000
ОтложитьЧитал
Дидель в Эль Капитане
Когда я жила в общежитии Мурманского пединститута, на нашем маленьком проигрывателе ( нашем – это Надюшки Малеевой, обладающей кукольной внешностью и оперным голосом…И кто бы мог подумать, что именно она останется работать учителем до сих пор, а я подамся вначале в психологи, потом на телевидение, а потом вообще в испанскую кулинарию) до дыр заигрывались пластинки с песнями Никитиных, Дольского, Таривердиева, Окуджавы, слова которых мы знали практически наизусть.
Антонов был уже выражен слабее, парой пластинок всего, а Машина Времени пришла позже: вместе с субтильным, но очень тогда крутым кассетничком Романтика.
Из Никитиных чаще мною пелись три песни, они же и врезались в память: «Александра», « Птицелов», « Бричмулла».
Александрой, как я уже тогда знала, я назову свою будущую дочь (но основополагающая роль в этом вопросе была сыграна, конечно, фильмом "Москва слезам не верит"), Бричмулла была для меня чем-то золотисто-недосягаемым, цветами какими-то, облаком или закатом, или деревом типа той же чинары, что такое чинара я тоже себя представляла слабо, и только веселый Дидель был вообще ни к селу, ни к городу, но очень бойкий, маршевый и оптимистичный. Когда в комнате не было моих соседок по курсу (а некоторые из них пели просто замечательно, та же Надюша, например) я позволяла себе подпевать во все горло, улучшая значительно исполнение Никитиных. Ну я так думала… Что противоречило мнению моих соседок, конечно.
˗ Золотаааааая Бричмулла.. – выводила я яростно, и очень хотела путешествовать тоже.
Прошли годы. Дочь Александра уже выросла. Она лучше, чем я могла мечтать тогда, в юности: реально сильная, умная, красивая и вообще лучшая моя подруга, помощник и защитник.
Про Бричмуллу я забыла. Как и про ослика, арбу и чинару. Но когда в Испании встретила желтые сочные кисло-сладкие ягоды нисперо-мушмулы, сразу почему-то вспомнила Никитиных,
и радостно запела "золотааааая мушмула", твердо уверненная, что нисперо мне предсказали Никитины тоже.
Только недавно выяснила, причем, совершенно случайно, что Бричмулла – поселок в Чимганских горах на границе Узбекистана. Но тогда золотые плоды абрикосо-сливового вкуса соединились у меня с Никитиными, молодостью, романтикой, ощущением свободы и путешествия…
Песня же Птицелов никак не отразилась в моей судьбе до прошлого года. Но когда мы открыла таверну, то одним из первых в нее вошел, влетел, вхромал, вмаршировал Паоло. Паоло – это песня. Даже если вы не умеете петь и поете в дУше для себя только, а ваш душ вообще в бункере, который звукоизолирован. Так вот, в ваш бункер ворвется песня, как Паоло. Или Паоло, как песня. И вы будете жалко отплевываться шампунем, прикрывая причинные места мочалкой и тюбиком с краской, булькать, краснеть, но он вас вообще не заметит. Ни разу. Он вбежит, чтобы рассказать о себе. Это безбашенный болтун Паоло…
Так идет веселый Дидель
С палкой, птицей и котомкой
Через Гарц, поросший лесом,
Вдоль по рейнским берегам.
Неугомонный энерджайзеровый Дидель-Паоло-бродяга всегда вбегает, прихрамывая и опираясь на костыль, как бес или, например, смерч, сломавшийся о водонапорную станцию, но ползущий наскоками дальше на поля и равнины и потому ни капли не побежденный.
– Ахтунг! Бон джорно! Привет! Сьюкин синь! Ола! – приветствует вас на всех известных ему языках Паоло, значительно обогативший свой лексикон после знакомства с нами.
– Как дела, красавица? – нет более риторического вопроса в мире, чем этот, обращенный ко мне. Скажу ли я хорошо, плохо, зеленый, так себе, стеариновая свечка, или торт с орехами, – неважно. Паоло обязательно разразится тирадой на тему "сукиныдетивсезашибиськакужасжизньбольвсеброшуиуеду".
Он пришел не слушать. Он пришел рассказать.
