Надежда

– Ни на пятнадцать, ни даже на пять. Я пошла, а вы, мальчики, следите за своими язычками. А не то будете самогонку у себя в комнате каждый глушить. Я второй раз повторять не буду, вы меня знаете.

…В такие моменты она до невероятности напоминала мне Надю – ещё давно, там, на Земле…

Мэв направилась куда-то в другую часть трактира, сбитые с толку мужики молчали, провожая её глазами…

Мой взгляд упал на охранника, сидящего у двери – здоровенного детину с короткой тяжёлой дубинкой на поясе (единственное оружие, которое можно было иметь – при специальной лицензии, разумеется, – в Королевстве Ледяных Владык). Уж этот бы точно так не подошёл, разве что непосредственно по прямому приказу всё той же Мэв. Кишка тонка – Поселок-то небольшой, все друг друга знают…

Хотя насчет «единственного оружия» не совсем верно. У одного человека был меч – самый настоящий, боевой, хотя, конечно, без единого грамма серебра. И звали этого человека… Мэв. Не знаю, за какие заслуги она добилась такого от кровососов, но факт есть факт. У Мэв – единственной из всех известных мне людей – было настоящее холодное оружие. Причем вполне официально, хоть даже и без права выносить клинок из дома…

Практически собственный трактир, полное отсутствие других смен, боевой меч…

Странно вообще-то…

Господи, что за мысли дурацкие лезут?! Я что есть силы потряс головой и повернулся к остальным: пришло самое время выпить по следующей (какой там – четвертой?) рюмке.

…Мы посидели ещё с полчасика, старательно избегая в разговоре «запрещенной» нам темы. Потом, добив заказанные два пузыря, поднялись и молча направились к выходу.

Время шло, до рассвета оставалось не так уж и долго. Нужно было сделать кое-какие домашние дела и успеть хорошенько выспаться до следующей смены.

Плеток надсмотрщика за «излишнюю леность» получать не хотел никто…

* * *

Надя стояла возле меня и, чуть нагнувшись к зеркалу, красила губы. В этих черных обтягивающих джинсах и голубой рубашке из непонятного, полупрозрачного материала, она была просто чудо как хороша. Острые черты лица, длинные волосы, тонкий разрез губ… всё это было таким знакомым, таким своим… и в тоже время каким-то неизвестным, таинственно-притягательным, волшебным… Не знаю, как ей удавалось это – но, уверен, ни одна девушка на земле не смогла бы сравниться с Надеждой, стать более женственной и желанной. Ни за что и никогда.

…И до нашей свадьбы оставалось всего-то два жалких месяца…

Я чувствовал манящий запах её духов и у меня немного кружилась голова – как тогда, три года назад, когда мы только начали встречаться…

Бог мой, три года!.. А теперь она моя невеста…

На ум сами собой пришли строки из известной песни Алексея Глызина:

Смотришь ты в зеркало или в окно,

Волосы вьются по ветру.

Даже не знаю за что мне дано,

Счастье увидеть всё это…

Ты не ангел, но для меня…

Но для меня… ты стала святой.

Ты не ангел, но видел я,

Но видел я твой свет неземной…

– Всё, Игорь, я готова. Идём!

Да, наверное, Надю действительно нельзя было назвать ангелом – порой она была злой, порой капризной. За всё время я так и не смог ни разу её переспорить – в вещах, имевших какое-либо значение, разумеется… Она всегда отстаивала своё, редко уступала… и практически всё время оказывалась права – как, зачастую, я понимал уже позже.

Но, Господи, разве это имело хоть какое-то значение?

Раз ты меня научила летать,

Значит, не может быть фальши…

Мы шли по направлению к метро, даже ещё не зная, куда отправимся. Вечер субботы, впереди целый выходной день, можно сходить куда-нибудь, посидеть, развлечься…

Вообще, если честно, я предпочёл бы остаться дома и скачать из интернета какой-нибудь фильм. Но Надя, как часто бывало, настаивала на «выходе в люди». Мол и так кино за неделю насмотрелись, пора и честь знать.

Собственно, я не был так уж прям против…

…Вагон – сегодня почему-то на удивление пустой – послушно довёз нас куда требовалось и остановился.

