000
ОтложитьЧитал
– Кстати, насчет Васильева, – директор отставляет бокал в сторону. – Надо искать замену. У парня крышу снесло, по ходу. Совершенно нешуточно.
– А чем дело? – изображаю искреннее удивление.
Директор рассказывает мне печальную историю с приколом, произошедшим с ним в лифте и тем, как он потребовал у службы безопасности бизнес-центра выяснить, с какого аппарата местной АТС поступил звонок.
– Поразительно. Вот что с людьми делает массовая истерия, – опечаленно качаю головой. – Вы говорили с ним?
– Я-то с ним хорошо поговорил. Но что ему надо паковать вещи – это по твоей части. Или отпуск за свой счет. Длительный.
– Я вот то же самое хотел предложить. Все-таки, ценный сотрудник…
– Был, – прерывает меня директор и залпом выпивает остатки шампанского. – А вообще-то – гони его на хер. Мне шизофреники в команде не нужны.
Занавес. И громкие и продолжительные, как обычно.
В ожидании приема, пока Сергей Борисович вышел пропустить еще стаканчик и поговорить по телефону, я рассматриваю карту Москвы на стене напротив. Жалкий колодец, отстойник мусора, припорошенный денежным снежком. Паутина, источающая худшие новости во всей стране и затягивающая в себя, подобно наивным мухам, наглых и бездарных недоносков со всех ее концов. Но кому от этого здесь хуже? Живя здесь и не будучи полным недоумком, ты наверняка наткнешься на деньги, потому что они разбросаны тут на каждом шагу. И ты наткнешься на проблемы, потому что здесь их еще больше, чем в Питере.
Директор возвращается. Его глаза полны ясности, а перегара не ощущается даже когда он садится рядом. Только легкий аромат ментола. Не знаю, что за освежитель он использует, но вещь стоящая. Возможно, даже алкотестер обманет.
– Надеюсь, он не считает, что мы будем ждать до ночи, – с долей возмущения, нервно потряхивая кожаной папочкой, замечает Серей Борисович.
– Снова прошу прощения за ожидание, Вы можете пройти на прием, – тут же находится секретарша нашего Взяточника.
– Отличный сервис, – ухмыляюсь я, прикидывая размер упакованных в средней глубины декольте достоинств секретарши и останавливаясь на четвертом.
– Можно было и пораньше проснуться, – фыркает Сергей Борисович и уверенно проходит в кабинет Взяточника.
После короткого взаимного приветствия Взяточник начинает допрос. Я бы назвал это именно допросом, так как тон и манера формулировать вопросы у этого лысеющего дядьки лет сорока пяти от роду с родинкой на лице и тонкими, нервно подергивающимися губами, не предрасполагают к равноправной беседе. Создается ощущение, что он пытается отговорить нас от нашего нелицеприятного поступка.
– Итак, Вы уверены, что не будете обсуждать условия контракта? – интересуется Взяточник.
– Все, как было в первоначальном варианте. Для нас нет смысла что-то менять.
– Уверены? Этот вопрос, в случае, если мы сейчас договоримся, будет решаться за сутки, и отменить ничего не выйдет. Договор, отгрузка, рассрочка.
– Если вопрос не решится именно так, то нам не о чем говорить.
Я начинаю ощущать себя лишним на этом празднике жизни, и моя роль – роль контролирующего технические вопросы консультанта, – выглядит нелепо и бессмысленно. Все, что решается здесь и сейчас, было подготовлено мной еще три месяца назад, производство и логистика уже получили указания. И вот теперь, из-за спонтанного решения одной шишки в торговой сети отказать нам, мы вынуждены заносить Взяточнику, чтобы не потерять весь тот товар, который был подготовлен к реализации в этой торговой сети . Разумеется, по версии самого Взяточника, инициативу перекрыть нам кислород проявила одна важная дамочка, но проверить тот факт, что не он сам спровоцировал конфликт, не представляется возможным. Остается только играть по правилам.
Cut & Kickback!
Every day!
– Железнова будет сопротивляться. Интересы «Мираторга» могут сходиться с ее личными – во всяком случае, по проценту выкладки. Вы это понимаете?
