем, не считая лекаря Михаила, самого старшего члена Семьи. Тот вообще ничего не боялся, он был самым хладнокровным. Именно Михаилу Юлий должен был приносить то, что удавалось поймать в Океане. Когда с маяка кто-то из братьев или сестер кричал, что к Дому приближается плывущий Валун, чаще всего именно Юлий отправлялся на перехват на моторной лодке. Такая охота была очень неприятной – потоки холода исходили от медленно качающейся на воде каменной глыбы, и с этим холодом в тело вползал тот самый Страх. Не обычное чувство, а нечто полуживое и хищное, порождаемое Океаном и его отпрысками-Валунами, некая убийственная сила, которая высасывала из человека все человеческое. Когда лодка приближалась к Валуну, Юлий тратил большую часть сил не на управление и даже не на стрельбу – самым сложным делом было удержаться от паники, от желания пронзительно закричать, сжать голову руками так, чтобы в ней исчезли все мысли, и, перевалившись через борт лодки, свалиться в Океан. Почему-то в те моменты казалось, что если прыгнуть в воду, то Страх сразу же исчезнет. Только потом, уже на берегу, приходило понимание – вместе со Страхом тогда исчезла бы и жизнь.
Валуны нужно было отгонять Белым Огнем. Снаряды с этим спасительным веществом делал кузнец Герман. Ему досталось больше всего умения от Отца, и сам Отец помогал ему в его работах. Если бы не Белый Огонь и устройства-метатели, Дом бы давно был разрушен Валунами. Чаще всего, когда снаряд попадал в Валун, раздавался раскатистый очень низкий рев, Океан покрывался рябью, а сам Валун рывком отскакивал назад – и скрывался во тьме. А иногда, если особенно везло – Валун раскалывался на части, и обломки бессильно плавали на поверхности воды. Они были очень холодные. Юлий подбирал некоторые из них, складывал в лодку и по возвращении относил в Дом. Их исследовали Михаил, Вера и Герман, а потом долго говорили с голосом Отца возле тумбы с его прахом. Юлий не знал, о чем – но ему безумно хотелось узнать и понять, что это за Валуны, и зачем Океан их посылает.
И вот, возможно, Океан расскажет ему об этом сам. Иначе, зачем тогда он заговорил?…
Юлий стоял на берегу, возле того места, где хранились моторные лодки. Их было три. Ближе всего к воде была его лодка, самая быстроходная, со специальным упором для метателей Белого Огня и большим черпаком для обломков. Чуть дальше от кромки воды, поднятая на каменных подпорках, покоилась лодка сестры Анны. На ней было много часов, стекол и странных соединенных банок – эта лодка нужна была для изучения воды Океана, хотя на ней выходили очень редко. Дальше всего от воды лежала большая и неуклюжая лодка, способная поднять всю Семью. За ней виднелся обвалившийся вход в тоннель, который когда-то вёл от причала прямо в Дом. Много лет назад в Остров врезался большой Валун, и тоннель засыпало, поэтому Юлий, сколько себя помнил, всегда ходил к лодкам по поверхности Острова, надев куртку с капюшоном.
“Должно быть, это было очень мощное столкновение – то, что привело к обвалу тоннеля… Но почему-то на острове нет обломков того гигантского Валуна. Наверное, их унесло волнами обратно в Океан… Страшный, тяжелый удар, грозивший расколоть Остров… Ведь это так непохоже на скучные, однообразные события, из которых состоит наша настоящая жизнь. Почему же мы не помним это столкновение? Я не помню, братья и сестры тоже не помнят… Память к нам несправедлива…”
Юлий смотрел на черную воду, а в голове у него вереницей плыли мысли – о Доме, о братьях и сестрах, о светлых днях и о вечной тьме, о Валунах, об Отце… Он пытался отгонять от себя мысли, мешающие слушать, – ведь Океан мог снова заговорить. Но Океан был почти неподвижным и совершенно безмолвным. Пятно света, испускаемое налобным светочем Юлия, лежало на воде возле берега и очень медленно шевелилось вместе с водой. Юлий прикрыл рукой кристалл светоча на лбу – и стало темно. Снова открыл – и отраженное пятно на воде опять медленно наполнилось матовым блеском.
