Либерализм в России в начале ХХ века

2. Организацию настоящего съезда земской конституционной группы сохранить пока без изменения, предоставив лишь Бюро право приглашать в состав членов и городских гласных.

3. Поручить Бюро продолжать разработку программы по аграрному вопросу и организовать подобное же обсуждение вопросов рабочего, финансового и национального»¹⁷⁰.

Внесенная кн. Д. И. Шаховским резолюция вызвала оживленную дискуссию. Ряд участников съезда (В. И. Вернадский, Н. К. Муравьев) продолжали настаивать на том, что «ядром» партии должна стать группа земцев-конституционалистов, что якобы ни «Союз освобождения», ни «Союз союзов» не соответствуют этой важной задаче. Выступивший вслед за ними Милюков заявил, что при образовании партии следует привлекать в нее больше различных элементов, ибо «некоторая широта захвата и неопределенность очертаний даже выгодна в деле образования партии». Соглашаясь с кн. Петром Д. Долгоруковым, Милюков полагал целесообразным принять программу «Союза освобождения», что облегчило бы задачу более быстрого создания конституционно-демократической партии. Предстоящие выборы в народное представительство, подчеркнул А. В. Васильев, должны стать стимулом к немедленному образованию партии, ибо они позволят привлечь «к нашему знамени громадное количество населения». По мнению И. И. Петрункевича, Бюро следует предоставить «полную свободу для привлечения новых членов. Нам необходимо отовсюду вербовать сторонников известных идей, так как иначе мы не справимся со сложными задачами, которые выдвигаются самой жизнью»¹⁷¹.

После оживленных прений съезд принял следующую резолюцию:

«I. Съезд признает, что необходимо в настоящее время приступить к образованию конституционно-демократической партии, которая состояла бы из широкого круга деятельных единомышленников в стране и имела бы полную и цельную программу с включением в нее положений по экономическим, финансовым, областным и национальным вопросам.

Съезд поручает уполномоченным им на то 20 лицам вступить в соглашение с близкими по направлению группами по своему усмотрению, составить вместе с лицами, которые будут уполномочены от тех групп, временный комитет партии, приступить к необходимым действиям по ее организации и обо всем сделанном довести до сведения следующего съезда.

II. Организацию настоящего съезда земской конституционной группы сохранить пока без изменения с тем, чтобы Бюро приглашало в состав членов и городских гласных.

III. Поручить Бюро совместно с 20 лицами, избранными согласно 1-му пункту, продолжать разработку программы по аграрному вопросу и организовать подобное же обсуждение вопросов рабочего, финансового, национального и областного»¹⁷².

Как видим, июльский съезд «Союза земцев-конституционалистов стал важной вехой на пути создания либеральной партии. Однако дискуссия, возникшая на съезде, показала, что среди земцев-конституционалистов были значительные разночтения по вопросу о самом типе партии, ее структуре и социальном составе. Вместе с тем избрание 20-членной комиссии, которой предстояло войти в контакт с близкими по направлению и духу общественно-политическими организациями для выработки общей программы и тактики, свидетельствовало о понимании земцами-конституционалистами важности и необходимости немедленного приступа к созданию конституционно-демократической партии, тем более что вскоре предстояла избирательная кампания в Булыгинскую думу.

Не менее острые дискуссии по вопросу создания конституционно-демократической партии проходили в «Союзе освобождения». Если земцы-конституционалисты вели жаркие споры относительно союза с элементами, стоящими правее, то освобожденцы – о возможности соглашения с элементами, стоящими на более радикальных позициях.

После издания Манифеста 6 августа 1905 г. создались условия для легальной деятельности, чем и решили воспользоваться либералы. Обсуждение участия в избирательной кампании по выборам в Булыгинскую думу они увязали с проблемой ускоренного создания либеральной партии. На IV съезде «Союза освобождения» было признано необходимым «приступить безотлагательно к организации открытой конституционно-демократической партии». С этой целью съезд избрал особую комиссию из 40 лиц, в которую вошло 15 человек из состава комиссии, избранной съездом «Союза земцев-конституционалистов». Комиссии было «поручено войти по данному вопросу в сношения с другими общественными группами и принимать все нужные подготовительные меры; в качестве исходной точки для таких подготовительных работ комиссии была указана программа Союза Освобождения, принятая на третьем съезде Союза»¹⁷³.