О да, Железнову я помню хорошо. Жирная тетка с вечно прищуренными свинячьими глазами-бусинами. Руководитель отдела контроля мерчандайзинга сети. Этим своим хитрым взглядом она уже на переговорах вытаскивает у тебя из кармана заветный конвертик, но диалога о сумме избегает категорически. Так что, Взяточник, возможно, переживает не зря.
– Мы понимаем, что Ваш голос решит вопрос в целом. Если это не так – опять же, мы ошиблись кабинетом, – парирует Сергей Борисович.
– А почему Вы, собственно, сейчас задаете эти вопросы? – решаю поинтересоваться я. – Вы понимаете, что техническая сторона уже не будет меняться, и все расписано?
– Я Вас умоляю, – вздыхает Взяточник. – Не считайте себя первыми и последними, кто приходит ко мне с такими вопросом. Мне важно понимать, что мы говорим об одном и том же. Я беру на себя ответственность.
– А мы обеспечиваем окупаемость этой ответственности, – отрезает Сергей Борисович и кладет на стол рядом с собой свою неприметного вида папку т открывает молнию. – Коней на переправе не меняют, вот что важно. И вот еще, – достает из папки плотный свежий журнальчик с логотипом «Дриминг Трейд» на глянцевой обложке, – возьмите, пожалуйста, наш новый каталог продукции. Ознакомьтесь с новинками ассортимента.
Каталог, будучи и так плотным на вид, еще и уплотнен примерно на тридцать-сорок крупных купюр.
– Вы понимаете, что кроме меня, об этом будут знать еще три человека?
– Безусловно. В содержимом все учтено, – спокойно отвечает Сергей Борисович, хотя я на его месте уже вскипел бы от странных манер и выражения лица Взяточника.
Я почему-то думаю о том, что Сергей Борисович с этими его тонкими усами похож то ли на разжиревшего ДиКаприо, то ли на Марлона Брандо в образе дона Вито Корлеоне. Что-то в этом духе. Взяточник поглядывает на меня, пока они с директором перекидываются еще какими-то формальными фразами, из которых я тщетно пытаюсь уловить технические детали. Потом появляется несколько вопросов ко мне, и я безупречно отвечаю на них, оперируя конкретными цифрами и доводами, без каких-либо шпаргалок. Когда наш взаимный интерес окончательно иссякает, процесс подходит к концу.
– Рад, что мы друг друга поняли по содержанию. Объему содержания, – вздыхает Взяточник, вроде как нехотя передвигая каталог ближе к себе.
Урок первый. Наш дядька понимает, что служба безопасности торговой сети может сделать с ним за эту его предприимчивость. Мне кажется, руководство сети, в принципе, и принимает факт взяток в счет будущих поставок и текущих откатов, и осознает возможность таких операций, как ни крути. Но чисто для формы, конечно, периодически происходят показательные казни. Поэтому, наш Взяточник не допускает упоминания в телефонных разговорах, деловой переписке и даже разговорах с глазу на глаз в кабинете без видеонаблюдения не то, что точных цифр, но и самих фактов того, что кто-то получает какие-то деньги. Еще мне кажется, что он уже настолько привык иносказательно выражаться в вопросах получения денег, что и об официальных транзакциях со стороны партнеров и сети говорит также витиевато и неопределенно. Вот как можно легко вычислить Взяточника.
В какой-то момент, и меня, и Сергея Борисовича – во всяком случае, так мне кажется, – начинают терзать сомнения насчет того, не соскочит ли наш Взяточник. Так он мнется. Но он же солидный, серьезный деловой – если не сказать, что номенклатурный, – мужчина в светло-синем деловом костюме, и он слов на ветер не бросает. Сказал, что возьмет на лапу за представление и гарантию продвижения наших интересов – и возьмет. Не менять же коней на переправе, действительно.
