000
ОтложитьЧитал
Глава пятая. На пепелище
После очередной вечеринки возлюбленную Зибы подвезли к дому на ярком спортивного стиля автомобиле. Помахав друзьям узкой ладонью, она вошла в подъезд, распространяя запах дорогих французских духов и сигарет с ментолом. Вызвала лифт и стала ждать пока он сползет сверху.
Она подустала за день: веки отяжелели, голова клонилась набок. В который раз белокурая красавица мысленно возвращалась к своим отношениям с Зибой, чувствуя что стоит на распутье и надо что-то решать.
Либо все останется скандальным приключением, пустившим переливчатый шлейф сплетен, подогревшим «общественный» интерес. Либо перейдет в долговременную связь, из которой трудно будет выбраться без потерь.
Пока их отношения воспринимались как оригинальная и шокирующая игра. Но как только окружающие почувствуют, что это серьезно, они станут относиться к ней с долей брезгливого сочувствия.
Хуже всего то, что Зиба втягивается все больше и больше. Слишком вошла в роль – требует чуть ли не ежедневных встреч, ревнует к общим знакомым, делает дорогие подарки. Нужно скрыться на месяц куда-нибудь на курорт, не посвящая никого в свои планы, иначе Зиба разузнает и примчится.
В подъезд зашел ничем не примечательный человек с аккуратным пробором, остановился в почтительном отдалении, ожидая лифта. Утонченной блондинкой в мини-юбке он совершенно не заинтересовался – достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку и принялся листать страницы, шевеля губами.
Наконец, двери лифта разъехались в стороны, приглашая в тускло освещенную кабину. Девушка вошла первой и, обернувшись, увидела как невзрачный человек с аккуратным пробором на ходу прячет записную книжку обратно.
Он дождался пока дверцы закроются и спросил:
– Какой этаж?
Чем-то он сразу ей не понравился – своей расслабленностью, своим безразличием. Безликая амеба.
– Девятый.
– А мне третий, – сказал он со странным удовлетворением.
«Мог бы давно пешком подняться», – подумала девушка.
Вдруг человек цепко схватил ее за плечо и плеснул в лицо густой жидкостью из флакона с широким горлышком. От страшной боли она осела на пол. С лица словно сдирали кожу. Что-то потрескивало, испуская пар.
С громким стоном она провалилась в светящуюся пучину обморока. Не видела как попутчик вышел на третьем этаже, бросив плоский флакон с соляной кислотой в зазор между полом кабины и лестничной площадкой.
* * *
Впервые гражданин Великобритании Евгений Белозерский приехал в Россию на пятьдесят втором году жизни. Тогда страна еще называлась Советским Союзом, и на первой волне перестройки власти разрешили созвать конгресс соотечественников из-за рубежа.
Многие из собравшихся уже не чаяли увидеть родину: купола церквей, летние грозы, уцелевшие улочки старой Москвы. Мало у кого остались детские воспоминания, почти все знали Россию только по рассказам родных. Теперь каждый получил возможность сравнить свои фантазии и сны с реальностью.
Впрочем, им не оставляли много свободного времени – советская тяга к обязательным мероприятиям была еще жива. Ежедневные заседания по шесть часов, экскурсии на кондитерскую фабрику и ЗИЛ, прием в ЦК КПСС и Троице-Сергиевской лавре, прогулка по Москве-реке в сопровождении ансамбля народных инструментов.
Во второй раз Белозерский приехал уже по частному приглашению. В своем лондонском доме он собрал большую коллекцию современной живописи и теперь хотел пополнить ее произведениями русских художников. Он перезнакомился со многими людьми, пересмотрел множество картин – в прокуренных полуподвальных помещениях, на тротуаре старого Арбата, в просторных выставочных залах, где у авторов спрашивали автографы.
Художники – что бритые, что бородатые – были чрезвычайно интересными собеседниками, высказывали глубоко философские мысли о живописи в прошлом и будущем. Но их работы представляли собой всего лишь копии западного авангарда двадцатилетней давности.
Все-таки гостю удалось откопать подлинно оригинальные по композиции и колориту вещи – как крупинки золота в пустой породе. Сначала таможня наотрез отказалась выпускать полотна за рубеж, но, разглядев, что Белозерский везет только современную живопись, удовлетворилась взяткой в пятьсот долларов.
