000
ОтложитьЧитал
– Я поставлю тебе укол от столбняка и продезинфицирую. Как ты получил такую большую рану? – спросила она.
– Не помню…
Я и сейчас не помню, как получил этот длинный шрам вдоль икроножной мышцы. Кажется, во время эвакуации с корабля я разорвал ногу о торчащий кусок обшивки. В любом случае, там была такая суматоха, что я даже не обратил внимание. Инстинкт самосохранения делает тебя неуязвимым, это я прочувствовал в полной мере, когда много позже впервые в роли Падальщика столкнулся с зараженным.
– Ты очень выносливый. Тебе самое место среди отрядов специального назначения, – вынесла она тогда приговор всей моей жизни.
– А ты будешь доктором? – спросил я натянуто, пытаясь побороть невыносимое жжение от антисептика.
– Ученым-вирусологом, как мама! – гордо объявила она. – Как тебя зовут?
– Калеб.
– А я – Тесса. Добро пожаловать на Желяву.
Она быстро управилась с бинтом, и я понял, что ей не впервой. Уже на тот момент они с братом были сиротами. Ей было восемь, Томасу шестнадцать. Их родители пропали без вести во время одной из вылазок наружу, когда ученым еще предоставлялся доступ на поверхность под защитой Падальщиков. Сегодня все изменилось. В наши времена мы быстро взрослеем.
Тесса и Томас пошли по их стопам: Тесса готовилась к поступлению на курс общей научной подготовки в исследовательском блоке, Томас уже заканчивал программу подготовки в инженерном блоке. На фоне свежей памяти о потере родителей мы быстро нашли общий язык. Как только я поправился, я выбрал военную службу. Мы трое целыми днями находились в разных концах базы, но по вечерам непременно встречались в общей зоне отдыха, которая находится ровно на перекрестке четырех блоков, и проводили время вместе. Это было чудесное время подземного мрака, когда из-за перебоев с электричеством блоки освещались по очереди. Я полюбил те часы темноты, потому что мы втроем, не видя друг друга, но держась за руки, делились самыми сокровенными мыслями. Мы стали близки – три сироты посреди жестокого дремучего кровавого мира.
А потом, когда мне исполнилось шестнадцать, а Тессе – пятнадцать, случился прорыв. Зараженные атаковали базу из-за недосмотра диспетчеров на воротах. Я пытался вывести Тессу из хаоса и укрыться в безопасном отсеке. Но случилось то, что случилось. Во время перестрелки в хозяйственных отсеках какой-то солдат кинул гранату, которая приземлилась аккурат возле канистр с керосином. Дальше я не помню.
Я пришел в себя через две недели без левой руки и с титановыми пластинами вместо шести сломанных ребер. К тому моменту, как Тесса очнулась, мне уже изготовили протез. Теперь моя левая рука всего лишь наполовину человеческая. От локтя до кончиков пальцев – я робот. Если кто-нибудь когда-нибудь спросит: «А какое оно было – то странное время после Вспышки?», просто покажите ему мою фотографию.
Мне пришлось переучиваться все делать правой рукой, так как я был левшой. Потому что механическая рука не имеет мышечных рефлексов. Она двигается только при помощи мозговых сигналов, которые я ей шлю, а это занимает драгоценные доли секунд. Все равно, что постоянно висящий компьютер, который долго реагирует на нажатие мышки. Не очень-то надежный помощник для солдата, который должен нажать курок в ту же секунду, как осознал необходимость открыть огонь. Но я был решительно настроен войти в основной состав отрядов специального назначения, и даже отсутствие руки не остановило мое стремление. Вскоре я стал первым принятым в Падальщики солдатом с протезом.
Каждое утро я сидел под дверями палаты и слышал рыдающие вопли Тессы, когда ей делали перевязки. Ее душераздирающие вопли «Нет, пожалуйста, не надо! Остановитесь! Хватит! Я не хочу! Лучше убейте!» до сих преследуют меня кошмарах, от которых проступают слезы на глазах. Ее больше не могли держать в коме, это было опасно для мозга, а обезболивающее на базе всегда в дефиците. Она прошла через страшные муки, и не было никого, кто мог бы утешить ее, кроме меня. Но, к сожалению, оказалось, что я тоже больше не мог ей помочь. После процедуры я выжидал еще полчаса, чтобы она пришла в себя, а потом заходил. Но прежняя Тесса исчезла.