Урок второй. Занятно, что при всей осторожности и рассудительности Взяточник, во-первых, принимает гарантийный взнос прямо у себя в кабинете, а во-вторых – не упоминает даже полунамеками о договоренности с процентом отката от последующих закупок. А процент этот есть, об этом я знаю точно. Об этом мы трое – я, мой босс и Взяточник, – знаем точно. Но это длинные деньги, понимает Взяточник. А в каталоге – деньги короткие, своего рода обеспечение этого негласного контракта, хотя все мы знаем и то, что они будут обеспечены избыточным процентом в ходе закупок. Вот как можно легко поймать Взяточника на банальной жадности.
Взяточник берет каталог, открывает первую страницу, бубнит «Спасибо, если что-то еще заинтересует – я Вам сообщу», кладет каталог в свой портфель и передача считается состоявшейся. Мы выходим из офиса Взяточника с одной лишь папкой. И он выйдет с одним лишь своим портфелем. Все вполне обыденно и просто. Impeccablement.
В ожидании поезда, мы с директором около получаса сидим в ресторане. Он потягивает коньяк и молчит, а я маленькими глотками поглощаю пустую кока-колу. После приторного и вязкого разговора с Взяточником алкоголь в глотку не лезет. Звучит уведомление об открытии посадки.
– Твари, – многозначительно констатирует факт Сергей Борисович, и мы уходим. Впереди четыре часа уныния.
Пожав руку своему боссу, я отправляюсь в машину и, руководствуясь инстинктами и рефлексами, словно зомби, добираюсь до дома. Упаковав в себя пару стаканов Dewars, прохожу водные процедуры и ложусь спать.
Через какое-то время слышу звонок мобильника, превозмогаю себя, встаю и поднимаю телефон со стола, но оказывается, что звонит не он, а чей-то чужой. Кажется, снизу. Долбанные огрехи в шумоизоляции. В новостройках такого быть не должно. Или у этого недоумка мобильник подключен к аудиосистеме и орет на всю квартиру или даже на весь подъезд?
Жуткая усталость отвечает «Мне плевать», и я возвращаюсь на свою двухместную постель, в которую сейчас не помешало бы добавить какую-нибудь симпатичную и абсолютно голую девицу для антуража. Завтра тяжелый день. Почему-то мне кажется, что он будет именно таким.
Среда
День в офисе проходит тошнотворно. Начиная со вчерашнего вечера, я ненавижу всех, кто меня окружает. Стас привел ко мне двоих претендентов на позицию Васильева, и одного парня я был готов взять за одно лишь то, что он хотя бы был в курсе, какую работу ему предстоит выполнять. Другой – пришедший до него, – вообще пришел с нулевым опытом из института со специальности «Менеджмент», да еще и с сертификатом школы бизнеса, и я едва удержался от того, чтобы сообщить ему, что лучшей вакансией для него будет «Кассир в МакДоналдс», и так будет до тех пор, пока он не поймет, что научили его в институте только набирать текст в «ворде» и скачивать курсовые из интернета, и не начнет приобретать реальный опыт. Но я всегда предельно вежлив, и вместо этого я сообщил Стасу, что он забыл указать – кандидатов без опыта мы не рассматриваем. И еще – пора дать втык кадровикам, пропускающим этот ученый сброд в мой офис.
Вечером мы с Алиной идем-таки в кино. Ее распирало от желания сходить на модный фильмец «Пятьдесят откровений куртизанки», ведь она уже прочитала то ли три, то ли пять книг для домохозяек, по которым сняли этот убойный киношедевр. Разумеется, фильм оказывается полнейшим убожеством, игра актеров оставляет желать лучшего, а реплики, кажется, писал озабоченный ПТУшник-слесарь, пересмотревший «Связи» и «Унесенных ветром». Но самое удивительное в этом всем даже не то, что зал практически полон. Самое удивительное – все вышеперечисленные недостатки я смог рассмотреть уже на пятой минуте фильма. На пятой минуте! Что делать в такой ситуации? Улыбаемся и машем.