На заседаниях Соединенной комиссии продолжились жаркие дебаты по всему спектру программных, тактических и организационных вопросов, включая вопрос о типе партии и ее структуре. Представители умеренного крыла комиссии (С. А. Муромцев, В. А. Маклаков, М. В. Челноков) считали, что деятельность партии должна носить временный характер, т. е. она должна функционировать до установления в стране конституционного строя, а затем прекратить свое существование. Основной задачей партии в данный политический момент, по их мнению, должна стать подготовка выборов в Булыгин-скую думу. При этом они настаивали на том, что на выборах партия должна заключать блоки только с умеренными элементами, невзирая даже на то, что некоторые из них являются противниками всеобщего избирательного права.

В свою очередь, центр и левое крыло комиссии доказывали, что партия должна быть постоянно действующим элементом в будущей конституционно-парламентарной политической системе. Они выступали против блока на выборах с противниками всеобщего избирательного права, подчеркивая при этом, что единственной правильной тактикой должна стать «координация действий» с левыми партиями.

Как видим, разногласия в Соединенной комиссии продолжались, и лидеры будущей партии, по признанию Милюкова, опасались, что на учредительном съезде возникнут не одна, а две или три партии, а в том случае, если все же «создастся одна, то это будет не партия, а “блок”, своего рода “Союз союзов”»¹⁷⁴.

Относительно конституционно-демократической партии опасения Милюкова не оправдались, но применительно ко всему спектру либеральной оппозиции они оказались пророческими. Вместо единой либеральной партии, о которой в 1902 г. мечтал Струве, в России возникло несколько либеральных партий, о которых речь пойдет в следующей главе.

Таким образом, процесс размежевания и самоопределения в русском либерализме растянулся на несколько лет, проходил весьма трудно и напряженно. Правда, те же тенденции имели место и в консервативном, и в социал-демократическом, и в неонародническом сегментах освободительного движения. Подобного рода ситуация объяснялась прежде всего незавершенностью формирования гражданского общества в России, отсутствием необходимых для формирования партий политических свобод, резкой мировоззренческой и идейно-политической непримиримостью между акторами освободительного движения, отсутствием у них опыта вести диалог и достигать политического компромисса в деле разрешения объективно назревших вызовов времени.

Русские либералы, консерваторы и социалисты еще не переболели «болезнью многопартийности», которая вела не к объединению, а к разъединению их сил. Вместо единых партийных структур либерального, консервативного и социалистического характера в российском партийном ландшафте, крайне мозаичном, существовало множество мелких и недееспособных политических организаций, которые напоминали протопартийные салоны, кружки, союзы и которые так и не стали современными европейскими партиями. «Детскую болезнь многопартийности» переживали и русские либералы, разошедшиеся по многим партиям и организациям, что в конечном счете и обусловливало отсутствие единства их действий и вело к размыванию либерального поля.

Глава вторая
Облик либеральных партий

В отечественной и зарубежной историографии данная проблематика нашла сравнительно меньшее отражение, так как исследователи, как правило, сосредоточивали свое внимание на освещении идейно-политической деятельности российских либеральных партий. Учитывая историографические наработки своих предшественников, собственные результаты исследований, в данной главе прежде всего обращу внимание на характеристику организационного состояния либеральных партий, от которого во многом зависела эффективность их работы как в Думе, так и среди масс. При этом будут рассмотрены уставные принципы функционирования либеральных партий, динамика их численности и социального состава, состояние их думских фракций. Создание такой целостной картины представляется важным для ответа на вопрос о причинах неэффективной деятельности либеральных партий в начале ХХ в.

