Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении. Монография

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 327

ББК 66.4

Ф51

Филатов А. С.

В работе рассматривается актуальная в современном глобальном мироустройстве проблема геополитического взаимодействия, конкуренции и конфликтов. При этом акцент делается на анализе культурно-цивилизационного влияния на геополитическое форматирование как в условиях современного мира, так и в процессе исторического развития человечества. Именно исследование исторического процесса позволяет сделать вывод о том, что «территория существования социума является не просто природно-географической средой жизни общества, а в результате определенного типа человеческой деятельности становится полем формирования собственного социокультурного пространства для цивилизационной модели».

Автором предлагаются совершенно новые модели рассмотрения геополитических процессов. Для этого автор дает собственные интерпретации уже существующих понятий, таких как «культура», «политика», «геополитика», «цивилизация», и вводит новые – «способ экзистенциального взаимодействия», «источник социального существования», «исторические типы обществ», «мировая ось культуры». В результате выстраивается теоретическая модель перемещения очагов мировой культуры, которая объясняет формирование источников геополитической активности в истории и современности.

В книге на основе социокультурной детерминации образования цивилизационных конструкций и моделей обосновывается формирование на платформе очагов Мировой оси культуры глобально-исторических статусных типов цивилизаций, которые «институционально и нормативно обустраивают окультуренное пространство существования социума». В результате возникает объяснение существования Древнеегипетского, Древнемесопотамского, Древнеиндийского, Древнекитайского, Майя, Северосредиземноморского (Древнегреческого, Древнеримского и Византийского), Евроатлантического (Европейского и Североамериканского) культурно-цивилизационных центров, возникающих в процессе социокультурного освоения природно-географического пространства земли человечеством. С учетом перспектив формирования нового очага Мировой оси культуры и выражения закономерности его перемещений автор приходит к выводу, что следующим культурно-цивилизационным центром будет Российский цивилизационный тип.

УДК 327

ББК 66.4

© Филатов А. С., 2014

© ООО «Проспект», 2014

Моим родителям —

Сергею Акимовичу и Татьяне Егоровне —

посвящаю

ВВЕДЕНИЕ

В основе современных геополитических исследований находится анализ культурно-цивилизационных факторов. Объяснение этому состоит в том, что и культура общества, и цивилизационные устои оказывают непосредственное или опосредованное влияние на механизмы формирования политики и геополитики. В условиях глобализации международных процессов проявление культурно-цивилизационных факторов в геополитике становится еще более четким.

США, ведущая страна евро-атлантической цивилизации, строит свою геополитику в мировом пространстве исходя из доктрины распространения собственных цивилизационных ценностей. Такая установка приводит к тому, что сформировавшаяся в Европе и Северной Америке политическая система, идеи и практики провозглашаются эталоном для всего мирового сообщества, а их распространение осуществляется зачастую силовым способом. Исходя из того, что евро-атлантический культурно-цивилизационный фактор в современной геополитике все еще имеет достаточно высокий потенциал, его исследование актуализирует проблематику цивилизационного измерения геополитики.

Не менее актуальным является исследование других культурно-цивилизационных детерминант современных геополитических процессов. Так, ряд авторов отмечают, что китайский цивилизационный ренессанс способен остановить гегемонию евро-атлантической цивилизации. При этом рост политико-экономического влияния Китая в современном мире все исследователи прямо или косвенно связывают с тысячелетними традициями китайской цивилизации.

Ещё более активно обсуждаются перспективы евразийской цивилизации, которые, как правило, рассматриваются сквозь призму геополитических процессов. По прошествии более 20 лет со времени разрушения Советского Союза вопрос о реинтеграции контролировавшегося им пространства отнюдь не закрыт, что в той или иной степени проявляется в деятельности Содружества Независимых Государств (СНГ), Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), Единого экономического пространства (ЕЭП), а в последнее время Таможенного союза и Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС). Это свидетельствует о том, что вместить политическими методами всё постсоветское пространство в структуру Европейского дома не получается. Главным образом, по причине культурно-цивилизационных отличий, которые определяют политическую культуру, способы политической деятельности, политические традиции и основы геополитического взаимодействия.