Налобные светочи были источниками тепла и света, незаменимым средством выживания за пределами Дома. На Башне, правда, был большой маяк, и именно благодаря его серебристому свечению тьма отодвигалась от острова; но уже у берегов свет маяка становился холодным и рассеянным, дающим возможность видеть лишь темные очертания скал и водяной глади. Без светочей люди, осмелившиеся удалиться от входной двери Дома, были бы полуслепыми, беспомощными, обреченными на неминуемую смерть от холода и Страха.
У всех членов Семьи были светочи одинаковой конструкции – легкий, почти невесомый серебристый обруч и кристальная овальная вставка посередине лба, постоянно горевшая белым светом. Яркость светоча зависела от того, насколько темно было вокруг – в Доме он мог просто ненавязчиво и уютно тлеть, но за пределами стен жилища или посреди Океана разгорался очень ярко. Кроме того, белый цвет сияния иногда изменял оттенок – хотя Юлий никогда не мог понять, внешние ли силы вызывают эти изменения или его внутреннее настроение. Отец говорил, что светочи были его творением, и он подарил их Семье перед тем, как его жизнь во плоти закончилась. Без этих маленьких светящихся предметов никто бы не выжил. Снять светоч – означало умереть. Так говорил Отец, и Юлий ему верил. Даже внутри Дома сила Океана могла проникнуть в тело и превратить его в заледеневшую статую – поэтому светочи были прикреплены к коже головы так, что снять их было невозможно. Впрочем, никто и не посмел бы это сделать. Перспектива расставания со светочем была настолько пугающей, что Юлий старался избегать любых мыслей на эту тему. Почувствовав, что он как раз начинает приближаться в своих рассуждениях к этой страшной идее, Юлий усилием воли заставил себя думать о голосе Океана и загадке, которую этот голос ему задал.
Однако, через минуту он снова отвлекся. Послышался легкий шорох за спиной, и Юлий, даже не оборачиваясь, сразу же определил по шагам, кто идет. Это приближался самый младший в Семье, стрелок Иосиф. Именно младшего брата Юлий любил больше остальных – за прямоту и безусловную дружбу, за умение чувствовать, где нужна помощь и где будут рады его присутствию.
Иосиф был самым искусным стрелком. Он умел метко стрелять Белым Огнем не только из лодки, но и из башни с маяком. Также он прекрасно умел закидывать из лодки цеплялку – длинную тонкую веревку, на конце которой был приделан гладкий камень, притягивающий все твердое, что плавало в Океане. Старшие братья и сестры, которым Отец поручал изучать Океан, очень благодарили Иосифа, когда ему удавалось поймать цеплялкой что-то новое.
Юлий тоже почувствовал благодарность – ему было всегда и легче и приятнее вдвоем с Иосифом во время плавания в Океане.
Он отвернулся от воды, и лучи светочей братьев пересеклись.
– Готовишься к охоте? – спросил Иосиф, остановившись в двух шагах.
– Я готов. Поплывешь со мной?
– Да, я хочу быть рядом. Валун очень большой. Тебе пригодится помощь.
– Ты хорошо рассмотрел?
– Я был в башне, – слегка нахмурившись, ответил Иосиф. – Оттуда я всегда вижу хорошо. Этот – крупнее остальных.
– Первый Валун за сорок дней, – пробормотал Юлий, снова посмотрев на Океан. Там, где-то вдалеке, медленно плыл этот Валун. Его еще не было видно с берега. Скоро он подойдет ближе – и Страх усилится.
– Да, их давно не было. Отец говорит, Океан становится все более пустым. И форма у этого валуна странная. Другие обычно округлые и твердые, а этот постоянно меняется....
– Сегодня происходят особенные вещи, – тихо сказал Юлий.
– Особенные? Какие?
– Океан говорил со мной…
Иосиф отступил на шаг назад и снова нахмурился.
– Говорил? Как это?…
Юлий пожал плечами.
– Трудно объяснить. Это было похоже на Страх. Но другое. Сильное, неприятное чувство. Не мое. Снаружи…. Оно шло из Океана. Я даже могу сказать точно, откуда. – он показал рукой вперед и вправо перед собой, на черный горизонт.
– Слова? Ты слышал оттуда голос?