ВДНХ. Станция, известная, наверное, на всю Россию. Почему? А хрен его. Никогда не знал и, более того, не стремился. Может, из-за парка? Тут классный парк, разные аттракционы, всё как полагается…

В общем, не суть. Мы приехали сюда отнюдь не кататься на колесе обозрения или чём-то ещё. Просто здесь, в минутах этак десяти от метро, стоял один классный ресторанчик. Ничего особенного, ничего дорогого. Но нам нравилось – мы часто сидели там раньше, когда ещё не жили вместе, а Надя училась в институте. Вот и сейчас… кольнуло что-то романтическое в душе. Дух прошлого – сладкого, чарующего прошлого – уверенно потребовал своё. И мы поехали сюда, на ВДНХ. Поехали, чтобы вспомнить, как всё было…

…За прошедший год ресторан практически не изменился. Всё те же круглые столики, всё те же лампы с красноватыми стёклами, всё те же официанты… Я глубоко вздохнул. Даже воздух – с легким привкусом каких-то специальных трав – остался тот же.

Здесь всё начиналось…

Надя уже уверенно шла к одному из свободных мест, когда я, повернув голову, буквально остолбенел.

Константин!

В полном одиночестве мой недавний спаситель сидел на высоком стуле у барной стойки и, судя по всему, тупо глушил водку.

– Надь!

Девушка послушно остановилась, вопросительно кивнула головой.

– Помнишь, я рассказывал тебе о парне, что подвез меня неделю назад? Ну с дачи Александровых, когда у них дядя умер?

– Ммм… Финансовый директор?

– Именно. А теперь посмотри вон туда, – я протянул руку, – тот тип в тёмно-синем костюме – это как раз он.

Пару секунд Надя задумчиво изучала Костю, затем медленно произнесла:

– Знаешь, примерно так я его и представляла… А чем он занимается? Сидит один, рядом лишь графин с водкой…

– Ну вот этим, надо полагать, и занимается, – произнеся последнее слово, я пожал плечами.

– Ну-ну… Ладно, пошли давай, пока стол никто не занял.

– Постой… Надя, я… я должен подойти к нему, поздороваться. И вас заодно познакомлю. А то некрасиво как-то получится, сама подумай…

Я не произнес этого вслух, но дело было отнюдь не только в красоте или «некрасивости». Просто почему-то мне вдруг действительно захотелось обмолвиться парой слов со своим недавним спасителем, не знаю уж почему. В конце концов мы неплохо поболтали тогда, неделю назад, да и человеком Костик был интересным… Чёрт возьми, пожалуй я был даже рад, что увидел его тут минуту назад! Харизма, наверное…

– Да ну его, Игорь, – повернулась ко мне Надя, – пусть себе сидит дальше. Не хочется совершенно.

– Да ладно тебе. Давай подойдем! Я хочу вас познакомить. Дел-то на пару минут всего…

– Ну-ну… – как-то задумчиво произнесла девушка, – Ладно, что уж с тобой поделаешь… Веди.

Странны и непредсказуемы дороги судьбы, размышлял я в те короткие мгновения, пока ноги шагали по направлению к барной стойке, – Москва огромный, многомиллионный город – каковы шансы встретится со случайным человеком вновь? А ведь встретились же…

– Игорь?! – Лицо Кости озарилось таким же удивлением, какое, надо полагать, было и у меня короткое время назад. – Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю со своей невестой, – я усмехнулся. – А вот кстати и она, знакомьтесь. Надя, Константин.

– Приятно познакомиться, Надежда.

– Взаимно, Игорь немало рассказывал о вас. Спасибо, что помогли моему недотёпе – иначе ему точно не поздоровилось бы, когда он наконец-то пришёл домой, – девушка улыбнулась, показывая, что последние слова не следует воспринимать всерьез.

…Надя всегда умела наладить разговор – если хотела этого сама, разумеется. Черта, которой я, признаться, даже немного завидовал…

– Выпьете со мной? А то одному, сами понимаете, не очень-то весело…

Я вопросительно взглянул на Надю. Она не особо хотела подходить, так что решать ей…

– Конечно, – без малейшего промедления сказала девушка, решительно усаживаясь на соседний стул, – Только мы, наверное, лучше пиво. Да, Игорёк?..