1. Самоопределение в системе многопартийности

Как было показано в предыдущей главе, в либеральной среде на протяжении многих лет муссировалась идея о необходимости создания единой партии политического освобождения России. И если бы не начавшаяся в России революция, то трудно сказать, сколько бы либералам еще потребовалось времени на согласование между собой программных, тактических и организационных принципов. Характерно, что даже на стадии работы Организационной комиссии по созыву учредительного съезда конституционно-демократической партии не счесть, по какому кругу продолжались дебаты, казалось бы, по уже выясненным вопросам. Только под влиянием начавшейся в стране Всероссийской политической забастовки более активные и решительные члены Организационной комиссии во главе с Милюковым настояли на немедленном созыве учредительного съезда конституционно-демократической партии.

Съезд проходил 12–18 октября 1905 г. в Москве. Всероссийская забастовка железнодорожников, нарушившая коммуникации в стране, не позволила многим делегатам прибыть во вторую столицу. Поэтому в работе съезда принял участие всего лишь 81 делегат. На съезде отсутствовали многие представители из Петербурга, где была одна из самых сильных организаций «Союза освобождения», придерживавшихся радикальных позиций. Ситуация революционной эйфории во многом предопределяла и настроения делегатов съезда, что, в свою очередь, нашло отражение в речи будущего лидера кадетской партии Милюкова и весьма эмоциональных выступлениях делегатов.

Так, определяя место формирующейся партии в раскладе политических сил страны, Милюков отметил, что справа она уже отмежевалась от общественных элементов, которые со временем рассчитывают создать «политические группы аграриев и промышленников», а слева граница проходит там, где левые партии выдвигают требования «демократической республики и обобществления средств производства». В очерченных границах «наша партия, – заявил Милюков, – ближе всего подходит к тем интеллигентским западным группам, которые известны под названием “социальных реформаторов”»¹⁷⁵. Милюков особо подчеркнул, что создаваемая партия является внеклассовой, а ее цели и характер всецело соответствуют «традиционному настроению русской интеллигенции»¹⁷⁶. Что же касается ее программы, то она является «наиболее левой из всех, какие предъявляются аналогичными нам политическими группами Западной Европы»¹⁷⁷.

Определяя политический курс создаваемой партии, Милюков заявил, что она должна принять участие в избирательной кампании в Булыгинскую думу, а ее депутаты должны войти в ее состав «с исключительной целью борьбы за политическую свободу и за правильное представительство». При этом, подчеркнул Милюков, «мы не можем рассчитывать ни на какие соглашения и компромиссы и должны держать высоко тот флаг, который уже выкинут русским освободительным движением в его целом, то есть стремиться к созыву Учредительного собрания, избранного на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования»¹⁷⁸.

14 октября 1905 г. съезд принял постановление, в котором заявил о своей полной солидарности с забастовочным движением и решительно отказался «от мысли добиться своих целей путем переговоров с представителями власти». «Русский народ, – говорилось в постановлении, – устал ждать и не хочет более терпеть над собой бюрократических упражнений в реформах. Русский народ достаточно богат зрелыми политическими силами, чтобы самому распорядиться своей судьбой, – он более не нуждается в опеке временщиков. Вопрос теперь уже не в том – быть или не быть в России политической свободе, и не в том – согласятся ли ввести ее сверху. Вопрос только в том, осуществится ли свобода путем насильственным или мирным: путем стихийного взрыва или организованного действия народной силы. И с этой точки зрения конституционно-демократическая партия горячо приветствует крупный шаг народа на том пути, на котором стоит сама: организованное мирное и в то же время грозное выступление русского рабочего класса, политически бесправного, но общественно могучего». В сложившейся ситуации, отмечалось в постановлении, от правительства «зависит открыть широкий путь торжественному шествию народа к свободе – или превратить его в кровавую бойню… Конституционно-демократическая партия предоставляет себе право, смотря по ходу событий, принять все меры, которые будут в ее средствах и в ее власти, чтобы предупредить возможное столкновение; но, удастся ли ей это или нет, она наперед отождествляет себя с народными требованиями и кладет на весы народного освобождения все свое сочувствие, всю свою нравственную силу и окажет ему всякую поддержку»¹⁷⁹.