Она могла стерпеть адскую боль, могла стерпеть свои уродства, но она не могла смириться с потерей брата.
Томас погиб во время атаки. И с тех пор изменилось все.
Тессу выписали через полгода, но это уже была не моя Тесса. Она закрылась в своем горе, отстранилась от людей, от меня и надолго замолчала. Мне казалось, я навсегда потерял ее. Но потом она пришла в наш блок и записалась в новобранцы. Каково же было мое удивление увидеть ее в солдатской униформе в соседней шеренге!
На Желяве редко бывали такие резкие перемены в выбранной стезе. Обычно, когда подросток заканчивал общую подготовку: научную, инженерную, аграрную или военную – он поступал на работу в соответствующий блок. Исключения были очень редкими, и Тесса стала одним из них.
И самым ярким из них.
Ей дали три месяца на то, чтобы она сдала общие физические нормативы. Помню, как остервенело она насиловала тренажеры и кидалась гирями, нарезала круги в спортзале и колотила грушу до изнеможения. А ведь боли от ожогов по-прежнему мучили ее. Заново выросшая кожа не такая эластичная и нежная, как прежняя, а потому каждое движение, каждое натяжение отдает дрожью по нервным окончаниям. Но Тесса пробивала дорогу сквозь боль. Уже тогда солдаты сторонились ее, между собой называя Терминатором, невидимый круг поклонников ее стремления начал формироваться. Я же едва узнавал ее. Казалось, боль лишь заряжала ее силу воли. Тогда я понял, что мало знал Тессу, по крайней мере, именно эту ее сторону – разъяренную Тессу. Нравилась ли она мне? Да. Нравилась ли больше, чем прежняя Тесса? Нет. Спустя восемь лет мое негодование растворилось, оставив после себя едва слышимое эхо легкого возмущения, и теперь я воспринимаю Тессу такой, какая она есть в данный момент.
Ее ярость быстро распознал Триггер. Он-то и помог раскрыть ее лидерский талант. После успешной сдачи нормативов Полковники собрались, чтобы обсудить, кто готов дать шанс столь неординарной и чудаковатой личности. Триггер тогда чуть было не застолбил ее, как в детской игре «Я – первый!». А потом взялся за муштрование нового командира.
Теперь мы жили в одном блоке для новобранцев Падальщиков, ели за одним столом, участвовали в симуляторных боях, соперничали в спортивных состязаниях. И пусть даже она едва ли подавала мне дружеские знаки, а больше делала вид, что мы просто знакомы, я все же был рад, что она не потеряла себя в безднах боли. Теперь она всегда была рядом, но в то же время далека от меня.
Тесса вышла из ванной комнаты, замотанная в полотенце.
– Привет, – говорю я.
Она окинула меня мимолетным взглядом и кивнула. А потом скинула полотенце.
Я отвернулся. Она знает, что я всегда отвернусь.
– Полковник уже назначил время? – спросила Тесса, шурша жестким кителем.
– Да. Сбор ровно в десять.
В военном блоке нет парт. Нет даже аудиторий. Тут не место долгим теориям, а вся наша деятельность сосредоточена вокруг опыта, потому что только он помогает в противостояниях с зараженными. А потому каждый понедельник Полковник Триггер задает тон всей неделе, собирая командиров в своем штабе и задавая тему для преподавания рядовым, которую мы им впоследствии вдалбливаем во время тренировок. Тренировки проходят не бездумно, мы обучаем солдат стратегиям и тактикам боя, извлекаем опыт из ошибок прошлого и клянемся быть мудрее, чем наши предки. Потому что только так мы сможем выжить.