Когда-то я ходил в кино, чтобы посмотреть новые фильмы. Но то ли нынешний прокат скатился в серийное дерьмо, то ли во мне что-то поменялось, и теперь я просто дремлю, иногда улыбаюсь спутнице, жму в ответ ее тонкую ручку и изредка таращусь в мобильник. В действительности, я с гораздо большим удовольствием посмотрю кино дома, на широкоэкранной плазме и без воняющих дешевым парфюмом соседей-гопников, причем это будет приличный фильм, а не слабоумная комедия с рекламой дешевого российского бухла и не очередной «загадочный триллер», суть которого ясна уже с десятой минуты просмотра. Более того, дома я в любой момент, передумав смотреть, могу поставить на паузу и жахнуть свою девушку или просто сходить пописать, после чего снять с паузы и смотреть дальше. Здесь же я сижу в окружени неудачников и старых дев только лишь потому, что Алина прется по таинству кинозала и считает, что поход в кино – это достойный способ поддерживать киноиндустрию, ведь авторам фильма нужно получать деньги, иначе кино загнется. Она так и сказала тут недавно. Я постарался сдержать смех и ответить что-то вразумительное, но и ежу понятно – киноиндустрия уже загнулась к чертям собачьим. Причем довольно давно. Подавляющая часть коммерческого продакшна – просто жалкий мусор и обсасывание уже давно переиначенных по-всякому идей. Американские комедии, раньше радовавшие циничностью и безбашенностью, стали, как под копирку, бессмысленными подборками юмора типа «скажи «жопа» или «сиськи», и зритель твой», а русское кино так и не смогло выйти даже не уровень своих же двух-трех более-менее достойных образцов. Связано это с тем, что в этой стране у тех, кто имеет деньги, отсутствует талант, а у тех, кто действительно талантлив, никогда не будет денег. Мы – нация прагматичных скотов, несмотря на нашу «задушевность» и «единство в беде». Все это единство – показуха, смазанная спиртовыми растворами разной крепости и ароматизации, не более того. Для нас благополучие – это хлеб, золото, нефть, меха. Духовность этой нации – на уровне единства для продолжения рода, животной системы, в которой мнение свободной личности – всего лишь галочка в анкете обвиняемого в растлении духовности. Мы никогда не будем ценить творческий потенциал, потому что, кроме единиц классиков и отдельных – и то, в большинстве своем, гнилых и продажных, – творцов прошлого века, у нас нет никого, кого мы уважали бы и могли поставить на одну планку с Ноланом, фон Триером, Скорсезе. Мы нынешние – просто не знаем, что такое гордиться своими творцами, потому что нас в этом мире представляют те, кто сели на подсос к большим бабкам и назвали себя истинными профессионалами и – что более важно, – творцами.
В зале загорается свет, и я на секунду или две теряю ориентацию в пространстве. Меня выбрасывает из задумчивости, и я вижу улыбку Алины, слышу ее «Шикарная концовка» и отвечаю «Рад, что тебе понравилось», и мы уходим из зала, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы добавить «Шикарная концовка – это когда на сиськи и на лицо одновременно».
Но, надо отметить, этим вечером до шикарной концовки тоже доходит. В том смысле, что сегодня Алина повеселее, болтовни за ужином в ресторане больше, да и желания секса у нее заметно прибавилось. Вот только для меня этот секс проходит безвкусно и уныло, хотя я и стараюсь включиться и имитирую страсть и похоть.
Что-то в этой среде не так, думаю я, попивая ледяное шампанское и глядя на район с высоты двадцатого этажа, где располагается однокомнатная квартира Алины. Таунхаусы, запрятанные в колодце из высоток, вызывают у меня истерическую улыбку, и я, допив «шампунь», оставляю бокал на столе и ухожу спать.
Что-то в этой среде не так.
Четверг
Это утро выдалось напряженным с самого моего пробуждения. Алина сильно торопилась куда-то – я, кстати, так и не понял – куда, но тенденцию поддержал, – и сочла своим долгом каждые пять минут действовать мне на нервы соответствующим напоминанием.