Традиционно геополитика рассматривается в контексте глобальных географических процессов, в которых проявляется военно-политическая мощь государств. Некоторая корректировка определений геополитики в традиционном понимании с акцентуацией на экономические аспекты, по сути, ничего принципиально не меняет, так как политическая воля государств в этом случае реализуется с опорой не только на военные, но и на экономические ресурсы. Исторически такой подход совершенно оправдан, и его авторы (Ф. Ратцель, Р. Челлен, А. Мэхэн, К. Хаусхофер и др.) внесли существенный вклад в характеристику и объяснение международных процессов. Однако их геополитические концепции в большей степени носили описательный характер, в том в смысле, что описывали политическую конфигурацию государств и их союзов в географическом пространстве. Более того, географические факторы не всё в состоянии объяснить в геополитике. Например, освоение Россией Дальнего Востока и инертность в этом направлении Китая традиционной геополитикой и/или геоэкономикой лишь описывается без глубокого аргументированного обоснования.

В дальнейшем геополитические факторы определялись, в частности, на основе религиозно-конфессиональных отличий, характерных для государственных образований и/или их союзов. Несмотря на то что так называемый географический или природно-климатический подход к геополитическому форматированию имеет гораздо больше обоснований и более традиционный, нежели религиозно-мировоззренческий, последний начинает преобладать в выстраивании геополитических интерпретаций современных международных процессов. И если у К. Хаусхофера геополитика является «географическим разумом государства», то для С. Хантингтона геополитика определяется через противоборство таких цивилизационных форм, которые наполняются религиозным и культурным содержанием. Такая модель не срабатывает в полной мере хотя бы потому, что ряд государств, несмотря на их религиозную и даже конфессиональную общность, оказываются в различных рамках геополитического форматирования и иногда во враждебных геополитических альянсах.

Определённым способом преодоления недостатков традиционной и новой геополитики с их акцентуацией на географическом, экономическом и религиозном факторах выступают новейшие геополитические концепции, строящиеся на основе геофилософии, которую связывают с именами Ж. Делёза и Ф. Гваттари. В этом случае акцент делается на многомерное пространство, учитывающее разнообразие культурно-генетических кодов. В новейшей геополитике (синонимами которой являются такие понятия, как «цивилизационная геополитика», «геофилософия», «геокультура», «аналитическая геополитика», «геопсихология» и «информационная геополитика») глобальные политические процессы рассматриваются с помощью пространственной модели имманентной философии, основанной на соотнесении территории и земли. В этой дихотомической паре «территория – земля» территория рассматривается как процесс окультуривания земли, а в качестве примера авторы приводят деятельность имперских колонизаторов, которые приходят на пустую землю с целью заново «основывать» территорию [97, с. 113].

Если геофилософия и геокультура выступают в качестве теоретико-методологической базы новейшей геополитики, то информационно-аналитическая геополитика и геопсихология становятся её своеобразными прикладными разделами. Аналитическая геополитика создаёт технологии «захвата» и «защиты» жизненных пространств (цивилизаций, государств и регионов) и достижения геостратегических целей путем создания созидательной или разрушительной рубежной (пограничной) социальной энергетики в обществах, рассматриваемых как объекты и предметы воздействия. Геопсихология изучает управление людьми на подсознательном уровне. Благодаря разработке и применению разнообразных технологий (в том числе манипуляционных) управления крупными социальными группами осуществляется «захват» территории, в том числе во время борьбы за власть (захват электората).