Потому, взяв бокал пива или вина, Паоло будет трещать, повествовать, сообщать, доводить до вашего сведения, говорить, петь,
истерить, чирикать, свистеть, кричать, что у него идеальные дети, и он носится с ними как квочка, потому что сукина дочь его жена совсем ни о ком не заботится, что он вынужден покупать дорогие продукты на сотни и тысячи евро, чтобы приготовить суп из омаров для детей или купить самые дорогие креветки, потому что он и его дети достойны только самого лучшего, что жена его не любит, а все хозяйство на нем, что на работе его перестали уважать, что его бывшие подчиненные и приятели и соседи ему больше не наливают и говорят с ним без должного почтения, что он будет отращивать бороду, что он приобретет белый костюм, что он уедет в Париж и купит там корабль, что он скоро полетит в Гималаи.....
Какое на нем хозяйство, кроме его самого, его красного спортивного костюма по будням и два раза в году на праздники бежевой двойки, я не знаю.
И костыль, конечно, бессменной собакой-поводырем. Иногда у меня ощущение, что костылю просто скучно дома, и Паоло его выгуливает. Как друга…
Мы знаем, что он лет 15 назад, в пьяном виде скатившись по лестнице, повредил себе ногу, получил инвалидность и сейчас работает в крошечном киоске, продавая лотерейные билеты.
Если вы расскажете ему о том, что вас не любит муж, он продаст вам лотерейки.
У вас нет мужа? Купите лотерейки!
Если ваша кошка не может разродиться, вам придется их купить все равно.
Если есть проблемы на работе, то вы должны их купить в первую очередь.
Если у вас нет денег, то лотерейные билеты вам дадут в долг, потому что вы обязательно выиграете потом.
Если у вас все хорошо, тем более вы обязаны купить лотерейки, потому что именно ему, Паоло, в данный момент хреново.
Ибо когда у него не болела нога, он делал прибыли на билионы и хулиарды денег, и все, живущие и работающие на этой улице, обнимали его и говорили: «Паоло, друг». И угощали непременно во всех дорогих ресторанах.
И однажды даже он управлял департаментом… То есть, нет, у него когда-то был свой бар, и бар этот давал прибыль по 15 тысяч евро в месяц. Нет. В день. И мог бы давать еще больше, но ему просто уже не хотелось работать, он зверски устал работать, и последний год он имел больничный, потому что специально кричал, как от боли, наступая на ногу, и врачи дали ему освобождение от работы.
У него была боль, но она была душевной. У него депрессия. Да!
Он не работал почти год и получал зарплату, а с сентября эти сьюкины дети обязали его опять выйти на работу и сидеть в будочке и продавать лотерейные билеты, а он устал по жизни, и его окружают подлые люди, которые его не ценят и не понимают…
Лотерейные билеты, которые он продает, имея зарплату и процент от проданного – это сейчас смысл его жизни, если не считать вываливание в дерьме всех, кто в данную минуту не находится рядом.
– О, как я был красив в юности! – стонет Паоло. – Ко мне прибегали девочки и воровали меня у родителей. Они лазили ко мне в окна, потому что хотели провести со мной ночь. Вот помню, была у меня француженка. Она пахла фиалками. Она прижимала меня к груди и кричала: «Паолин, мон амур, не оставляй меня! – Да! И кто сейчас рядом со мной? Я сильный и сексуальный мужик, я годы уже без секса, меня здесь не хотят, не любят, я обязательно уеду во Францию, забрав с собой детей и открыв бар на корабле… И я найду мою фиалковую француженку!
Фантазии заводили Паоло далеко-далеко, он на время забывал критиковать своих близких и друзей, но потом снова очень быстро возвращался к этому занятию.
– Я же с юга, понимаешь, кариньо, дорогая? Мы, южные мужчины, красивы, сексуальны, щедры и независимы.
–Жалкие валенсийцы, мелкие людишки, они жадные, они холодные, они не умеют любить и не угощают в ресторанах…
Валенсийцы, которое это слушали, мрачнели, отворачивались и уходили. Это не смущало Паоло, и он, прижав к стойке бара очередную жертву, щебетал:
– Ты должен меня послушать. Я тебе расскажу. Жизнь – дерьмо. Она уныла и бессмысленна. Я повешусь, наверное. И все будут плакать и говорить: «Какого человека потеряла Валенсия, какого человека потерял мир!»
– Мир, кстати, отстой. Я уже говорил? Да? У меня депрессия. Сядь со мной. Тебе надо работать? К черту работу. Давай говорить.