Чтобы выглядеть не особо раздраженным и заодно защитить глаза от слишком яркого солнца, я нацепил солнцезащитные очки. Благодаря этому однообразный мир питерских дорог стал еще более печальным. Я подъезжаю к парковке около офиса, чтобы занять свое законное место и выдвинуться на новые трудовые подвиги, но въезд на паркинг мне перекрывает бомж в огромной потрепанной куртке и бесформенной дырявой зимней шапке-ушанке. Завидев меня и отреагировав на сигнал дальним светом, он начинает махать руками, а потом подходит к водительской двери и что-то бормочет, показывая наверх. Зимние перчатки на его руках настолько изношены, что клочья от них при взмахах болтаются в стороны, но мне даже кажется, что это скорее клочья гниющей плоти пальцев бомжа, и от этого его жесты кажутся еще более мерзкими. Я опускаю стекло, но это не помогает получить больше информации – речь бомжа остается настолько же понятной, насколько она была таковой при ее полной изоляции. Я смотрю вверх – туда, куда тычет своим лохматым пальцем этот товарищ, и мне хочется улыбнуться, но губы не растягиваются. Смотрю на самого бомжа, и это заставляет его прекратить тыкать в небо и стыдливо опустить взгляд. Кажется, презрения в моем взгляде достаточно, чтоб его можно было заметить даже сквозь плотные солнцезащитные очки, и я заезжаю на паркинг, одновременно поднимая водительское стекло легким касанием кнопки.
Когда я выхожу из машины, бомжа уже уводят молодцы из службы безопасности офисного центра, и начальник смены, суетливо бормочущий что-то по рации, проходя мимо меня, сухо произносит «Извините, Эдуард Юльевич», и я так же сухо пожимаю плечами.
Мне пора тонировать машину «в ноль», ведь номера за это все равно уже не снимают, а по «пятихатке» я готов платить хотя каждую неделю, лишь бы никакие животные не залезали своим взглядом в мой салон.
Первый мой визит на сегодня – в собственную студию компании, располагающуюся прямо под офисом. Именно здесь снимаются рекламные ролики прогрессирующей бредовости, заставляющие людей помнить, кто на рынке хозяин и считать, что он обкурился чего-то синтетического.
Выхожу из лифта. Дверь справа от входа на студию приоткрыта. Смотрю на нее и хмурюсь, будто кто-то, кроме камеры наблюдения, на это обратит внимание. За этой дверью прячутся наши компьютерная графика и видеодизайн. В сущности, эти ребята могут дописать и дорисовать многое, что не успеют сделать местные дизайнеры и кинематографисты, чтоб доблестный коллектив креативной среды не свихнулся как-нибудь ночью во время аврала перед очередной плановой рекламной кампанией.
Прикладываю карту к сенсору около двери и под мерзкое «Добро пожаловать» из динамика захожу в студию.
Наш штатный режиссер Серж Михалян – бывший режиссер театра в одном из Зажопинсков, – трудится в поте лица. Что-то разъясняет актерам, играющим в замысловатой постановке, которую я даже не пытаюсь понять. Когда я подхожу, Михалян как раз заканчивает давать ценные указания.
– Больше счастья, суки, больше счастья, а не этого говна, понятно?!
– Мастера слышно за километр, – замечаю с улыбкой.
– О, здравствуй, дорогой. Устаю я, скоро на пенсию, ей-богу, – Михалян протягивает руку, которую я крепко, по-мужски пожимаю; но его рукопожатие все равно крепче – как у грузчика.
– Э, нет, ты мне еще пригодишься. Укладываемся по срокам в новую кампанию?
– Эдик, – Михалян разводит руками и шумно, рывком опускает их себе на бедра. – Я не вижу тут человека, которому надо задавать такой вопрос.
– Красавец, – демонстрирую в ответ поднятый большой палец, хотя иногда за манеры Михаляна хочется показать ему средний.
– Мифологию и первый вариант по снекам я уже передал твоему заму, – вытаскивая из смятой пачки сигариллу и торопливо засовывая ее в рот, бормочет Михалян.
– Одобряю. Ладно, Стас с тобой свяжется после совещания.
Михалян быстро раскуривает «данхилл», смотрит в сторону сцены и молча кивает, а я зачем-то тыкаю в него пальцем в стиле «deal with it». На второй, дальней площадке, куда случайно падает мой взгляд, группа второсортных актеров изображает полноценную семью, еще пара таких же изображает деловых мужчину и женщину, а третья группка – молодежную компанию. Они отыгрывают что-то на синем фоне.