Поэтому очевидно, что представления о современной геополитике и моделях геополитического поведения ведущих мировых держав будут неполными, если мы оставим в стороне культурно-цивилизационные факторы, на них влияющие. Это важно и в связи с отмеченным культурно-цивилизационным разнообразием, которое выдвигает на мировую сцену нескольких значимых геополитических игроков. К их числу, безусловно, следует отнести САС (Североамериканский союз – США и Канада) и Европейский союз, выступающие по поводу важнейших мировых проблем, по сути, совместно Китай, Россию, Бразилию, Индию, некоторые крупные исламские государства. Уже этот перечень позволяет зафиксировать, что каждый из отмеченных геополитических игроков имеет свою культурно-цивилизационную модель, которая фундаментально воздействует на выработку внешнеполитических доктрин.

Именно на культурно-цивилизационных отличиях акцентировал внимание американский исследователь С. Хантингтон, когда в начале 90-х гг. создавал геополитическую картину мира. Следует сказать, что по многим параметрам его геополитическая модель современного мира оказалась не только наиболее востребованной, но и более адекватно отражающей всё многообразие международных отношений и конфликтов современности. В то же время полицивилизационная парадигма С. Хантингтона имеет определённые недостатки в плане, прежде всего учёта сущностных культурных признаков при классификации современных мировых цивилизаций. В конечном счете это приводит к расплывчатости критериев, по которым он выделяет восемь современных цивилизаций – синская (китайская), японская, индуистская, исламская, православная, западная, латиноамериканская и (возможно) африканская. При этом С. Хантингтон в качестве содержания своего критериального подхода рассматривает религиозные отличия. Однако из перечисленных восьми цивилизаций лишь три обозначаются по сугубо религиозным признакам. К тому же остаются непонятными принципы определения критериев в классификации современных мировых цивилизаций С. Хантингтоном. Если это религиозно-конфессиональный, то каким образом латиноамериканская цивилизация (не совсем католическая сейчас) отделена от западной (где присутствует католическая конфессия)? А какой конфессиональный критерий можно положить в качестве признака в африканскую цивилизацию? И почему православная Греция находится в контексте западной цивилизации, как минимум её геополитических структур – НАТО и Европейского союза?

Проблема определения социокультурных доминант (включая религиозно-конфессиональные факторы) в рамках современного научного дискурса остаётся открытой. Исходя из того, что практически все современные цивилизации поликонфессиональны, полирелигиозны и полиэтнокультурны, то процесс формирования цивилизаций необходимо рассматривать в контексте глобальной социокультурной традиции, разворачивающейся на определённой территории. При этом территорию следует рассматривать не только как определённую географическую среду, но прежде всего в качестве глобального пространства, в рамках которого формируется определённый тип человеческой деятельности, безусловно, испытывающий влияние природных условий, но и формирующий их, и, таким образом, формирующий самого себя.

Исходя из проблемы настоящего исследования предметное поле включает прежде всего влияние культурно-цивилизационных факторов на процессы геополитического устройства в мире, в том числе на формирование геополитических центров. Следовательно, геополитика, а точнее, геополитическое устройство входит в предметное поле исследования по причине его производности от определённых культурно-цивилизационных моделей или типов цивилизаций. Тем не менее именно геополитика является отправной точкой исследования и соответственно анализа имеющихся теорий, концепции и авторских подходов по данной теме. С учётом этих определений будет дана оценка степени разработанности проблемы, лежащей в основе исследования.

Сам термин «геополитика», появившийся в конце XIX в. в работах Р. Челлена и концептуально разработанный им в дальнейшем («Государство как форма жизни», 1916 г.), носил по происхождению географический окрас. Р. Челлен использует понятие геополитики в контексте политической географии – научной дисциплины, созданной германским социологом и географом Ф. Ратцелем, которого он считал своим учителем. В концепциях Ф. Ратцеля и Р. Челлена, равно как и в трудах их европейских и американских последователей, геополитические процессы рассматривались в привязке к географической среде.