– Проверь Лео после завтрака, нельзя, чтобы он опускал руки, – говорит Тесса и затягивает шнурки на армейских ботинках с высоким голенищем.
– Да, разумеется, – отвечаю я.
Вот об этом я и говорю: Тесса может быть Стальной Стервой, но она всегда заботится о подопечных.
Лео вчера хорошенько потрепали на ринге, и сейчас он лежит в казарме с переломанными пальцами на руке. Это не что-то из ряда вон выходящее, а рутинная ежедневность в военном блоке. Просто Лео – новичок. Он и года здесь не прослужил, а потому еще мало закален, и такие мелкие провалы могут сильно бить по самоуверенности солдата. Во время тренировок главное – не переусердствовать. В этом заключалось мастерство учителя – заставлять ученика ходить по грани, но не дать ему сорваться. Так он вырастет в сильного бойца.
Я с Бриджит – сержанты командира. Фактически мы управляем всем нашим отрядом из пятидесяти бойцов. Десять солдат – основной состав, как в спортивной игре. Мы выходим на поле и играем с мячом, то есть выходим на поверхность и ведем игру со смертью. Остальные сорок солдат – запасные участники. За всю игру они могут так и не выйти на поле, но Тесса старается каждого вывести на поверхность, потому что она знает, что для того они и стали Падальщиками – вдохнуть полной грудью поднебесным воздухом, чтобы оценить то сокровище, что мы потеряли, и заразиться энтузиазмом и надеждой отвоевать Родину обратно.
Облачившись в черный командирский китель с ярким металлическим значком Падальщиков на груди в виде египетского креста Анх, который несет смысл жизни, как и сами отряды специального назначения, Тесса выходит из комнаты, и мы направляемся в столовую. Таков стандартный распорядок каждого дня: я или же Бриджит встречаем ее в спальне и начинаем наш очередной день на подземной базе.
7 декабря 2071 года. 08:30
Бриджит.
– Артур! Я тебя кастрирую, если ты не перестанешь бросаться едой!
– Да он первый начал!
– А я закончу с твоей мошонкой в моем кулаке!
В столовой новобранцы успокаиваются, но я знаю, что ненадолго. Уф! Иногда я чувствую себя нянькой в детском саду! Когда Тесса назначила меня сержантом три года назад, я была на седьмом небе от счастья. Но никто не говорил мне, что одна из обязанностей сержанта – подтирать жопу новобранцам и кормить их с ложки. Но так у нас устроена военная система на базе.
В условиях фактического вымирания отпала нужда в многоуровневой классификации воинских званий. Рядовой – сержант – командир – майор – полковник – генерал: вот и весь наш военный набор.
У нас есть Генерал – это домоуправитель всей базы. У него есть имя, что-то типа Исайя или Моисей, а может Бернадетта, не знаю точно. Все его зовут просто Генерал. Его прошлое – загадка, его биография – набор сказаний и народных песнопений, как о Гильгамеше. Но нам и не надо знать о его жизни до Вспышки, это ни к чему, потому что прежний мировой порядок сгинул в адской пучине. К чему теперь накопленный багаж регалий?
Генералу подчиняются три Полковника. Полковник Крайслер (что-то мне подсказывает, что это тоже ненастоящее имя) руководит отрядами внутренней безопасности. Это – куча ребят, бродящих вездесущими парочками вдоль длинных железобетонных туннелей базы, в зеленой униформе со значком щита на груди, которые поддерживают порядок на базе. Опасные ребята. У них нет оружия, кроме дубинок, а потому они – профессионалы в рукопашных боях. Если выпустить на ринг Падальщика и Голема (так мы зовем их в простонародье), то последние вырубят противника за четыре секунды. Поэтому лучше с ними не ругаться, когда у тебя в руках нет винтовки, а между вами меньше десяти метров.
Полковник Трухина отвечает за пограничную зону – это территория вокруг базы радиусом три с половиной километра от входных ворот. Она напичкана минами, турелями и видеокамерами и находится под неусыпным контролем солдат, которым мы тоже дали прозвище – Назгулы. Этим ребятам в синей униформе со значком глаза на груди дают поблажки в физкультурных нормативах, но предъявляют строгие требования к способности внимательно наблюдать сразу за целой группой мониторов, получающих сигнал с тысячи видеокамер наблюдения, а также управлять турелями.
