000
ОтложитьЧитал
Сидит помещица Гурмыжская у окошка; смотрит на улицу, а слезы так и капают и капают из глаз[1].
Сегодня благовещение. Солнце радостно, во весь рот смеется, глядя на землю, птицы бросили вить гнезда и весело чирикают, колокола заливаются бодрыми голосами. Все настроено торжественно, празднично.
И люди стали лучше, пригляднее. Большевики и меньшевики мирно играют в бабки, и хотя ме-ки плутуют, бе-ки не обижаются и не лезут в драку. Энесы и эсеры[2], трудовики надели чистые кумачные рубахи, ярко вычистили сапоги бутылками, смазали волосы лампадным маслом и гуляют кучками, щелкая подсолнухи и напевая «Дубинушку».
Но городовой, стоящий на посту, не боится их сегодня. Он знает, что в этот день и бомба не взрывается и браунинг не палит. Даже Крушеван с Пуришкевичем[3] отказались на сегодня от погромов и едут на извозчиках на острова.
Все довольны, все веселы. Только она одна, несчастная неутешная вдовица, сидит, пригорюнившись, и крупные слезы стучат, как горох, о подоконник.