«Мыслящий тростник». Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей
000
ОтложитьЧитал
5
«Обращение» почти не изменило привычного течения жизни Паскаля. По-прежнему увлеченно он продолжал научные занятия и даже открыл для себя новую область исследования – физику. Чтобы лучше понять суть и особенности научной деятельности Паскаля в области физики, необходимо обозначить в общих чертах тенденции развития европейского естествознания.
Особое место среди естественнонаучных сочинений древности занимала «Физика» Аристотеля. Название этой книги стало названием физической науки нового времени, однако по содержанию «Физика» не соответствует современной физике – это общее учение о природе, натурфилософия. В ней идет речь об основных началах природного бытия, о противоположности материи и формы, о месте и пустоте, об изменении и движении, о различного рода причинах, о целесообразности природных явлений и т. п.
Физика, или природа любого существа состояла для Аристотеля в том, во что это существо имеет тенденцию развиться, и в том, как оно ведет себя в нормальных условиях.
Научное исследование для Аристотеля заключалось в основном в отыскании подобной природы или конечной причины, внутренней «воли» всех вещей. Идея конечных причин – одна из самых принципиальных для Аристотеля. «Материальная», «действующая» и «формальная» причины как бы «обслуживают» целесообразность космоса и заставляют все вещи вести себя согласно их природе.
«Физика» Аристотеля по существу своему была умозрительной, а не практической. В ней нет ни математических формул, ни экспериментальных описаний; это скорее философский трактат, нежели руководство по естествознанию. Аристотель основывался на эмпирических наблюдениях в естественных условиях и однозначно измеримых опытов не проводил. Полагаясь на силу логического анализа и используя диалектический метод, он приходил к своим выводам путем рассуждения, установления и устранения противоречий в силлогизмах. Аристотель не стремился применять математику в исследовании природы. Вряд ли бы ему понравилось и исследование природы с помощью комбинации искусственных вещей – эксперимент нарушает жизнь природы и искажает ее познание.
Не принимая количественного подхода к природным явлениям, Аристотель строил «физику качеств» и использовал такие противоположные качества, как тепло и холод, сухость и влажность. Эти противоположности в своих сочетаниях дают начало четырем основным элементам мира – земле, воде, воздуху и огню, которые могут переходить друг в друга путем изменения первичных свойств, образовывая преходящий земной мир. За материальную среду для круговых движений небесных светил Аристотель принимал пятый элемент (квинтэссенцию) – эфир, который образует нетленное небо. Среди четырех основных элементов земле он приписывал абсолютную тяжесть, а огню – абсолютную легкость. Это разделение элементов, из которых состоят тела, и соответственно самих тел на абсолютно легкие и абсолютно тяжелые, стремление объяснить покой и движение самой сущностью предметов, признание одних движений свойственными, а других несвойственными земным телам вели к ряду несообразностей с точки зрения физики нового времени. Так установление понятия абсолютно легкого и абсолютно тяжелого заставляло Аристотеля считать, что вода не может оказывать давления на землю, а воздух – на воду. Поэтому для объяснения гидромеханических явлений, например всасывания жидкости, ему пришлось принять гипотезу, что «природа боится пустоты», хотя он и знал о весе воздуха и даже пытался определить его.
Итак, «Физика» Аристотеля носила логико-созерцательный характер, была философией природы. Ее метод – метод отвлеченных рассуждений, основывавшихся на первичном наблюдении, непосредственном созерцании. У Аристотеля еще не было в достаточной степени характерной для науки нового времени «предвзятости», то есть рационально-экспериментально обоснованной и вынесенной вперед исследования методологии, одно-направленно определяющей конечные результаты. Он смотрел на природу не сквозь призму метода, а сквозь методологически незаинтересованное наблюдение. В древнегреческой науке чистое умствование явно преобладало над практическими занятиями с материальными предметами. Она не стремилась экспериментально-потребительски испытывать природу, вычерпывать из нее секреты и господствовать над ней, использовать успешную практику как критерий истины. Древнегреческий ученый был не деятелем, а зрителем в театре мира, он не переделывал мир, а жил в нем и созерцал его, не испытывал естество, а чувствовал его.
Влияние Аристотеля на последующую философско-научную мысль было огромным и длилось около двух тысяч лет. В средневековых европейских университетах естествознание излагалось по Аристотелю, и Данте называл его учителем тех, кто занимается наукой.