Фридрих Ратцель, который считается создателем геополитики как дисциплины исследования, формировал свою концепцию в значительной степени под влиянием учения Э. Геккеля о взаимодействии живых организмов и их образований между собой и с окружающей средой, автора термина «экология». Поэтому у Ф. Ратцеля географический фактор, влияющий на развитие человеческого общества, наполняется не столько территориальными, сколько климатическими, демографическими, биологическими признаками среды обитания людей; пространство, в котором существует общество, даёт ему определённую жизненную энергию, при этом само пространство становится естественным продолжением бытия этносоциума. Одно из наиболее сильных воздействий на жизнь народа, его развитие и роль в мировом человеческом сообществе оказывают климатические условия среды обитания людей. Этими условиями определяются биологические особенности этносов, которые формируют этнические нравы и в целом систему этносоциального поведения.

И уже вследствие таких геобиологических особенностей происходит формирование политической системы общества, включая государство. Следует отметить, что сам Ф. Ратцель предложил иной термин для обозначения своей концепции, давший впоследствии название лежащей на стыке политической науки и географии гибридной дисциплины, – политическая география. Именно в контексте политической географии Ф. Ратцель анализирует существование государства. Ф. Ратцель рассматривает возникновение, развитие и кризис государства через пространство, которое является для данного государства жизненно важным. Причём рост жизненного пространства и соответственно рост государства предполагают рост культуры. Отсюда возникает определённая взаимообусловленная цепочка: рост жизненного пространства – рост государства – рост культуры. Далее следует развитие социально значимых идей, всех сфер общественной жизни, экономический подъём, а основанием всему этому служат геобиологические процессы, которые обусловлены природно-климатическими условиями существования этноса/народа/общества.

Таким образом, Ф. Ратцель рассматривает культуру как производный феномен развития и роста жизненного пространства, а проблемы цивилизации фактически остаются за пределами его исследования.

Рудольф Челлен, так же как и Ф. Ратцель, рассматривал государство как организм, существующий в географическом пространстве. Для Р. Челлена основным предметом исследований стало государство, которое является таким же естественным порождением жизни, как и сам человек. Пространством жизнедеятельности государства, как биологического образования (живого существа), является географическая среда, которая, по мнению Р. Челлена, полностью солидарного в этом вопросе со своим учителем Ф. Ратцелем, есть не просто интегральная часть государственного организма, но и почва (в прямом и переносном смысле) его существования, развития и роста. Именно это, по мнению Р. Челлена, являет собой геополитику и именно этим должна заниматься геополитика как исследовательская дисциплина.

Если Ф. Ратцель в большей степени рассматривал государство в экологическом плане, наряду с любыми другими живыми образованиями (в том числе сообществами, если речь идёт о животных), то Р. Челлен выделяет государство из живого мира, отмечая, что некоторые государственные организмы могут ставить перед собой цели расширения территорий. Отсюда геополитика – это и есть процесс образования за счёт расширения территорий, жизненного пространства сильных государств, образования Империй. Другими словами, по мнению Р. Челлена, геополитика как научная дисциплина призвана изучать процесс образования Империй и мощных конгломератов государств как следствие борьбы за существование этносов и охват ими в результате своей жизнедеятельности новых географических территорий. Выходит, что у Р. Челлена, так же как и у Ф. Ритцеля, геобиологическая мотивация геополитического устройства обнаруживается достаточно чётко и ясно.

Для Хэлфорда Маккиндера географический принцип является едва ли не единственным определяющим принципом геополитического устройства в отличие от Ф. Ритцеля и Р. Челлена, которые скорее к биологическому началу, хотя и «замешанному» климатическими условиями, присовокупляли географическое пространство. Хотя необходимо отметить, что сам Х. Маккиндер в своих работах не использовал термин «геополитика», что, безусловно, значительно усиливало географическую направленность его исследований как минимум в его персональных представлениях.