Как-то я попробовала пройти их ежегодный тест на профессиональную лабильность ради шутки, пытаясь доказать, что они слабаки, и с громким треском провалила его. А тест выглядит следующим образом.
Назгул садится перед монитором, сзади стоит майор и зачитывает задания.
– Назовите цвет букв появившегося слова.
«Зеленый» написано на экране красными буквами, потом «желтый» написан зелеными буквами, «черный» – красными буквами, через десять секунд скорость появления слов на экране возрастает.
Через тридцать секунд в правом верхнем углу экрана появляется уравнение «четыре умножить на шесть».
– Наберите на клавиатуре ответ уравнения, – говорит майор.
Ты нервно ищешь кнопки два и четыре, а слова на экране продолжают сменять друг друга, и ты продолжаешь озвучивать цвета.
Дальше в левом экране появляется геометрическая фигура, типа треугольника, майор говорит:
– Если сегодняшняя дата – четное число, то щелкните мышкой правую равнобедренную сторону треугольника.
А слова продолжают мигать, уравнения в правом углу усложняются до трех переменных, в левом нижнем углу появляется видеозапись солдата, отбивающего мяч об пол.
– Наберите на левой клавиатуре количество очков.
Лихорадочно определяешь, где левая сторона, и нажимаешь клавиши.
– Если сегодня не февраль, щелкните на меньшей диагонали ромба.
– Теперь просто читайте слова.
– Оранжевый, зеленый! – судорожно жмешь цифры семь-один-ноль, решив уравнение деления и вычитания.
– Сколько пасов сделали солдаты? – они уже в баскетбол играют!
– Если вторая буква Вашего имени не «А», щелкните на угол противоположный острому углу трапеции.
– Теперь снова называйте цвета слов.
– Пурпурный, болотный, непонятный!
– Сколько очков команда зеленых уже проиграла команде красных?
– Тринадцать! Нет! Четырнадцать, – уже в конвульсиях бьешь по клавишам один-четыре-четыре (квадрат двенадцати).
Всего через две минуты теста спина потеет насквозь, ноги сводит судорогой, а мозги кипят так, что ты вот-вот в штаны наложишь от усердий одновременно сосчитать очки, определить геометрическую фигуру, сделать вычисления уравнения, назвать цвет букв, а скорость задач увеличивается, и ты уже даже экзаменатора не слышишь.
Когда экран тухнет, майор задает последний вопрос:
– Сколько гусей пролетело на заднем плане задач?
– Там были гуси?! – выкрикнула я, задыхаясь.
И получила «негоден».
В обязанности Полковника Триггера входит руководство нами – пятью бравыми отрядами специального назначения, которые совершают вылазки наружу. В каждом отряде десять действующих бойцов, еще десять – резерв, из которого достают по одному, а то и по два, когда кто-нибудь не возвращается. И остальные тридцать – новобранцы, которые закончили общую армейскую подготовку и были направлены к нам. Вот их я ненавижу больше всего. Хотя сама таковой была пять лет назад. Но уж извините! Я была не настолько тупой и наглой!
Генерал, Полковники и Протокол – вот три кита нашего мира под землей. Протокол – библия или руководство по выживанию, называйте, как хотите. Это талмуд в тысячу страниц, где расписано каждое движение, каждый вдох и каждое моргание глаз. Генерал в буквальном смысле руководит каждым движением наших мускул, постоянно напоминая о том, что все страницы Протокола написаны кровью. Мы обязаны следовать его пунктам, а нарушение его положений карается трибуналом и тюрьмой. Самые кричащие преступления караются смертной казнью, потому что в условиях выживания ты либо в одной с нами лодке, либо за бортом, а утопленников мы кормить не собираемся.
