000
ОтложитьЧитал
Именно в «Страсбурге» я начал пробовать развивать интеллект игроков. Во время матча на игроков оказывается серьезное давление, но хороший игрок должен сохранять ясную голову для анализа, чтобы выбирать оптимальное решение.
В развитии моей тренерской карьеры ключевую роль сыграли сразу несколько человек.
На региональном уровне мне помогали технические консультанты Жаки и Пьерро Демю, они дали мне базовое образование. С Пьерро у нас было много оживленных ночных дискуссий во время обучения в CREPS, в Страсбурге.
Вторым человеком стал румынский тренер и бывший игрок Петреску. Он приехал в Страсбург, чтобы прочитать лекцию о тренерской профессии. Благодаря ему я значительно продвинулся в понимании ремесла и тренировок. Он на двадцать лет опередил свое время. Он уже работал над улучшением краткосрочной и долгосрочной памяти и прекрасно понимал, как именно следует учить игрока.
На национальном уровне важным человеком для меня стал Жорж Булонь[6], который делал для тренеров все. Он учредил центры подготовки и статус преподавателя, бился с президентами клубов за создание клубных академий. Он поработал тренером в сборной, так что был хорошо знаком с профессией. Он знал, насколько это одинокая и зачастую неблагодарная работа. В то время тренеров могли в один день наградить, а на другой – оставить ни с чем. Именно у него я защищал свой диплом для получения тренерской категории «профессиональный». После этого мы остались близкими друзьями. Часто именно он после какого-нибудь поражения или упущенного титула говорил мне: «Время от времени надо давать место другим». И он был прав, хотя мне всегда было очень тяжело с этим соглашаться.
Окончание моей игровой карьеры случилось как-то естественным образом. Однажды президент «Страсбурга» сказал мне: «Ты становишься слишком старым». Это меня задело. Я не вышел на поле, к удивлению остальных игроков. Я смотрел за матчем с трибуны и… игроки превзошли самих себя! Я понял: время посвятить себя целиком и полностью тренерской работе.
Дальше последовала цепь логичных, желанных событий. Я познакомился с огромным количеством замечательных людей, которые послужили мне мостиком для перехода на новый уровень. Я ухватился за этот шанс и смог принять моментальное решение.
От тех лет, выступлений за клубы, общения с почитаемыми тренерами, у меня остались как чудесные, так и болезненные воспоминания.
Особенно часто я вспоминаю один из матчей «Страсбурга» в сезоне 1978/79, когда мы стали чемпионами Франции. Единоборство, которое я проиграл. Мы играли против «Реймса», и против меня играл Сантамария[7], невероятный футболист. После одной из моих ошибок он перехватил мяч, и нам забили гол. Виноват был я. И дико себя упрекал. Даже сегодня помню, до какой степени я был разгневан на себя, до какой степени виноватым я себя чувствовал. Разумеется, были и голы, и победы, но среди удачных моментов эта ошибка против «Реймса» осталась вечным шрамом.
Важными мотиваторами в ту эпоху служили чувство вины, ярость, несправедливость, жестокость в некоторых матчах. Арбитры на многое закрывали глаза, когда отсутствовали телетрансляции, на стадионах после матча гасили свет, а между игроками случались жестокие драки.
Но это была эпоха не только суровых впечатлений. Я восхищался игроками, с которыми был знаком или просто играл в одно время. Звездами той эпохи считались Ди Стефано, Пеле, Беккенбауэр и Гюнтер Нетцер. Последний, как и я, играл в полузащите. Его мощные удары и переводы с фланга на фланг служили для меня источником вдохновения. Беккен абауэр вызывал мое восхищение своей элегантной игрой. Он был артистом. Мы, разумеется, никогда не встречались на футбольном поле, но пересеклись, когда он несколько месяцев работал в «Марселе», а я тренировал «Монако».
Я был знаком с Ги Ру, когда он был тренером «Осера», а я выступал за «Мютциг». На его глазах я забил гол в Кубке Франции[8]. Несмотря на все различия в наших методиках и характере, я с большим уважением относился к тому, что он сделал в «Осере» и как он довел эту команду до Лиги чемпионов.
На протяжении всех лет своего формирования я восхищался разными тренерами. Теми, кто уважал игроков, игру и ее красоту, кто в первую очередь заботился об игре своей команды, а не об использовании слабостей противника. Такими были Макс Хильд, Жильбер Гресс и Йохан Кройф. На мой взгляд, ты не имеешь права делать игру своей профессией, если у тебя нет цели подарить людям мечту. Я осознал это, наблюдая, как эти тренеры готовят свои команды.
