Жнец

© Поселягин В. Г., 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

© «Центрполиграф», 2019

* * *

Пролог

Как же это глупо – умереть во время охоты. Да ещё от картечи одного такого охотничка. Причём я в этой охоте не участвовал. Угораздило же меня собраться за грибами, проезжать на мотоцикле по лесной поляне, куда наперерез мне выскочил секач, и оказаться в зоне траектории полёта крупных картечин на кабана. Причём самое удивительное, что в нашем леске дичи лет тридцать не было, о чём знали все окрестные жители. Последнюю лису здесь убили ещё в середине семидесятых. Поэтому, стараясь остановить кровь на ноге, я лишь изумлялся: ну откуда они могли взяться – и кабан этот, и охотник? Вот и не верь в роковое стечение обстоятельств. Хотя, бывало, я и сам их устраивал, может, и тут такой специалист поработал?

Мотор мотоцикла заглох, а охотник, увидев, что натворил, скрылся в кустах. Но ответку меня с детства учили давать, и я со злости выпустил тому вдогонку весь магазин. Отшвырнул пистолет – ствол-то левый, всё равно сбросить его надо было. Остановить кровь не получалось: артерия задета, пальцы слабели, да и скользкими от крови были. Я спешно стал выдёргивать поясной ремень, наложил жгут. Что-то силы очень быстро терял, это озадачило. Заметил кровь и на животе, провёл рукой по свитеру. Тёмная. Понятно, ещё и печень задело. Ну всё, без шансов. Я облокотился о бачок, прикрыл глаза и мысленно пробежался по своей жизни. Она была… своеобразной. В принципе, жизнь я прожил не зря и к тридцати девяти гордился своим опытом. Единственное, что омрачало, – родители, не смогли мы найти нужных слов друг другу, рано они ушли, и извиниться я не успел. Правы они тогда были. Прощения просил только на могилах, посещая их и ухаживая. Долг, который я нёс, как и положено пусть и плохому, но сыну.

Что же рассказать о себе? Родился, садик, школа, два курса медицинского института и армия. Отец у меня учёным был, зав. лабораторией в каком-то секретном НИИ, который и после развала Союза не закрыли. С чем там работали, я до сих пор не знаю, дома об этом не говорили. С десяти лет я увлёкся стрельбой, благо обладал отличным зрением. Сначала из пистолетов, но страстью стали винтовки. Причём, перейдя в секцию спортивной стрельбы из винтовки, не бросая и секцию с пистолетами, к девятнадцати дотянул до КМС. Отец, конечно, расстроился, всё же он старался привить мне интерес к точным наукам, но не моё это, и родитель понял, отступил, давая мне развиваться самостоятельно.

Жизнь представлялась радужной, но оказалось, за такими стрелками, как я, следят. Девяностые, правоохранительным органам не до нас, а вот теневой стороне – вполне. На меня положил глаз один парень, который из наших был, тренером работал, ну и по совместительству киллером. Мне тогда едва четырнадцать исполнилось, рановато, но он ко мне подошёл, познакомились, общаться стали, видимо, он меня старался узнать, и я, похоже, удовлетворил его интерес: через месяц он прямо сказал, что ему нужно. Ученик на замену. Это я уже потом понял, что он решил соскочить с этой стези и свалить за бугор, подставив меня под игры авторитетов. Я ухватился за его предложение, тогда казалось, что мне это и нужно для самореализации. К четырнадцати годам я посматривал на своих сверстников свысока, считая себя взрослее их, и такое предложение давало моему самомнению ещё больше утвердиться. Сейчас мне смешно от тех прошлых мыслей. Однако Спец, такое прозвище имел мой новый учитель, целый год натаскивал меня перед первым заказом. Основы маскировки – от позиций до личной, слежка, выбор места акции и подбор нескольких мест для стрельбы с возможностью безопасного отхода. Учил он меня очень серьёзно, отчего и пришлось уйти к нему в официальные ученики, мой предыдущий тренер с трудом отпустил, видел мои перспективы в спорте, но Спец с ним пообщался, я так подозреваю, что забашлял, и взял к себе.