Сущностным моментом средневекового мировоззрения был теоцентризм, определявший все возможные аспекты, в том числе и натурфилософские, отношения человека к миру. Подлинным и совершенным бытием, высшей реальностью обладают не земные вещи и явления, а только лишь Бог. Все существа и события располагаются «вертикально» в зависимости от своего совершенства и близости к Богу. Конечные вещи человеческого природного мира рассматривались средневековым ученым не как автономные явления, а как символически соотнесенные с трансцендентным божественным миром. Природа в таком понимании не самоценна, а лишь образ Бога; и человек, хотя и венец творения, также не самостоятелен, а призван лишь прославлять своего Господина. Отношение к окружающему миру у средневекового ученого определялось его религиозным миропониманием. Поэтому объяснение чисто физических качеств и количественных закономерностей явлений этого мира имело для него явно второстепенный, так сказать, вспомогательный характер; все события непосредственно воспринимались и органически переживались средневековым ученым как осуществление Божественного Промысла, как присутствие Бога в своих творениях. В таком миропорядке особое значение приобретал авторитет Священного Писания и Отцов Церкви, к которому присоединялся и авторитет Аристотеля. Деятельность средневекового ученого сводилась в основном к комментированию и толкованию богословских и научных авторитетов, ибо основополагающая истина уже открыта и заявлена христианским вероучением, ничего принципиально нового в ядре развития мира открыть невозможно, и главное – полнее уяснить истину, суть предания. Учение Аристотеля о земле как абсолютно неподвижном центре мира, о противоположности земного, вечно изменяющегося и тленного мира и мира небесного, совершенного и неизменного, о высшей цели природы и т. д. было принято и канонизировано католической Церковью и средневековой схоластической наукой.
«Современное исследование природы – единственное, – писал Энгельс в «Диалектике природы», – которое привело к научному, систематическому, всестороннему развитию, в противоположность гениальным натурфилософским догадкам древних и весьма важным, но лишь спорадическим и по большей части безрезультатно исчезнувшим открытиям арабов, – современное исследование природы, как и вся новая история, ведет свое летосчисление с той великой эпохи, которую мы, немцы, называем… Реформацией, французы – Ренессансом, а итальянцы – Чинквеченто, и содержание которой не исчерпывается ни одним из этих наименований. Это – эпоха, начинающаяся со второй половины XV века». В чем же суть начала «современного исследования природы»? Какие события сопутствовали ему?
Замкнутый и вертикально ориентированный земной мир в эпоху, отмеченную Энгельсом, начинает размыкаться и становиться горизонтальным. Появляется новый материал, с которым человек не смог или не захотел справиться старым, средневековым методом мышления. В это время происходит целый ряд географических и астрономических открытий, расслабивших убежденность в центральном положении Земли во Вселенной. Прогресс в кораблестроении и навигации позволил неутомимым мореплавателям бороздить океаны. Путешествия Колумба и Магеллана расширили и изменили существовавшие представления о конфигурации земного шара, перед взором беспокойно-любознательного человека распахнулись «новые» миры. В связи с открытием Америки Монтень писал: «Наш мир обнаружил другой, и кто ответит нам, последний ли этот новый мир из его братьев, ведь до сего часа ни демоны, ни сивиллы, ни мы сами не знали его».
На эту своеобразную географическую бесконечность наслаивалась бесконечность астрономическая. Так в своем труде «О вращении небесных сфер» Коперник строит кинематическую модель системы мира, относя движения всех планет, в том числе и Земли, к Солнцу. Таким образом, Земля превращалась в рядовую планету, разрушалось аристотелианское и церковное противопоставление земного и небесного. Джордано Бруно продолжил и «усугубил» учение Коперника, развивая теорию бесконечности Вселенной, слагающейся из множества миров, подобно солнечной системе. Такие убеждения вели к тому, что пространство становилось однородным, движение – относительным, отпадала необходимость в Боге как абсолютном и всеприсутствующем центре мира. Это бесконечное и однородное пространство стало наполняться бесчисленным множеством материальных тел, подчиненных одним и тем же механическим законам.
Открытие географической и астрономической бесконечностей сопровождалось в Европе экстенсивным развитием экономической жизни; разрушалось натуральное хозяйство, ремесла переходили в мануфактуру, росли города, с необыкновенной силой развивалась торговля, порождая новый и вездесущий класс – буржуазию; возрастала роль денег, этой, так сказать, экономической бесконечности, абстрактно-однородного эквивалента разнообразных качеств и свойств хозяйственного (да и не только хозяйственного) мира; происходил переход от «библейского времени» ко «времени купцов», в котором важно хорошо считать, много насчитывать, по возможности абстрагируясь от самих предметов счета.