Я бесконечно уважал игроков: тех, у кого есть своя философия игры, кто способен на самовыражение, кто не боится идти против своих страхов, сражаться с ними, не подчиняться. Именно этими чертами я восхищался, их я искал в игроках всех моих клубов.
На протяжении нескольких лет я учился понимать чувства игрока, его страх или гнев, восхищаться его мастерством, когда игрок служит команде, уважать тренеров, слушать их. И теперь я был готов покинуть Эльзас, своих наставников и друзей, чтобы тренировать самостоятельно, принимать новые вызовы.
Глава 3. Первые тренерские годы в «Канне» и «Нанси»
«Страсбург» был для меня клубом жизни. Я работал тренером в Академии и все свое время проводил с игроками. Старался посещать как можно больше матчей в Эльзасе и в Германии. Читал о тренерском искусстве все, что мог обнаружить. Внутри Академии создал школу для детей 5–7 лет. Я обладал достаточной свободой, чтобы и работать так, как мне хочется, и влиять на жизнь клуба, постоянно придумывая что-то новое. Я мог бы остаться там на долгие годы, и мои наставники, а также руководители «Страсбурга» советовали мне так и поступить. Они призывали упорно и со страстью работать, подниматься по ступеням и в конце концов возглавить первую команду. Но какая-то часть меня больше жаждала приключений, чем комфорта. Я хотел открывать новый футбол, новых игроков, людей, тренирующих по иным методикам, чтобы постоянно прогрессировать.
Во время матча моей команды со вторым составом «Мюлуза» я познакомился с Жан-Марком Гийу. Эта встреча сыграла не меньшую роль, чем знакомство с Максом Хильдом или Жоржем Булонем.
Жан-Марк был отличным игроком, выступал сначала за «Анже», а потом за «Ниццу». Он был выдающимся атакующим полузащитником. Он выступал и за сборную Франции, ездил с ней на чемпионат мира в Аргентину. Он принадлежал к восхитительному поколению игроков, о котором немного забыли в тени следующего. Это поколение пало жертвой той эпохи, когда надо было играть много сезонов за один и тот же клуб, провести несколько сложных и ярких сезонов, чтобы тебя заметили. Меня это угнетает еще сильнее, когда я вижу, как сегодня иногда достаточно, без преувеличения, одного матча, чтобы открыть талантливого игрока. Закончив игровую карьеру, Жан-Марк Гийу стал тренером в «Мюлузе» и вывел его из второго в первый дивизион.
После матча между нашими командами Жан-Марк захотел познакомиться со мной. Мы проговорили несколько часов. Это был словно удар молнии, как с профессиональной, так и с человеческой точки зрения. Жан-Марк обладал – и обладает по сей день – сильным характером и четкими взглядами на игру, которые я восхищенно разделяю. Когда он стал тренером в «Канне», выступавшем на тот момент во втором дивизионе, то предложил стать своим помощником и возглавить Академию.
По своему обыкновению, я принял решение в одиночку, не слушая тех, кто советовал мне остаться в Страсбурге. Я отправился в Канны на встречу с Жан-Марком и президентом клуба Ришаром Контом. На тот момент мы еще не были знакомы, но впоследствии он станет моим другом. Мы обсудили контракт. Проговорили всю ночь и пришли к соглашению только на рассвете. Суммы, которые тогда звучали, сегодня у любого вызвали бы приступ хохота, но тогда нам было не до смеха: трое мужчин с сильным характером, готовых к борьбе, не желавших проиграть, уступить хоть в чем-нибудь. Впоследствии мы сформировали отличное трио, где каждый на своей должности двигался вперед, разделяя одни и те же идеи и любовь к клубу.
Воспоминания об этой ночи у меня особенно сильны и хранятся в деталях. Она скрепила печатью дружбу, объединяющую нас до сих пор. Она стала для меня рубежом. Я впервые уехал из Эльзаса, сделал первые шаги как тренер, провел первые переговоры. Я был одинок, решителен, следовал инстинкту и стремился доказать себе и другим, что я на это способен. Страх присутствовал, но не парализовал меня.