– А это у нас что за проект? – интересуюсь у Михаляна, который едва не подпрыгивает от звука моего голоса – видимо, решил, что я уже ушел.
– А, это Сергей Борисыч накинул заказ. Почему-то напрямую, я так прочухал, что это его какой-то кореш попросил сделать. «Парамаунт Нева», не слышал?
– Нет еще.
– Да, обычная торгашка, типа «Заневского каскада» или «Международного». Десятиэтажный торговый и офисный центр. Только с ним еще сливается вторая литера – жилой дом, новостройка. Там типа уже все отстроено – развлекуха, инновации, модернизации, понимаешь, да?
Обещаю себе узнать об этом проекте. Что-то в нем меня смущает. Формы здания, линии окон. Пару раз машинально киваю и ухожу.
Если кто-то со стороны посмотрит на двухэтажную махину компании и сведет ее с теми крупицами, по которым собираются ее прибыли, у него наверняка появится ряд вопросов. Во-первых – зачем это все, ведь можно свести все лишние расходы к экономии на офисе, на отделах, на трудоустройстве и, как следствие, на налогах? Во-вторых – а что будет, когда продажи упадут?
Мне задавали эти вопросы не раз люди, работающие как в более крупных компаниях, так и в мелких фирмах – знакомые, друзья. Поначалу я пытался объяснять по пунктам, но потом понял, что все это бесполезно. Менталитет некоторых людей в принципе не приемлет глобальных суждений. А суть сводится к тому, что выполнять поставленные руководством масштабные задачи «Дриминг Трейд», на сегодняшний день, может только будучи целостной системой. Это касается и многих других компаний, но не все это еще поняли, подсев на иглу экономии на всякого рода аутсорсинге. Аутстаффинг и плановое сотрудничество по сегментам сделали рынок крепко взаимозависимым, сплотили его, но они же накинули петлю на шею каждого стремящегося к развитию предпринимателя. Стоит рухнуть трем-четырем деловым связям, на которых держится курс компании и под которые заточен ее бюджет, и все – большую часть проектов придется начинать заново. А ведь лучше быть тем, от кого зависят, чем наоборот.
Если кто-то считает, что выкуп производств, своя студия и полный цикл маркетинговых мероприятий без сторонних услуг – это избыточные затраты, то я, в свою очередь, удивляюсь тому, как руководство, будучи стремящимся к независимости и свободе от аутсорсинга и – свят-свят-свят – фрилансеров, могло так долго терпеть BTL-агентство у себя на шее. Возможно, где-то в глубине сознания директора, выкладка товара на полки, протирание этих полок, инвентаризации и поиск просроченных остатков выглядели столь грязным делом, что его надо было вынести из делового сектора компании. В этом случае, надо было бы еще и пристроить к каждому кабинету отдельную клининговую компанию, но об этом, к счастью, побеспокоились в администрации бизнес-центра.
Но на самом деле, склоняют чашу весов в пользу собственных студии, мерчандайзинга и промоушна все те же финансовые причины. Как бы ни хотелось объяснять все это великолепие уровнем достоинства компании, главная причина существования этих отделов – их возможность получать заказы со стороны и приносить дополнительных доход этими внешними контрактами. Студия, дизайн и маркетинг «Дриминг Трейд» под моим чутким руководством работают, помимо самой компании, на уйму сторонних заказчиков. Глядя на весь этот механизм, я иногда ощущаю неприкрытую гордость за то, что не струхнул и разгреб-таки авгиевы конюшни, доставшиеся мне от предшественника. Оно того стоило. И поэтому я с чувством собственного превосходства захожу в зал презентаций, где уже готовят демонстрационный показ новых роликов по промтоварам и фуд-направлению.