…Какое-то странное, совершенно непонятное мне выражение промелькнуло на лице Кости – всего на один краткий миг, Надя, скорее всего, даже не успела заметить. Там было перемешано всё – и ностальгия, и романтика, и некая злость… Но больше всего было боли. Боли и… растерянности, пожалуй… Какого-то глобального, просто вселенского недопонимания…

Я закрыл глаза, чётко произнес «Раз» – и открыл их снова.

– Да, Надюш, лучше пиво.

– Тогда и я с вами, – практически сразу произнес Костик, – отложим водку для другого раза, ну её к черту. Надоела хуже горькой редьки на самом деле. А вот хорошего пива я давно уже не пробовал…

– Что ж, тогда не будем мелочиться, – я повернулся к бармену, – Шесть бокалов «Стародуба», пожалуйста. И рыбы, наверное…

– К черту рыбу, – влез Костик, – раки есть? Давай, штук двадцать. Вон тех, побольше которые, ага. Да и пиво лучше… эээ… Хенкель думаю.

Мы с Надей переглянулись: новый заказ стоил раза этак в три больше…

– Я угощаю, – просто сказал Костя, – только не спорьте! Я этого хочу, бабки есть. Ты, Игорёк, и так знаешь. Идёт? – он взглянул в глаза Наде, потом мне. – Благодаря вам хоть поговорю с кем-нибудь нормально, а не об облигациях и прочей ерунде…

– Идет, – подождав с полсекунды, улыбнулась девушка, – но смотри, ты сам напросился!

…Мы сидели долго. Пили, говорили, смеялись… Всё как полагается, в общем. Выяснилось, что Костя заехал в ресторан сразу после какой-то важной рабочей встречи, где он представлял разработанные им и его помощниками аг… ам… короче, опустим. Жена нашего финансового директора была в командировке, дочь – под надзором какой-то специальной няни. Вот Костик и решил немного развеяться перед сном…

…Вечер почти уже перешёл в ночь, когда мы, наконец, вывалились на улицу. Здесь наши пути расходились – нам с Надькой нужно было успеть на метро, Костика же ждала его машина…

– Ну что, давай? – сказал я слегка заплетающимся от выпитого языком, – Посидели отлично, надо будет повторить, как у тебя будет врр… ик… время.

– Давай, – неожиданно серьезно произнес Костя, а в следующее мгновение… резко и сильно ударил меня по лицу.

Я ещё услышал крик Нади – отдаленно, будто находился в целом квартале отсюда – а потом как-то вдруг ноги сами собой прогнулись, асфальт качнулся, словно поверхность океана во время шторма и ночь – наша светлая майская ночь – стала стремительно темнеть…

…Уже падая, я подумал, что совершенно не чувствую боли. Удивления не было тоже, как будто всё шло по заранее предписанному плану…

* * *

…Очнулся я от того, что мне на голову лилась ледяная вода. Дальнейшее… в следующий миг на меня свалилось столько информации, что просто физически невозможно описать всё сразу.

Во-первых, Костя – его улыбающееся лицо я опознал, наверное, всё-таки чуточку скорее прочего. Финансовый директор стоял на расстоянии тридцати сантиметров – и аккуратно, словно заботливый садовник, поливал мою голову из стеклянного графина. Я сидел на стуле… и был привязан. Да-да, руки были заведены назад и жёстко прикручены к спинке, на ноги веревки не пожалели тоже… Единственное чего не хватало, так это кляпа – но рот, Слава Богу, оставался свободен. Только что (хотя кто знает, сколько времени уже прошло на самом деле?) мы разговаривали об ужастиках. А сейчас я сам практически стал участником такого фильма…

Второе, это боль в скуле. Именно там, куда меня ударил Константин, прежде чем я потерял сознание. Физически ощущалось, что щека уже успела распухнуть (что, кстати, говорило о том, что времени прошло не так уж и мало) и «расползтись». Боксером наш «друг» был, наверное, и впрямь неплохим…

И третье, самое главное – это Надя. Она была точно также прикручена к стулу всего в нескольких метрах от меня. Только её рот закрывал аккуратно наклеенный кусочек скотча, а сама девушка до сих пор пребывала без сознания. На левой щеке Надежды распухло большое красное пятно – надо полагать, точно такое же, как и у меня…