Спец не успел выполнить то, что задумал. При отходе во время очередной акции, когда завалил одного из авторитетов, его остановил патрульный экипаж – просто стечение обстоятельств, его посчитали подозрительным. Короткая перестрелка, патруль он положил, но и сам был ранен. Спец смог удрать на угнанной машине, добраться до подпольного хирурга, только поздно, умер на операционном столе. Но с Посредником он меня познакомить успел, и с шестнадцати лет я в охотку стал исполнять заказы, да так, что даже получил кликуху Жнец. Причём работал я и в других странах, благо благодаря родителям-интеллигентам в совершенстве владел двумя языками, английским и испанским, и неплохо говорил на немецком, который потом самостоятельно подтянул до хорошего уровня. Так что к девятнадцати я был довольно результативным киллером, и обо мне узнали и менты с федералами, правда, лишь то, что я вообще есть.

К девятнадцати годам я выполнил сорок три заказа, из них одиннадцать в других странах. Ну и плюс четыре, которые выполнить не смог, не по зубам цели оказались. Ещё пять раз давали заказ на естественную смерть целей, хотя это не моя специфика, я всё же стрелок, но четыре из них взял, мне они показались вполне по рукам. И платили за них втройне. Все сделал: первый заказ не очень чисто, там менты поняли, что это убийство, другие уже лучше. В последней акции я исполнил смотрящего Москвы. Понятно, тут свои игры и после такого заказа в живых меня не оставят, но я решил соскочить, как и Спец пытался это сделать, но без подставного. И когда меня попытались зачистить, я имитировал свою гибель, сам зачистил заказчиков и своего Посредника, допросив его перед этим: кроме него никто не знал, кто такой Жнец. А чтобы переждать грозу, пока всё уляжется, я с третьего курса института ушёл в армию.

Попал в ВВ, во внутренние войска, снайпером, естественно, в разведвзвод. Вторая чеченская к концу подходила, но побегать по горам успел, а перед дембелем меня «покупатель» нашёл и соблазнил пойти дальше по службе, в спецназ МВД. Нужно лишь годовые курсы пройти, в снайперской школе, и после неё – офицерские погоны. А что, я уже старшим сержантом был, восемнадцать подтверждённых попаданий, что были записаны в моей учётной карте снайпера, награда имелась – медаль «За боевые заслуги». В общем, неплохая цель для сманивания в одно из элитных подразделений Москвы. Я попросил время подумать и, пока службист общался с двумя другими кандидатами, действительно серьёзно подумал. А почему и нет? Я уже сирота…

Сиротой я стал в семнадцать, за месяц до совершеннолетия, и, пока проворачивался бюрократический механизм, я успел стать совершеннолетним и в приют не попал. Родителей моих убили, расстреляли из старого ржавого, явно откопанного ТТ, сброшенного у машины после акции, совершённой у подъезда дома, где была родительская квартира. Я поначалу думал, что их убили из-за меня, ответка, ну или пытались припугнуть. Однако я принимал такие меры маскировки при редких встречах с Посредником, что утечка о моей личности была полностью исключена. Значит, это было что-то другое, и я повёл собственное расследование. Таким оружием наши парни не пользовались, у нас армейское, со складов, поэтому я через Посредника стал искать у чёрных археологов, чей это ствол, а сам – заказчика убийства. Выкупить пистолет у ментов, как вещдок, заменив на другой, труда не составило. Девяностые, как я уже говорил. Поиск неожиданно сработал как у меня, так и Посредника. Он нашёл чёрного поисковика, который продал этот ствол, он его опознал, на рукоятке был характерный след от лопаты, а у меня сработал принцип – ищи, кому выгодно. Мама была домохозяйкой, так что единственная версия – это отец и его лаборатория. Его место занял один хлыщ, о котором отец нелицеприятно отзывался. Я его, уже вполне освоившегося на месте отца, через пару недель после похорон перехватил у машины и отвёз к нему на дачу, где и допросил. По-жёсткому. Тот сразу во всём признался, ну и как киллера по газетному объявлению нашёл. Место отца денежное, если знать, как правильно креслом распорядиться, а мужик считал, что знал, вот и освободил должность своими способами. Умер он страшной смертью, а дачу я сжёг.