Получив телефонное сообщение об издании Манифеста 17 октября, делегаты, прервав обсуждение программы, под громкие крики «ура» выслушали зажигательную речь М. Л. Мандельштама. Охарактеризовав тернистый путь борьбы русской интеллигенции за политическую свободу, начиная с декабристов и до 17 октября 1905 г., отдав должное «громадной роли, которую сыграл рабочий в нашем общем деле политического освобождения», Мандельштам заявил: «Русская интеллигенция всегда была демократической. Эгоизм сословных привилегий, классовых преимуществ был всегда ей чужд. Пойдем же и дальше рука об руку с трудящимся народом. В единении и только в нем – залог свободы и прогресса»¹⁸⁰.

Ознакомившись с текстом Манифеста 17 октября, делегаты съезда приняли специальное постановление, в котором дали ему довольно резкую оценку. Недовольство вызвало прежде всего то, что «основные принципы политической свободы, равноправности и всеобщего избирательного права, выставленные на своем знамени русским освободительным движением, получили в опубликованном документе далеко не полное признание». Далее указывалось, что исполнение обещаний Манифеста продолжает оставаться «в руках людей, политическое прошлое которых не внушает народу никакого доверия. При этих условиях выполнение намеченных Манифестом задач является, безусловно, невозможным в пределах предстоящей избирательной кампании». Депутаты заявляли, что в силу отсутствия гарантий применения «начал свободной политической жизни к предстоящей избирательной кампании» Государственная дума «не может быть признана правильным народным представительством». Поэтому задачей конституционно-демократической партии «остается достижение поставленной раньше цели – созыв Учредительного собрания на основе всеобщего и равного избирательного права с прямым и тайным голосованием, без различия пола, национальности и вероисповедания». Выход из сложившегося неопределенного положения могли обеспечить следующие меры: «а) немедленное осуществление обещанных Манифестом основных прав и немедленная же отмена исключительных законов; б) немедленное введение избирательного закона на основании всеобщего голосования для непосредственного созыва, вместо Государственной думы по закону 6 августа, Учредительного собрания для составления Основного закона; в) немедленное удаление из администрации лиц, вызвавших своими предыдущими действиями народное негодование, и составление временного делового кабинета, полномочия которого должны прекратиться с созывом народных представителей и составлением кабинета из представителей большинства». Кроме того, в постановлении съезда содержалось требование полной амнистии по политическим и религиозным преступлениям. Не дожидаясь удовлетворения намеченных требований, конституционно-демократическая партия предупредила, что она «предоставляет себе право фактического осуществления всех обещанных Манифестом, но не закрепленных точными определениями закона условий политической свободы»¹⁸¹.

Учредительный съезд после длительной дискуссии принял программу и устав конституционно-демократической партии, а также избрал ее Временный центральный комитет¹⁸².

Таким образом, октябрьский учредительный съезд с формальной точки зрения завершил длительный и сложный процесс формирования конституционно-демократической партии. Фактически же съезд сделал лишь первый шаг в деле ее становления как нового самостоятельного политического субъекта. Общественному мнению предстояло осмыслить и оценить место и роль новой партии в системе российской многопартийности.

Решения учредительного съезда конституционно-демократической партии сразу же были критически восприняты умеренными элементами земского и городского самоуправления, в представлении которых кадеты однозначно трактовались как «пособники революционеров» и «разрушители единой и неделимой империи». Входить в такую партию умеренные представители земских и городских органов самоуправления посчитали для себя неприемлемым, более того, они сразу же зачислили ее в разряд своих политических конкурентов.

В последней декаде октября 1905 г. в Москве прошло несколько бурных совещаний, на которых умеренные представители земского и городского самоуправления обсуждали политическую ситуацию в стране, разрабатывали программу, тактику и организационные принципы создания собственной партии. В отличие от кадетов, заявивших о своей солидарности с забастовочным движением, раскритиковавших Манифест 17 октября и отказавшихся вступать в переговоры с властью, участники этих совещаний осудили «стачечный азарт рабочих», назвали Манифест своим «драгоценным завоеванием», выразили готовность сотрудничать с правительством при условии, если оно будет последовательно выполнять свои обещания.