Место, где мы находились, было мне незнакомо – высокие потолки, светлые стены, вазы с цветами, в углу так и вовсе пальма (декоративная, небольшого размера)… Вся мебель была здесь исключительно из настоящего дерева и оттерта, буквально, до блеска. И порядок, просто идеальный, исключительный порядок – ни тебе брошенных на полу тапочек, ни небрежно кинутой на полу книги… Место нашего пребывания можно было смело фотографировать и отправлять в какой-нибудь дорогой журнал – с надписью «продается новая вилла, цена…».

Такого никогда, НИКОГДА не бывает там, где живет хоть кто-нибудь, люди просто не в состоянии так существовать – даже прославившееся своей аккуратностью немцы. Так где же мы оказались?! И что… что нужно от нас этому придурку с вазой?!

«Придурок с вазой» меж тем перестал поливать мою макушку и теперь просто стоял, ожидая, как видимо, какой-то реакции.

Первые мысли… не скрою, они были панические. Возможно даже, недостойные настоящего мужчины – по крайней мере того его образа, что постоянно прививают нам из телевизора. Хотя, кто на моем месте сохранил бы спокойствие? Очнуться привязанным к стулу неизвестно где, когда твоя девушка выглядит так, будто только что сошла с боксерского ринга, а парень, с которым ты только что пил пиво, поливает тебя холодной водичкой? И, главное, совершенно непонятно как это произошло и зачем это вообще кому-либо нужно. Точнее, как ещё можно примерно понять – не дебил же я, в самом деле – но вот зачем? Мы же не олигархи, не бандиты, у нас нет родственников – членов государственной думы… За нас некому платить, некому заступиться… Мы просто обычные граждане своей страны – такие же, как миллионы и миллионы других, не лучше но и не хуже. Так зачем? Зачем? ЗАЧЕМ?!

И, самое животрепещущее – что будет дальше? Чего же хочет Костик – или тот, кто стоит за его спиной?

А Надя ведь говорила, что не стоит к нему подходить – кольнула неизвестно откуда взявшаяся мысль. И опять оказалась права…

Хотя, если это было нужно, нас, не сегодня так завтра, достали бы так и так… Все данные – что мои, что Надежды – занесены в справочники, паспортные столы и всё такое прочее. Мы же ни от кого никогда не прятались…

Но мы ведь случайно встретили Костю. СЛУЧАЙНО. Что тогда, на дороге (не подкарауливал же он специально, зная, что на даче никого не будет, а у меня сядет мобильник), что сегодня, в ресторане. Когда мы пришли он уже был там – и более того, сидел ко входу спиной, и никак, ну просто НИКАК не мог меня увидеть. И уж тем более, рассчитать, что мы пойдем сегодня гулять именно в этот треклятый ресторан. И я сам предложил к нему подойти…

Да что же это такое, черт побери?! Что это все значит?! Почему?!

Костик – в темно-синих брюках от своего дорогого костюма и тщательно заправленной белой рубашке – всё так же молча стоял и смотрел – как мне показалось, с интересом.

Истерика умерла, не успев родиться. Чтобы тут не происходило, я не должен показывать свою слабость. Этот ублюдок ждет от меня криков и жалобных соплей? Фигушки. Не дождется.

Когда-то я читал книгу, тамошний герой попал в похожую ситуацию. Так вот, вместо того, чтобы попусту сотрясать воздух, он вел себя совершенно спокойно – как будто так и надо. Чем несколько сбил, насколько я помню содержание романа, своих противников с толку. И выиграл немного времени для себя.

Нужно попробовать взять с него пример… Бросив последний взгляд на находящуюся без сознания Надежду, я поднял глаза.

– Что тебе от нас нужно?

Тон, вроде, удалось выдержать достойный – без дрожи и отчаянно-визгливых нот…

– Очнулся, – с приятной улыбкой ответил Костя, аккуратно ставя на пол стеклянный графин, – и заговорил даже. Это хорошо.

– Что тебе, придурок, нужно?! Развяжи меня!

