000
ОтложитьЧитал
А потом – события в Чехословакии. Весна 68-го года в Чехословакии демонстрирует, насколько экономика связана с политикой. Из рабочего блокнота Косыгина:
«В Чехословакии новое явление – переход от социализма к неокапитализму. Мы очень поверхностно подходим к понятию «контрреволюция». Процесс перехода происходит в неклассическом виде».
Из выступления Косыгина на советско-чехословацких переговорах 23 августа 1968 года:
«Мы не можем терпеть, чтобы Чехословакия встала на путь капитализма».
Косыгин, автор реформы, которая именно в Чехословакии получила развитие, голосует за ввод войск в Чехословакию.
Поздней осенью 68-го, после ввода советских войск, Косыгин звонит по телефону чехословацкому премьеру Чернику и приглашает на недельку отдохнуть.
Косыгин ежедневно встречается с ним на одной из правительственных дач. Черник вспоминает: «Косыгина больше всего интересовали экономические реформы. Косыгин говорил: идеологи мешают сдвинуть воз экономики с места».
В 71-м году беседует со следующим чехословацким премьером Штроугалом.
Штроугал вспоминает:
«Мы были с ним с глазу на глаз. И Косыгин, такой, казалось мне, сдержанный человек, вдруг горько сказал: «Ничего не осталось. Все рухнуло. Все работы остановлены. А реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят. И я уже ничего не жду».
События в Чехословакии – несомненная политическая причина прекращения реформ в СССР.
Но дело не только в политических страхах советского руководства. Дело в том, что советское руководство получает неожиданную возможность не думать о модернизации экономики. Вследствие взлета мировых цен начинается торговля нефтью и газом. Кроме этого, в экономике страны последующие четверть века ничего не происходит.
В 70-е годы Косыгин иногда заходит в тоскливый советский магазин, после чего подписывает документы на импорт потребительских товаров, которые не производит советская промышленность, и говорит министру внешней торговли Патоличеву: «Вы там включите что-нибудь для ассортимента».
Если Косыгин встречает где-нибудь что-нибудь разумно организованное, он говорит: «Настоящий Мюр-Мерилиз». Мюр-Мерилиз – московский универсальный магазин, один из лучших универсальных магазинов в дореволюционной России.
1966
В 1966 году, весной, Брежнева избирают Генеральным секретарем ЦК КПСС.
До этого с момента смещения Хрущева на октябрьском Пленуме 64-го года Брежнев был первым секретарем.
Поздней осенью 66-го года, после двух лет у власти, на заседании Политбюро Брежнев впервые высказывается по идеологическим вопросам. Он говорит:
«За последние десять лет, предшествующие октябрьскому Пленуму (т. е. за хрущевский период, но имени Хрущева Брежнев не произносит), в идеологической области было допущено больше ошибок, чем во всех других областях. Некоторые научные труды, литературные произведения, искусство, кино, да и печать нередко используются, я бы сказал прямо, для развенчания истории нашей партии и нашего народа».
Сухой остаток выступления Брежнева – сталинский период не критиковать, это не патриотично. Говорить только об успехах. Тех, кто не доволен, жестко осаживать.
Секретарь ЦК Суслов поддерживает:
«Вся кампания десталинизации – большая ошибка. Мы развращали интеллигенцию».
Секретарь ЦК Шелепин:
«Самое неблагополучное положение у нас в кино. Мне кажется, у нас в этом деле никакого контроля не существует».
Секретарь ЦК Андропов:
«И в литературе. Вот есть у нас Твардовский – коммунист и Симонов – коммунист. Парторганизации должны спросить с этих деятелей».
Брежнев:
«Нам нужно на новой базе привести в систему историю нашей Родины, нашей партии, историю Отечественной войны».
Только что, в 66-м, запрещена публикация военных дневников Симонова «Сто суток войны». Фильм по второй части симоновского романа «Живые и мертвые» весь изрезан. Симонов снимает свое имя из титров. И это при том, что Симонов не просто официальный советский писатель, а живой классик.