Киллера этого доморощенного я быстро нашёл, и описание заказчика сходилось, и поисковик, продавший ему пистолет, опознал по фото. Его я тоже легко взял, вырубил электрошокером у подъезда, запихнул в машину, естественно угнанную, и вывез на одно из дачных садовых товариществ, где снял для этого дела дачку. Тот особо юлить не стал, вскоре сознался. Парень – бывший «чеченец», первую чеченскую прошёл. С таким послужным списком на работу его не брали, мол, вы там все психи, к ментам сам идти не хотел, брезговал, вот и решил пойти по стезе криминала. А когда узнал, кто я, струхнул изрядно. Я же оставил его на даче, а через сутки вернулся и стал показывать снимки, сделанные «поляроидом», на которых были его родители, тоже оба, с пулевыми отверстиями в голове. По заднему фону на фото можно было понять, что действие происходило в их квартире. Только сестрёнку младшую я не тронул, она в школе была, и бабушку, чтобы девочке было где жить, не в детдоме. Показал и сказал:

– Кровь за кровь.

После этого пустил ему пулю в лоб, а тело в лесу закопал. Вот такая история была с моими родителями. Мать-то «прицепом» пострадала, если бы не попросила её на рынок завезти, был бы убит один отец, заплатили этому киллеру-новичку только за него, а так он и свидетеля убирал, гадёныш. Если бы я не был таким циником, подумал бы, что это кара мне за всё сделанное.

И вот тогда, в части, прокрутив все моменты, я решил принять предложение «покупателя». Возвращаться в институт я не хотел, перегорело, это под влиянием детских хотелок решил врачом стать, и сейчас хоть и колебался, но принял решение. Потом была школа снайперов, ох и погоняли меня там, по окончании – звание младшего лейтенанта и служба в новой части. Не буду говорить где, подписки давал. Пять лет работал простым стрелком, ближе к тридцатнику стал старшим группы снайперов. Как раз только капитана получил. А вот дальше – беда. Во время учений, когда мы в прикрытии были, а штурмовые группы освобождали «заложников» в салоне самолёта, мой напарник, вставая, случайно нажал на спуск и прострелил мне ногу. Серьёзно, коленный сустав разнёс в дребезги. А лежали мы на крыше здания, не спустить. Медики, что скучали, пока шли учения, тут же оживились. Пришлось вертолёт вызывать. Ну а дальше год в военном госпитале. Ногу мне срастили, укоротив почти на пять сантиметров, и теперь она не гнулась. Что выстрел мне в ногу был действительно случайный, я изначально не поверил. Хотя, когда работала следственная комиссия прокуратуры, я выгораживал напарника как мог, так что он обошёлся снятием очередного звания с занесением в личное дело, но остался на службе, выстрел был признан несчастным случаем. Мы ухаживали за одной девушкой, которая колебалась, кого выбрать, вот он и устранил проблему. Ольга сразу к напарнику переметнулась, инвалид её не интересовал, в госпитале ни разу и не навестила. Я не обвиняю напарника, честно сказать, я сам планировал сделать нечто подобное, замаскированное под несчастный случай, да вот не успел. А так, пенсия по инвалидности и здравствуй гражданка.

А когда свершилась месть и машина молодожёнов полыхала в кювете, слетев с дороги, – не зря я его выгораживал, решил сам поквитаться, – я подумал, как жить дальше. В бытность свою студентом-первокурсником я купил себе неплохую двухкомнатную квартиру, благо средства позволяли, это была единственная моя крупная трата. Вот так и получилось: моя двухкомнатная, четырёхкомнатная родителей и их же дача в элитном районе в сосновом лесу, где в основном академики отдыхали и разная учёная братия. Обе квартиры через агентства я стал сдавать, всё официально, чтобы было на что жить, а сам устроился на даче. Пусть она и деревянная, но хорошая, двухэтажная. И я решил вернуться к учёбе, закончить её, чтобы хорошо знать анатомию человека. Моя инвалидность – это ещё не конец света. Договориться с ректором я смог, в двадцать штук зелёных встало. Четыре года обучения, и я теперь по специальности патологоанатом.