От переезда в «Канн» у меня осталось еще одно воспоминание, которое много говорит о состоянии моего ума и о том, каким был футбол в те годы. Я знал, что Жан-Марк ищет в «Канн» центрального нападающего. Накануне отъезда я прочитал в журнале France Football впечатляющую статистику игрока «Оранжа» Ламина Н’Диайе. Данные говорили о нем, как о великолепном снайпере. Перед выездом в Канны на машине я позвонил ему по телефону. Я буквально дословно помню наш разговор и свое предложение: встретиться с ним и несколькими друзьями у поворота с шоссе в Оранж. «Я приеду с бутсами, сыграем в футбол». На следующий день он был на месте. Мы сыграли четыре-на-четыре и один-на-один, и я немедленно понял, какой он великолепный игрок, какой у него потенциал. Присоединившийся к нам Жан-Марк Гийу, наблюдавший за игрой, разделял мой энтузиазм. На следующий день мы привезли его в «Канн», где он подписал свой первый профессиональный контракт. Таков был мой первый опыт подписания игрока в команду. Впоследствии он стал моим другом. Долгое время он выступал в первом дивизионе, сначала за «Канн», потом за «Мюлуз». Впоследствии он тренировал клуб «Котон-Спорт» из Гаруа, сборную Сенегала, а сегодня возглавляет «Мазембе». Но мы оба не забываем о той первой встрече на парковке в Оранже. Можно ли представить сегодня, чтобы игрока подписывали таким образом?
В «Канне» я провел всего год на позиции помощника главного тренера и руководителя Академии, но этот год стал определяющим. Это был мощный вызов. Уезжая из Страсбурга в Канны, я представлял себе, будто пересаживаюсь из «Роллс-Ройса» в 2 CV[9]. Я согласился спуститься ступенью ниже, но это было увлекательно, потому что мы находились в начале определенного пути и между мной, Ришаром и Жан-Марком существовало полное взаимопонимание. «Канн» был тогда еще строящимся клубом, без профессиональной структуры. Он выступал во втором дивизионе. Нам троим предстояло сделать все: создать Академию, набрать молодежь, просмотреть игроков, переформатировать команду, переосмыслить тренировки. Мы занимались этим практически круглосуточно. Это была большая работа, и думаю, именно этим она мне и понравилась. Это был интенсивный, познавательный год.
Первые недели в южном городе были непростыми. В Страсбурге у меня были семья и друзья, а здесь я не знал никого, кроме Ришара и Жан-Марка. Покидать Эльзас было мучительно. Я оказался в полной изоляции. Я нашел квартиру, где жил как отшельник. Там стояла кровать, диван и телевизор, на котором я каждую ночь смотрел матчи, которые записывал себе постоянно. Никто не мог видеть мою печаль, потому что я постоянно был в работе. Но жизнь в полном одиночестве помогла мне понять настроение игрока, приезжающего в незнакомые клуб и город. Помня об этом, я всегда давал игроку не менее полугода на то, чтобы обжиться, почувствовать себя как дома. Только после этого он сможет полностью отдаться игре.
Одинокая, изолированная жизнь без каких-либо опорных точек стала для меня откровением. Я понял, что благодаря своей страсти к футболу я могу жить один где угодно, безо всякого взаимодействия, без эмоциональной поддержки. Страхи не исчезают, но я могу с ними справляться. Я понял, что я – одиночка, который любит быть с командой и одновременно любит одиночество в принятии решений, подготовке к игре не меньше, чем совместную радость от игры, от перипетий матча.
Поначалу было трудно сменить эльзасский футбол на футбол, где господствуют другая техника и другая ментальность. В «Канне», как и повсюду на юге, мяч в основном находится в ногах, тогда как в Эльзасе больше играют средними и длинными передачами, больше игры на пространстве. В «Канне» играли в мелкий пас, более технично. И более жестко. Еще одно значительное отличие. Жесткость противоборств, устрашение арбитра, команды противника. Все это принимало форму безнаказанности, а тренера наполняло ощущением беспомощности. Я быстро привык к этому, но в Эльзасе я не знал, что это может быть развито до такой степени. И это тоже стало познавательным открытием: надо уметь держать удар, показывать, что ты не боишься, что ты готов дать сдачи. И мне понравилось это нервное напряжение, эта страстная игра.
Моя работа плавно перетекала между выполнением функций в Академии и на посту помощника главного тренера. Иногда я проводил до четырех тренировок в день. Молодежь я тренировал с 8.30 до 10, а потом с 14 до 16, а в первой команде был занят между 10 и 15 часами и потом с 16 до 18. Если у нас был выездной матч, я отправлялся с командой и возвращался в воскресенье утром, проводил заминку на поле и иногда, например, отправлялся со второй командой в Марсель. Такой непрерывный ритм работы я установил сам – и для себя, и для других. Такова константа моей карьеры: мне доверяли, и с Жан-Марком Гийу у нас было взаимное доверие. Я получил значительную свободу, но взамен я работал так, словно клуб – это моя собственность. Я мог несколько часов обсуждать контракт, даже целую ночь. Но, когда контракт подписан, я отдаю клубу все. И я никогда не ходил просить пересмотреть свой контракт в сторону повышения.