– Тсссс, – финансовый директор успокаивающе поднял руку, – не спеши. И ругаться не стоит – я, как-никак, РГСУ на отлично окончил. Придурок с этим не справился бы, думаю.

– А нормальный человек не привязывал бы полунезнакомых людей к стульям в каком-то гадюшнике.

– Ну уж так прям и гадюшнике… Не лукавь, Игорёк, не лукавь. Шикарный ведь номер, да? Спорю на бокал самого лучшего пива, ты никогда в таких раньше не останавливался. Я прав? – и он вздохнул, не дожидаясь ответа на свой риторический в общем-то вопрос, – эх! Знал бы ты сколько я бабок отвалил за всю эту красоту… Даже говорить не буду, чтобы не расстраивать зря… Лучший номер в одной из лучших гостиниц Москвы! А ты гадюшник…

– Не беспокойся, переживу как-нибудь. Скажи в конце концов что тебе нужно, мне это гораздо интересней. И от меня и от неё, – короткий кивок в сторону находящейся без сознания Нади.

С лица Кости исчезла улыбка, и он резко сел на корточки – прямо возле меня, лицо в лицо.

– Очень, – директор сделал особое ударение на этом слове, – ОЧЕНЬ скоро узнаешь. Но если я ещё раз услышу эту дурацкую фразу – про то, что мне нужно – пеняй на себя. Доходчиво объяснил?

Как-то против воли, я слегка кивнул. Конечно, в такой ситуации это говорить немного ненормально, но… именно сейчас мне стало по-настоящему страшно. Гораздо страшней, чем даже в первые секунды после вынужденного пробуждения…

– Ну и отлично, – Костя уже стоял и снова улыбался, – как кстати башка? Болит? – он легко прикоснулся к вздувшейся скуле, – я ведь ещё тогда говорил, что был отличным боксером. А ты, наверное, не верил? Сознайся, не верил ведь? Мол разболтался этот мешок с деньгами – ну да и хер с ним, пусть болтает. Так? А я с одного удара что тебя, что её вырубил – это спустя-то столько лет! Способна значит на что-то офисная крыса, кроме как штаны в креслах просиживать? А?

– Почему же, – не без некоторого усилия разлепил я вновь губы, – верил. Даже тип фигуры под костюмом постарался прикинуть примерно.

В другой ситуации после таких слов последовала бы легкая усмешка…

– Хорошо. Мы здесь, у нас, судя по всему, есть время. И есть даже своя запрещенная для обсуждения тема. – С трудом, но мне удавалось смотреть прямо, не косясь на находящуюся рядом Надежду, – так о чем же мы будем говорить? Не зря ведь ты мне рот открытым оставил…

– Говорить? – На мгновение Костя сморщил лоб, сделав нарочито задумчивое лицо, – о чём же нам с тобой поболтать?..

Время. Мне нужно время, чем больше, тем лучше. Часы, минуты, секунды… В таких случаях время всегда играет против подобного типа ублюдков. Нас хватятся, позвонят в милицию, начнется землетрясение или пожар… Кончится срок аренды номера в конце концов. Что-нибудь произойдет, произойдет обязательно. Нужно всего лишь время.

Нужно говорить…

– Скажи, тебе нравится моя прическа? – и Костя специально повернул голову, чтобы я мог разглядеть её получше.

Темные волосы директора были подстрижены весьма коротко и чрезвычайно аккуратно: тщательно подровненные виски, практическая идеальная – волосок к волоску – челка (если эти полтора сантиметра вообще можно было так проименовать)… Так ходили тысячи, десятки тысяч людей вокруг. Официально их прически носили разные названия и даже вроде бы в чем-то действительно отличались, но на мой взгляд это было как отличие двух видов серых мышей: специалист разберет, а вот человек обычный…

– Честно?

– Честно, – Кивнул Константин, – здесь у нас вообще каждое слово будет честным. Что твое, что моё…

– Серость, – наверное, не будь я привязан к стулу, то пожал бы плечами, – Безлико. Аккуратно, но совершенно безлико. Хотя ребятам в дорогих костюмчиках с галстуками на шее так, наверное, и полагается. Под стать одежде.

Костя рассмеялся.

– То есть тебе не понравилось, я правильно понял?

– Правильней некуда.