1 ноября 1905 г. либеральная газета «Слово» проинформировала, что видные представители земств и городов, «идеалом которых в настоящее тревожное и критическое для России время является не разрушение, а созидание и благополучие страны на началах гражданской свободы, объявленной в Манифесте 17 октября», приступили к созданию партии под названием «Союз 17 октября». Среди ее учредителей были названы Д. Н. Шипов, А. И. Гучков, М. А. Стахович, М. В. Красовский, граф В. В. Гудович, Н. Н. Перцов, барон П. Л. Корф, А. Н. Никитин, Н. А. Тарасов и др.

Из бесед с ними корреспондент газеты «Слово» выяснил, что в основу программы партии положены принципы, изложенные в Манифесте 17 октября. Партия будет решительно бороться против созыва Учредительного собрания и прямого избирательного права, отстаивать неделимость России, требовать немедленного созыва Думы, которая только «одна в силах умиротворить страну, утвердить власть и осуществить реформу государственного управления»¹⁸³.

4 и 5 ноября 1905 г. аналогичные совещания состоялись в Петербурге. На них обсуждался подготовленный А. И. Гучковым проект программы¹⁸⁴, который затем еще дважды обсуждался в Москве и Петербурге¹⁸⁵. Учредители «Союза 17 октября» явочным порядком избрали одновременно в Москве и Петербурге центральные руководящие органы новой партии.

Как видим, процесс организационного оформления двух либеральных партий шел практически одновременно, с незначительным интервалом. Лидеры той и другой конкурирующей партии прекрасно понимали, что процесс организационного строительства только начинается и он не будет простым. Прежде всего надо было определить демаркационные линии, отмежевывающие ту и другую партию от ближайших соседей.

Для кадетской партии грань справа была ясна, ибо за ней формировались партии, не скрывающие своих намерений защищать собственные классовые интересы. Не столь очевидной была грань слева, ибо «левые друзья» кадетов сразу же после успешной массовой всеобщей стачки приступили к подготовке вооруженного восстания. Это и стало «камнем преткновения» для дальнейшего сохранения тесных отношений с «друзьями слева», которые, по терминологии Милюкова, стали превращаться «во врагов слева». Изменение позиции кадетского руководства в декабрьские дни 1905 г. сразу же почувствовали левые, в том числе петербургские освобожденцы.

Уже в ноябрьские и декабрьские дни 1905 г. кадетское руководство исподволь, не спеша, приступило к «корректировке» некоторых программных положений. В частности, речь шла о неопределенных формулировках программы о государственном устройстве России, об отчуждении частновладельческих земель «в потребных размерах». В результате на втором партийном съезде из кадетской программы был убран намек на республиканское государственное устройство. Допускалась свобода мнений относительно структуры народного представительства (одна или две палаты), о предоставлении политических прав женщинам, а также об определении норм дополнительного наделения безземельных и малоземельных крестьян. Кадетское руководство не прочь было отказаться и от лозунга Учредительного собрания, заменив его неопределенным требованием – предоставления «учредительных функций» Государственной думе.

В результате этих программных «подвижек» кадетское руководство «потеряло» значительную часть своих петербургских коллег по «Союзу освобождения», которые отказались войти в состав Центрального комитета, избранного в январе 1906 г. на втором общепартийном съезде. Грань, отделяющая кадетскую партию слева, стала более определенной. Союзники слева постепенно начали осознавать, что кадетскому руководству, взявшему курс на «органическую работу» в Думе, дальше с ними не по пути. Понимание этого еще более упрочилось после публичного заявления Милюкова о том, что кадеты больше не намерены таскать на своих спинах «левых ослов».

Что касается «Союза 17 октября», то у него, наоборот, грань справа оказалась чрезвычайно размытой, а слева – четкой. Считая не только социалистические партии, но и кадетов «скрытыми республиканцами», стремящимися «развалить империю» и подорвать основы «частной собственности», октябристское руководство не скрывало, что конституционно-демократическая партия и является той гранью слева, которую «Союзу 17 октября» ни при каких обстоятельствах переступать нельзя. Что касается грани справа, то лидеры октябристов проводили ее между собой и правоконсервативными и откровенно националистическими партиями типа «Союза русского народа», политический курс которых вел к подрыву положений Манифеста 17 октября.