Говорить с Паоло – это слушать Паоло, который, подозреваю, в состоянии депрессивной стадии своего психоза был готов отравить существование всему миру.
И начинал он это делать с улицы Арчедуке Карлос, где находится наша таверна. И это каждый день. Каждый день на нас обрушивался шквал проклятий в адрес города и его обитателей, где среди арены с навозом стоял одинокий тореадор в белом костюме с золотыми позументами, Валенсийский Зорро за белым роялем, Могучий викинг Белый Лось-Большие рога, вождь краснокожих Белое Перо в белых мокасинах, Бледный Рыцарь в серебряных латах. Он, великий и печальный, светлый Паоло…
Каждый день мы боролись с его и уже нашей депрессией, которая заразна… Через полгода я научилась видеть его реже. Заметив, что муж тайком покупает у него проигрышные (других у Паоло просто нет!) лотерейные билеты, лишь бы тот отстал и пошел дальше, я попросила объяснить товарищу Диделю, что у русских есть обычай покупать лотерею только по пятницам. И если билеты ничего не выигрывают, то продавец через пару месяцев забивается насмерть. Деревянной экологической скалкой.
Паоло поверил, потому что вид у меня обычно не только большой, но и грозный. А у повара Пепе постоянно больная рука. Вопрос о скалке как бы даже сам и напрашивался… Паоло стал забегать только по пятницам.
И один раз в две недели билеты удивительным образам стали выигрывать 2 евро, то есть окупать себя. Потери были сведены к минимуму. Негатива стало меньше, мы вздохнули облегченно.
Совсем хорошо стало, когда директор банка, заходивший отдохнуть после трудового дня, в очередную пятницу нарвался на Паоло и на вежливый свой вопрос "как дела" получил такую оперную арию часа на два о бренности земного существования, подлости валенсийцев, жадности испанцев, семейных дрязгах, суках китайцах в соседнем ресторанчике, которые продали ему отвратительное пойло под видом кофе, теще с тестем, которые у него отстойные, бывших друзьях и теперешних врачах, не дающих очередной больничный, с указанием, что они козлы и "свинячье дерьмо", что обычно флегматичный испанец вдруг взорвался.
Он дрожащим от гнева голосом сказал, что Паоло надо работать на фабрике сыров, чтобы экономить полезные бактерии и сычужную сыворотку, что от него молоко свернется само собой, без добавок, что его лично уже тошнит от Паоловой депрессии, и его ненавидит весь район, что никто не хочет находиться с ним рядом, чтобы не набраться тоскливых блох, и он реально задрал всех своим нытьем.
Директор вышел, Паоло застыл. Застыла его рука, поднятая с бокалом пива. Застыло пиво в бокале. Застыла пена на пиве. Костыль, и тот застыл без опоры, прикинувшись от стыда пальмой. Паоло посмотрел вокруг и спросил:
– Это правда? Я всегда в депрессии?
Более счастливых лиц посетителей я не видела очень давно.
– Да, прикинь.
– Клянусь, друг, это правда.
– Да, Паоло, меня тошнит от твоих рассказов.
– Ух ты, здорово, я все тебе стеснялся сказать, что ты козел,
Паоло.
– Ты заколебал в натуре всех оскорблять, бро.
Паоло выполз из бара, волоча две ноги сразу. Костыль плелся за ним своим ходом …
Трудно дело птицелова:
Заучи повадки птичьи,
Помни время перелетов,
Разным посвистом свисти.
Но, шатаясь по дорогам,
Под заборами ночуя,
Дидель весел, Дидель может
Песни петь и птиц ловить.
Через неделю, в пятницу, в бар влетел, втанцевал Дидель Паоло.
–Ахтунг, бон джорно, сьюкинь синь, хенде хох, ола, как дела, буэнос диас!
˗ Как дела, Паоло?
˗ Ха, я бодр, молод, свеж, красив, я полон сил и энергии, я веду сюда моих друзей, чтобы выпить вина и поговорить о том, как прекрасна жизнь!
Пендель оказался действенным. Я рада… Хотя подозреваю, что за любой депрессивной стадией обычно следует маниакальная, радостная и восторженная, а потом они меняются местами…
Но это просто жизнь. И просто люди. Какая разница..
И мы готовы к сюрпризам. Привет Никитиным. Теперь я знаю, как выглядит Дидель – прицелов в реале.