– А что ты ответишь, – директор резко сменил интонацию, в его голосе блеснули злые, агрессивные искры, – если я скажу, что сам практически всю жизнь думал точь-в-точь как ты? А когда я учился в институте у меня и вовсе были волосы длинной до плеч? На ринге я завязывал их в тугой хвостик, на концертах, играя на гитаре, распускал…

– И что? Время всё меняет, ты ничем меня не удивил.

– Время меняет внешний вид, а вот души, к сожалению, далеко не всегда… Я подстригся – примерно также, как и сейчас – вскоре после института, когда пошёл на работу. И стригусь так по сей день – раз в месяц, шестнадцатого числа. Понимаешь, финансовый аналитик не должен выглядеть как чучело – так мне сказали когда-то. Он должен быть всегда побрит, и аккуратно, коротко подстрижен. Иначе не поймут, иначе нельзя. Финансовому директору в этом плане ещё хуже… Ответственное ведь лицо, встречается с авторитетными людьми!.. Игорь! Я намного богаче большинства жителей Москвы, но не могу сам решать, как именно мне стричься! И это, поверь, только небольшая часть огромного кома моих «привилегий»… Чтобы управлять – действительно, по-настоящему управлять собственной жизнью – нужно быть или где-то на самом верху, или… или не лезть в это совсем. Как, например, ты.

– Ну вот и бери с меня пример, – буркнул я, – ты сам всё выбрал, тебя, насколько я понимаю, с пистолетом у виска никто не принуждал.

– Хм. Я бы не сказал, что ты понимаешь так уж правильно… да и с примером не всё просто на самом деле… ну да ладно, речь не о том.

– И о чем же у нас речь?

– У нас? О Тарантино, конечно. О Квентине Тарантино – мы обсуждали некоторые его фильмы сегодня… то есть, пардон, уже вчера вечером. Помнишь?

Костя уже который раз без всякого предисловия менял тему и это пугало меня. С головой у финансового директора серьезные проблемы, это ясно. Но вот насколько они серьезны… Причем здесь Тарантино?! Разве что, – кольнула вдруг холодная и очень неприятная мысль, – то, что в своих художествах именитый режиссер показывал тоже разных свихнувшихся типов. В Криминальном Чтиве, помнится, и вовсе схожий момент был…

Господи, хорошо хоть Надя в отключке и ничего не видит…

– Помню, – кивнул я, – что дальше?

– Обсуждая кино Квентина Тарантино, мы говорили о том, как бабки портят человека. Сравнивали его первые фильмы с этим, как его… – Костя прищелкнул пальцами, – про вторую мировую, в общем. Говорили и о «Бешеных Псах», конечно. Верно?

– Верно…

– Гениальная вещь. Тебе, насколько я помню, тоже понравилось… Так вот. В фильме был эпизод, когда Мистер Блондин – его, как ты знаешь, играл Майкл Мэдсон, – высший, между нами говоря, актер – привез на склад пленного копа. Связанного, с кляпом во рту – всё как полагается, в общем. Припоминаешь?

Урод в дорогих штанах говорил с расстановкой, неспешно, явно восхищаясь собой в этот момент. Я же… я сидел, обливаясь холодным потом и весь обратившись в слух. И понимал, понимал, понимал! Понимал, куда клонит мой новоиспеченный товарищ…

– Так вот. Копа они вытащили, потом долго били, – в следующую секунду Костя оказался возле меня, легко, будто играя, коснулся распухшей от удара щеки, – а некоторое время спустя Мистер Блондин остался с пленником наедине…

Резким движением финансовый директор дернул мою голову назад, сильно нажал на болящую скулу… и, как только рот раскрылся в непроизвольном крике, запихнул в него заранее приготовленную серую тряпку.

Ошалевшее, горящее ярким огнем сознание попыталось заставить тело выплюнуть насильно впихнутую гадость – но Константин уже ловко заклеивал мне рот очень кстати оказавшимся под рукой скотчем.