Ко времени брежневского выступления по идеологическим вопросам уже завершен процесс по делу писателей Синявского и Даниэля.
Судебный процесс Синявского и Даниэля начинается 10 февраля 1966 года в здании Московского областного суда. В течение ряда лет Синявский и Даниэль публиковались на Западе под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак.
Пять лет КГБ не мог их вычислить.
Андрей Синявский и Юлий Даниэль обвиняются в том, что их произведения носят антисоветский клеветнический характер.
Обсуждение и уничтожение писателей в СССР не новость. При Сталине погибли сотни писателей. Теперь, в 66-м, Синявский приговорен к семи годам лагерей строгого режима и пяти годам ссылки, а Даниэль к пяти годам лагерей и трем годам ссылки. В УК РСФСР нет статьи, запрещающей советским писателям публиковаться за границей. Но 70-я статья УК, введенная в 62-м после расстрела рабочей демонстрации в Новочеркасске, позволяет широко толковать понятие антисоветской агитации и пропаганды.
Жесткость приговора Синявскому и Даниэлю в 66-м связана не только с их собственной деятельностью, но говорит о реакции власти на новые явления в жизни страны.
5 декабря 65-го года, в День Конституции, в Москве на Пушкинской площади происходит первая с 1927 года свободная демонстрация. Идея демонстрации принадлежит сыну Есенина – диссиденту Есенину-Вольпину. В демонстрации принимает участие около двухсот человек, в основном студенты. У них плакаты: «Требуем гласного суда над Синявским и Даниэлем» и «Уважайте советскую Конституцию». Демонстрация быстро разогнана. Плакаты разорваны. Полсотни студентов исключены из институтов. Владимир Буковский и десятиклассница Юлия Вишневская арестованы и отправлены в психиатрические клиники. Это начало открытого инакомыслия.
Во время судебного процесса Синявского и Даниэля в их защиту выступает западная интеллигенция, включая известных членов европейских компартий. Кроме того, власть встречает активную негативную реакцию советской интеллигенции. В адрес XXIII съезда КПСС, открывшегося в марте 66-го, поступает письмо, подписанное шестьюдесятью двумя ведущими советскими писателями:
«Процесс над Синявским и Даниэлем причиняет больший вред, чем все ошибки Синявского и Даниэля. Просим выпустить Андрея Синявского и Юлия Даниэля на поруки. Этого требуют интересы нашей страны».
Следуют и еще письма, коллективные и персональные. Письмо в защиту писателей пишет народный артист СССР Ростислав Плятт.
Кроме того, сами обвиняемые не признали себя виновными.
И Андрей Синявский, и Юлий Даниэль на вопрос судьи отвечают:
«Нет, виновным себя не признаю, ни полностью, ни частично».
Из последнего слова Юлия Даниэля:
«Мне говорят: вы оклеветали страну, народ, правительство. Я отвечаю: то, что было во время Сталина, гораздо страшнее того, что написано у меня и у Синявского.
Нам говорят: признайте, что ваши произведения клеветнические. По мы не можем этого сказать, мы писали то, что соответствовало нашим представлениям о том, что происходило при Сталине».
По времени с процессом по делу писателей совпадает письмо двадцати пяти крупнейших деятелей науки и культуры, которые выступают против реабилитации Сталина. Под этим письмом Брежневу стоят подписи академиков Капицы, Арцимовича, Тамма, Сахарова. Подписи Плисецкой, Ефремова, Смоктуновского, Ромма, Товстоногова.