В этом «горизонтально» ориентированном мире «богом» мог стать и становился любой индивид, обладающий силой (денег, власти, ума и т. д.). Появились ученые – «титаны» Возрождения, по убеждениям которых природа не управляется Божественным Провидением: она самостоятельна и беспредельна. Но, освобождая природу от чудес и откровений христианской космологии и истории, натуралисты саму природу превращали в гигантскую фантасмагорию, в которой растения вызывают дождь, животные пророчествуют, тела взаимодействуют, следуя взаимным симпатиям и антипатиям, а звезды управляют судьбой человека. Занятия математикой, механикой, физикой причудливо сочетались с магией, астрологией, алхимией.
Так Порта в «Натуральной магии» наряду с различными природными свойствами и средствами воздействия на них описывал способ определения девственности с помощью магнита. Другой итальянец, известный математик и механик Кардано (его именем назван карданный вал), считал себя колдуном, общающимся с духами и пишущим свои сочинения под диктовку демона, прибывшего с Венеры. Через астрологию, писал Кардано, мы проникаем в секреты будущего и становимся подобны богам. С особой силой этот индивидуалистический и титанически-богоборческий мотив выражен известным алхимиком XVI века Парацельсом: «Следуйте за мной, ты, Авиценна, ты, Гален… и другие. Следуйте за мной, а я не пойду за вами. Вы из Парижа, вы из Монпелье, вы из Швабии, вы из Мейсена, вы из Кёльна, вы из Вены, вы из тех мест, что лежат по берегам Дуная и по течению Рейна; вы с островов на море, ты, Италия, ты, Далмация, ты, афинянин, ты, грек, ты, араб, и ты, израильтянин, следуйте за мной, а я не пойду за вами. Не я – за вами, а вы следуйте моим путем и идите, ни один не укрываясь за угол, чтобы не осрамиться, как собака. Я буду монархом, и будет моя монархия. Поэтому я управляю и опоясываю чресла».
Возрожденческие ученые не построили основанной на строго эмпирических закономерностях и согласованной с наблюдениями картины природы, не нуждающейся в метафизических причинах. До «современного исследования природы» еще далеко, но главное для такого исследования, для перехода от теологизированного к экспериментальному естествознанию было сделано: природа и человек автономизировались, проблема Бога оказалась устраненной из сознания.
Историческое развитие и нараставший прагматизм общественной жизни «времени купцов» предъявляли свои требования к ученому. На смену созерцательной натурфилософии приходит экспериментальное естествознание, вырабатываются количественные критерии для оценки природных явлений. Вот тут-то, то есть, по существу, в начале XVII века, и произошло зарождение современного исследования в полном смысле слова, исследования, претендующего дать целостное мировоззрение, не нуждающееся ни в чем потустороннем, объясняющее мир сам из себя, вернее, из эмпирически постижимых и исчисляемых объектов. «Именно в XVII веке, – писал известный французский ученый двадцатого столетия Луи де Бройль, – после начавшегося с конца средних веков периода медленного развития, продолжавшегося в течение двух веков эпохи Возрождения, физика встала на путь, который должен был привести к поразительным завоеваниям, в осуществлении которых участвуют с воодушевлением, а подчас и с беспокойством люди нашего времени». (А английский философ Бертран Рассел, склонный к парадоксальным формулировкам, высказывался даже в том духе, что если бы в XVII веке каким-то образом было убито в детстве сто ученых, то современный мир не существовал бы.)
В это время происходит переориентация в понимании реального, вырабатываются методологические основы естествознания нового времени. Главное значение приобретают наблюдения, измерения, эксперимент и основанные на них индуктивные умозаключения. У истоков такого понимания научного творчества стоит Бэкон. Характеризуя его как основателя современного естествознания, Маркс писал: «Настоящий родоначальник английского материализма и всей современной экспериментирующей науки – это Бэкон. Естествознание является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на чувственный опыт, – важнейшей частью естествознания… Согласно его учению, чувства непогрешимы и составляют источник всякого знания. Наука есть опытная наука и состоит в применении рационального метода к чувственным данным. Индукция, анализ, сравнение, наблюдение, эксперимент суть главные условия рационального метода».