Вся система политического мироустройства, с точки зрения Х. Маккиндера, определяется географическими константами. Однако, как это ни парадоксально может звучать, но в оценке различных периодов мировой истории первой половины ХХ в. для самого Х. Маккиндера эти географические константы оказываются переменными. Опубликовав в 1904 г. исследование «Географическая ось истории», Х. Маккиндер вывел географическую константу, в соответствии с которой замок к мировому господству находится в сердце Евразии – огромном пространстве суши, протянувшемся от Русской равнины до Тихого океана, большую часть которой занимает Россия. Для определения этого пространства Х. Маккиндер вводит понятие Хартленда – сердцевидной земли, к которой примыкают внутренний полумесяц или внутренняя дуга из Западной Европы, Аравийского полуострова и Индокитая и внешний полумесяц или периферийная дуга, включающая в себя Америку, Океанию и Африку. Примечательно, что США были размещены Х. Маккиндером на периферии мирового политического пространства, а родная Великобритания вместе с основной своей колонией – Индией – во внутреннем полумесяце, не относящемся к географической территории, которая обеспечивает мировое господство. Вполне логично предположить, исходя из политической и мировоззренческой позиции автора Хартленда, что, уделяя сердцевинной земле Евразии такое значение, он вовсе не питал симпатий к России, как владычицы Хартленда, и даже не в первую очередь руководствовался теорией доминирования теллурократии (владение сушей) над талассократией (владением морями). В большей степени, таким образом, Х. Маккиндер указывал Великобритании и её геополитическим союзникам на необходимость взять под контроль Хартленд, к которому он в ряде случаев добавлял и Германию как сухопутное государство.

Но уже в 1919 г. он вносит существенное уточнение в политико-географическую картину мира, наделяя Восточную Европу способностью открыть замок Хартленда. Х. Маккиндер формулирует в работе «Демократические идеалы и реальность» следующее заключение: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (т. е. Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром». Принципиальность этой корректировки состоит в том, что теперь «сердце мира» смещается к внутреннему полумесяцу, частью которого является Европа, и удаляется от России, ибо в международной политике принято к Восточной Европе относить Польшу, Чехию, Словакию, Венгрию, Румынию, с конца ХХ в. сюда добавляют ещё Прибалтийские государства, а также Белоруссию, Украину и Молдавию. Российскую Федерацию в перечень стран Восточной Европы не включают. С некоторыми изменениями (без Белоруссии, Украины и Молдавии) так было и в 1919 г.

Следует отметить, что Х. Маккиндер не приводит каких-либо убедительных посылок, обосновывающих его суждение о «ключе» к Хартленду, – в большей степени политическое значение Восточной Европы в «географической оси» выводится из её (географической) близости к «сердцевинной земле». Такой дискурс служит ещё одним подтверждением ранее озвученного предположения, что Х. Маккиндер строил свою концепцию как своеобразную внешнеполитическую доктрину Великобритании и США, направленную на поиск способа взять под контроль евразийские просторы России. При этом, конечно, нельзя исключать того, что Х. Маккиндер был искренне убеждён в значении Хартленда для мирового господства и уже исходя из этого делал (гео) политические выводы и давал рекомендации в сфере внешней политики.

И, наконец, в 1943 г. Х. Маккиндер внёс ещё более существенные изменения в свою Географическую ось истории – страна внешнего полумесяца – США – уже рассматривается им как другая ось наряду с Хартлендом (Советским Союзом). В этом случае все остальные государства вращаются вокруг не одной оси, а двух. С позиции реальной геополитической ситуации, складывающейся в середине ХХ в., такой вывод был совершенно корректным. Более того, Х. Маккиндер фактически предсказал становление двухполюсного мира, когда во второй половине ХХ столетия СССР и США были основными пунктами сбора участников геополитического процесса. А существование международной организации так называемых неприсоединившихся стран лишь подчеркивало эту двухполюсность или двухосность, если точно по Маккиндеру.