Но, к счастью, Генерал еще не научился контролировать мысли, а потому его диктаторство, разумеется, приводит к мятежным волнам, рассекающим посреди населения, которое с каждым годом все больше задыхается в этой консервной банке под землей. Честно говоря, я до сих пор не решила, чью сторону выберу, если случится гражданский всполох. Генерал уже тридцать лет наши жизни спасает, Вспышка случилась на его глазах, он больше всех понимает, кто такие зараженные и на что они способны. А потому Генерала поддерживает та половина населения, что застала основание базы посреди дремучих и кровавых времен, о которых мы можем узнать только из рассказов и видеофильмов из Хроник.
Но, как обычно это бывает, молодежь всех бесит своим вечным желанием идти наперекор устоявшимся нормам. В этом нет ничего плохого, прогресс приходит с юными мозгами, которым уже недостает того, что они имеют с детства. Ученик должен превосходить своего учителя, а потому мировоззрение Генерала все больше считается устаревшим. Основное требование второй половины жителей – уход от диктаторства и создание Совета, в котором были бы представлены интересы каждого блока: военного, исследовательского, инженерного и аграрного.
Вот только люди до сих пор не забыли тот период, когда база строилась силами аналогичного Совета, члены которого не могли сойтись во мнении, натягивая одеяло каждый на себя. И в итоге, решения, которые должны были приниматься быстро, тянулись вместе с этим одеялом, а люди продолжали гибнуть.
Идея Совета сегодня как хрупкий мел, которому еще только предстоит окрепнуть до ракушки, чтобы люди увидели в ней безопасность.
Я ни разу не встречала бунтарей, таких прямо, знаете, ярых оппозиционеров. Может, они все еще бояться Генерала, а может, он просто во время давит их. Но слухи бродят по туннелям, а смешные комиксы анонимного автора пропагандируют надежду на лучшую жизнь снаружи, в которую сегодня так хочется верить и в которую не верит Генерал.
Вдруг все солдаты вскакивают со скамеек и оборачиваются. Хороший знак!
Тесса шла между рядов с Калебом чуть позади нее.
– Здравия желаю, Командир! – раздается гулкий хор.
Тесса, как всегда, положительно влияет на дисциплину. Все сразу затыкаются. Я бы тоже хотела иметь такие уродливые шрамы, они наводят страх на солдафонов. Они думают, раз ей удалось пережить настолько сильную боль, то она наверняка стала психопаткой, а с такими лучше не шутить! Но даже несмотря на страх перед СС, существует негласная рейтинговая таблица отрядов Падальщиков, и каждый новобранец внутренне и искренне надеется попасть именно в Маяк, прямо, как в популярный и вечно ратующий за добро и справедливость Гриффиндор в той книжке про мальчика, который выжил. Но к сожалению, вместо милой чудо-шляпы, которая учитывает твое пожелание при распределении, у нас довольно устрашающего вида Полковник с лицом, испещренным шрамами от сшивания лоскутов кожи по всей голове, и на твое мнение ему хочется только одного – наложить вонючей коричневой массы.
Тесса проходит мимо своего отряда, замечая каждую мелочь.
– Карл, шнурки! Лиза, либо брейся налысо, либо научись делать тугой хвост! Рок, причиндал свой спрячь!
Обожаю наблюдать за тем, как трясущиеся от напряжения солдаты начинают судорожно исправлять замечания.
– У вас есть тридцать минут по утрам, чтобы привести себя в порядок, но вам и этого времени не хватает! Может, мне его увеличить и оставить вас без завтрака? А? Что скажешь, Артур? Будете голодать до обеда?
Тесса приблизилась к парнишке шестнадцати лет – один из самых нахальных новичков.
– Что это? Крошки от батончиков?
Я в экстазе. Сейчас она устроит ему.
– Никак нет, мэм! – Артур старается не трястись, но у него это плохо получается.
– То есть мало того, что ты едой кидался, ты еще и врешь мне сейчас?
Артур молчит. Капля пота сползает по виску. Я кайфую.
– С сегодняшнего дня работаешь на кухне неделю! Без права на тренажеры и симуляторы. Вообще не имеешь права выйти из кухни, пока не закончится рабочая смена! Ты понял меня?
