000
ОтложитьЧитал
Я закончил приборку на кухне в 22:15 торжественно водрузив корзину с вымытыми фруктами на стол. Я остановился в проходе чтобы обернуться и окинуть взглядом помещение, оценить проделанную работу. Кухня выглядела великолепно, кажется, я никогда не видел ее в таком порядке. Я хотел продолжить грандиозную уборку дальше и зашел в ванную, но вдруг у меня загудело в ушах и слегка закружилась голова. Я сел на бортик ванны. Мы жили в доходном доме на улице Куйбышева, на 5 этаже. Квартира была расположена так, что окна комнат выходили в колодец, а стены ванной и туалета были как бы краем здания – брандмауэром. Соседнее здание то ли не дожило до наших лет, то ли его и не было никогда, но именно в ванной было слышно и как шумит улица и как идет трамвай и мое самое любимое, как задувает ветер. Почему-то когда я слышу эти звуки, здесь в ванной, в которой нет окон, я как будто переношусь назад во времени. Я буквально лечу и падаю вниз проваливаясь слой за слоем. Пролетая мимо 90-х с танками подъезжающими к Петербургу, мимо 80-х где в кабаках поет Александр Яковлевич, мимо ленинградского рок-клуба, мимо Шостаковича, которого на «чайке» везут в Большой дом, мимо его ленинградской симфонии, мимо блокады, мимо дома коммуны на троицкой площади, мимо Исаака Бабеля проснувшегося в зимнем дворце, мимо крейсера Авроры, мимо Матильды Кшесинской, чей особняк стоит через дом от нашего… Я открыл кран и умылся холодной водой.
Я решил сходить на улицу. Зашел в свою комнату и в темноте достал из старой помятой жестяной банки пачку сигарет с гвоздикой, которую купил еще в феврале, когда был на каникулах в родном городе. Я не курю, но эта пачка была чем-то особенным и это были единственные сигареты, которые я мог курить. Они пахли гвоздикой и кисловатым табаком и после них мне не было плохо, как после любых других. У меня был небольшой ритуал: когда мне становилось грустно, я брал эту пачку и шел на Троицкую площадь к дому-коммуне. Ничто так не притягивало меня, как этот дом. Я мог долго сидеть и размышлять о нем, прокручивать его историю в голове. Я знал одну большую историю и мне нравилось придумывать на ее основе много маленьких. Как будто заглядывать в каждое из окон. Пусть эти истории и были трагичными, я пытался выхватить ту их короткую часть, которая могла бы быть волнительной и многообещающей, когда восторг переполняет и от счастья кружится голова.
Этот дом был построен для людей, которые были освобождены советским правительством из царской каторги. Опережающее свое время здание, со светящимися балконами прямо напротив петропавловской крепости. В здешних квартирах не было кухонь, потому что еду можно было заказать на общей кухне или сходить в кафе, которое было в этом же здании. Люди которые жили здесь 100 лет назад пережили страшные события, репрессии, тюрьму, пытки, и вдруг, все наладилось и этот новый светящийся электричеством дом стал их Домом. Они прогуливались по набережной, любовались закатом, читали книги в местной библиотеке, влюблялись и создавали семьи.
Я перелез через бетонное возвышение возле крыльца и по газону подкрался ближе к окну, из которого на лохматые кусты лился теплый свет. Это было окно комнаты отдыха, играла пластинка, в мягком свете торшеров танцевала пара. Другие сидели в креслах по углам, курили и смеялись. Я заметил девушку, сидящую в углу. Она была одна и читала книгу. Черные волосы, короткая стрижка, очки в роговой оправе. Она напоминала мне кого-то, но было трудно разглядеть ее как следует из-за расстояния и дымки внутри помещения. Я хотел было пробраться ближе к окну, но вдруг я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Я осекся и немного повалился назад в кусты. В комнате отдыха выключился свет и перестала играть музыка. Я выбрался из зарослей и медленно подошел ближе к окну. Я прислонил к стеклу в домик сложенные ладони, чтобы прикрыть свет от уличных фонарей. Внутри не было ни танцующей пары, ни юношей с сигаретами, ни той девушки, ни даже советской мебели и торшеров. По центру пустой комнаты стоял невысокий коренастый мужчина в военном мундире.
Я вернулся домой. От моего героического настроя почти ничего не осталось. Пока я сидел на скамейке возле дома-коммуны и придумывал истории, которых никогда не было, она написала мне, что выехала и что ее нужно встретить в 10 утра на Московском вокзале. Я вдруг подумал, о том, что возможно мое воображение сыграло со мной злую шутку. Я начал вспоминать, откуда вообще все это взялось. Тем утром, почему я решил, что это так важно? Я перечитал нашу переписку и понял, что я увидел то, чего на самом деле не было. Там где я видел «я приеду к тебе» было просто «я приеду». Там где я читал, «я так жду когда уже я приеду и мы будем вместе» на самом деле было «Скорее бы приехать и увидеться со всеми друзьями». Мы расстались в феврале. У меня осталась от нее и на память о том, что между нами было только эта пачка сигарет. В которой, кстати осталась последняя сигарета. Я только что выкурил ее, а пустую пачку выбросил в урну. Я уже не видел никакого смысла в том, чтобы прибираться дальше и вообще, чтобы хоть во что-то верить.
Я свидетель самых главных обломов, всех несбывшихся мечт. Всех растраченных обещаний, всех проваленных планов и душераздирающих предательств. Спустя шесть лет после того как освобожденные из царской каторги люди заехали в новый электрически-светящийся дом их снова начали арестовывать и отправлять уже в советские лагеря.
Вернувшись с прогулки я не продолжил прибираться, только поменял постельное белье на новое из икеи и сходил в душ. Ближе к полуночи меня начало клонить в сон – беготня последних двух дней вымотала меня.
Утром я проснулся посреди комнаты, по которой были разбросаны разные вещи, на полу валялось старое постельное болье и мелкие сентиментальные штуковины, которые выпали из той металлической коробки с пачкой сигарет, когда я доставал ее в темноте на ощупь. Монеты собранные из разных путешествий, билеты от автобусов, самолетов поездов, которые я сохраняю на память и потом использую как закладки в книгах. Комната выглядела будто в нее залетело торнадо. Прибираться уже не было времени, нужно было ехать на вокзал. По пути в ванную я еще раз взглянул на кухню: да уж, ваза с фруктами, очень мило. Я почистил зубы и полетел вниз по лестницам. На улице была моя любимая погода: небо, белое как молоко, 15 градусов, не холодно, не жарко. Чудесный май, уже все вокруг в зелени.