В университетах, научных институтах проходят встречи с публицистами и писателями, настроенными антисталински. В их числе Солженицын. В военных академиях выступает отсидевший в лагерях старый большевик Снегов. В 56-м Хрущев намеревался дать ему слово на XX съезде. Но не решился. Теперь, в 66-м, Снегов говорит о сталинских преступлениях. Суслов про Снегова говорит Брежневу: «Вот бродит этот шантажист Снегов. У нас очень слабый контроль». Брежнев реагирует: «А на самом деле. Почему этому не положить конец?» Еще до суда над Синявским и Даниэлем лауреат Нобелевской премии, французский писатель Франсуа Мориак в газете «Фигаро» написал: «Если есть братство лауреатов Нобелевской премии, я умоляю своего собрата Шолохова ходатайствовать за Синявского и Даниэля». Михаил Шолохов выступит по поводу осужденных писателей. Он сделает это на XXIII съезде. Нобелевский лауреат по литературе выйдет на трибуну и произнесет:
«Мы называем нашу советскую родину матерью. Как же мы можем реагировать на поведение предателей, покусившихся на самое дорогое для нас?» Бурные аплодисменты. «Здесь я вижу делегатов от родной советской армии. Как бы они поступили, если бы в их подразделении появились предатели?«Продолжительные аплодисменты. «И еще я думаю об одном. Попадись эти молодчики в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на Уголовный кодекс, ох, не ту меру получили бы эти оборотни!» Бурные аплодисменты.
Шолохову самиздатовским открытым письмом в мае 66-го ответит писательница и правозащитница Лидия Чуковская, дочь знаменитого Корнея Чуковского. Самиздат – слово появилось как раз тогда – это распространение в рукописном и машинописном виде статей, стихов, открытых писем и даже романов, которые по цензурным причинам не могут появиться в печати. Лидия Чуковская пишет Шолохову:
«Литература уголовному суду неподсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не лагеря и тюрьмы. Вот это вы и должны были заявить своим слушателям. За все многовековое существование русской литературы я не могу вспомнить другого писателя, который, подобно Вам, выразил сожаление не о том, что приговор слишком суров, а о том, что он слишком мягок. Ваша позорная речь не будет забыта историей. Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, – к творческому бесплодию».
Своим выступлением на XXIII съезде Шолохов солидаризируется с наиболее мракобесными личностями, действующими в советской литературе. С такими, как редактор журнала «Октябрь» Кочетов. Враг Твардовского и Солженицына, гонитель «Нового мира», Кочетов сравнивает Синявского с нацистским военным преступником Гессом.
Позицию Кочетова и Шолохова разделяет огромное множество советских людей. В связи с делом Синявского и Даниэля в редакции «Правды» и «Известий» идут десятки тысяч писем с требованием расстрелять арестованных писателей. Сталинские представления, стереотипы по-прежнему крайне сильны в советском обществе. Расклад про- и антисталинских сил в обществе отражает и расклад внутри партийной верхушки. Идея реабилитации Сталина все более захватывает партийную элиту.
На XXIII съезде КПСС, где Шолохов клеймит уже осужденных Синявского и Даниэля, Брежнева избирают Генеральным секретарем ЦК КПСС.
На XXIII съезде с предложением о возврате к должности Генерального секретаря выступает глава Московского горкома партии Егорычев. Зал встречает предложение бурными аплодисментами. Зал с ходу улавливает политический намек. Словосочетание «Генеральный секретарь» связано только с одним именем – с именем Сталина. Тот же Егорычев предлагает вернуться к прежнему названию высшего партийного органа – Политбюро.
Политбюро десятилетиями произносилось с неизменным определением «сталинское Политбюро». Зал рефлекторно голосует за возврат к старой терминологии.
В 66-м Брежнев уже полтора года у власти. С октября 64-го, когда в результате заговора Хрущев был отправлен на пенсию. Брежнев не был организатором антихрущевского заговора. Инициатором был Шелепин. Шелепин с 58-го до 61-го года – глава КГБ, до этого Первый секретарь ЦК ВЛКСМ. После КГБ он становится секретарем ЦК, занимается кадрами. На пост председателя КГБ по рекомендации Шелепина становится Семичастный, также в прошлом секретарь ЦК ВЛКСМ. У Шелепина с Семичастным тесные отношения. Шелепин молод, ему 42 года, и очень амбициозен. Он стремится к власти.