Так идет веселый Дидель
С палкой, птицей и котомкой
Через Гарц, поросший лесом,
Вдоль по рейнским берегам.
По Тюрингии дубовой,
По Саксонии сосновой,
По Вестфалии бузинной,
По Баварии хмельной.
Марта, Марта, надо ль плакать,
Если Дидель ходит в поле,
Если Дидель свищет птицам
И смеется невзначай?
Судак – орли. (Мемуарное)
Мои глаза щурятся и от тайной власти над тобой, и от гастрономического восторга.
Твои – от сладкого предчувствия, возможности дорожного романчика и, надеюсь все же, неподдельного интереса к девчонке.
Авантюра. Мастерство. Кокетство. Флирт длиною в жизнь.
Тарелки тонкого фарфора, приготовленные администрацией железной дороги, наверное, для работников обкомов партии, выезжающих к морю (думать о судьбах родины под пальмами)…
Якобы небрежная ароматная пирамидка из золотых ломтиков рыбки, с выверенным равновесием относительно многообещаю-щего заката, вечно спешащих часов на моей руке и твоего опытного взгляда, прикрытого показным уважением и спокойствием зрелого, уверенного в себе мужчины…
Мои кокетливо вытянутые длинные ноги в летних плетеных босоножках на огромных каблуках…
Вспененная хрустящая корочка поджаренного кляра, под которой таится ломтик нежнейшей белой мякоти с ароматом лимона и петрушки.
Белоснежная льняная салфетка на еще худой и еще не-загорелой коленке. Бокал шардоне в запотевшем бокале.
Рука слегка дрожит. Вдруг держу неправильно?
Игра продолжается. Наверное, впервые сухое вино в сочетании с красиво и вкусно приготовленной рыбой не кажется тебе кислым. Оно пахнет виноградом, солнцем, авантюрой и … полетом над пропастью.
Ты любишь гулять по краю, и тебе все сходит с рук в силу твоей молодости, наивности, какой-то наглой беспечности и наличия опытного Ангела-Хранителя…
С этим блюдом, судак-орли, я познакомились в далеком 85-м году, в поезде Мурманск- Симферополь…
Было мне лет 20, и везла я, как старшая пионервожатая, мурманских детей в пионерский лагерь на море. На одну северную смену, протяженностью в 66 дней…
Уже четыре месяца как я была дамой замужней, совершенно счастливой, с сияющей обручалкой на безымянном пальце, на которую нет-нет, да и бросала довольный взгляд.
Муж остался на практике в мореходке до середины лета, а мой лагерь выехал в первых числах июня.
Поезд должен был колбаситься в дороге дня три, для хорошей компании я взяла лучшую подругу воспитателем в 3 отряд; продукты для нас, любимых, были заготовлены с любовью и щедростью, дорога и волки не пугали.
Естественно, есть в вагон-ресторан я не ходила. А у детей было трехразовое горячее питание в ресторане, куда их дрожащей змейкой, качающейся в тамбурах, водили воспитатели, плюс полдник на полках, ˗ полный восторг для малышей и подростков.
На второй день пути в мой вагон пришел, нет, влетел и ворвался, двухметровый красавец шеф-повар, он же директор вагона-ресторана. Он же потрясный мэн (словечко из мурманского лексикона) в фирмЕ, джинсЕ и в том благородно- шикарном возрасте, когда мужчина продолжает нравиться своим сверстницам и уже начинает нравиться юным девушкам, годящимся ему в дочери. (В мое дореволюционное время красивые девочки за толстобрюхих денежных папиков еще замуж не выходили, тогда это было как минимум, немодно и стыдно).
Влетел возмущенный. Удивленный. Негодующий. Почему старшая вожатая пионерского лагеря на 700 (на минуточку!) детей игнорирует его гениальную стряпню?
Старшая вожатая, на тот момент худая, красивая и голенастая, сидела с великолепным куском булки с изюмом в зубах и яблоком в руке и вежливо объяснила, что столовское не ест, и вообще она следит за фигурой и здоровьем.
Тогда, можете поверить, мне еще было за чем следить, и шеф в этом легко мог убедиться, глянув на короткое ситцевое платье в белых ромашках по желтому полю и …попав под мой танк веселой лжи и самоуверенности.