Если Бэкон особо выделил роль индукции, то Декарт в своих методологических построениях подчеркнул значение дедуктивного метода, строгого выведения частных следствий из общих положений. Стремясь освободиться от противоречивых мнений книжной науки, от философских принципов древних авторов, Декарт решил «не искать иной науки, кроме той, какую можно найти в самом себе или в великой книге мира», или, другими словами, строить лишь на чистом, освобожденном от всякого рода верований фундаменте с помощью одного-единственного архитектора – математического разума и выработанных этим разумом правил для надежного и безупречного отличия истинного от ложного. Такие правила позволяют, полагал Декарт, освободиться от заблуждений, затмевающих естественный свет человеческого разума, и определяют два взаимосвязанных вида достоверного и бесспорного знания: самоочевидные аксиомы, с ясностью и отчетливостью усматриваемые интеллектом, и положения, последовательно выводящиеся из этих аксиом. «Те длинные цепи выводов, сплошь легких, простых, которыми пользуются математики, чтобы дойти до своих наиболее трудных доказательств, дали мне повод представить себе, что и все вещи, которые могут стать предметом знания людей, находятся между собой в такой же последовательности. Таким образом, если остерегаться принимать за истинное что-либо, что таковым не является, и всегда наблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существовать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недостижимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их раскрыть». Декарт верил во всемогущество математики и считал, что с помощью ее ключей можно открыть любые тайны природы. Тем самым он выразил одну из основных претензий своего века – стремление «раздеть» мир, обнажив его математическую структуру, превратить мир, полный звуков и красок, в линию и число, абстрагируясь от конкретного своеобразия вещей. Осознание математики как универсального языка науки, желание свести философию к физике, физику – к математике, а качественные различия – к количественным отношениям, преобразовать наличные знания о мире в единообразную систему количественных закономерностей весьма характерны для естествознания нового времени. Для всеобщей математики, писал Декарт, главное – сама мера, и совершенно не существенно, в чем эта мера отыскивается. Количество в этом случае становится высшей реальностью, богом новой науки, ученый же уподобляется «усложненному» торговцу-счетоводу. Небезынтересно в этой связи суждение Маркса, что Декарт смотрел на свое дело глазами мануфактурного периода.
Итак, количественный подход, позволяющий наиболее абстрактным образом разрешать все частные проблемы, является еще одной первоклеткой (наряду с эмпирическим отношением факт – факт) той основы, с помощью которой стала изучаться природа в XVII веке. «Мы с Веруламцем (Бэконом. – Б. Г.), – замечал Декарт, – дополняем друг друга. Мои советы могут служить для общего объяснения Вселенной, его же – позволяют уточнять детали посредством необходимых опытов».
Бэкон и Декарт были скорее теоретиками-методологами нового естествознания. Чаяния того и другого органично воплотились в деятельности Галилея. «Философия, – писал Галилей, – написана в величайшей книге, которая постоянно открыта нашим глазам (я говорю о Вселенной), но нельзя ее понять, не научившись сперва понимать язык и различать знаки, которыми она написана. Написана же она языком математическим, и знаки ее суть треугольники, круги и другие математические фигуры». Именно на языке математики и еще эксперимента пытался он читать «великую книгу природы». Галилей тоже «раздевал» мир, когда писал, что не следует от внешних тел требовать чего-либо иного, чем величины, фигуры, количества и более или менее быстрого движения. Присутствуя однажды в храме среди молящихся прихожан, он усмотрел в колебаниях светильника определенную математическую закономерность. Его мысль в это время была далека и от Бога, и от места действия, и от назначения качающегося предмета, который превратился в абстрактную точку, описывающую некоторую кривую в абсолютном пространстве.
Тщательно продуманный эксперимент, отделение второстепенных факторов от главного в изучаемом явлении – такова еще одна существенная сторона практического метода Галилея. С помощью этого метода он заложил первоначальные основы динамики, изучал законы свободного падения тел, законы движения тела, брошенного под углом к горизонту, сохранения механической энергии при колебании маятника и т. п.
Галилей обогатил также прикладную оптику своим телескопом. «Астрономические очки», изобретенные в 1608 году, сразу же завоевали большую популярность среди европейских монархов и придворных ученых. Однако не все реагировали столь восхищенно на «увеличение» зрения, и, например, у Генриха IV энтузиазма «новые очки» не вызвали. «С удовольствием, – отвечал он французскому послу в Гааге, – взгляну на очки, о которых упоминается в вашем письме, хотя в настоящий момент я больше нуждаюсь в очках, помогающих видеть вблизи, чем в очках, помогающих видеть вдаль». Генрих IV, видимо, полагал, что важнее получше видеть происходящее вокруг и в самом человеке, нежели на далеких планетах. Галилей без устали рекламировал в высших кругах свой вариант довольно мощного по тем временам телескопа и одновременно проводил первые телескопические наблюдения, изучая спутники Юпитера, фазы Венеры, солнечные пятна, строение лунной поверхности. Наблюдаемые им планеты не походили на идеальные тела из небесной материи, и Галилей с решительностью «разбивал» кристалл небес, нанося, так сказать, экспериментальный удар по мысли перипатетиков и теологов о совершенстве и неизменности неба, о противопоставлении земного и небесного. С помощью механики он разрабатывал учение Коперника, и благодаря его усилиям гелиоцентрическая система мира, до того малоизвестная, завоевывает в первой половине XVII века всеобщее признание.