Обсуждение предстоящего переворота чаще всего идет на футболе. Шум, крик на трибунах – лучшая обстановка для конспиративных разговоров. Амбиции Шелепина развивал и поддерживал сам Хрущев. Шелепин представляется Хрущеву тем человеком, которому можно передать власть. В начале 60-х Хрущев предлагает Шелепину возглавить Ленинградский обком, это послужило бы школой и трамплином для дальнейшего карьерного прыжка. Шелепин отказывается. Хрущев не оказывает давления. Шелепин сохраняет пост секретаря ЦК по кадрам, что соответствует тем целям, которые он намечает. Брежнев в начале 60-х назначен Хрущевым Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Для Запада – президент. В СССР это формально высшая государственная должность. Фактическая власть в стране безраздельно принадлежит лидеру партии. Брежнев в 60-м сменяет на посту председателя Президиума Верховного Совета Климента Ворошилова. В 57-м Ворошилов поставил на Молотова и Маленкова во время их вялой попытки сместить Хрущева. Брежнев тогда был на стороне Хрущева. И на Пленуме после резкой реплики Кагановича даже упал в обморок. Хрущев в 57-м выиграл. Молотов и Маленков с политического поля исчезли навсегда. Ворошилова Хрущев тогда не тронул. В 60-м Ворошилова торжественно отправляют на пенсию. Брежневу в этот момент 53 года.
Пост Председателя Президиума Верховного Совета престижен и публичен. Имя и лицо Брежнева появляется в газетах. Брежнев много ездит с визитами за границу. Как формальный глава государства, принимает высоких зарубежных гостей. Все отмечают, что у Брежнева отлично сшитые костюмы. Посол США в СССР Колер говорит: «Должно быть, Брежнев имеет лучшего портного в Москве». Но летом 64-го Хрущев лишает Брежнева представительской должности и вновь делает его секретарем ЦК.
В начале октября 64-го Брежнев присутствует на праздновании 15-летия ГДР. Советский посол приглашает на прием знаменитых и еще не опальных музыкантов Вишневскую и Ростроповича. Вишневская вспоминает:
«Весь вечер я сидела рядом с Брежневым. И он, как любезный кавалер, старался развлечь меня. И вообще был, что называется, в ударе. Щеголял знанием стихов, особенно Есенина. Пил он немного, рассказывал анекдоты, даже стал петь смешные частушки, прищелкивая пятками, руками изображая балалайку. Цокал языком и на вятском наречии пел довольно приятным голосом.
Я его рассматривала тогда без пристрастия, не предполагая, какой пост он займет в государстве».
На следующее утро после ужина в Берлине с Вишневской и Ростроповичем Брежнев едет на охоту. Программа его визита уже исчерпана.
Но он не торопится в Москву. Его начинают разыскивать. Находят. По телефону с ним говорит председатель КГБ Семичастный: «Если вы не приедете, то Пленум состоится без вас. Отсюда делайте вывод». Брежнев срочно вылетает в Москву. Вспоминает член ПБ Воронов: «Перед самым Пленумом меня пригласили поохотиться в Завидово. Когда стали собираться домой, Брежнев пригласил в свою «Чайку», сказал: «Поговорить надо дорогой». С нами ехал еще один секретарь ЦК – Андропов. Он то и дело вынимал из папки какие-то бумажки и показывал их Брежневу. Тот просматривал и возвращал со словами: «Хорошо, теперь он от нас никуда не денется». У меня сложилось впечатление, что дело шло о каком-то компромате, подобранном Андроповым».
К моменту смещения Хрущева Брежнев почти год как находится в контакте с Шелепиным и Семичастным. Точно так же, как Суслов и Косыгин. Шелепин с 62-го года по предложению Хрущева возглавляет еще и Комитет партийного контроля. Кроме того, Хрущев счел нужным сделать Шелепина и зампредом Совета Министров СССР.