Ребята, пишущие сценарии рекламных роликов и разрабатывающие концепции кампаний, всегда вызывали мое восхищение. Я никогда не был глубоко увлечен в эту часть маркетинга – мои таланты со временем стали всецело обращены к менеджменту, к управлению теми, кто творит все это безобразие. Но в чем я уверен, так это в том, что маркетологи и верные их адъютанты дизайнеры и сценаристы творят массовое сознание и торговлю во всем мире. Работяга на производстве создает реальный продукт с реальными качествами, но даже на приличной должности мастера смены или вроде того, он получает копейки по сравнению с теми, кто заворачивает этот продукт в симпатичный фантик и наделяет его магическими свойствами, столь нужными потребителю. Сделай конфету ценой в двадцать копеек, оберни ее в правильный фантик и сними грамотный ролик (что, конечно, повысит себестоимость еще на два-три рубля, ну да бог с ним) – и смело продавай за двадцать рублей. Вот в чем истинная магия brand management.
– Ребятки, готовность три минуты, ага? – оповещаю всех, усевшись в кресле и любуясь на завершающих последние приготовления участников моего дружного до рвоты коллектива.
Мой взгляд приковывает высокая, почти от пола до потолка карта Питера. Возможно, в чем-то я погорячился насчет Москвы. Возможно, нет. Но ведь этот Город На Неве – тоже еще та яма. Клочок болотистой земли на берегу водоема, только и ждущего шанса, чтобы смыть весь этот круглосуточный бизнес-инкубатор, покрываемый культурной ценностью измышлений стареющих алкашей из дворов-колодцев и многомиллионными реставрациями соборов, в которые приходят попросить прощения у высшей силы, чтобы начать коллекционировать грехи сразу же по выходу. Но, с другой стороны, кто безупречен, и где стоит безупречный город гармонии? Разве что, в другом измерении пространства или типа того.
– Мы готовы, – уныло сообщает мне Женя Скворцова, машинально поправляя короткие светлые волосы.
Видать, не выспалась. Обычно она гораздо бодрее. Женя – руководитель направления рекламы. Моя левая рука, так сказать. На доклады художников не ходит принципиально – как и меня, ее тошнит от этой своры, но у меня философское отношение к этому делу уже сложилось, а у нее пока не успело. По принципу левой руки – так как я тоже правша, как и генеральный, – находится в формальном подчинении Стасу, как старшему заместителю. Стас об этом, правда, только догадывается, так как большая часть стоящих хоть сто рублей вопросов приходит от Жени напрямую ко мне.
– Итак, – начинает доклад Женя, – «Дриминг Трейд» запускает новую рекламную кампанию. В ней будут задействованы как промгруппа – раздел «Средства для обуви», так и фуд – базовые полуфабрикаты из курицы и новые снеки бренд-пакета «Freedom Wings». Подробный отчет в этой папке, – Женя аккуратно указывает на папку, грамотно подложенную мне под правую руку.
– Отлично. Стартуем по видео, – командую я. – Варианты для совков и нищих регионов готов?
– Да, он входит в презентацию, – Женя подает знак своему атташе, верно дежурящему на макбуке с проектором.
– Смотрим тогда, – пожимаю плечами, и тут же на экране проектора появляется изображение тестового экрана.
Первый ролик является типичным образцом тупой линейной рекламы. Семья, ужин, улыбки и радость – и все это – благодаря нашим полуфабрикатам. Бурные овации, и все в этом духе. Манера явно слизана с роликов «Роллтона», где люди в огромных домах на ужин едят бич-пакеты, но визуальный ряд безупречен, и он точно будет бросаться в глаза обитателей глубинки, заставляя запоминать требуемую цветовую гамму и бренд. Полный ребрендинг категории в ближайшие года полтора в мои планы не входит, так что это надежное и долгосрочное вложение. Конечно, даже для интеллектуального большинства метрополий этот вариант слабоват. Здесь люди жестче, лучше закалены психологически и уже не верят в какой-то процент сказок о семейном благополучии, достигнутом благодаря покупке коробки куриных котлет. Заметьте – именно в какой-то процент сказок, ни в коем случае – во все сказки. Разумеется, механизм эксплуатации dolce vita никто не отменял, но если уж тратить ресурсы на рекламу и дорогущее эфирное время, то с умом и ради результата, а не ради устаревших понтов.