Я почти кончаю. Как заставить солдата мучиться? Отобрать у него призвание!
Тесса смотрит на солдата позади Артура. Тот – придурок – выдал себя легкой усмешкой.
– Чего ржешь, Сопля? Ты наказан с ним!
Улыбка тут же исчезает с лица противника Артура. Теперь они собратья по несчастью. Общее наказание всегда сближает врагов, которые вдруг вспоминают, что вселенная не вокруг них вертится, а над ними стоит бог, способный одним своим пальцем раздавить без сожаления. Так я сдружилась с сержантом из Васаби, хотя стараюсь держать это в секрете. Когда перепалка между Тессой и Фунчозой грозит вылиться в рукопашную, мы с Хай Лин незаметно подкрадываемся к рассудку наших командиров и заставляем их приструнить расшалившиеся нервы.
– Проведете в поварском цеху недельку, может, начнете уважать пищу, которую вам, неблагодарным, готовят, – с этими словами Тесса заканчивает утренний обход и идет за наш стол.
Как только командир садится, солдаты возвращаются за столы и наступает тишина, от которой я, да, кончила!
– Привет, Тесс.
– Привет, Жужу, – так ласково меня называют Тесса и Калеб.
Мы принимаемся за завтрак. Конечно, в условиях подземного заточения, еда у нас однообразная. По сути, на подносе лежит один и тот же протеин, просто в разной форме. Первая – форма вязкой каши, а вторая – форма привычных батончиков, которые мы едим всегда и везде. Когда совершаем вылазки наружу, батончики, что мы берем с собой, еще питательнее. Одного такого батончика хватает на два дня. Главное – позаботиться о запасах воды.
Я честно не знаю до конца их рецептуру, кажется, в них содержится искусственный белок, что выращивают в лаборатории, и соевые бобы из оранжереи. Я видела, как повара в цеху (ух, как там горячо!) печатают эти батончики на принтере, а потом пускают на конвейер. И да, не спрашивайте, как я там оказалась. Я тоже не идеальна и тоже была нахальным новобранцем. Падальщики вообще частенько тусят в цеху за проделки, зато там я познакомилась с самым добрым и самым настоящим человеком на базе – главным поваром Горе-Федором. Он мне как брат стал. Большой тугоумный, но добродушный брат.
На обед нам подадут протеин уже в форме сухой каши с котлетой из того же протеина. Ужин будет аналогичным. Честно говоря, я не понимаю, зачем менять форму еды, на вкус то она одинаковая. Но старожилы базы говорят, что, скорее всего это – Генеральская прихоть, обусловленная данью былым временам, когда в развитых странах царило продуктовое раздолье.
В Хрониках я читала о том, что до Вспышки люди производили так много еды, что ее приходилось выбрасывать! Они даже придумывали какие-то стандарты, которые требовали избавляться от продуктов с истекшим сроком годности. Вот только мне до сих пор непонятно, кто и каким образом устанавливал эти сроки. Вот стоит перед тобой лоток с хлебцами, на этикетке написано, что крайний день употребления – сегодня. А что произойдет с хлебцами завтра? За одну долю секунды между двумя сутками на рубеже полночи эти хлебцы превратятся в ядовитые? Что за бред? Когда у нас остаются неизрасходованные протеиновые батончики, мы пускаем их заново в производство, перерабатываем в новый батончик. Неужели и с теми хлебцами нельзя было также поступать? Нет, нельзя было. С магазинных полок их убирали и выбрасывали на городские свалки, а им на смену приходили новые хлебцы, которые завтра могли оказаться там же.
Расточительству людей до Вспышки я не перестаю поражаться. Интенсивное производство еды нагревало атмосферу земли, ледники, под которыми прятался вирус, таяли. Люди знали об этом, но не торопились сами исправлять ситуацию, предпочитая переложить ее на абстрактные плечи властей, которые ответственны за все и вся и обязаны населению всем, раз их избрали. А политиканам и подавно было не до климатических проблем, когда надо было срочно делить мир на части: нефть, газ, территории, людей. Доказать свое сегодняшнее превосходство было важнее, чем подумать о завтрашнем мире.