Только в третий свой приезд потомок сиятельнейшего князя Российской империи решился наведаться в Крапивино, бывшее имение своих предков. Если судить по рассказам отца, здесь находился большой трехэтажный дом с белыми колоннами и флигелем, конюшня для породистых рысаков и множество других жилых и хозяйственных построек.
Мальчик Женя часами перебирал уцелевшие фотографии где фигурировали панамы, теннисные ракетки, удочки, корзинки с грибами, запряженная лошадьми повозка и велосипед. Автору снимков – а это был брат отца – не приходило в голову, что каменную громаду дома тоже важно запечатлеть, что она только кажется непоколебимой и вечной.
Он старался зафиксировать сиюминутное: детскую улыбку, солнечные блики на траве рядом с едой, разложенной на походной скатерти, круги на воде озера от плеснувшей хвостом рыбы, порыв ветра, который вынуждал дам придерживать широкие поля своих шляп.
Тогдашняя техника фотографии была еще несовершенной – быстрое движение почти всегда смазывало очертания. Большой детский мяч превращался в расплывчатую полосу, лошадиный хвост – в веер. От дома попадались только фрагменты: угол стены, растворенное окно, ступени лестницы, ведущие к парадному входу.
Однажды отец забрал у Жени снимок, положил на большой лист белой бумаги и быстро карандашом набросал то, что осталось за кадром: кусты роз возле изгороди и приоткрытую дверь между колонн.
– А веранда? – крикнул восхищенный мальчик.
Но грифель неожиданно сломался и отец, ничего не говоря, вышел из комнаты.
Теперь, спустя сорок лет, Белозерский подъезжал к знакомым, но не виданным ни разу местам на пригородной электричке. Вагон заполонили дачники с помидорной рассадой и свежими газетами. Напротив сражались в подкидного. Вдоль по проходу постоянно кто-то двигался – то сумрачные контролеры, то нищий с куском картона на груди, где крупными печатными буквами было написано обращение о помощи, то продавец мороженого с тяжелой сумкой. Солнце то и дело мигало, просвечивая сквозь листву.
Сойдя на станции, Белозерский уверенно направился вперед – он отлично запомнил дорогу по рассказам отца. Следом увязалась бродячая собака – он не стал ее отгонять.
Проехал навстречу мужик на колесном тракторе с прицепом – повез кому-то необрезную доску. Пробежали шумной стайкой дети.
Вот она, кленовая аллея, о которой говорил отец. Только одно дерево уцелело, остальные спилили у самого основания. Судя по всему это случилось давно – пни потемнели, кое-где просто рассыпались в труху. Уцелевший клен тоже высох, торчали одни голые сучья без единого зеленого листа. Кто уничтожил деревья, чего ради?
Дом должен был стоять в конце аллеи. Но там начинались буйные заросли крапивы. Против собственной воли Белозерского подталкивало вперед, как человека, различившего на трупе посреди дороги знакомую одежду. Он ускорил шаги.
В зарослях виднелся фундамент, валялись отдельные кирпичи. Белозерский присел на корточки, приподнял один из кирпичей руками – тяжелый для своего объема, он сохранил с одной из сторон остатки штукатурки. Рядом валялась разбитая бутылка с облезлой этикеткой, оболочка от вареной колбасы. Собака стала тыкаться мордой, озабоченно принюхиваясь.
Поднявшись, гость двинулся в обратный путь. На середине дороги до станции он заметил, что пальцы обеих рук крепко сжаты в кулаки. Так крепко, что костяшки побелели. Попробовал разжать – ничего не получилось. С размаху ударил кулаком по ближайшему стволу, но только заработал ссадину.
Пальцы не разжимались. На одном из них красовался перстень с теми же четырьмя странными буквами, которые Максим Левченко не смог прочесть на уцелевшем в пожаре мастерке.
* * *
После безуспешного разговора со вдовой Альтшуллера Олег с удвоенным рвением принялся за работу. Еще немного и все материалы будут продублированы на винчестере и дискете.
Запечатанную коробочку с пятью дискетами он приобрел не где-нибудь на толчке, а в магазине от фирмы «Басф». И все равно мучился сомнениями – что если на одной из этих якобы отформатированных дискет обитает вирус? Она угробит все плоды ночных трудов, разрушит систему, где каждая частичка информации встроена на свое место.