– Впишется, – лениво отзываюсь я. – Промгруппу в студию.
– Секунду, – кивает Женя; вид у нее действительно уставший, аж на жалость пробирает.
Мне экстренно нужно сдать в ремонт кофеварку. Конечно, можно купить и новую, но лишние сорок тысяч на дороге не валяются, а ремонт всяк выйдет дешевле. И в кого я такой жмот, интересно? Не в маму ли?
Черт, она же ждет ответа по этому Дню Рождения или типа того.
Следующая запись – такой же не вызывающий эмоций ролик на тему средств по уходу за обувью.
Когда я пришел работать в «Дриминг Трейд», мой мозг поразило стрелой отчаянного непонимания. Я долго стеснялся спросить – зачем человеку, выкупившему пищевое производство, работающему с каналом пищевой продукции, наладившему дружественные связи с поставщиками пищевого сырья и оборудования для пищевой промышленности и вкладывающего средства в поддержание порядка по санитарным документам и проверкам на пищевом производстве выкупать еще и завод по производству всяческих ядохимикатов для чистки обуви и одежды? Ответ я нашел сам, немного позже. Причем, как оказалось, я его уже знал еще с момента выпуска из института. Все оказалось до обидного бесхитростно.
Нет никакого значения, чем торговать. Если тебе приносят прибыль женские гигиенические прокладки – торгуй ими. Приносят прибыль конфеты и печенье – торгуй, торгуй и проси добавки на полках. Приносят прибыль жидкости для биотуалетов – торгуй днем и ночью. Специфика товара вообще никак не влияет на решение вопроса – торговать им или нет. Влияет только результативность торговли по бизнес-плану – вот на нее специфика воздействие оказывать может, да и то – смотря какой подход к продажам исповедовать. В сущности, только малолетняя пигалица, которую ты склеил в клубе, расстроится, узнав, что ты торгуешь не нефтью и золотом, а туалетной бумагой, но когда ты посадишь ее в свою кожаную шлюховозку за четыре миллиона и отвезешь в свою двухсотметровые апартаменты для случек на Крестовском, и она об этом напрочь забудет.
– Отлично. У меня замечаний нет, – я дважды хлопаю в ладоши, вроде как одобряя работу креативщиков и усиленно делая вид, что просмотрел все одним глазом, думая о своем; разумеется, в действительности я следил за каждой секундой показа и нашел пару недочетов, но они не стоили переработки всего ролика. – Работаем дальше.
– Основная программа по «фуду» или по «промгруппе»? – интересуется Женя, и на последнем слове кажется, что она вот-вот откинет копыта.
– Давай, для разнообразия, по обуви.
Первый ролик довольно ординарен, и у меня уже есть замечания по визуальному ряду. Сюжет примитивен, но забавен. Мужик собирается на свидание. Готовит цветы, костюмчик, одеколончик. Крупным планом показано то, как старательно он натирает свои туфли губкой, по дизайну упаковки откровенно напоминающей SALTON. Довольный результатом, он – уже в следующей сцене, – звонит в дверь своей избранницы. Она открывает с радостной улыбкой, но потом ее взгляд падает на туфли, а там – о, ужас! – потеки, разводы, да еще и швы все разнесло, а ступни опухли. Взгляд – уже суровый, – на суженого-ряженого – и вот, он уже уныл и безрадостен, цветы мгновенно вянут, и дверь перед ним захлопывается навечно. Далее – чистка обуви уже нашим средством, счастливое лицо вышедшего на улицу обладателя туфель, и сочная блондинка, заглядывающаяся на него – очевидно, влюбленная с первого взгляда. Приятно то, что исполнение вышло не костным, лишенным патриархальной ограниченности – ведь большинство покупателей товаров FMCG у нас женщины, и мужик в правильно начищенной обуви, за которым следят взглядом модели – отличный фиксирующий образ как для самих мужиков – в меньшей степени, – так и для их домохозяек. Сначала они все усмехаются над тупостью таких роликов, а потом, уже в гипермаркете, шальная мысль – а вдруг?! – заставляет их все же взять именно эту коробку, а не соседнюю.