Нация прозака

Элизабет Вурцель – персона достаточно известная в Америке, журналист и писатель. В России, к сожалению, она известна только как автор книги, по которой сняли фильм с Кристиной Риччи в главной роли. А очень жаль! Потому как такие таланты и такие истории должны быть известны широкому кругу читателей.Эта книга – исповедь, автобиография, дневник, покаяние, желчь и страхи, выплескиваемые на бумагу в течение 8 лет. Это жизнь девушки, подверженной сильнейшей депрессии, которая опустила ее на самое дно бытия. Не было каких-то глобальных потрясений, изнасилований дядей в юном возрасте, грубых обращений и т. п. Просто девушка год за годом жила с этим, плакала, читала, училась, опять плакала, глотала таблетки, посещала сеансы психотерапии, снова плакала, пыталась любить и заботиться о ком-то, но ничего не получалось , и она опять плакала… В принципе, у нее была очень даже нормальная жизнь с точки зрения обычного человека. Человека, который сам никогда не бывал в ее шкуре.А вот я была. Это началось внезапно, как в книге, просто в один прекрасный день я проснулась и поняла, что не знаю, как мне жить. У меня была заботливая семья, друзья, готовые помочь в любой момент, были книги, музыка и масса возможностей для самовыражения. Но единственное, что я могла делать, так это целыми днями валяться в кровати, слушая Нирвану, пачками глотать кодеиносодержащие таблетки, запивая это изрядными порциями алкоголя, и смотреть в потолок. Мне, как и героине книги, было так хреново, что и передать нельзя. Весь мир казался черным, каждое слово было точно удар ножом, я даже не могла никому сказать, что со мной происходит. Просто сама не понимала. Было плохо и все. Ноги были налиты свинцом, а голова пуста. Тошнотворная липкая тоска опутывала меня, и никто не мог помочь мне. Уже и не помню, как и кто вытащил меня из этого болота, но со временем все прошло. Мир стал ярким, жизнь – интересной, а мысли – ясными и позитивными.Однако читая книгу, я словно вернулась в прошлое, вернулась в свою маленькую комнату в съемной квартире, которая была тюрьмой и убежищем одновременно. Депрессия – это не выдумка зажравшихся детишек. Это серьезное заболевание, способное довести человека до крайности. Кому-то везет: его болезнь вовремя замечают и помогают избавиться от кокона страхов. Кого-то просто бросают на произвол судьбы, и потом в сводках новостей за неделю одним самоубийством становится больше. Элизабет повезло: рядом с ней оказались понимающие люди, которые помогли ей встать на ноги и посмотреть на мир по-другому. Но не только простое человеческое участие спасло эту женщину от вскрытия вен под музыку Боба Дилана. Помог Прозак, антидепрессант, история создания которого уводит нас в психоделичные 70-е. Думаю, не будет преувеличением сказать, что это препарат спас жизни многим людям. Он помог им остановиться, посмотреть на себя и свою жизнь со стороны, увидеть все черточки, царапинки, шероховатости. Он дает передышку, это что-то типа окна в бесконечном потоке депрессивных мыслей, которые неотвязно следуют за человеком всюду. А когда 24 в сутки единственное, о чем ты думаешь – смерть и скорейшее избавление от этого ужаса, даже самая маленькая пауза подобна глотку свежего воздуха.У меня не было Прозака. Как и у многих других, кто сумел справиться со своими страхами. Как и у вереницы тех, кого депрессия унесла на небеса. И меня интересует вопрос: почему в нашем обществе принято так серьезно относиться, например, к раку, но настолько пофигистично думать о депрессии? Люди с пустыми глазами, со шрамами на запястьях гораздо ближе находятся к смерти, чем мы думаем. За ними никто не следит, их оставляют наедине со своими монстрами, им позволяют до бесконечности терзать себя, ненавидеть себя, унижать себя. Их пускают в открытое плавание по океану черной бездны без помощи и защиты. И вспоминают о них только тогда, когда на стук в дверь никто не отзывается.Эта книга, полная личных переживаний, эмоций и «тараканов», помогает иначе взглянуть на психическое здоровье человека. За кажущейся идиллией и абсолютной нормальностью может прятаться страх и отчаяние, возведенные в квадрат самобичеванием и отсутствием поддержки.Хотелось бы обратиться ко всем: если рядом с вами есть человек, который страдает депрессией, на говорите ему, что он страдает фигней, не орите на него, что, мол, у тебя есть все, что только можно пожелать. Просто возьмите его за руку, поговорите с ним, выслушайте, просто побудьте рядом. Кто знает, возможно именно это простое сочувствие даст человеку силы жить. Это не просто пафосные слова, это правда. Нам всем нужно научиться быть чуточку добрее и терпимее.Эта книга была закончена в тот самый день, когда весь мир узнал, что Курт Кобейн застрелился. Он был голосом целого поколения отверженных, потерянных людей. Он собирал стадионы и рождал революцию в умах. Но ни один из его поклонников и не знал, как же хреново ему было. Его обожали и возвели в ранг культовых личностей еще при жизни, но никто не помог ему. А ведь нужно было просто услышать, о чем он надрывно кричит в своих душераздирающих песнях. Пожалуйста, слушайте друг друга!