А надо сказать, что замуж я вышла за хорошего мальчика, по любви и наперекор его родителям, потому чувствовала себя королевой, не считая того, что в нашем детском поезде я имела самую что ни на есть высокую начальническую должность.
Мне подчинялись все, включая техперсонал, вожатых и воспитателей, а я была на диво скромна, толерантна и тиха, если меня не трогать.. Но не для двухметровых красавцев. С ними я обычно показывала зубы. В улыбке. В уверенной улыбке. Счастливое время…
Шеф-повар ошалел от моей наглости и спросил, почему я назвала его вагон-ресторан столовкой.
– Потому что дети и взрослые говорят, что у вас невкусно, – улыбнулась я еще шире.
Он начал сбивчиво рассказывать, как мало денег выделила организация, отправляющая детей на море, на питание в ресторане, как его бригада старается сделать все, что в их силах, как у них даже что-то и получается…
Я сказала, что калькуляция мне неинтересна, каждый останется при своем, и есть я все равно не буду. Дотерплю до пионерлагеря.
– А хотите, я вам приготовлю судака-орли? – спросил он.
Черт, наверное, знающий все будущие перипетии моей судьбы, включая тысячи гостей в доме и открытие таверны в Валенсии после моих 50 лет, на закате молодости, двинул меня в бок.
– Это поезд подскочил на стрелке, ˗ подумала я.
С другой стороны толкнуло любопытство.
Опять стрелка.
– Светка, а ты хочешь поесть судака-орли? – спросила я у верной, проверенной, замечательной подруги, вначале соседки по общаге, по комнате, потом по школе и по жизни (но многое из этого еще в будущем).
– Ах божечки, да умеют ли здесь готовить хорошего судака -орли? – засомневалась Светка, которая, как и я, только что впервые услышала это слово.
Как вы понимаете, после этого шеф просто обязан был нас пригласить на романтический ужин в вагон-ресторан, дабы блеснуть своими кулинарными талантами.
Тогда я поняла, что помимо ума в мужчинах мне очень нравится этот самый талант.. Но будущее было далеко и туманно, как и испанский муж-повар, и на знаки судьбы я внимания не обратила…
Это была великолепная рыба с прекрасной подачей, сервировкой, вином, мужчиной и разговорами. Тогда, в 85-м году, человек рассказывал, как он мечтает открыть свой ресторан в Ленинграде (бригада была ленинградская, шабашила летом в поездах, а в течение года работала в ресторанах северной столицы), если разрешат иметь частную собственность, типа как при НЭПе
Мы беседовали о политике, о семье, о городах, где побывали, о планах на будущее. Я пообещала зайти в его частный ресторан, когда он его откроет, а он пообещал накормить меня волшебными, сказочными блюдами, которые я еще не ела никогда в жизни. Потому что он бог от кулинарии.
Бог был чертовски обаятелен и мне понравился. Как и его ужин. Отличная история получилась. Красивый ужин. И совершенно дружеская беседа взрослых людей, ценящих юмор, вино и хорошую кухню.
И если бы… если бы он не начал рассказывать, что с женой у него отношения совершенно сложные, а в Симферополе у них будет пересменка два дня, и можно было бы с его друзьями поехать на шашлыки, а начать думать об этом можно уже сейчас в его купе, так бы мы и расстались с хорошими добрыми воспоминаниями и вагонным веселым флиртом за бокалом шардоне. «Испортил песню, дурак»…
Светка злорадно хрюкнула, когда старшая вожатая по-королевски выпрямила спину, улыбнулась отстраненно и непонимающе, сказала, что шашлыки мы тоже любим очень, но на нас королевство, лагерь на 700 человек, неопытный директор со смешной фамилией Свинаренко, ждущий нас на вокзале…
И мы благодарны очень за рыбу и прекрасно проведенное время. И мы желаем ему открыть свой ресторан. И начать сейчас в купе как раз об этом думать. Как и о причинах непонимания в семье.
Потом мы почистили новое обручальное кольцо белой льняной салфеткой, промокнули в нее немного розовой помады – на память. И ушли.
А рецепт судака-орли остался!
Я его честно получила. В обмен на улыбки, тайну, надежды, флирт и отличную беседу одной юной девочки и неглупого мужчины, который очень спешил…
И потом каждый год минимум один раз я обязательно готовила судака орли. Треску орли. Семгу орли. Потому что Орли – это не только город и аэропорт во Франции.