К 64-му году шелепинский Комитет партийно-государственного контроля превращается в мощную структуру, которая снизу доверху способна дублировать советские и партийные органы. Шелепинская структура обладает правом проводить расследования и передавать дела в прокуратуру. С марта – апреля 64-го Комитет контролирует вооруженные силы, КГБ и МВД.
Соответствующие комитеты создаются в регионах. 15 республиканских, краевые и областные, 1057 городских и районных, 348 тысяч – по предприятиям, колхозам, совхозам. 270 тысяч постов народного контроля. В них вовлечено 2 миллиона 400 тысяч человек. Шелепин готов к рывку.
Именно Шелепин сделает основной антихрущевский доклад на Президиуме ЦК, предварявшем смещение Хрущева. Первоначально материал предназначался для выступления члена Президиума ЦК Полянского. Доклад готовился в КГБ, прежде всего в экономическом подразделении этого ведомства.
Вероятно, написание доклада для Полянского было просто операцией прикрытия. Может быть, Шелепин и его друг, глава КГБ Семичастный, в последний момент приняли решение о том, что делать доклад будет совсем другой человек. А именно сам Шелепин. В любом случае очевидно, что подготовка такого масштабного доклада потребовала длительного времени. И значит, смещение Хрущева планировалось и обдумывалось давно. Шелепинский доклад реалистичен в том, что касается критики экономической ситуации. Что касается общей идеологии – то он совершенно сталинистский.
Вечером того дня, когда был снят Хрущев, с Брежневым встречается бывший первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Пантелеймон Пономаренко. Пономаренко и Брежнев были поставлены Хрущевым на Казахстан в 54-м, в начале целинной эпопеи. Сначала Брежнев при Пономаренко был вторым секретарем. Пономаренко – человек Маленкова, бывшего в то время председателем Совмина.
В 55-м Хрущев смещает Маленкова, а значит, маленковский человек Пономаренко не нужен Хрущеву во главе одной из крупнейших союзных республик. Пономаренко снят с должности. Первым секретарем в Казахстане Хрущев делает Брежнева.
В 56-м Хрущев вернет Брежнева в Москву. Так вот, 14 октября 64-го года Пономаренко встречает Брежнева возле подъезда дома на Кутузовском проспекте, в котором оба живут. Пономаренко вспоминает: «Первое, что Брежнев сообщил: сегодня мы Хрущева скинули. – А кого же избрали первым? – спрашивает Пономаренко. – Представь – меня, – со смехом отвечает Брежнев».
Хрущев однажды, в 47-м, в разговоре со Сталиным упомянул о Брежневе, бывшем тогда секретарем Днепропетровского обкома. Хрущев сказал Сталину, что Брежнев покладист, старателен, услужлив.
В октябре 64-го назначение Брежнева большинство в высшем партийном руководстве воспринимает как промежуточное. Прежде всего так думает Шелепин.
Через две недели после Пленума глава КГБ Семичастный докладывает на президиуме ЦК о реакции населения на смещение Хрущева. Ни одного митинга, ни одного обращения в защиту Хрущева. И это несмотря на всю кампанию по восхвалению Хрущева, которая усиленно велась все последние годы. Брежнев не верит. Брежнев поражен, насколько в действительности население, несмотря на успехи официальной пропаганды, в массе утратило интерес к происходящему в руководстве страной. Однако короткая брежневская реакция не влечет никаких изменений в работе пропагандистской машины, направленной в первую очередь на возвеличивание первого лица. Вспоминает Николай Месяцев, в то время сотрудник аппарата ЦК: «За неделю до октябрьского Пленума завотделом административных органов ЦК Миронов сказал мне, что Хрущев будет освобожден от обязанностей.
Спрашивает, как я к этому отношусь. Говорю, что поддерживаю. Тогда, говорит Миронов, ты пойдешь на Комитет по радиовещанию и телевидению». Вскоре после Пленума поступает указание о показе Брежнева и других высших руководителей в соотношении 3:1. То есть Брежнева на экране должно быть втрое больше.