Научному творчеству Галилея, помимо всего прочего, присуще ярко выраженное критическое начало, стремление развенчать все метафизическое, эмпирически недоказуемое, разрушить любые утверждения, основывающиеся на авторитете Священного Писания или Аристотеля. Тех, кто апеллировал в своих построениях к авторитетам и пытался добыть истину из сопоставления текстов, Галилей называл «раболепными умами» и «докторами зубрежки». Он признавал только один авторитет – авторитет количества, только одно рабство – рабство перед фактом. Отсюда главное в изучаемом явлении – не его метафизический смысл, а причина, позволяющая извлечь из обследованного явления максимальную пользу.
В первой половине XVII века такое мировоззрение еще не набрало достаточной силы, а борьба «смысла» с «пользой» была в самом разгаре. Борьба эта отражала «переворачивание» средневековой картины мира в новое время, когда вместо созерцания и сопереживания мира появилась «деловая» потребность переделывать его. Паскаль волею судьбы оказался в центре этого «переворачивания».
- Интонационные стратегии русской речи в сопоставительном аспекте
- BYZANTINOROSSICA: Свод византийских свидетельств о Руси. Том I
- BYZANTINOROSSICA: Свод византийских свидетельств о Руси. Том II. Нарративные памятники
- От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I
- От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II
- «Мыслящий тростник». Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей
- В сторону лирического сюжета
- История лингвистических учений: учебное пособие
- 90 лет Н. А. Баскакову
- Избранные работы по истории русского языка
- Семантическая реконструкция в алтайской этимологии. Соматические термины (плечевой пояс)
- Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции
- Фразеология в контексте культуры
- Андрей Курбский и Иван Грозный. Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя
- Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка
- Авторское самосознание древнерусского книжника (XI – середина XV в.)
- Русско-английский фразеологический словарь
- Пушкин. Таврида. Киммерия
- Пандекты Никона Черногорца в древнерусском переводе XII века (юридические тексты)
- Курс общей морфологии. Том I
- Курс общей морфологии. Том II
- Курс общей морфологии. Том III
- Цикл молитв Кирилла Туровского. Тексты и исследования
- Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные
- 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе
- Русские толкования
- Толкуя слово. Опыт герменевтики по-русски
- Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск
- Жилище в обрядах и представлениях восточных славян
- Исследования. Письма о литературе
- Текстология Древней Руси. Том 1. Повесть временных лет
- Теория значения в системе функциональной грамматики. На материале русского языка
- Теория морфологических категорий и аспектологические исследования
- Память в языке и культуре
- Избранные работы. Литература советского прошлого. Том I
- Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах
- Аспекты теории фразеологии
- Пушкин в зеркале мифов
- Арабская филология. Грамматика, стихосложение, корановедение
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 12
- Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века
- Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения
- Компаративистика, уралистика. Лекции и статьи
- Смысл и сочетаемость в словаре
- Исландские саги. Том 2
- Пушкин и Мицкевич. История литературных отношений
- Пути культурного импорта. Труды по русской литературе XVIII века
- Грамматическая семантика. Русский язык в типологической перспективе
- Книжный шкаф Кирилла Кобрина
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Выпуск 1. Птицы
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Выпуск 2. Звери, насекомые, рыбы, змеи
- История церковнославянского языка в России. Конец XIX-XX в.