Точно также, как какое-то время назад он проделал это с Надей…

Дикий крик ужаса на выходе превратился в невнятное мычание, сразу стало тяжело дышать, кровь дико запульсировала по всему мозгу…

– Так вот, – словно ни в чем ни бывало продолжил Костя, – как я уже говорил, Мистер Блондин и пленный полицейский – или шериф, кто их там, в Америке, разберет – остались наедине. Мистер Блондин включил музыку… у нас здесь, между прочим, тоже есть магнитофон – в номерах такого уровня они всегда есть – и стал танцевать. Песня ещё такая забавная была… как же её… в общем, к черту. Я хорошо запомнил как он был одет – черные штаны от костюма (они все там были в костюмах кстати говоря), обычная белая рубашка и подтяжки. У меня, как видишь, подтяжек нет – всё-таки фильм снимался в начале девяностых, столько воды утекло… Ну а дальше ты знаешь – Мистер Блондин сел и отрезал полицейскому ухо. Бац – и всё. Готово. Потом он хотел его поджечь… но персонажа Майкла Мэдсена застрелил некстати очнувшийся коп – тот самый, которого играл Тим Рот, с пулей в брюхе.

Так погиб Мистер Блондин.

Знаешь, я всегда считал, что он лишь свихнувшийся урод – собственно говоря, так все говорили даже в самом фильме. Но этот эпизод… он чем-то притягивал меня… Трудно сказать чем: быть может, танцем главного персонажа, этакими нарочито-ленивыми, неуклюжими движениями, может, просто актерской игрой Мэдсона как таковой… Не знаю. Но не садизмом уж точно, поверь.

Кстати, я был таким не один. Знаю – точнее, знал – слишком уж много лет прошло – парня, который этот эпизод с полицейским раз двадцать пересмотрел. Только эту часть. Можешь себе такое представить? Просто брал и пересматривал, как какой-нибудь там музыкальный клип Трофима.

Так вот, – Костя сел на корточки, его зрачки – узкие, злые и невероятно холодные – прямо-таки вцепились в мои, – Я хочу пойти дальше Мистера Блондина. Он причинял боль телу, до большего его туповатый мозг додуматься был просто не в состоянии. Я же… я ударю по душе.

Последние слова моего «спасителя» прозвучали так жестко, что я чисто автоматически попытался отвести взгляд.

Куда там! Зрачки Кости буквально гипнотизировали, держали, словно магнит. Какую-то долю секунды продолжалась невидимая глазу борьба… а потом я сдался.

Сдался, как сдавался всегда, встречая кого-то сильнее себя…

Костя же… Казалось, в эти мгновения он перестал быть человеком. Всё лицо директора неуловимо преобразилось, приобрело поистине волчий оскал. Ноздри, брови, губы, скулы – изменилось ВСЁ. И в тоже время… не изменилось. Будто одного брата-близнеца, выросшего в добропорядочной и сытой семье русских купцов внезапно подменили другим, вся жизнь которого прошла в концлагерях да уличных бандах…

Но прежде всего – глаза. Я никогда не видел, чтобы у кого-нибудь они горели столь яростно, столь дико, столь кроваво…

Костя встал.

– Как я сказал, удар будет нанесён по душе. Телесные пытки не могут быть длинны – что такое час или два по сравнению с целой человеческой жизнью? Муки же внутренние… это навсегда, до самой гробовой доски… Поэтому можешь не бояться – ты уйдешь отсюда целым и невредимым. Как пишут в приключенческих книжках, с твоей головы не упадет ни один волосок…

Директор сделал паузу и медленно, даже как-то торжественно, повернулся в сторону Нади.

– Пытать я буду её. А ты будешь смотреть – очень внимательно и ничего не пропуская. Если отвернешься – я отрежу ей ухо. Отвернешься ещё раз – отрежу второе. Отвернешься в третий… думаю, лучше тебе пока этого не знать. Но с каждым разом ты будешь делать ей лишь хуже. После того как Надя умрёт, я уйду из номера и, пару часиков спустя, позвоню в отель. Тебя найдут и отпустят – целого и невредимого, как я и обещал. Всё.

Костя произнес это до того просто и буднично, что смысл сказанного не сразу дошёл до меня. Когда же дошёл…

– Не дергайся, – директор стоял уже возле подоконника, перебирая аккуратно сложенные диски, – всё равно не поможет. Я хочу, чтобы ты запомнил ещё одну вещь. Это самое важное. Всё, что сегодня произойдет – произойдет исключительно по твоей, и только по твоей вине. Ты не потрудился обзавестись нормальным сотовым – из-за этого мы познакомились неделю назад. А Надя ведь предлагала купить новый, ты сам мне тогда рассказал… Мы случайно оказались в одном баре и именно ты – не она! – захотел подойти. Я ведь вас даже не видел…

Костя ненадолго замолчал, продолжая разглядывать имеющиеся в наличии диски.