Население равнодушно к Брежневу на экране. Даже женская аудитория. Для нее событием можно считать не смену руководства, а запуск многочисленных так называемых круглочулочных автоматов, которые производят чулки без шва. К 66-му году, к XXIII съезду КПСС, советские женщины наконец избавлены от необходимости постоянно оборачиваться и проверять – не съехал ли шов.
Переворот, смещение прежнего лидера, смена власти требует от людей, все это затеявших, быстрых дальнейших шагов. Они обязаны предложить населению хотя бы видимость нового идейно-политического курса. Прежний хрущевский курс, несмотря на всю противоречивость, ассоциируется с решениями двадцатого и двадцать второго съездов, осудивших культ личности Сталина. Но, во-первых, экономически при Хрущеве, осудившем Сталина, лучше не стало. Этого достаточно для возрождения мифа о Сталине. Плох Хрущев, а не Сталин. Хотя Хрущев сохранил неизменной тупиковую сталинскую экономику. Во-вторых, Хрущев – непривычно эмоционален и публичен. В массовом сознании – это минус. Сталинская загадочная монументальность – плюс. Телевидение, постоянно показывающее живого Хрущева, играет дурную шутку с массовым сознанием. То ли дело Сталин, которого только сотни видели живым на трибуне Мавзолея, тысячи в кинохронике, а большинство знало исключительно по портретам. Время кует миф о Сталине и повышает спрос на него у населения.
Это чувствуют все оказавшиеся у власти после Хрущева. В этом едины те, кто, подобно Суслову, сделал карьеру при Сталине, и более молодые, как Шелепин, поднявшиеся при Хрущеве и убравшие его. Есть и еще одно, главное, обстоятельство. Ни у старых, ни у молодых в высшем партийном руководстве нет свежих идей и готовности к реформированию страны.
И значит, назад, к Сталину.
Весной 65-го начинается подготовка доклада Брежнева к 20-летию Победы в Великой Отечественной войне. Группой консультантов руководит Федор Бурлацкий. Они сидят на пятом этаже в здании ЦК на Старой площади, недалеко от кабинета Брежнева. Свой вариант доклада для Брежнева пишет и Шелепин. Брежнев просит Бурлацкого ознакомиться с шелепинским текстом. Бурлацкий выполняет просьбу, приходит к Брежневу. Брежнев спрашивает: «Ну, что там за диссертацию он прислал?» Бурлацкий вспоминает: «Это была заявка на пересмотр всей политики хрущевского периода в духе откровенного неосталинизма». Это восстановление «доброго имени» Сталина. Пересмотр решений XX и XXII съездов.
Бурлацкий начинает излагать свои соображения Брежневу. Пункт за пунктом. Бурлацкий вспоминает: «И тут я, к ужасу своему, почувствовал, что Леонид Ильич не воспринимает почти ни одного слова. Я остановился, он же с подкупающей искренностью сказал:
«Мне трудно все это уловить. В общем-то, говоря откровенно, я не по этой части. Моя сильная сторона – это организация и психология».
Брежнев сказал правду. Организация и психология – действительно его сильная сторона. Долгое время после прихода к власти он начинает день с телефонных звонков. Он звонит не только членам высшего руководства. Он звонит секретарям ЦК союзных республик, секретарям обкомов. Говорит не спеша: «Вот хотел посоветоваться, узнать твое мнение». И так укрепляет свои позиции в регионах. На секретариате ЦК он не высказывается первым. Всех выслушивает. Потом предлагает доработать вопрос, согласовать со всеми, вынести на повторное обсуждение. В результате смысл решения искажается, все вязнет в согласованиях, в подписях, и затухает.
Но кадровые вопросы – его конек. Он умеет добиваться своего и умеет в этом случае первым ставить свою подпись. Так он поменяет больше половины секретарей обкомов, министров. Президент США Никсон, встречавшийся с Брежневым, в воспоминаниях напишет:
«В годы правления Брежнева в Советском Союзе сложилось нечто похожее на «новый класс».