– Да, голос, – почти прошептал Юлий. – Но он не говорил. Он как будто вставлял мысли мне в голову. Не могу объяснить…
– Какие мысли?
– Океан сказал, что мы добрались до очень далекого места… Он сказал: “самое далекое. Скоро будет самое далекое место во всем мире. В этом месте Океан выливается наружу. Вам туда нельзя…”
Иосиф ничего не сказал, услышав эти слова, но черты его лица как бы заострились, а губы сжались в тонкую нить. Теплые лучи светоча со лба Юлия хорошо освещали брата, и было явственно видно, как сильно побледнела кожа на его лице. Юлий понимал, что Иосифу стало страшно. Он и сам ощущал волны Страха. Валуна еще даже не было видно, а Страх уже пришел.
И тут к ним обратился Отец. Его голос зазвучал в воздухе вокруг них, и они оба его услышали. Это тоже было необычно – Отец чаще всего говорил с каждым отдельно, так, что слышать его мог только тот, к кому он обращался. Иногда Отец одновременно говорил о разных делах с несколькими братьями и сестрами… Юлий всегда поражался, как у Отца это получалось – говорить одновременно многими голосами разные слова. А если Отец говорил громко, одними словами для всех – то только в Доме, возле тумбы со своим прахом. Всего несколько раз на памяти Юлия Отец говорил громко за пределами дома.
– Ты рассказал очень важное, Юлий. – сказал Отец. – Ты молодец, что решил поделиться с братом.
– Я поделился бы и с тобой, Отец, – сказал Юлий. – Просто не успел.
– Что означает этот голос из Океана? – спросил Иосиф. – Мы не знали, что Океан может говорить. И что означают его слова?
– Говорил не Океан, – ответил Отец.
– А кто? – хором спросили братья.
– Пока неизвестно.
Юлий шагнул к лодке и поднял прислоненный к борту метатель Белого Огня.
– Отец, мы с Иосифом прогоним Валуна, вернемся и придем в дом. Там расскажем всем остальным.
– Нет! Не уплывайте! – быстро и тревожно сказал Отец.
Юлий и Иосиф переглянулись. Оба они не помнили, чтобы Отец когда-либо беспокоился.
– Мы в опасности? – спросил Иосиф.
– Этот Валун не стоит встречать в лодке, – ответил Отец. – Возвращайтесь в Дом. Вместо того, чтобы его прогонять, наш остров сам поплывет в сторону и разминется с Валуном.
– Разве это возможно? – удивился Юлий. – Ведь остров не лодка, у него нет руля и мотора.
– Возвращайтесь в Дом. Скорее. – повторил Отец, и его голос растаял с последним словом.
Почти сразу же после слов Отца остров начал качаться – сначала едва заметно, потом сильнее и сильнее. На поверхности Океана возникла матовая черная рябь – “волны тяготения”.
– Пойдем, брат. Пойдем скорее! – потянул его Иосиф за рукав куртки.
Борясь с головокружением, они поспешили к входу в Дом.
Глава 2
В комнате возле тумбы с прахом Отца уже собрались все остальные братья и сестры. Прекрасная, светловолосая Анна, всегда серьезная Вера с острым взглядом и заплетенными в длинную косу черными волосами, бородатый силач Герман, хладнокровный худощавый Михаил – и даже чтец Ян, самый скрытный член Семьи, которого Юлий видел реже остальных. Братья и сестры стояли полукругом, держась близко друг к другу и смотря на тумбу, а внутри прозрачного шара на ее верхушке горел ровный голубоватый свет. Это означало, что дух Отца уже здесь, и он хочет говорить со всеми членами Семьи сразу.
Услышав входящих Юлия и Иосифа, чтец Ян повернулся к ним и коротко кивнул.
– Хорошо, что вы не успели уплыть, – сказал он.
Братья подошли к остальным и тоже встали в полукруг возле тумбы. Свет в прозрачном шаре стал ярче, и, наконец, голос Отца раздался в комнате. Он был не особенно громким, но мощным, проникающим в разум, притягивающим внимание; и в то же время добрым, заботливым, мудрым.
– Дети, мы плывем по Океану уже очень давно, – сказал Отец. – Очень, очень давно… Скажите, помнит ли кто-нибудь из вас, с чего началось путешествие?