– Для такого момента, я думаю, очень важно подобрать правильную музыку. Ты говорил, что тебе нравится Агата – но на мой взгляд, она не пойдет. По крайней мере пока. Нужно что-нибудь помощнее, что-нибудь более энергичное… Например… Например… Ария. Точно, Ария! То что надо. Да и ты вроде нормально о ней отзывался…

Директор – действительно чем-то похожий сейчас на Мистера Блондина из фильма – нажал кнопку открытия магнитофона.

– Слышал когда-нибудь такие слова – «Я хочу кого-нибудь убить»? Я вот слышал раз сто. Но только сегодня по-настоящему понял их смысл. Ты, думаю, тоже поймешь – причем довольно скоро. Я тебе в этом помогу.

Зло усмехнувшись, Костя достал из своего дипломата нож – толстый, короткий и, судя по блеску лезвия, очень острый клинок.

– Инструмент, – издевательский поклон, в руках директора пустой наполовину графин…

…А из динамиков магнитофона уже льется знакомая музыка, мрачный голос Кипелова медленно начитывает начало известнейшей песни…

В рассветный час шакал о холоде забыл,

Следит с холма за мрачной конницей вдали…

– Ты не забудешь этого, Игорь, не забудешь никогда. Я же видел как ты на неё глядел, помню всё, что ты о ней говорил....

…Вода из графина льется прямо на голову Нади… Она дергается, открывает глаза – ничего не понимающая, испуганная, беззащитная…

Это всё обман, что он был самым добрым царём

Это всё неправда, он правил огнем и мечом…

– Не будет у вас свадьбы, Игорёк. Ни через два, ни через три месяца…

…Блестящее лезвие прорезает белую кожу и погружается внутрь. Пол мгновения спустя наружу вырывается струя ярко-алого цвета…

…Надя отчаянно пытается вырваться и дико мычит…

…Лезвие медленно ползёт вдоль руки девушки, оставляя за собой глубокую кровавую борозду…

– Не спрашивай, как я буду с этим жить, Игорёк. Я и сам пока не знаю. Главное, как будешь жить ты…

Здесь твой ад, ты знаешь нет дороги назад.

Пей свой яд, пей, прокуратор Понтий Пилат…

…Надежда оголена по пояс, нож ползет от ключицы вниз, к животу…

Сво-о-одит с ума улица Роз.

Спрячь свой обман, улица слез…

– И ещё одно, на этот раз последнее. Сегодня двенадцатое мая, не забывай этой даты. Никогда не забывай… Ведь если бы не ты, то ничего такого не случилось. Никогда. Тебе просто надо было послушать Надю…

Улететь бы птицей прочь от проклятой Земли.

С небом чистым слиться, вот о чём мечтаешь ты…

…Вокруг уже столько крови, что глаза заливает какая-то багряная пелена. Я вижу дергающуюся Надежду, вижу красное лезвие, гуляющие по её телу… но воспринимаю это как-то не так, как надо… воспринимаю так, словно всего этого на самом деле нет, словно я всего лишь смотрю страшное и отвратительное кино…

Дай мне сойти с ума, ведь с безумца и спроса нет

Дай мне хоть раз сломать этот слишком нормальный свет…

…Красная пелена полностью заливает взгляд, окружающее меркнет и исчезает…

…На голову льется холодная вода. Я прихожу в сознание, открываю глаза… и тотчас отвожу их прочь, не в силах выдержать представшего зрелища. Из горла рвется крик, руки пытаются разорвать треклятые путы – всё тщетно. Кляп во рту и веревки вокруг тела сидят прочно. В ушах звучит мягкий голос Константина:

– Я тебя предупреждал, что будет, если ты отвернешься? Пеняй на себя… – И, уже подойдя к изрезанной, почти не дергающейся Наде, – смотри сюда! Или будет ещё хуже.