Наша жадность и безразличие сгубили нас.
Но больше всего меня поражает, что на одном материке люди выбрасывали продукты, а в это же время на другом – умирали от голода. Наверное, пир во время чумы никогда не прекращался. Получается, что целый мир сгубила маленькая кучка ненасытных эгоистов, чья алчность победила силу рассудка. Сорок процентов от общего выброса парниковых газов приходилось всего на две страны – США и Китай, которые занимали всего лишь тринадцать процентов от общей площади всех стран в мире. Фактически две державы, которые из трусов лезли, лишь бы доказать свою мощь, приложили целую руку к рычагу, запустившему смертоносную бурильную машину в ледниках. А остальные же двести с лишним стран положили вторую руку и нажали на рычаг до конца. Какую руку было легче сбросить? И почему никто этого не сделал? Это я к тому, что ни с одного человека я ответственности за вымирание человечества не снимаю! Кто-то нападал, другой не остановил, третий не вмешался, и в конечном результате мы сидим под землей и жрем синтетическую протеиновую дрянь вместо натуральной пищи, выращенной под солнцем.
Только когда мы лишились всего, мы поняли, как много имели.
Многие идут в отряды специального назначения, потому что хотят попробовать жизнь снаружи. Не вспомнить, а именно попробовать. Людей, что застали жизнь на поверхности, все меньше, а их потомки, завороженные рассказами о чудесах прежней жизни, рвутся в запретные земли ради экзотики. Люди, что ни разу не были снаружи, считают нас счастливчиками, потому что мы единственные, кто может пользоваться благами природы под открытым небом. И это, отчасти, правда. Если не брать во внимание риск оказаться убитым, то да, мы счастливчики. Ну а когда за рай не надо было платить?
Там наверху куча зелени! Мне она часто снится, будто я какой-нибудь Леший, живу в дупле и скачу на диких кабанах. Оказалось, что не мне одной подобные сны снятся. Как будто наша человеческая природа, которую мы не осознаем, скучает по миру под солнцем, в котором зародилась.
Каждую вылазку мы стараемся привезти побольше диких овощей, фруктов и маленьких ягодок. Правда, иногда случаются промахи, когда приносишь ядовитую горсть волчьих ягод, и весь отряд потом лежит в койках с жутчайшей диареей. В казармах унитазов всего десять на полсотни человек, так что представляете, какой поносный ад разверзнулся? Но иногда нам везет, и тогда мы угощаем дарами солнца всех, кому хватит. Чтобы найти все это богатство, надо пройти не больше пяти километров от базы на северо-запад. Там посреди огромных бирюзовых озер есть заброшенная деревня, в садах которой мы и находим бесконечные сокровища. А недавно Рафаэлка провалился в подпол одного из домов, и там мы обнаружили целые залежи консервированных вкусностей. Я никогда не думала, что уксус может быть таким вкусным. Мы из уксуса бомбы делаем. Это я вам, как специалист-пиротехник, говорю.
Иногда наш главный повар базы Горе-Федор показывает нам картинки каких-то корнеплодов или растений, которые ему нужны для приготовления особого блюда. Что же вы думаете, повара там эту протеиновую гадость жрут? Повара и Падальщики – один из прочнейших союзов на базе. Мы им ингредиенты – они нам вкусную еду. Так было заведено с самого начала.
Вот и получается, что в Падальщики идут авантюристы и искатели лучшей жизни. И риск быть убитым стоит всех этих сокровищ, стоит мимолетного взгляда на красоты земли, что мы потеряли.
С Калебом и Тессой я познакомилась во время начальной подготовки, мы трое – одногодки. Я потеряла обоих приемных родителей в день прорыва базы, Тесса – брата, Калеб уже давно потерял всех своих родственников, и в день прорыва установил новый уровень потерь, начав со своих конечностей.