– Ты говорил нам, что мы плывем из тех краев, где есть источники света в небе, – басом сказал силач Герман. – Из мест, где много вещества и энергии.
– Ты сказал, что мы должны изучить Океан, и поэтому отправились в это путешествие, – добавил Михаил, старший брат.
– Да, правильно. Так я вам сказал, – отозвался Отец.
– Разве это не правда? – своим звонким голосом спросила красавица Анна.
– Конечно, правда, – строго возразил Ян. – Отец всегда говорит только правду. Дух не может лгать.
– Это правда, – сказал Отец. – Но я не просил вас пересказывать то, что я рассказывал. Я хочу знать, что помните вы. Вы лично, каждый из вас. Вы помните начало путешествия?
– Нет… – вместе ответили все братья и сестры, и их голоса слились в единый хор.
– Что вы знаете о себе? – немного помолчав, спросил Отец.
– Я Михаил. Я лекарь и исследователь. Я старший брат и глава Семьи. Мне пятьдесят лет, – тотчас же ответил Михаил.
– Я – чтец. Мне сорок пять лет. Мое имя Ян. Я должен сохранять знания, – торжественно проговорил Ян.
– Я – Анна. Я делаю ткань, слежу за состоянием воды и еды. Вы все носите куртки, которые я шью. Мне двадцать шесть…
– Я – Вера. Мне двадцать девять. Я гадалка. Предсказывать и предполагать – моя работа…
– Мое имя Юлий. Мне двадцать девять лет. Мое дело – лодки, охота, защита. – сказал Юлий, когда до него дошла очередь. Он смотрел на лицо каждого члена Семьи во время объявления имен. Светочи на лбах каждого брата и каждой сестры начинали слегка мерцать после того, как были сказаны слова. Мерцание продолжалось пару секунд, а затем светоч снова горел ровно. “Какие удивительные и странные предметы – эти светочи, – вдруг подумал Юлий. – Почему они иногда горят ровно, а иногда – мерцают? Почему меняют оттенки? Почему их невозможно снять со лба? Почему они разгораются, когда мы приближаемся к тумбе с прахом Отца”…
– Я – Герман, – раздался в комнате гулкий бас силача. – Мне сорок. Я кузнец и мастер устройств. Я могу что угодно починить или собрать.
– А я – Иосиф. Мне двадцать пять. Я младший брат. Я стрелок и дозорный…
После того, как высказались все, на несколько секунд шар на верхушке тумбы горел намного ярче обычного, так, что было даже больно смотреть. Но никто не отвернулся, и свет постепенно потускнел до нормальной яркости.
Дом ощутимо качнуло, Юлий почувствовал, как пол словно уходит из-под ног. Слегка разведя руки в стороны для равновесия, он удержался на месте и ничего не сказал. Однако, по лицам остальных, он видел, что Страх возрастает.
– Вы все знаете, сколько вам лет, – сказал Отец. – Вы знаете свое предназначение. Но вы помните только малое количество дней. Меньшее, чем даже один год вашей жизни.
– Все именно так, Отец, – ответил Михаил. – Ты ведь говорил, что это из-за Океана. Океан воздействует на разум, вызывает Страх. Память защищается от Страха, чтобы не разрушились наши мысли, и мы не сошли с ума.
– Теперь пришло время изменений, дети, – объявил Отец. – Нам всем, возможно, придется впустить в свою жизнь больше Страха.
– Почему? Что случилось? Что изменилось? – наперебой заговорили Иосиф, Анна и Герман.
Гадалка Вера обвела всех своим острым взглядом.
– Океан изменился, – сказала она.
– Да, Океан изменился, – подтвердил Отец. – В последнее время Океан становился все более пустым. Валуны попадались все реже – но были все более мощными… и странными. Сегодня мы увидели очень странный Валун. И еще Юлий слышал из Океана Голос.
Все обернулись на Юлия и посмотрели на него. Юлий потупил взор, он боялся увидеть недоверие в глазах кого-то из братьев и сестер.