Тех, кого он снимает, он тоже не забывает. Они не исчезают. Они получают должности рангом ниже. Или назначаются послами. Секретарь Московского горкома партии Егорычев, озвучивший в 66-м предложение избрать Брежнева Генеральным секретарем, вскоре снят с должности и отправлен послом в Данию. Его дочери Брежнев подарит квартиру.
На дипломатическую работу переведены подряд три министра сельского хозяйства (Бенедиктов, Мацкевич, Полянский).
Брежнев никогда не преследует отставленных. В этом смысле он точно не сталинист. Но вопрос о том, как быть со Сталиным, остается краеугольным для партийной верхушки все 60-е годы.
Выступление Брежнева на праздновании 20-летия Победы – первое его публичное выступление в качестве нового главы страны. Дискуссия в Президиуме ЦК по тексту доклада идет до последнего момента. Большинство разделяет позицию Шелепина и настаивает на развернутой позитивной оценке Сталина. Требуют исключить само понятие «культ личности». Никто не вспоминает о том, каким репрессиям Сталин подверг армию перед войной, о том, как страна была не готова к войне, какими страшными были 41-й и 42-й годы, какие мы понесли потери.
Суслов смыкает ряды с Шелепиным. Брежнев выбирает свой вариант. В своем докладе Брежнев только однажды произнесет имя Сталина, что политически более сдержанно, но от этого не менее эффектно. Зал разражается аплодисментами.
Однако это второй взрыв аплодисментов на торжественном заседании по случаю 20-летия Победы. Первый и более мощный произошел, когда в президиуме непосредственно вслед за Брежневым появился маршал Жуков. Жуков к этому моменту уже восемь лет как исключен из общественной жизни. Хрущев отправил его в отставку вскоре после того, как Жуков фактически обеспечил ему победы над Молотовым и Маленковым в 57-м году. Теперь, в мае 65-го, Брежнев извлекает Жукова из пенсионного забвения. При виде легендарного маршала зал поднимается и скандирует: «Жуков! Жуков!» Среди военных вскоре пойдут разговоры о возвращении маршала в армию. Об этом глава КГБ Семичастный информирует Брежнева. К этому Брежнев готов не был.
И Сталин, и Хрущев знали, что такое фактор Жукова. Они поочередно отправляли Жукова в ссылку. Либо в отдаленные округа, либо на дачу. Каждый из них боялся возможного политического влияния прославленного военачальника. Как в армейской среде, так и среди населения, мужская часть которого состоит из фронтовиков. Теперь Брежнев наследует этот страх, хотя Жуков реальных поводов никогда не давал, а теперь уже стар и нездоров. Брежнев даже после избрания Генеральным секретарем еще несколько лет не ощущает всю полноту власти. В том числе в армии. Пока первое лицо не набрало вес, маршальский блок во власти представляет собой серьезную силу. У маршалов слава героев войны. И в середине 60-х это – политический аргумент. Имя Жукова, даже старого, может усилить этот аргумент. Именно поэтому, когда в 66-м смертельно заболевает министр обороны Малиновский, у Брежнева появляется идея поставить на этот пост не профессионального военного, а секретаря ЦК Устинова, который с 41 – го года в годы войны и после войны занимает высшие посты в руководстве оборонной промышленности. Устинов – генерал-полковник с 44-го года, когда Брежнев был просто полковником. При позднем Хрущеве Устинов – первый заместитель председателя Совета Министров. Брежнев с Устиновым знаком с 47-го года.
В 66-м Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев не в состоянии одержать верх над маршалами и поставить Устинова во главе Министерства обороны. Среди высшего военного руководства в 66-м наиболее сильна группировка во главе с маршалом Гречко. Он и становится министром.