Конечно, можно купить дискету с программами-антивирусами, но где гарантия, что она сама не заражена? Тем более новые вирусы появляются чуть ли не каждую неделю, и программы их обнаружения и лечения нужно регулярно обновлять.
Скрепя сердце, Каллистратов все-таки выбрал из пяти чистых дискет одну и решил работать пока только с ней – благо текстовая информация занимает мало места и на дискете уместится до тысячи стандартных страниц.
В конце недели позвонил Мигунов:
– Тебя еще не вызывали для дачи показаний?
– Честно говоря я последнее время не заглядывал в почтовый ящик. Может быть туда уже кинули повторную повестку.
– Вряд ли. Меня тоже пока не дергают. Похоже следственная бригада еще не вернулась – загорают в Сочи.
– Взял в киоске номер с твоей статьей. Сделано профессионально, – Каллистратов решил, что Мигунов ждет отзыва.
– Обычное дело, – энергичного корреспондента «Вечерки» явно не мучили сомнения в собственном мастерстве. – Последние новости: нас тут в редакции подключили к «Интернету». Один из ребят-программистов показывал, как ориентироваться в этих «виртуальных» джунглях. Это словечко уже лет десять держится в моде, а я только теперь толком почувствовал, что оно значит – непростительно… Провел нас по апартаментам Шарон Стоун, показал, как выбраться на странички последних новостей Ассошиэйтед пресс и Рейтер. Поиграли вместе со случайными партнерами-американцами в «воздушный бой».
– Молодцы, – вяло заметил Каллистратов.
– К чему я все это тебе говорю. Сейчас уже дураку ясно: за «Интернетом» будущее в системе глобальных коммуникаций. Поэтому приверженцы всех идеологий там прочно обосновались. Особенно идеологий теневых и запрещенных, которые лишены доступа на телевидение. Дело объясняется просто – в «Интернете» в принципе невозможна цензура. Программист, который нас подключал, показывал интересные адреса. Есть сборники речей Гитлера, иллюстрированные документальными фотографиями и в самых ярких отрывках озвученные подлинным голосом фюрера. Есть любовно оформленное собрание сочинений Мао Цзедуна на испанском языке – надо полагать переводчики из «Сендеро Луминосо» поработали. Есть куча детальных инструкций по сатанинским обрядам, по технологии изготовления самых разных наркотиков. Проповеди какого-то аятоллы, материалы Древнего и Мистического Ордена Розы и Креста. Ты знал, например, что у розенкрейцеров в наши дни есть огромный парк в Калифорнии, который занимает целый квартал города Сан-Хосе? С Египетским музеем, планетарием, конференц-залом и учебным комплексом, который технически оборудован в сто раз лучше, чем МГУ. А я видел все это своими глазами.
Мигунов еле заставил себя остановиться. Точно так же, наверно, конкистадор Кортеса, вернувшись на родину, мог без устали рассказывать о сокровищах ацтеков, о красочном мире непроходимых лесов, огромных попугаев и величественных храмов.
– К моей теме это не имеет отношения. Ты забыл, что масоны никогда не стремились пропагандировать свои взгляды, увеличивать число сторонников. Наоборот, боялись этого пуще огня. Поэтому прием в ложу проходил так непросто. Для того, чтобы использовать толпы, нет никакой необходимости посвящать их в свою идеологию – по крайней мере так всегда считали масоны. Есть идеологии, специально созданные для масс, которые можно свести к нескольким простым и понятным формулам: коммунизм, фашизм, ислам, даже христианство. А масоны специально все усложняли до предела, чтобы отгородиться от толпы. Им не нужны были парады, демонстрации, скандирующие толпы, фанатики-террористы, готовые пожертвовать собой. Стоя на вершине, они просто сталкивали нужный камешек, который рождал лавину.
– Я не утверждаю, что масоны пропагандируют свою веру через сеть. Но каким-то образом они ее используют. Надо порыскать там повнимательней, со знанием дела.
– Предлагаешь мне оформить подключение? Не потяну.
– Знаю. Хотя есть «провайдеры», у которых вполне божеская абонентская плата.
– Остается искать спонсоров, – в шутку заметил Олег.
Глава шестая. Ночной «Аквариум»
После несчастья, которое случилось с подругой, Зиба три дня безвылазно просидела в своей комнате, не поднимаясь с кресла. Ночь напролет горел свет, она сидела, глядя в одну точку на стене. Все тело застыло, как будто схваченное судорогой. В углах звучал несмолкающий пронзительный вой.