– Я позвал вас чтобы предупредить, -продолжал Отец. – Возможно, скоро мы достигнем цели нашего путешествия. Может быть, понадобятся смелые, решительные действия. Возможно, Океан будет враждебен нам. Океан – или, возможно, некие силы в Океане, о которых мы пока не знаем. Скоро я расскажу вам больше. Старайтесь не бояться, когда услышите и увидите то, что вам непривычно. Не поддавайтесь Страху. Помните, наш Дом крепок, а мы как Семья – сильны. Я буду чаще говорить с вами – и всеми вместе, и порознь. Я буду предупреждать обо всех изменениях. Заготовьте как можно больше снарядов с Белым Огнем. И не покидайте остров. Сейчас это опасно.
– Кого мы опасаемся, Отец? – спросил Герман.
– Скоро нам всем станет это известно. – помолчав, проговорил Отец, и после этого прозрачный шар померк. Беседа была окончена.
Выйдя из комнаты с прахом Отца, Юлий не сразу пошел к себе. Пройдя через коридор в привратный зал, он сел в кресло возле большого окна и обвел взглядом стены и потолок.
Массивная двойная входная дверь – ее часто называли Вратами – располагалась в конце короткого пустого хода. За этой дверью были холод, тьма и Океан. Там, снаружи, все было холодным и суровым, смертельно опасным для человеческого тела – поэтому и приходилось носить куртки с капюшонами. Но внутри Дома были и тепло, и свет. Дом питался энергией Белого Огня. Эта энергия зажигала потолочные и стенные светильники, грела воздух, помогала готовить еду. Юлий знал, что все устройства питает растворенный Белый Огонь, который течет по тонким трубкам в стенах. Главный же резервуар был закопан глубоко в землю Острова, где-то под Домом.
Стены Дома были массивными и прочными, Врата казались неприступными – но в эти минуты Юлию думалось, что в сравнении с холодной безграничной мощью Океана их жилище – всего лишь ничтожная скорлупка.
“Неужели Дом в опасности?.. Отец сказал, что многое может измениться. Да, моя жизнь однообразна и полна Страха, но я почему-то не хочу перемен. Я держусь за этот привычный уклад, за Дом, Семью и распределение ролей. Вернее… вернее, если говорить честно, то я не просто не хочу перемен. Я их боюсь. Очень боюсь…”
Заслышав шорох шагов, Юлий поднял голову. В комнату вошел Иосиф.
– Мы снова вдвоем, брат, – улыбнулся Юлий. – Сегодня наши пути пересекаются.
– Это неспроста, – ответил Иосиф. – Я очень хочу поговорить.
– О чем?
Иосиф многозначительно посмотрел на него и вдруг молча дал знак рукой, приглашая следовать за собой, а затем повернулся и устремился в коридор.
Ничего не успевший понять, Юлий все же встал и последовал за ним. “Наверное, брата встревожили дурные вести, вот он и ищет поддержки, а сам стесняется своей минутной слабости”, – подумал он.
Иосиф поднялся по узкой лестнице на второй этаж Дома, где располагались мастерские. Сперва Юлию казалось, что брат ведет его в свою оружейную комнату, но Иосиф прошел мимо нее и остановился возле массивной двери, ведущей в кузницу.
– Нам сюда, – бросил он через плечо и открыл дверь.
Юлий зашел вслед за Иосифом в кузнечную мастерскую Германа. Это была просторная комната с низким потолком, почти полностью заставленная разными металлическими приборами, орудиями и заготовками. Вдоль стен стояли причудливые шкафы и стеллажи, забитые ящиками.
– Постарайся ничего не задеть, – оглянувшись, сказал Иосиф.
Юлий закрыл за собой дверь, и почему-то сразу же погас потолочный светильник. Комната сразу стала казаться больше – лучи светочей не могли выхватить из темноты весь ее объем, отчего стены отодвинулись дальше в сумрак. Через небольшое окно проникал рассеянный свет от дозорного фонаря Башни, но и он был почти бессилен.
Юлию стало очень неуютно в этом заставленном непонятными вещами помещении. Но Иосиф, похоже, бывал здесь часто и отлично ориентировался в полутьме. “Неудивительно, ведь он сдружился с Германом гораздо сильнее, чем я”, – подумал Юлий.
– Вот она, – сказал Иосиф, доставая с нижней полки стеллажа странный стеклянный предмет. Это была закрытая толстостенная банка с игольчатыми выростами на внутренней стороне стекла. В самой выпуклой части банка была перехвачена металлической лентой, на которой крепился металлический винт.