Не случайно, подводя итоги работы первого съезда «Союза 17 октября», один из его основателей и лидеров Д. Н. Шипов заявил: «Мы отмежевались от левых и правых партий. От правых потому, что они стараются во что бы то ни стало, “рассудку вопреки, наперекор стихиям”, сохранить старый приказной строй, приведший к Ляояну, Цусиме и всем внутренним неурядицам и кровопролитиям. От левых партий мы ограничили себя потому, что весь русский народ привержен идее монархизма. Мы искренние монархисты по убеждению: мы видим в конституционной монархии противодействие идее деспотизма олигархии или массы»¹⁸⁶. Все остальное политическое пространство, находящееся между «Союзом русского народа» справа и кадетами слева, октябристские лидеры считали своей «вотчиной» и сферой своего идейно-политического и организационного влияния.

Недаром «Союз 17 октября» инкорпорировал в себя целый ряд партий промышленников и предпринимателей, включая и разные объединения представителей технического и административного аппарата заводов, фабрик, банковских учреждений, земских и городских служащих. Так, на одном из общих собраний член ЦК «Союза 17 октября» М. В. Красовский заявил: «Необходимо и нам организовать могущественную организацию, которая объединила бы все солидные элементы общества, всех понимающих цену культуре»¹⁸⁷. Такой весьма неопределенный и расплывчатый принцип отбора «политических друзей» привел к тому, что «Союз 17 октября» с самого момента своего возникновения представлял собой рыхлую в организационном отношении партийную структуру, неспособную осуществлять систематическую и целенаправленную деятельность. Образно говоря, «Союз 17 октября» напоминал собой Ноев ковчег, где были собраны «все твари по паре», значительная часть которых кровно была связана с уходящим прошлым, а часть ориентирована на будущие умеренные изменения. История «Союза 17 октября» – это «биография» многонаселенной коммунальной квартиры, раздираемой подковерными «разборками», склоками и личными амбициями.

Создание двух либеральных партий – кадетов и октябристов – еще не означало, что процесс организационного размежевания в либеральном сегменте общественного движения завершился окончательно и бесповоротно. В либеральном пространстве было еще немало элементов, которых не устраивала ни политика кадетов, ни октябристов. Еще накануне созыва I Думы стала формироваться партия демократических реформ, а в период ее деятельности – партия мирного обновления. Учитывая, что история той и другой партии получила всестороннее освещение в кандидатских диссертациях Н. Б. Хайловой и В. М. Шевырина¹⁸⁸, резюмирую итоги исследований по проблеме организационного оформления этих партий.

По данным Хайловой, формирование партии демократических реформ началось в декабре 1905 – январе 1906 г. На ряде совещаний был рассмотрен проект программы, подготовленный А. С. Постниковым и К. К. Арсеньевым, принят устав и избраны ЦК и Центральное бюро¹⁸⁹. В воззвании «К русскому обществу», опубликованном 18 января 1906 г., лидеры вновь образуемой партии демократических реформ следующим образом определили ее место в многопартийной системе. По их мнению, в отличие от крайне левых партий она является решительной противницей «внезапного переворота в общественном строе», а от правых партий ее отличает «признание необходимости коренных преобразований не только политических, но и социальных». Называя себя «левым центром» либеральной «политической армии», основатели партии демократических реформ выражали готовность к совместным действиям с октябристами и кадетами «на условиях, установленных взаимным соглашением»¹⁹⁰.

Лидеры партии демократических реформ позиционировали себя в качестве приверженцев эволюционного пути общественного развития, отстаивали идею сильного государства, способного проводить назревшие в стране реформы и законодательно гарантировать права и свободы граждан. По их мнению, основой этих преобразований должен стать Манифест 17 октября 1905 г., который дает либеральной оппозиции реальный шанс мирного разрешения политических и социальных конфликтов. Идеальным политическим устройством для России является конституционно-парламентарный режим, который может быть установлен не путем созыва Учредительного собрания «снизу», что уже само по себе чревато революционными катаклизмами, а через законодательное народное представительство с предоставлением ему учредительных функций.