Чтобы дочь ничего не выкинула, Хаджиев оставил в квартире человека из службы безопасности банка. Сам он, появляясь поздно вечером, не входил к ней, не пытался завести разговор.
Конечно, он мог бы заплатить красотке, чтобы та исчезла раз и навсегда. Мог подкинуть парня, перед которым она бы не устояла, а потом их засняли бы скрытой камерой для Зибы. Но он выбрал другое – только сильнейший шок мог исправить положение.
Через три дня Зиба с трудом встала, напилась воды из крана на кухне, замочив подбородок и шею. Выкурила сигарету. Сделала себе два бутерброда со шпротами и кружками лимона. Съела, вытерла бледные губы салфеткой и вошла в кабинет отца.
– Кто этот человек? – начала она без предисловий, – где ты его откопал?
– Я же сказал – сын моего погибшего компаньона, – Хаджиев сразу понял, о ком идет речь. – Способный хлопец, я уже ввел его в правление.
Отец готов был сообщить ей, что жизнь подруги вне опасности, но дочь не задавала вопросов на эту тему.
– Я бы хотела с ним встретиться.
На следующий день желание Зибы было исполнено: Алексей – так звали парня – заехал за ней на своем «БМВ».
– Давно работаешь в банке? – Зиба надела темные очки и трудно было разобрать выражение ее лица.
– Скоро пять лет. Куда поедем?
– Лучше просто покатаемся. Не против?
– Давай.
– Что тебе сказал мой отец?
– Сказал, что тебе надо развлечься.
– Это точно. Значит ты готов исполнять все мои желания?
Алексей тряхнул волосами и улыбнулся.
– Такого обязательства я не давал. Составить компанию.
– С тобой, наверно, проводили инструктаж?
– Мне сообщили как тебя зовут, сколько тебе лет. Предупредили, что надо быть готовым к любым неожиданностям. Пожалуй все.
– Можешь успокоиться, неожиданностей не будет. Поехали в «Аквариум».
Так назывался один из московских ночных клубов с высокой платой за вход. Здесь все имитировало аквариум: зеленоватый свет, причудливые растения. По стенам скользили хвостатые тени. Бесцветные воздушные шары самых разных размеров плавали над головами, имитируя пузырьки. Только на площадке для танцев пол оставили твердым и гладким, остальное было засыпано мелкой, перекатывающейся под ногами галькой. Хорошим тоном считалось снимать обувь у входа и ходить по гальке босиком.
– Бывал здесь когда-нибудь?
– Нет. Все время съедают работа и тренировки.
– За сегодняшний вечер ты наверно получишь двойной тариф.
Уверенно ступая по гальке, Зиба выбрала столик.
– Тебе бы тоже не мешало снять туфли. Так гораздо приятнее.
– А куда их деть? – Алексей огляделся по сторонам.
– Отдаешь у входа и получаешь номерок.
– Ладно, обойдусь как-нибудь.
– Не хочешь возвращаться? Тебе, наверно, приказали не оставлять меня одну. А каким спортом ты у нас занимаешься, если не секрет?
– Подводное плавание.
– Замечательно. Ты здесь как раз в родной стихии.
– Только вот народа слишком много. Под водой обычно меньше.
– И у всех вредные привычки: курят, пьют, колются. Ты знаешь, что тут половина публики «под газом»?
– Не похоже.
– Это легкий наркотик. Специально для ночных клубов и дискотек. Можно взять прямо здесь по сходной цене, – Зиба испытующе взглянула на своего спутника.
– Я никогда не стремился быть правильным. Другое дело – я верю, что самое лучшее лежит на самой верхотуре, куда никакой ковер-самолет тебя не перенесет. Надо карабкаться самому. А наркотики – слишком дешевый кайф: протяни руку и возьми.
Танцевало около десятка пар. Всем хватало места и стильно одетая молодежь выламывалась кто как хотел. В зеленоватом освещении они походили на утопленников, которых шевелит сильное подводное течение.
– Понятно. Претендуешь на то, чтобы быть сильным человеком.
– У каждого из нас есть свои амбиции.
* * *
Съестного в квартире почти не осталось. После тщательного осмотра Каллистратов обнаружил только черствый хлеб и пустую на две трети банку засахарившегося варенья. Вооружившись ножом и столовой ложкой, он стал понемногу отрезать хлеб и выковыривать варенье со дна. Компьютер перешел в ждущий режим и рисовал на экране вид звездного неба из окна летящего космолета. Приближаясь, звезды превращались в разноцветные флажки.