В 70-м, спустя шесть лет после избрания Брежнева Генеральным секретарем, 52-летний Шелепин предпринимает попытку сместить его с первого поста в государстве. Шелепин все еще член Политбюро. Вместе с секретарем ЦК Сусловым и членом Политбюро и 1-м зампредом Совмина Мазуровым Шелепин пишет так называемое «письмо трех» с резкой критикой Брежнева. Предполагается вынести это письмо на Пленум. Брежнев в курсе. Он делает упреждающий шаг. Он едет в Белоруссию на маневры, которые проводит министр обороны Гречко. Никого из членов Политбюро Брежнев с собой не берет. Брежнев проводит в Белоруссии несколько дней. Брежнев ведет консультации с Гречко. Брежнев получает поддержку военных и возвращается в Москву. Шелепин, Суслов и Мазуров о своем письме больше не вспоминают.
Отношения с армией прояснены.
После этого Брежнев резко теряет интерес к Жукову.
Весной 71-го Жукова изберут делегатом XXIV съезда партии. Накануне съезда Брежнев звонит жене Жукова на дачу. Он говорит: «Неужели маршал действительно собирается на съезд? Не стоит. Такая нагрузка при его состоянии. Часа четыре подряд вставать и садиться. Сам бы не пошел. Да необходимо. Я бы не советовал». Жена Жукова отвечает: «Но Георгий Константинович рассматривает сам факт присутствия на съезде как свою реабилитацию». Брежнев в ответ: «Тот факт, что он избран делегатом, и есть реабилитация».
Сразу после звонка появляются лечащие врачи, уговаривают Жукова не ехать на съезд, поберечь здоровье. Жуков не возражает.
И Сталин, и Хрущев, и Брежнев приходили во власть по одной и той же схеме. Каждый раз партийная верхушка делала выбор в пользу наименее заметного, наименее яркого. Открытие происходит потом.
Брежнев из семьи рабочего. Из Екатеринославской губернии. Родители отдают сына в подготовительный класс гимназии. Но тут – революция. Отец во время Гражданской войны укрывает от погромов у себя в доме еврейских детей.
Гимназия превращается в трудовую школу. Брежнев будет всю жизнь писать с ошибками. В 27-м он заканчивает землеустроительный техникум. Ему 21 год. Сохранилось стихотворение, которое Брежнев пишет в этом возрасте.
Стихотворение «На смерть Воровского».
Это было в Лозанне
Где цветут гипотропы
Где сказочно-дивные
Снятся где сны
В центре культурно-кичливой Европы
В центре красивой как сказка страны
В зале огромном стиле ампиро
У входа, где плещет струистый фонтан
Собралися вопросы решать всего мира
Представители буржуазных культурных стран.
Страсть к поэзии у Брежнева сохранится. Когда он станет Генеральным, он часто и многим будет читать Есенина. А также декадентского поэта Надсона, которого к тому времени никто не помнит. Брежнев наизусть знает поэму Мережковского «Сакья муни».
После техникума Брежнев год участвует в коллективизации на Урале. Потом возвращается в Днепродзержинск и поступает на вечернее отделение металлургического института. Вступает в партию. Парторг, председатель профкома. Секретарь парткома института.
Потом – год в армии. После армии – директор металлургического техникума. Ничто не предвещает быстрого карьерного роста. Но тут начинается Большой террор. Люди уничтожаются. Освобождаются места. В 38-м Брежнев становится завотделом советской торговли Днепропетровского обкома. А через год он уже секретарь обкома по пропаганде.
О пропагандистской работе говорит: «Ненавижу эту тряхомудию». Потом становится секретарем по оборонной промышленности. Дальше – война. Во время войны Брежнев карьеры не делает. С июля 41 – го по сентябрь 42-го – замначальника политуправления Южного фронта. В 42-м – замначальника политуправления Черноморской группы войск Закавказского фронта. Это понижение. Вероятно, это следствие страшного провала советского наступления под Харьковом. Наступления требовал Сталин, несмотря на возражения военных. В результате – в окружении, в Харьковском котле сотни тысяч советских солдат, а немцы выходят в Крым, на Кавказ и к Сталинграду. После Харькова многие понижены в должности. Может быть, это коснулось и Брежнева. Как секретарь обкома Брежнев начал войну бригадным комиссаром. В 43-м, после введения погон, он – полковник.