Однако с такими уточнениями Географической оси истории у Х. Маккиндера уже не получалось – и по причине появления второй оси (США), и вследствие разрушения модели Хартленд – Внутренний полумесяц – Внешний полумесяц. Относительно концепции Х. Маккиндера можно сказать, что предлагаемые им модели геополитического устройства были дискриптивными, производными от складывающейся международной обстановки и имеющими сугубо географическое выражение. В этих моделях практически не просматриваются культурно-цивилизационные признаки и государств оси, и стран, включённых в полумесяцы. Не иначе как географически можно объяснить включение во внутренний полумесяц и (Западной) Европы, и Аравии, и Индокитая, принципиально различающихся по социокультурным и цивилизационным параметрам.

Нельзя сказать, что американский военно-морской теоретик и историк Альфред Мэхэн прямо противоречит Х. Маккиндеру, но средством (единственным с его точки зрения) достижения мирового господства он видит морское могущество. Противоречия не обнаруживаются уже хотя бы потому, что с помощью морского могущества можно победить сухопутные силы и, если соразмерять концепции А. Мэхэна и Х. Маккиндера, овладеть «сердцевинной землёй» – Хартледом. Общее между ними состоит в том, что географический фактор является определяющим для геополитического устройства. У Мэхэна контроль над морским пространством обеспечивает политическое господство как в отдельно взятом геополитическом регионе, так и в мире в целом. Естественно, что эта географическая среда – море – становится фактором господства лишь в случае, если государство приходит в неё (среду) оснащённым соответствующими средствами: военно-морскими силами и торговым флотом.

К тому времени, когда Карл Хаусхофер начал заниматься геополитикой (1911 г.), в этой отрасли научного знания сложились представления о существовании двух основных исторических центров силы, формирующихся по географическим признакам – теллурократии и талассократии. При этом некоторые геополитические концепции обосновывали возможность достижения мирового господства мощью суши, земли (теллурократия), а другие – мощью моря (талассократия). К. Хаусхофер принял такую модель геополитики и, не вдаваясь в преимущества власти суши или власти моря, предложил геополитическую доктрину, которая могла быть положена в основу внешней политики континентальных государств Евразии – Германии, России и Японии.

К. Хаусхофер исходил из того, что основанием для межгосударственного союза, создания геополитического блока (вего редакции – Континентальный блок) могут быть не культурно-цивилизационные параметры, а географическое положение. Он также считал, что геополитическими партнёрами Континентального блока (Германии, России и Японии) должны стать Италия, Испания и Франция. Ось этого геополитического союза, по мнению К. Хаусхофера, создаётся по линии Берлин – Москва – Токио. Собственно, для К. Хаусхофера Континентальный блок и Ось Берлин – Москва – Токио являются равнозначными понятиями. Следовательно, Италия, Испания и Франция – это некое дополнение Континентального блока, возникающее вследствие их антагонизма морскому владычеству Великобритании и подтягивающихся к ней в начале ХХ в. Соединённых Штатов.

Главными государствами этого геополитического союза К. Хаусхофер считал Германию и Россию, даже в Континентальном блоке, и соответственно Оси Берлин – Москва – Токио для Японии он отводил роль сугубо требуемого элемента конструкции, необходимого для завершения всей экспозиции. Вторые роли Японии, а тем очевиднее Италии, Испании и Германии в геополитическом союзе К. Хаусхофера и выделение на первых позициях Германии и России как континентальных держав в некоторой мере снимают вопросы – почему островная Япония, морские Испания и Франция (с великими морскими историями) оказались в континентальном союзе, а не морском. Но ещё более это объясняет факт расхождения интересов стран Континентального блока с талассократическим союзом Великобритании и США.