– Иди сюда, Юлий! Подойди близко!
Юлий послушался, и как только он приблизился на расстояние вытянутой руки, Иосиф повернул винт на ленте, и сосуд вдруг вспыхнул оранжевым светом. Иосиф удовлетворенно улыбнулся и заговорщицким взглядом посмотрел на брата.
– Вот так. Когда стоим не дальше трех шагов от этой лампы, нас нельзя увидеть или услышать. Ее Герман сделал. Я ему верю. Теперь никто не может за нами следить. Даже Отец…
От лампы исходило явное тепло, а кожа, на которую падал ее свет, неприятно зудела. Юлий поморщился и хотел было отстраниться, но Иосиф, наоборот, придвинулся к нему почти вплотную, быстро огляделся по сторонам и, сильно понизив голос, спросил:
– Скажи… Ты любишь Отца?
Юлий нахмурился и удивленно замолчал. Это был странный вопрос: на его памяти члены Семьи никогда не говорили вслух даже о чувствах друг к другу, тем более к давно ставшему бесплотным призраком Отцу.
– Ты любишь Отца? – настойчиво повторил Иосиф.
– Не знаю, как описать мое отношение к Отцу, – подумав, правдиво ответил Юлий. – Ведь я его никогда не видел. Наверное… я не отношусь к нему как к человеку, которого можно любить или ненавидеть. Для меня он как… ну, как некая сила, голос разума, который советует, как лучше поступать. Конечно, я был бы очень расстроен, если бы он вдруг исчез. Я отношусь к нему дружески. Можно сказать, даже доверяю. Уважаю… Но слепо слушаться не буду. Вот, примерно так.
Иосиф закрыл глаза и несколько секунд помолчал, его губы сжались в тонкую линию. Видно было, что он боролся с собой, готовясь сказать что-то очень важное.
– А вот я не доверяю ему, – выговорил он, наконец.
– Почему? – удивился Юлий.
– А ты видел ту… большую Землю, на которой есть свет, тепло и множество людей? – ответил Иосиф вопросом на вопрос. – Ты помнишь тех людей, которые послали нас в плавание? Помнишь их лица, их слова, их советы?
– Нет, конечно, – Юлий пожал плечами. – Ты же знаешь, что не помню. И никто не помнит. Океан стирает память.
– Да? А почему ты так уверен, что это Океан стирает память? Может быть… может быть, это Отец стирает память?…
– Зачем?
– Я не знаю. Но мы слишком многое принимаем на веру от него. Раньше я думал так же, как ты, но потом поговорил с Германом, и он посеял во мне сомнения. Герман тоже подозревает неладное. Поэтому он и собрал эту лампу – чтобы Отец, когда нам нужно, не слышал и не видел нас. Ни Отец, ни кто-либо еще…
– И что вы собираетесь делать с помощью этой лампы?
– По крайней мере – передавать друг другу сведения, которые помогут нам стать свободными…
Юлий нахмурился и сделал шаг в сторону – ему был неприятен зудящий оранжевый свет, и хотелось пройтись по комнате; но Иосиф тут же схватил его за плечо и удержал на месте.
– Нельзя отходить, а то он услышит!
– Иосиф… – Юлий с тревогой посмотрел на брата и осторожно снял его руку с плеча. – Ты подозреваешь Отца в злодеяниях, но ведь еще не было такого случая, чтобы он как-либо вредил нам. Его слова и советы всегда помогают…
– Помогают сохранить все как есть! – с внезапно прорвавшейся злостью возразил Иосиф. – помогают оставаться глупыми послушными детьми без памяти и без цели. Зачем мы плывем по этому бескрайнему Океану? Куда мы плывем? Что будет с нами там, когда мы, наконец, доплывем?.. А что если нас ведут в ловушку? И весь этот Остров – просто большой капкан, а мы – угодившие в него жертвы! Я знаю, что это только предположение, но подумай, брат, ведь и то, во что веришь ты – такое же предположение! Где доказательства тех слов, что вдалбливает нам Отец все это время?!
Юлий молчал, потрясенно глядя на Иосифа. Его не убедили доводы брата, но сам факт такого разрушительного подозрения внутри Семьи оказался для него совершенно неожиданным.