В воззвании отмечалось, что партия демократических реформ является сторонницей двухпалатного народного представительства, что она только «как исключение» допускает автономию отдельных областей, а также обусловливает «право участия в местном самоуправлении сравнительно долгим сроком проживания в данной местности или владения в ней недвижимостью»¹⁹¹. В аграрной сфере партия считала необходимым более точно определить: «1) категории лиц, имеющих право на наделение землею, 2) высшие и низшие размеры наделения и 3) способ оценки принудительно отчуждаемой земли». При этом авторы воззвания подчеркивали, что стоят за «ограждение неприкосновенности мелких земельных владений, за ограничение размеров крупных земельных владений, за возможно большее увеличение государственного земельного фонда»¹⁹².

Будучи противницей сословного принципа проведения выборов в Думу, партия вместе с тем выступала против немедленного осуществления всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, проявляла колебания относительно предоставления избирательных прав женщинам.

По сути, эти взгляды по основным параметрам соответствовали эволюционной модели преобразования страны, отстаиваемой на общероссийских съездах представителями земского и городского самоуправления. Один из ведущих идеологов партии демократических реформ М. М. Ковалевский заявлял, что на ее знамени нет «ничего иного, кроме видоизменения и развития существующего». Партия «слишком проникнута сознанием, что всякий прогресс есть результат поступательного хода истории, чтобы требовать сразу низвержения всего существующего порядка, а не модификации его в желательном для нее смысле». Задача освободительного движения, считал Ковалевский, должна быть «направлена к тому, чтобы “под покровом традиционных форм” внести в них “новое содержание”»¹⁹³. «Партия демократических реформ, – подчеркивал он, – ставит своей высшей задачей видеть русский народ освобожденным от вековых цепей как духовного, так и материального рабства, а для этого пока не придумано других средств, да едва ли когда и будет придумано, кроме просвещения, личной свободы и самоуправления общества через посредство его представителей»¹⁹⁴.

Формирование партии мирного обновления началось лишь в мае – июне 1906 г. Выясняя причины ее создания, В. М. Шевырин выделил несколько важных моментов: неудачу в ходе избирательной кампании в I Думу, постигшую «Союз 17 октября»; несовместимость взглядов основателей новой партии (графа П. А. Гейдена, М. А. Стаховича, кн. Н. С. Волконского) с позицией правого крыла «Союза», игнорировавшего конституционные и правовые принципы и явно пресмыкавшегося перед правительством. Лидеры создаваемой партии полагали, что разношерстный состав «Союза 17 октября» не оставляет ему шансов победить в острой конкурентной борьбе с кадетской партией.

Характерно, что не только названные лица, но и ряд других видных представителей петербургского и московского отделов ЦК «Союза 17 октября» признавали политическую бесперспективность собственной партии. Не случайно они поддержали идею Гейдена о создании партии мирного обновления и на первых порах выразили готовность присоединиться к ее программному заявлению. В принципе не исключалась возможность присоединения к ней и самого «Союза 17 октября».

Дело в том, что разгромное поражение «Союза 17 октября» на выборах в I Думу обострило дискуссию в его руководящих кругах об организационных принципах построения партии. Партия, как уже отмечалось выше, проявила неразборчивость и «всеядность», привлекая в свой состав элементы, весьма далекие от конституционализма. Гейден и его единомышленники также не исключали, что им рано или поздно удастся «оторвать» от кадетской партии ее правое крыло, недовольное рядом программных положений и особенно ее тактическим курсом на союз с трудовиками и другими левыми думскими группами. Чтобы привлечь крестьянских депутатов к формирующейся партии, по инициативе Гейдена была разработана подробная аграрная программа, которая на данный момент была одним из «слабых звеньев» октябристской платформы, сформулированной в их первоначальном воззвании. Установленные контакты с крестьянскими депутатами убедили Гейдена в том, что без включения в аграрную программу требования принудительного отчуждения земли за выкуп позитивного «разговора» с ними быть не может.