Разговор с Мигуновым никак не выходил из головы. В самом деле – при всей архаичности ритуалов масоны всегда очень чутко реагировали на новые веяния. Они никогда не агитировали вступать в ложи, но зато распространяли другие идеи, которые считали выгодными для своих интересов.
Их главной задачей было сменить в стране легитимный режим и привести к власти своих протеже. Взять, к примеру, три самые знаменитые революции: американскую, французскую и русскую.
С чего начались события в Америке? С собраний политических вольнодумцев в таверне «Зеленый дракон» на северной окраине Бостона. Но здесь же традиционно собирались члены масонской ложи святого Эндрю. Ее лидеры Ривер, Хэнкок и Уоррен были ярыми сторонниками борьбы против британской короны. Масонами были Бенджамин Франклин, отправившийся в Париж за поддержкой французских собратьев, и маркиз де Лафайет, который отплыл в Америку на собственном корабле и позже получил звание генерал-майора в Континентальной армии…
Олег ссыпал крошки в ладонь. Остановился на секунду, но не стал изображать картину отчаянной голодухи и лелеять жалость к самому себе – бросил крошки в мусорное ведро. Наполнил опустевшую банку водой, чтобы потом она легче отмылась.
…Джордж Вашингтон был избран Великим магистром Виргинской ложи и на самом известном своем портрете изображен в масонском фартуке, с орденом на груди в виде солнца, заключенного между ножек циркуля. Подавляющее большинство его генералов были братьями по Ордену…
Скорое появление Аллы не предвиделось – в последний раз они сильно повздорили.
– Посмотри на себя – в кого ты превратился! – кричала она. – В гроб краше кладут! Он воображает, что пишет книгу. Дергает по странице отовсюду. Не такой уж творческий процесс, чтобы потерять всякое чувство реальности!
Тогда Олег не стал заглядывать в зеркало. Теперь он вспомнил разговор и зашел в ванную, чтобы вынести собственное беспристрастное мнение.
Конечно, Алла преувеличила, как всякая женщина, оскорбленная в лучших чувствах. Женщины всегда видят вещи или лучше, или хуже, чем они есть на самом деле. Лицо бледновато – это верно. Щетина. Щеки слегка впали, если приглядеться. Вот и все – ничего особенно страшного. Сейчас трехдневная щетина в моде.
Тем не менее, перед тем как выйти на улицу он тщательно побрился, даже сделал два легких пореза от усердия. Умыл лицо холодной водой, причесался. Решил для полного комплекта и зубы почистить. Тюбик давно лежал открытым, сверху паста засохла и, когда Олег резко надавил, выползла густым белым комом из нижнего конца.
…В канун Великой Французской революции многие масонские ложи были преобразованы в якобинские клубы, готовые начать восстание по приказу Центрального комитета. Робеспьер и Дантон, Мирабо и Шометт начинали свою политическую деятельность как масоны и только взойдя на трибуны, набросили на себя другие одежды…
С грехом пополам он закончил свой туалет. В отсутствие Аллы придется самому заботиться о пропитании. Первым делом присмотреть, что можно продать. У алкашей есть хотя бы пустые бутылки, а у него и с этим проблема. Что вообще сейчас можно быстро сбыть с рук? Кажется, какие-то барыги в подземных переходах скупают старые механические часы.
…А в России. Кем, как ни масонами, были Гучков, Керенский, Милюков. Эти корифеи оппозиции, явно, с думской трибуны и тайно – интригами, оголтелой пропагандой, деморализацией армии – раскачивали здание самодержавия. Временное правительство на девяносто процентов состояло из членов масонских лож…
Он продал часы, не торгуясь, и зашел в большой продуктовый магазин самообслуживания. Взял коляску, намереваясь запастись съестным по меньшей мере на неделю. Но быстро убедился, что с вырученной за часы суммой на запасы впрок рассчитывать не приходится. Да, слишком давно он не заглядывал в магазин – с тех пор, как Алла взяла продовольственное обеспечение на себя.
Каллистратов стал мучительно соображать – на чем бы сэкономить, но в этот момент его отвлекли – смуглый человек с длинными не по моде бакенбардами дотронулся сзади до его плеча.