- Мужчины и женщины в невербальной коммуникации
- Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация
- Современный русский язык. Активные процессы на рубеже XX-XXI веков
- Арабская литература: поэтика, стилистика, типология, взаимосвязи
- Культурные слои во фразеологизмах и в дискурсивных практиках
- Типы производных значений и механизмы языкового расширения
- Спряжение украинского и русского глаголов и морфологическая типология славянских языков
- Соборник Нила Сорского. Часть I
- Литературоведение как литература. Сборник в честь С. Г. Бочарова
- Семантика русского числа
- Типология грамматикализации конструкций с глаголами движения и глаголами позиции
- Курс общей морфологии. Том IV
- Курс общей морфологии. Том V
- Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). Том I
- Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). Тексты. Том II
- Теория функционального синтаксиса. От семантических структур к языковым средствам
- Жизнь языка. Сборник статей к 80-летию М. В. Панова
- Природа реальности в австрийской литературе
- Инварианты в русском словоизменении
- Древнерусская литература
- Slavia Orthodoxa. Литература и язык
- Язык, речь, личность
- Прагматика извинения. Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры
- Автор и лирический текст
- Литературная культура России. Раннее Новое время
- Вереница литер. К 60-летию В. М. Живова (сборник)
- Труды по семантике
- Семиотика, лингвистика, поэтика. К столетию со дня рождения А. А. Реформатского
- Статистический словарь языка русской газеты (1990-е годы). Том 1
- Статистический словарь языка Достоевского
- Русский язык. Избранные работы
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том I. А – В
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том IV. Кругл – М
- Слово в тексте и в словаре. Сборник статей к семидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна
- Русский роман в ситуации философско-религиозной полемики 1860–1870-х годов
- Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества
- Экспрессивный синтаксис глагола русского и сербского/хорватского языков
- Типологический синтаксис скандинавских языков
- Слово в перспективе литературной эволюции. К 100-летию М. И. Стеблин-Каменского
- Эмбриология поэзии. Статьи по поэтике и теории искусства
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том I. Люди со сверхъестественными свойствами
- Художественный мир Михаила Булгакова
- Коммуникативные стратегии русской речи
- Язык и культура. Факты и ценности. К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова
- Язык семейских – старообрядцев Забайкалья
- «Русское именное словоизменение» с приложением избранных работ по современному русскому языку и общему языкознанию
- Древненовгородский диалект
- Михаил Булгаков и его родные. Семейный портрет
- Нигеро-конголезский праязык: личные местоимения
- Путь в язык. Одноязычие и двуязычие
- Коммуникативные ценности русской культуры: категория персональности в лексике и прагматике
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей
- Ранняя лирика А. А. Блока (1898 – 1904): поэтика религиозного символизма
- Русская фонетика в развитии. Фонетические «отцы» и «дети» начала XXI века
- Гоголь в тексте
- О книжности, литературе, образе жизни Древней Руси
- Русская элегия неканонического периода: очерки типологии и истории
- Акцент и ударение в современном русском языке
- Язык: от смысла к тексту
- О чем рассказывают нам тексты?
- От Пушкина до Пушкинского дома: очерки исторической поэтики русского романа
- Лубочная библия: язык и текст
- Русская речь и рынок. Традиции и инновации в деловом и повседневном общении
- Краткий словарь русских острот
- Исследования по лингвистике и семиотике. Сборник статей к юбилею Вяч. Вс. Иванова
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 1. О русской поэзии XIX и XX веков. Об истории русской художественной культуры
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 2. О прозе и драме
- Корреляционная грамматика сербского, хорватского и бошняцкого языков. Часть 1: Фонетика – Фонология – Просодия
- Опыт описания семантики союзов. Лингвистические данные о деятельности сознания
- Новое в согдийской этимологии
- Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками
- Прагматика грамматики
- Даргинский говор селения Танты: грамматический очерк, вопросы синтаксиса
- Беседы о немецком слове
- Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика дефокусирования
- Введение в теорию риторики
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850–1870-х гг. Том 1
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том I
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том II
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том III
- Лингвистическая полифония. Сборник статей в честь юбилея профессора Р. К. Потаповой
- Первый, второй и третий человек
- Основы африканского языкознания. Диахронические процессы и генетические отношения языков Африки
- От значения к форме, от формы к значению. Сборник статей в честь 80-летия члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко
- Память культуры. Наследие Средневековья и барокко в русской литературе Нового времени
- Эволюция понятий в свете истории русской культуры
- Системы порядка слов славянских языков в типологическом аспекте
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том V. Н – Паяц
- Типология лабильных глаголов
- Ритуал в языке и коммуникации
- Речевая коммуникация. От звука к высказыванию
- Русская метафора: прошлое, настоящее, будущее
- Русская семантика в типологической перспективе
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Книга I
- Дескрипторная теория метафоры
- Движение литературы. Том I
- Движение литературы. Том II
- Русская метафорическая система в развитии: XI–XXI вв.