Я был уверен, что буду достоин своего места и что смогу добиться привязанности игроков, сделав упор на качестве и интенсивности тренировок. В то время главным фактором было не финансовое могущество, а упорство в работе. Наши цели состояли в том, чтобы сформировать команду, способную подняться в первый дивизион, а также создать качественный центр подготовки молодежи. Мы все – президент, тренер, игроки – работали во имя этих целей. Атмосфера упорного труда сочеталась с теплой дружеской обстановкой. У нас был замечательный командный дух, мощный боевой союз, то единение в работе и в празднике, которые я всегда искал и иногда находил в клубах, где работал впоследствии. После матча мы ужинали вместе. На следующее утро мы вместе завтракали и болтали обо всем на свете.
Мы подобрали и обучили группу амбициозных и зрелых игроков. Они не были юны, но обладали железной волей. Они очень хотели преуспеть. В полузащите играл не только упомянутый выше Н’Диайе, но также Жан Фернандес, Жиль Рампийон и Ив Бертуччи, в нападении были Патрик Ревелли и Бернар Кастеллани, а в обороне – Жиль Эйкем, Батист Жетили и Бернар Казони.
Именно в «Канне» я научился лучше понимать игроков и обнаружил, что, почти не совершая трат, располагая ограниченными средствами, но сильной волей, можно прогрессировать и добиваться результата. Среди других примеров успеха скромных клубов можно упомянуть «Осер» середины 90-х или сегодняшний «Амьен».
«Канн» стал и местом совершения первых ошибок. Игрок, как и тренер, учится в игре, на футбольном поле. Мы с Жан-Марком сначала плохо знали команду, слабо оценивали границы компетенции каждого из нас. В нашей команде была очень мощная динамика в атаке, и общий баланс оказался сильно смещен в сторону нападения. Мы слишком много пропускали. Жан-Марк был великим изобретателем. Он не боялся рисковать. В футболе баланс команды имеет существенное значение, и иногда на его поиски уходит некоторое время, а зависеть он может даже от одного игрока. Я многому научился рядом с Жан-Марком. Я понял, что футбол должен строиться на балансе между владением и продвижением вперед. Я осознал, что атакующий настрой не должен существовать без оглядки, что надо оценивать риски и находить удачный компромисс и что необходимо иметь достаточное количество игроков-конструкторов и игроков-креативщиков, чтобы держать в руках организацию игры. Я осознал, что хочу быть таким тренером, как Жан-Марк или Макс Хильд, которые не стремятся играть только на слабостях противников.
До «Канна», в Академии «Страсбурга», я занимался в первую очередь развитием игрока для будущего. В «Канне» я работал над настоящим. Каждое решение имело значение, а его последствия проявлялись немедленно. Мы работали в условиях дефицита времени. Создавали команду и одновременно быстро искали гармонию и баланс.
Зачастую изменение позиции раскрывает игрока по-новому. В этом вопросе ключевую роль играет наблюдательность тренера. Игра лучше любых психологических тестов раскрывает личность человека. Весь социальный налет исчезает. Игрок становится тем, кем он является на самом деле.
В «Канне», вероятно, мы совершили еще одну ошибку, которой впоследствии избегали. Перед началом сезона мы уехали с командой на три недели в Сен-Мартен-Везуби и скорее всего «загнали» игроков слишком интенсивными тренировками. Мы проводили по три тренировки в день, а утром еще совершали кросс по горам. Некоторые игроки падали в кровать в 8 вечера, но не могли заснуть. Они говорили мне без шуток: «Мы слишком боимся завтрашнего дня».
Игрокам не хватало сил, и им потребовалось время, чтобы вернуться в рабочий настрой. Позднее мы продолжили суровые тренировки, но, замедлив ритм, работали над точностью и качеством. Я и сегодня считаю, что преодоление боли в ходе тренировок позволяет делать это и во время матчей, но именно тогда я осознал, что слишком тяжелая подготовка ломает начало сезона.
