000
ОтложитьЧитал
В Питере тяжело не думать. Это город вечной рефлексии. Все вокруг помогает тебе постоянно погружаться в мысли. Длинные эскалаторы, старые шумные вагоны и остановка в гробовой тишине посреди тоннеля, по моим ощущениям, где-то прямо под Невой. О чем еще я мог думать этим утром, кроме как о ней. О том, что мне в ней нравится и почему меня так к ней тянет. Дурацкое слово аура, но кажется, правда вокруг некоторых людей что-то витает! Что-то что чувствуешь оказавшись рядом. Может быть эта сущность складывается из разных мелочей как из кирпичиков.
Ее фигура, даже не стройная, а по мультяшному утрированная. Большая живая тимбертоновская кукла, с длинными рукам и ногами и большим красивым ртом. Кажется, такие выразительные рот и губы можно только нарисовать. По крайней мере, вы бы так думали если бы никогда ее не видели. Но это не так важно, ведь у нее была какая-то сумасшедшая харизма. Я помню вечер когда мы впервые увиделись, и то впечатление которое она на меня произвела, она все таки произвела когда начала говорить:
Привет!
Вот этот голос, здесь на третьей платформе второго пути. Свитер с высоким горлом, джинсы, волосы в пучок и маленький чемодан на колесах, который я уже катил по мраморному полу вокзала. Она улыбается, смотрит в глаза, веселая и легкая. Просит прощения за что-то. Я говорю, что ничего, все хорошо, а сам пытаюсь понять, за что именно: за ту часть, где по моей версии было хорошо или за ту, где опять же по моей версии все пошло не очень. Ну, думаю, если приехала, значит за ту, где все пошло не так. Иначе, зачем было приезжать?
Мы зашли в крошечный лифт и я в шутку обнял ее, якобы, это лифт, чтобы сломать лед между незнакомцами: в него едва помещалось два человека. Да, я обнял ее в шутку и быстро отстранился, но она притянула меня обратно. Лед действительно сломался.
Мне не пришлось извиняться за бардак в комнате, потому что она сразу попросилась в душ. Я проводил ее и дал новое полотенце предусмотрительно купленное в икее. Пока она была в душе я решил приготовить завтрак. Впервые было из чего.
– Ммм, что ты готовишь? – спросила она растряхивая руками сырые волосы – У тебя есть фен?
– У меня нет, но есть у соседки, он лежит на подоконнике. Я готовлю скрэмбл из тофу, будешь завтракать?
– Не смогу меня уже ждут внизу! Но вечером обязательно поужинаем вместе! Да ведь?
– Конечно! Напиши, что бы ты хотела на ужин.
– Я бы хотела что-нибудь приготовленное тобой! (Ретро-лазанья??)
Она подошла ко мне стоящему у плиты, я дал ей попробовать скрэмбл с лопатки.
– Ммм, боже, как вкусно. И на что я тебя только меняю! Ну ничего, надеюсь вечером будет что-то такое же вкусное.
Она ушла обратно в ванную сушить волосы.
– Ты разобралась со своими планами? Пойдешь с нами в театр?
– Еще нет – крикнула она из ванны – напиши мне куда и во сколько подойти.
– В 17, александринка.
– Вау, я точно буду! Очень хочу сходить!
Она вышла из ванны и забежала на кухню. Покрутилась передо мной как маленький щеночек с черной шерсткой, на которой едва заметны черные глаза. Милое черное пятнышко – солнечный зайчик, только из темноты, а не из света. Ее имя с грузинского переводится как «темная». Худая рука обвила мою шею и притянула, так что я пошатнулся.
– В любом случае увидимся вечером! – она поцеловала меня в щеку и пошла обуваться в коридоре.
Я пошел закрывать за ней дверь, выглянул в подъезд чтобы проводить ее взглядом
– До вечера – сказала она спускаясь по лестнице. Остановилась посередине пролета и отправила воздушный поцелуй. Пробежала еще один пролет вниз и снова остановилась, чтобы проделать то же самое. Я улыбнулся и закрыл дверь.
Иногда на работе бывают тяжелые дни. Это был один из них. С одной стороны, проекты, которыми я занимался к тому моменту уже превратились в сущий бардак и мне казалось, что я не смогу решить все те проблемы, которые на меня свалились. Но работа работой, я ждал вечер. Ждал поход в театр в прекрасной компании и спокойный и уютный ужин дома с вином и пластинкой джаза. Где-то после обеда, когда меня начало клонить в сон, раздался звонок:
– Я уезжаю
– Куда?
– В Москву, сегодня в четыре вечера
Я молчал
– Прости
Дальше все как в тумане. Я не помню как я закончил рабочий день. Помню только как вышел из офиса и пошел к метро. Конечно же, на улице шел дождь. В этом дожде я смешался с унылой толпой, переступая с ноги на ногу как пингвин я продвигался в очереди у входа в вестибюль. Поезд, в который я сел ехал так будто прорывал своим ходом тоннель в сырой земле. Искореженный и грязный, он все таки довез меня до Александринки.
Наши места были на четвертом ярусе в ложе на восемь мест. У нас был первый ряд и я сидел вплотную к маленькой перилке, сложив на нее руки и голову, как ребенок который в отъезжающей от дома машине с заднего сидения смотрит в заднее стекло. Смотрит тоскливо, потому что явно не хочет ехать туда, куда его везут (наверное к бабушке в деревню, тогда как все друзья остались в городе) и у него нет никакой возможности остановить это движение. Вот и я сидел и понимал, что не хочу ехать дальше, не хочу объяснять ничего себе и уж тем более кому-то еще. Ограждение балкона нашей ложи было очень низким, а с моим ростом оно и вовсе казалось игрушечным – чуть выше моего колена. Я немного приподнялся на стуле, чтобы вытянуться за перилу и посмотреть вниз. Высота казалась более чем достаточной, чтобы больше ничего никому не объяснять. Всего лишь небольшой импульс, чтобы чуть сильнее распрямить колено и дальше, наверное, уже ничего не разобрать. Длинные ряды кресел обтянутых красной тканью, старый паркет, женщины в вечерних платьях, все смешается как в блендере. Если смешать все краски получится черный – закончится свет.
– Можно я сюда сяду? – мне пришлось выпрямиться и затащить свою свесившуюся голову обратно в ложу, где молодой человек хотел занять свободное место рядом с нами.
– Нет, здесь занято – вяло сказал я и медленно обернулся обратно к сцене.
Прозвенел последний звонок, в зале выключили свет. Сейчас начнется спектакль и он будет смотреть на место, которое так никто и не займет и злиться, за то что мы ему отказали, но мне было все равно. Я понимал, что она не придет, что ее билет у меня во внутреннем кармане пиджака, и что она уже едет в поезде в Москву, но я все равно ждал, что вот вот откроется дверь в ложе и она поджав плечи, протиснет свое худое тело между зрителями извиняясь шепотом.