- Методы когнитивного анализа семантики слова. Компьютерно-корпусный подход
- Лингвистика и преподавание русского языка в школе
- «Свободная стихия». Статьи о творчестве Пушкина
- Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре
- Субстантивное число и детерминация в русском и китайском языках
- Проблемы сравнительно-исторического изучения языка кашмири
- Новый объяснительный словарь синонимов русского языка
- Языковая картина мира и системная лексикография
- Теоретические проблемы русского синтаксиса: взаимодействие грамматики и словаря
- Уступительность: механизмы образования и взаимодействия сложных значений в языке
- Ареальная типология префиксального перфектива (на материале языков Европы и Кавказа)
- Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы
- Лингвистика, поэтика, текстология. Избранные статьи
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы ΧΙΧ–XX вв. Выпуск 3. «Растения»
- Акциональность в лексике и грамматике. Глагол и структура события
- Древняя Русь. Пространство книжного слова. Историко-филологические исследования
- Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Книга II
- Многозначность в языке и способы ее представления
- Нормы русского литературного языка XVIII—XIX веков: Словарь. Пояснительные статьи
- Путешествие вглубь романа. Лев Толстой: Анна Каренина
- Синтаксическая система болгарского языка на фоне русского
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VI. Пе – Радость
- «Риторика» Б. Лами в истории французской филологии
- До Франсуа Вийона, до Марселя Пруста. Том III
- Долгота / краткость согласного на месте сочетаний двух согласных букв в современном русском литературном языке
- Русская аспектология. В защиту видовой пары
- Смысл и стих. Труды по поэтике
- Соборник Нила Сорского. Указатель слов: О-V
- Philologica parerga. Статьи по этимологии и теории культуры
- Андрей Платонов… и другие. Языки русской литературы ХХ века
- В пространстве языка и культуры. Звук, знак, смысл. Сборник статей в честь 70-летия В. А. Виноградова
- Народная демонология Полесья: Публикация текстов в записях 80–90-х гг. ХХ в. Том III. Мифологизация природных явлений и человеческих состояний
- Очерки исторической морфологии русского языка XVII—XVIII веков
- Принцип знака в системе языка
- Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика
- Семантика предложения и нереферентные слова (значение, коммуникативная перспектива, прагматика)
- Слово и язык. Сборник статей к восьмидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна
- Смыслы, тексты и другие захватывающие сюжеты: Сборник статей в честь 80-летия Игоря Александровича Мельчука
- Соборник Нила Сорского. Указатель слов: А-Н
- Типология вида. Проблемы, поиски, решения
- Труды по акцентологии. Том 2. Древнерусский и старовеликорусский акцентологический словарь-указатель (XIV–XVII вв.)
- Учебник по русской литературе для средней школы
- Этимологический словарь чукотско-камчатских языков
- Аспекты индоевропейской реконструкции: Акцентология. Морфология. Синтаксис
- Когнитивный анализ общечеловеческих концептов
- От Хомякова до Лотмана
- Позиционная морфология русского языка
- Проблемы коммуникации у Чехова
- Сфера действия лексических единиц
- Эволюция представлений о Языке
- Достоевский и Чехов. Неочевидные смысловые структуры
- Финно-угорские языки: фрагменты грамматического описания. Формальный и функциональный подходы
- Язык о языке
- Язык. Личность. Текст. Сборник статей в честь Т. М. Николаевой
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850—1870-х гг. Том 2
- Архитектура клаузы в параметрических моделях: синтаксис, информационная структура, порядок слов
- Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи
- Говор казаков-некрасовцев Ставропольского края
- Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения
- Древнеславянский Октоих св. Климента, архиепископа Охридского: по древнерусским и южнославянским спискам XIII—XV веков
- Евангельское слово в творчестве Пушкина и Достоевского
- Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов
- Морфонологизованные парадигматические акцентные cистемы: Типология и генезис. Том I
- Общая и антропоцентрическая лингвистика
- Проблемы исследования языковой картины мира. Аналогия в семантике
- Речевые действия и действия мысли в русском языке
- Соборник Нила Сорского. Часть 3
- Современный русский язык: Система – норма – узус
- Тем более что жизнь короткая такая…
- Теория языка в ее развитии: от натуроцентризма к логоцентризму через синтез к лингвоцентризму и к новому синтезу
- Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию профессора В. С. Храковского
- Шекспир, Бахтин и Достоевский. Герои и авторы в большом времени
- Эволюции смыслов
- Отечественные лингвисты XX века
- Редупликация. Опыт типологического исследования
- Текстология Древней Руси. Том 2. Древнерусские литературные произведения о Борисе и Глебе
- Русский язык конца XX столетия (1985—1995)
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 11
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 15
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 13
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 14
- Литературное произведение: Теория художественной целостности
- Исландские саги
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том III. З – Круг
- Из лингвистического наследия. Том I
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том II. Г – Ж
- Японистика. Теория языка. Социолингвистика. История языкознания
- История русской литературы XX века
- BYZANTINOROSSICA. Свод византийских актовых свидетельств о Руси. Том III
- Глагольные категории в системе функциональной грамматики
- Имплицитность в языке и речи
- Русский стихотворный сказ XVII–XXI вв. Генезис. Эволюция. Поэтика
- Избранные труды. Том I
- Избранные труды. Том II
- Язык албанцев Украины в середине ХХ века. Тексты и словарь. Комментарии
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы ΧΙΧ–XX вв. Выпуск 4. «Камни, металлы». Выпуск 5. «Ткани, изделия из тканей»
- Поэзия и миф. Избранные статьи
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Этнокультурная и этноязыковая ситуация. Языковой менеджмент. Языковая политика. Книга III
- Жанровое своеобразие писем читателей в газеты. На материале эмигрантских и советских газет 20-х гг. ХХ в.