Это просто обжарка брусочков рыбы во фритюре. Волшебное блюдо, вызывающее воспоминания, навевающее мечты и объединяющее компании. Шардоне не обязательно. Здесь в Валенсии мне нравится с ним Марина Альта или Халонское белое … из сорта шардоне таки.
Конечно, историю блюда можно высосать из пальца или из кувшина вина, как это сделали те, кто сказал, что рыба названа в честь сподвижника гетмана Украины И. С. Мазепы (1644-1709) Филипп Орлика (1672-1742), который, "оказавшись в свое время во Франции, открыл близ Парижа харчевню. Любимым блюдом французов стал тогда судак, которого, предварительно покрывая специальным тестом, жарили во фритюре. Местные жители любовно называли его в честь Орлика «судак-орли». Любопытно, что из Парижа это блюдо перекочевало обратно на родину в дорогие рестораны Санкт-Петербурга и Москвы под таким же названием, которое сохранилось и по сей день."
Видите? Как легко сочинить историю? Нелепую и сомнительную? А моя же есть чистая правда, и вот вам в доказательство рецепт.
Берем филе семги ( любая рыба, лучше жирная, а если сухая, то в маринад положите дополнительно ложку сливочного масла) нарезаем брусочками с мизинец длиной и толщиной, кладем пару ложек майонеза( мне в поезде подавали с ним, но его из рецепта легко исключить), солим чуть-чуть, как звездной пыльцой припорашиваем, черным молотым перцем припыливаем, сбрызгиваем щедро лимонным соком, резаную петрушку добавляем и даем подмариноваться с полчаса.
Делаем кляр.
1 чашка муки;
1/3 ч.л. соли;
1/3 ч.л. сахара;
1 ч.л. сливочного масла;
½ чашки кипятка, минут через пять после закипания;
1 ст.л. оливкового масла;
2 желтка;
2 белка, хорошо взбитые. ( я делаю на глаз, от количества рыбы зависит)
Раскаляем масло на 3 пальца на сковороде, или во фритюрнице.
При помощи длинной деревянной шпажки накалываем филе, окунаем в кляр, и жарим в кипящем масле до румяно-золотистого цвета
Обжаренные кусочки рыбы выкладываем на блюдо, покрытое бумажными салфетками, сушим масло, убираем лишний жир.
Подаем с соусом Тартар: легкий майонез взбиваем с оливками зелеными или каперсами, и несколько штук просто мелко режем и добавляем в готовый уже соус. Мне каперсы кажутся здесь немного ядовитыми для нежной рыбы, и я добавляю или оливки, или соленые огурцы. На гарнир – пучки петрушки, тоже обжаренной в этом же кляре.
Не забудьте про вино!
Лучше идет с двухметровыми интересными мужчинами в самом расцвете сил, но это уж кому как повезет.
Мне повезло когда-то. Рецепт длиной в жизнь. Странное и яркое воспоминание, спавшее в моей памяти до тех пор, пока пару дней назад не приготовили мы в таверне семгу-орли и не заспорили, что лучше добавлять в соус…
Леонид. Его звали Леонид. Да. Больше ничего не помню. Прошло много лет.
На перроне меня встречал милый, добрый и беззащитный начальник лагеря, еще не представляющий, как тяжело сложится наша с ним работа. Он был с букетом. Один из самых огромных розовых букетов в моей жизни.
Нам не дано предугадать… Я запомнила и это тоже.
И я, в новом розовом сарафане с васильками и коло-кольчиками, такая уверенная в себе, молодая и красивая, выдав на руки встречающим мужчинам чемоданы и окунув голову в букет, краем глаза, краем! – но видела! – шеф-повара, стоящего на подножке вагона-ресторана, грустно глядящего вслед уходящему шумному лагерю.
Приятно, черт возьми. Было. И немножко грустно. Кусочек чужой жизни и чужой судьбы. Один ужин. Только взгляды. Смех. Флирт. Ни к чему не обязывающие отношения, разговоры, мечты.
Вечно спешащие часы на левой руке. Кольцо на правой, чертово кольцо, которое через 22 года заберет уже бывший муж, бывший светлый хороший мальчик, чтобы не забывать о нашем «идеальном» браке. Или, может, просто от жадности. Но это уже неважно.
А мне останется мой судак-орли. И мои черно-белые фотографии в сарафане с васильками и колокольчиками.