«Нация прозака» для меня, да и для многих других, неизбежно связывается с другой книгой – «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат. Она тоже о молодой писательнице – и тоже о депрессии. Хотя и совсем о другой эпохе.А с Сильвией Плат у меня случилась такая история. Ее роман я когда-то давно прочитала не без труда, главная героиня меня раздражала, я психовала: ну сколько можно страдать, вокруг столько любящих людей, все так стараются помочь, а ты лежишь кулем, делаешь суицидальные попытки, в большей степени для того, чтобы привлечь внимание (так, во всяком случае, казалось тогда), и вообще… Иди в поле работай – и не будет у тебя времени на страдания.Но вот какая штука. Много позже я на себе прочувствовала, что такое депрессия. И узнала, в частности, что пойти в поле в таком состоянии нельзя при всем желании.До перечитывания Плат я пока не добралась, но «Нация прозака» постоянно отзывалась во мне воспоминаниями о романе и своем собственном тяжелом периоде. Речь не о потерянности и унынии, а о ситуации, когда что-то в организме катастрофически никак, ты просто не можешь увидеть свет, во всем только тлен, а по ощущениям на плечах лежит многотонная каменная глыба. Мозг может понимать: у тебя депрессия, на самом деле все не так, как кажется. Но толку от этого понимания никакого, все равно чувствуешь себя паршиво и на грани безумия, потому что невозможно жить, когда кругом только безнадежная темнота и ничего больше.У меня не было долгих депрессивных эпизодов, максимум – что-то около 3-4 недель, но я до сих пор удивляюсь, как это пережила. В случае Элизабет Вуртцель депрессия длилась много лет подряд.Читать книгу было… Ну, странно. Слишком много знакомых моментов. Я тоже росла в неполной семье, хотя и без скандалов, в начальной школе тоже показывала незаурядные способности, и примерно в то же время, что и Элизабет, меня как выключили. Не захотелось задумываться, были ли это предвестники проблем, которые появились позже, но суть в том, что я хорошо понимала Элизабет. Даже когда она делала что-то, что мне и в голову не приходило – например, принимала наркотики, – было понятно, почему она это делает. Но окружающие понимали ее далеко не всегда. Время было такое – не самое худшее для человека с подобными проблемами, но и не самое лучшее. С другой стороны, многие и сейчас относятся к депрессии как к какому-то капризу. Далеко ходить не надо – я ведь сама несколько лет назад считала, что героине Сильвии Плат нужно было просто перестать ныть, встать и пойти.Вот еще интересный момент. Несмотря на то, что к книге я подступала с отдалённо, но все же похожим опытом, все равно иногда чувствовала раздражение. Мол, да сколько можно, Элизабет, ты знаешь, что тебе не стоит этого делать, но все равно делаешь, не хочешь ранить – но ранишь, не хочешь творить фигню, но все равно творишь. Потом вспоминала себя и сказанные мне одним мудрым человеком слова о том, что в людях нас, как правило, раздражает то, что нам не нравится в себе. И становилось грустно и неловко.Роман как жизненная история и портрет поколения мне безусловно понравился. Правда, слегка удивил эпилог, в котором Вуртцель пишет о том, что, не дословно, «депрессии» стали модными, люди начали пачками принимать прозак, хотя в большинстве случаев это не нужно; в ее случае – да, в большинстве других – нет.С этой мыслью не поспоришь. Само слово «депрессия» действительно обесценилось, и когда человек говорит, что у него это самое, не всегда можно понять, у него просто временно упало настроение по какому-то поводу или реально серьезная проблема. Однако, во-первых, странно судить со стороны, что вот у меня на самом деле болезнь, а у этого человека нет. Во-вторых, пока я читала роман, ничто не подводило к такой мысли, и в результате название и эпилог показались оторванными от текста.Стоит ли читать эту книгу? Не знаю. Она, на мой взгляд, хорошая. Но чтение точно не будет простым. Будет темно, будет горько. Скорее всего, вы будете злиться и раздражаться. Общение с человеком в депрессии – это всегда тяжело.Даже через книгу.

Свои мемуары никому не известная выпускница Гарварда Элизабет Вуртцель написала в двадцать семь лет. В «клуб 27» Вуртцель не попала, умерла, разменяв шестой десяток, но благодаря «Нации прозака» в один ряд со своим кумиром Куртом Кобейном всё-таки встала. Как и лидер Nirvana, писательница стала голосом поколения и за ручку вывела из андеграунда в литературный мейнстрим разговор о депрессии и зависимости за два года до «Бесконечной шутки».Как ни странно, за тридцать лет, что прошли с момента написания, «Нация прозака» не стала пахнущей затхлостью вчерашней сенсацией. Первая публикация на русском в 2023-ем выглядит закономерностью: за последний год россияне потратили на антидепрессанты около 10 миллиардов рублей. Чаще, чем IT-школы, в рекламе встречается только сервис подбора психотерапевта. Сегодня, если ваш собеседник не принимает ингибиторы обратного захвата серотонина, это означает лишь то, что он просто сидит на транквилизаторах или нейролептиках.Ещё один кумир миллениалов, Чак Паланик, в одном из романов написал, что «воскрешение возможно только полного саморазрушения». Собственно, попытке воскреснуть после того, как разрешение доведено до предела и посвящён текст Вуртцель. Болезненная фиксация на себе, постоянный поиск облегчения, отчаяние из-за невозможности провести границу между собой и болезнью выглядят отталкивающе, но при этом подкупают своей искренностью. Писательница признаётся, что, заканчивая колледж, из-за поглотившей её в одиннадцать лет депрессии она всё ещё была подростком, неспособным нести ответственность за свои слова и поступки и постоянно жаждущим обвинить во всех смертных грехах родителей. Так что в какой-то мере «Нация прозака» – это ещё и классический роман-взросления «на колёсах».