Потери сплотили нас. Потери сплотили пятнадцать тысяч людей, отчаянно вцепившихся в последний шанс выжить. Больше никто не хочет делить территории, некому добывать нефть, некуда переселяться. Только потеряв все, мы вспомнили о существовании основополагающего закона всякой жизни на земле – равновесие. И теперь отчаянно пытаемся его восстановить. Потери, наконец, вернули нам долгожданное пробуждение ото сна про интенсивное нерациональное производство.
Честно говоря, бионическая рука Калеба меня чертовски возбуждает. Приятный бонус от инженеров-биотехников: его пальцы могут удлиняться почти вдвое, не спрашивайте меня, зачем они наделили его такой способностью, но мы пользуемся ею без стыда и совести. Мы начали встречаться, когда попали в отрядный резерв. Тогда же сделали свои татуировки, которые характеризовали нас до самых доньев наших душ.
Обе мои руки украшают часы на цепочках. Я специалист по взрывной технике. Я могу смастерить бомбу из обычной лампочки и сахара. Хотела бы я, чтобы мне дали прозвище Секундомер, но я была не так красноречива в те времена, как Фунчоза, а клички вам дают здесь в самом начале вашей службы и на всю жизнь, и исправить вы это не в силах. Так я стала Жижой. Ублюдок Тормунд!
В общем, всего на моих руках двадцать три пары часов – по количеству прожитых лет. Каждый День рождения я набиваю по одной паре. Для меня это – праздник.
Калеб же на оставшейся руке набил себе настоящий шедевр. И он меня тоже возбуждает. Это изображение механической руки, покрытой лоскутами кожи, с кучей шестеренок, болтов, винтов и пружин, а на левой груди изображен металлический скелет, за титановыми ребрами которого виднеется красное сердце. Человеческое. Калеб – мой Железный Дровосек.
За соседним рядом столов началась аналогичная суета: солдаты повыскакивали с мест: Фунчоза прибыл на завтрак. Как всегда с опозданием. Любитель манги, этот высокий парень с блондинистой копной кудрявых волос на голове, похожих на стеклянную вермишель, которую мы нашли как-то в одной из деревень, из-за чего он и стал Фунчозой, вечный задира и просто заноза в заднице. Он ведь даже не китаец, он вообще не азиат! Он самый настоящий ариец! Но это не помешало ему сделать себе на лбу яркую черную татуировку в виде китайских иероглифов, которые он выбрал наобум. Уж не знаю, какое страшное слово он хотел там написать, может, «дракон» или «самурай», но его подружка и сержант в одном флаконе Хай Лин так и не призналась ему, что у него на лбу написано «кондиционер». Она мне это по секрету сказала, когда мы вместе у Горе-Федора лечили свои души его спиртовой настойкой.
Изгиб каждой брови проколот, туда вставлено кольцо, а фирменная татуировка на руке у Фунчозы изображает какого-то пухлого несуразного фантастического животного из манги. Какой-то там завр, что ли. Он может говорить о нем часами, но никто все равно ничего не поймет.
На базе запрещено содержание животных, но у Фунчозы есть питомец. А теперь догадайтесь, откуда и в какой форме. Этот конченный фанат японского искусства отыскал как-то в городе во время одной из вылазок древнюю игрушку в виде желтого яйца. Тамагочи. Теперь Фунчоза везде носит с собой Акиру, которая каждый месяц перерождается то в цыпленка, то в гориллу, а Фунчоза каждую кончину ревет, как ненормальный, и каждое рождение празднует всем отрядом, заставляя солдат петь песни во славу господа бога. Двадцать три года имбицилу. Помню, когда он только изучал Тамагочи, эта хрень сдохла от голода ночью, потому что ночью ее, оказывается, тоже надо кормить. Фунчоза тогда даже траур целых пять часов держал. С тех пор он не стесняется пользоваться своим положением и каждую ночь назначает ответственных из числа новобранцев за ночную кормежку своей Акиры, которая жрет, как бегемот, каждые четыре часа. Пиксельный бегемот. Бегемот, который даже ненастоящий.