– Подумай обо всем этом, брат, – сказал Иосиф, пристально смотря на него. – Я верю тебе, знаю, что ты не предашь в случае опасности. А то, что опасность близка – это чувствуем все мы. Скоро что-то случится. Тот голос, что ты слышал…
– По-твоему, это голос какого-то хищника? Неужели ты думаешь, что Отец специально ведет нас к нему? – прошептал Юлий.
Иосиф горько усмехнулся.
– А кто такой Отец? Был ли у нас на самом деле общий Отец? Что лежит там в этой тумбе? Иногда мне очень хочется это проверить…
– Брат! Не делай поспешных выводов, – помолчав, тихо сказал Юлий. – Страх проникает в нас все глубже. Я это чувствую. Он пытается управлять и нашими мыслями тоже. Вызывает подозрительность, тревогу, желание защищаться… Твои слова очень расстроили меня. Теперь я знаю, что в Семье нет единства. Я подумаю над этим.
Иосиф мрачно кивнул.
– У нас много Белого Огня, – сказал он, глядя мимо плеча Юлия на стеллажи кузницы. – И я, и Герман, и ты – мы трое прекрасно обращаемся с оружием. Помни – если ситуация выйдет из-под контроля, именно мы должны будем защитить остальных. Не Отец – а мы с тобой.
Он несколько секунд многозначительно смотрел на Юлия, затем быстрым движением крутанул винт на оранжевой лампе, и она медленно потухла.
– Вот, так и выглядит кузница нашего старшего брата, – неожиданно веселым, будничным тоном проговорил Иосиф, криво усмехнувшись и подмигивая Юлию.
Юлий кивнул в ответ.
– Прости меня, брат… Я должен побыть один. Последние новости такие странные. Нужно подумать обо всем,
Отвернувшись, он медленно пошел к выходу, стараясь держаться подальше от металлических конструкций на полках.
Когда отмеряющая время светящаяся стрелка над тумбой Отца добиралась до верхней части циферблата, в Семье было принято спать. Оставался дозорный в башне – чаще всего Иосиф или Анна – а остальные братья и сестры отдыхали в своих комнатах. Как правило, Юлий приходил в свою тесную каморку утомленным после плавания по черным водам Океана и очень быстро засыпал, но в этот раз было не так. Разговоры с Отцом и с Иосифом оставались в памяти, произнесенные слова казались наполненными каким-то скрытым, зловещим смыслом. Внутренним чувством, не зависящим от рассудка, Юлий ощущал, что близится важная перемена.
Он лежал на спине, смотря неподвижным взором на шероховатую, чуть вогнутую поверхность потолка. Почему-то он никогда раньше не задумывался, что там, наверху, над его комнатой?… Дом снаружи казался таким массивным. Его покатые наклонные стены прорезали окна, но то были окна общих комнат и коридоров; он знал, где они расположены и представлял их во внутреннем устройстве здания. А вот свою личную комнату он не мог умственно расположить, не понимал, с какой стороны дома она находится… У других братьев и сестер тоже были маленькие комнаты без окон, к комнатам вели длинные узкие коридоры. Почему Дом устроен именно так? Юлий решил обязательно спросить об этом Отца. Может быть, в Доме есть какие-то тайные помещения? Комнаты, коридоры, залы, в которые никто из Семьи не заходил?.. Если так, то зачем они нужны? Может быть, там живет кто-то еще?…
От этих мыслей Юлию стало не по себе, и он усилием воли попытался заставить себя ни о чем не думать. Сосредоточил взор на неровностях потолка, стал медленно качать головой из стороны в сторону – и тени от светоча стали мерно колебаться, как будто танцуя в хороводе на грубой штукатурке. Эти тени становились все более размытыми, темными – и вот, наконец, сгустилась темнота, а в ней было только ровное биение его, Юлия, сердца.
Сперва он спал спокойно и мирно, без снов и мыслей, отдыхая и набираясь сил. Но затем все изменилось. Юлий снова ощутил себя думающим, рассуждающим о себе самом. Он ощущал все ту же привычную тьму, какую всегда можно видеть с зажмуренными глазами – но при этом не мог открыть глаз, не мог пошевелиться, не чувствовал своего тела. Как будто все вокруг него – исчезло: дом, остров, кровать и стены, даже он сам, его человеческая плоть. Осталось только сознание.