Известно, что геополитическая доктрина К. Хаусхофера в определённой степени использовалась государственным руководством нацистской Германии в период 1933–1940 гг. Существует версия, что Ось Берлин – Москва – Токио не сложилась по причине ксенофобии А. Гитлера и антикоминтерновской позиции Третьего рейха (усилившейся после гражданской войны в Испании) и Японии (мотивированной войной в Китае). По этой версии получается, что Советский Союз был готов создать вместе с Германией Континентальный блок, но Германия разрушила этот проект, начав 22 июня 1941 г. войну с СССР. Не менее вероятной может быть и иная версия, что именно СССР не принял предложение нацистской Германии образовать совместно с самурайской Японией новый геополитический союз – Континентальный блок, как он был выписан в доктрине К. Хаусхофера. Тому было несколько причин: Коммунистическая Россия в 30-х гг. ХХ столетия, во-первых, уже отказалась от идеи построения Всемирного Союза Советских Социалистических Республик и не прельщалась перспективой нового передела мира совместно с национал-социалистической Германией, во-вторых, советское руководство сохраняло приверженность социалистическим и коммунистическим идеалам, принципам интернационализма, что проявилось в интернациональной помощи Народному фронту Испании в 1936–1939 гг., стремлении защитить Чехословакию от оккупации Германией в 1938 г. (к слову сказать, Интернациональные бригады для военной поддержки Народного фронта в Гражданской войне в Испании формировались при содействии правительств Советского Союза, Франции и Мексики и лояльности правительства США), в-третьих, те же ценности, что и в случае с Испанией, не позволили СССР поддержать японскую агрессию против Китая, а наоборот, располагали Советское правительство к поддержке сначала Гоминьдана Чан Кайши, а затем Коммунистической партии Китая Мао Цзедуна, боровшихся против японской интервенции. Всё это привело к тому, что в начале 40-х гг. ХХ столетия Советский Союз отклонил возможные предложения Германии по созданию Оси Берлин – Москва – Токио.

Рассматривать геополитическую доктрину К. Хаусхофера, направленную против основанного на морской мощи мирового господства Великобритании и США, как концепцию евразийства не представляется возможным уже потому, что сам он свой проект Континентального блока не наполнял смыслами евразийской теории. Более того, К. Хаусхофер Евразию отождествлял с Россией или Советским Союзом. Достаточно сослаться на название его работы – «Континентальный блок: Центральная Европа – Евразия – Япония», где под Центральной Европой понимается Германия, а под Евразией – Россия/СССР. Из этого допустимо сделать заключение, что К. Хаусхофер всё-таки принимал во внимание культурно-цивилизационные отличия между Германией и Россией, хотя и не исследовал в работах влияние культурно-цивилизационных факторов на геополитическое форматирование.

Николас Дж. Спайкмен в статьях и книгах фактически адаптировал идею Хартленда Маккиндера к внешнеполитическим/геополитическим интересам США. Наряду с Хартлендом, отмечал Н. Спайкмен, существует Римленд (дуговая земля), которая окружает Хартленд с запада, юга и юго-востока. Именно управление Римлендом даёт возможность контролировать Хартленд или Евразию, имеющую геостратегическое значение по причине наличия там богатейших природных ресурсов и содержащейся в её просторах гигантской социальной энергии, не позволяющей кому-либо управлять миром. Потому, если США намерены взять на себя функции по управлению миропорядком, то они должны добиться управления Римлендом и благодаря этому взять под контроль Хартленд.

По сути, Римленд Н. Спайкмена стал дополнением, конкретизацией и развитием Хартленда Маккиндера. Причём Римленд весьма схож по географическому расположению с внутренним полумесяцем Маккиндера. Потому говорить о какой-либо альтернативе концепции Спайкмена концепции Маккиндера вряд ли возможно, да и нецелесообразно.

Н. Спайкмен выступил в рамках своей концепции также автором так называемой политики сдерживания, когда управление Римлендом было призвано сдерживать любые геополитические агрессии, исходящие от Евразии. Насколько такие заключения соответствовали действительности, это уже другая проблема, в данном случае лежащая за границами нашего исследования.