Еще одним большим уроком в «Канне» стало понимание того, что я могу выйти на первый план и тренировать профессионалов. Мне это понравилось. Жан-Марк Гийу уехал на несколько недель в Кот-д’Ивуар, чтобы подписать Юссуфа Фофана – замечательного нападающего, которого я потом встретил в «Монако». Фофана обладал невероятной взрывной силой. И без Жан-Марка я внезапно столкнулся с настоящими тренерскими проблемами: я сам готовил команду, отправлялся с ней на выезды, отвечал за результат. Мне понравилась эта ответственность, понравились постоянное напряжение и власть. Именно в тот период в «Канне» этот желанный пост стал для меня очевидной целью, а мои амбиции окрепли.
Сезон закончился поражением в четвертьфинале Кубка от «Монако». Но до этого мы прошли «Бастию», которая имела отличную команду, а главное, мы почувствовали, что наша команда растет, что она прибавила в уверенности, а у клуба хорошие перспективы. Позднее с такими игроками, как Ален Муазан, Альбер Эмон, Лакеста и Даниэль Санчес, под руководством Ришара Конта и Фернандеса им удалось подняться в первый дивизион. А созданная нами Академия впоследствии приняла таких великолепных игроков, как Зидан, Виейра, Йоан Мику.
В конце года я получил предложения из Сошо и Нанси. Я немедленно рассказал о них Жан-Марку, который подбодрил меня и посоветовал выбрать Нанси. Они настойчивее вели себя, а спортивным директором там работал Альдо Платини, с которым мы давно дружили. Я встретился с президентом. Решение было принято. Я переходил из «Канна» в «Нанси». Я подписал свой первый профессиональный контракт в высшем дивизионе.
В «Нанси» в 33 года я стал тренером первой команды. Возглавив клуб первого дивизиона, я перешел на новый уровень. Я пришел в другой мир, где работали такие тренеры как Жаке, Сюодо, Улье, Жан Дюпе. Все они сделали отличную карьеру, а мне в этом мире еще предстояло проверить себя и сдать первые экзамены. Некоторые опытные игроки первое время смотрели на меня сдержанно, с определенным недоверием: Эрик Мартен, Рубен Умпьеррес, Брюно Жермен, Дидье Казини, Дидье Филипп, Альбер Картье. Я пригласил из «Реймса» Жан-Люка Аррибара, блестящего футболиста. Это была солидная опытная команда, но в клубе не было денег. Президент, визионер Клод Кюни, позволил «Нанси» стать профессиональным клубом, создал для него великолепную инфраструктуру и Академию. У команды был великолепный капитан – Мишель Платини. Она одержала несколько великих побед, в частности над «Ниццей» в финале Кубка Франции 1978 года. Платини, звезда 80-х, станет капитаном сборной Франции, и мне хотелось бы здесь воздать должное этому поколению игроков. Оно вернуло престиж французскому футболу и лишило Францию трофейной «девственности», выиграв чемпионат Европы 1984 года. Основа всех громких титулов французского футбола была заложена именно тогда.
Это был настоящий вызов и лучшая школа для такого молодого тренера, как я. Требовалось сбалансировать бюджет, жить по средствам, противостоять с тем, что есть, таким клубам, как «Метц» или «Бордо», базирующимся в городах, помешанных на футболе, располагающим значительно большими финансами и армией поклонников.
Я был на первых ролях. Это были три эмоциональных, иногда сложных, но очень познавательных года. Я мог рассчитывать на помощь спортивного директора Альдо Платини, отца Мишеля. У него был меткий взгляд, он давал эмоциональные оценки, мы много спорили. И руководство клуба, так же как и в «Канне», и в других клубах, которые я тренировал, предоставило мне карт-бланш. Несмотря на недостаток средств, я мог развивать свой стиль, учиться, реализовывать свои методики и придумывать новые.
Я сосредоточился на всех факторах, способствующих успеху, но не связанных непосредственно с тренировками: диета, массаж, ментальная готовность, сон, качество жизни, окружение игроков. На том, чем игрок живет, готовясь к матчам. Об этом я начинал думать уже в Эльзасе, особенно в разговорах с Пьерро Демю. Игрок тренировался, а потом за пределами клуба растрачивал все полученное на тренировке. Игрок должен уметь справляться со всеми проблемами и достигать идеальных кондиций, для того чтобы показать свою лучшую игру. Подлинная цель – это прогресс игрока, сегодня же, мне кажется, большинство людей относительно рано в своей жизни достигают неплохого уровня жизни и дальше мало двигаются. Они могут быть сильны физически и технически, но слабы ментально. Именно в этот момент и следует задавать вопросы: хочешь ли ты стать лучше? Есть ли у тебя впечатление, что ты полностью развил свой потенциал? Есть у тебя ясное видение того, кем ты можешь стать в будущем?