- Язык русской поэзии XVIII–XX веков
- Корпоративная коммуникация в России. Дискурсивный анализ
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VII. Радуга – Смоковница
- Синтаксис простого предложения в хеттском языке
- Взаимопроникновение русской и финской литературы в первой половине ХХ века
- Проблемы скрытой грамматики. Синтаксис, семантика и прагматика языка изолирующего строя. На примере китайского языка
- Гидронимия бассейна реки Мсты. Свод названий и анализ микросистем
- Введение в русскую аспектологию
- Топонимные модели Карелии в пространственно-временном контексте
- Очерки по исторической и антропологической лингвистике. Т. II
- Лувийский язык в пространстве и времени
- Очерки по исторической и антропологической лингвистике. Т. 1
- Эгоцентрические единицы языка
- Вариативность речевого развития детей
- Германская мифология. Т. I
- Германская мифология. Т. II
- Германская мифология. Т. III
- Основы африканского языкознания. Языковые контакты в Африке
- Слово и части речи
- Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии
- Стих и проза в культуре Серебряного века
- Историческая семантика средств и форм древнерусской литературы (источниковедческие очерки)
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том IV. Духи домашнего и природного пространства. Нелокализованные персонажи
- Связность текста: мереологические логико-семантические отношения
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 3. О фольклоре
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 4. О древнерусской письменности
- Модусы идентификации русской языковой личности в эпоху перемен
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VIII. Cмола – Толщь
- Юрий Лотман: О смысле, тексте, истории. Темы и вариации
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850—1870-х гг. Том 3
- Byzantinorossica IV. Свод византийских литературных свидетельств о Руси (до XIII в.)
- Альтернативные пути формирования русского литературного языка в конце XVII – первой трети XVIII века. Вклад иностранных ученых и переводчиков
- Модели речевого поведения в немецкой и русской коммуникативной культуре
- Школа перевода в Древней Руси на рубеже XV–XVI вв. Nicolaus de Lyra и Дмитрий Герасимов
- Стихосложение новейшей русской поэзии
- Лингвистика дискурса: структура, семантика, прагматика
- Житие Паисия Угличского. Исследование и тексты
- Лестница Иакова. Архитектоника лингвофилософского пространства
- Молитвенная лирика русских поэтов
- Творчество А П. Чехова: пол, гендер, экзистенция.
- Исследования по русской и компаративной семантике
- Русские речевые жанры
- Н. А. Федоров. Исследования. Переводы
- Полимодальные измерения дискурса
- Балканославянская ирреальность в зеркале русского языка (южнославянские да-формы и их русские параллели)
- В поисках смысла: опыт интерпретации памятников древнерусской литературы
- При Екатерине. Труды по русской литературе XVIII века
- О счастье и радости в мире Достоевского
- Грамматика нереального: к анализу структуры средневекового нарратива
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX–XXI вв. Выпуск 6: «Человек». Жизнь, смерть, судьба, время
- Словарь языка Чехова. Словарь языка Чехова и проблемы авторской лексикографии
- Опыты филологических реконструкций
- Словарь языка русской поэзии ХХ века. Том IX. Книга 1: Только – Уехать
- Словарь языка русской поэзии ХХ века. Том IX. Книга 2: Уж – Цезарь
- Язык и искусственный интеллект. Сборник статей по итогам конференции «Лингвистический форум 2020. Язык и искусственный интеллект»
- «И был явлен им остров…». Острова Иного мира в древнеирландской традиции
- Функция и язык. К регулятивной парадигме в лингвистике
- Уильям Шекспир в художественном мире И. С. Тургенева («Гамлет» и «Король Лир»)