Работать идти я не хотел, мне всё это для себя нужно, но один знакомец уговорил, у них на районе не было специалистов, а тот, что был, единственный, через год собирался выйти на пенсию. Никто из молодёжи в район идти не хотел, да и зарплата мизерная. Прикинув, я пожал плечами. Практика не повредит. И не пожалел: тот старичок за год передал мне немало своего опыта. Правда, мне быстро надоело вскрывать старушек, редко что интересное попадалось, это не город, но работал. От моей дачи до места работы километров двадцать, машина имелась, «Шеви-Нива». Обычно работа была через день, потому как ещё одного парня нашли на эту должность, не считая дежурств, вполне хватало времени на отдых и на домашние дела.

А на даче я неожиданно увлёкся садоводством и огородом. Приятно питаться тем, что сам вырастил. Теперь я понимаю тех, кто так исступлённо возится на своих грядках. У меня теперь сад как пример соседям. Я мото-блоком вскапывал грядки и сажал разные овощи, занявшись консервированием. Мои огурчики были на зависть соседкам. За грибами ходил, точнее, ездил, приобретя мотоцикл красного цвета «ИЖ Планета-5» с коляской, хотя и старый аппарат, двадцать лет ему, но справный. Нога не сгибается, так я на коляске слева сделал держалку, на неё ногу клал и ехал, нога правая, она особо и не нужна, а тормоз и на руле работал.

И вот после дежурства, выспавшись, я отпустил девочку по вызову, что у меня сегодня ночевала, выкатил мотоцикл из гаража и, собравшись, прихватив корзину, покатил в лес, я уже знаю грибные места, а рыжики я обожал, тем более моей консервации. Выехал на поляну, и тут мимо пронёсся кабанчик, упитанный такой, и последовал выстрел, от которого дёрнулась нога. Ну и по телу что-то прилетело. Ответка с моей стороны не заставила себя ждать, и сейчас я лежал, умирая. В кустах хрипел пробитыми лёгкими этот долбаный охотник, а я лишь сожалел о том, что не успел сделать. А ведь столько планов было, я ещё молодой… был. Чёрт, и билет на Мальдивы, куда собрался через две недели – заявление на отпуск уже подписано, нравилось мне там каждый год бывать, – окажется невостребованным…

Очнулся я сразу. Раз – и открыл глаза. И как выключателем щёлкнул. Несколько секунд я лежал с открытыми глазами, таращась в потолок. Была темень, видимо, ночь, но глаза к темноте адаптировались, и силуэты вокруг различать стало можно. Например, лампочку без абажура я рассмотрел хорошо. Комната вроде большая, но на всё помещение всего одна лампочка? Даже странно. То, что я не в морге, это понятно, хотя было и заметно прохладно, но я лежал под толстым стёганым одеялом. В морге никто не стал бы накрывать одеялом, для этого простыни есть. Кстати, и подо мной матрас и простыня, да и подушка присутствовала. Вокруг слышались посапывания, всхрапывания, кто-то возился, скрипя кроватью, на слух я определил, что это металлическая сетка. Однако на все эти звуки я не обращал внимания, не до этого было.

Тело мне вполне подчинялось, хотя и как-то неохотно, будто спросонья или отлежал, но я уже определил, что оно не моё. Например, не было привычного ровного частокола зубов. Зубы мне в Германии делали, в частной стоматологической клинике. Я ведь себе имя сделал, Жнец у всех на слуху в девяностых был, потому и цена за мою работу с каждым заказом повышалась. Плюс накопления Спеца, которые я нашёл: общая сумма на процентном счете одного из банков в Мюнхене составляла два с половиной миллиона долларов. Ха, а Ольга посчитала, что я не только инвалид, но и беднее моего напарника, ведь у того и родители были живы, и бизнес у отца серьёзный… Ну и чёрт с ней. Правильно я обоих грохнул, можно было с ними сделать то, что со мной сделали, инвалидами оставить, чтобы тоже помучились, но я решил не рисковать, мой бывший напарник заказал бы меня. С возможностями его отца это не так и трудно.

Нет, я хоть и сирота, но родственников в действительности у меня хватало. На похороны слетелось вороньё, я глазом не успел моргнуть, как они наследство стали делить, брат отца уже отцовскую «Волгу» на себя готовился переоформить. Хотя бы по доверенности ездить. Пришлось показать, что я единственный наследник. У меня сосед был из братков, отморозок конченый, денег ему дал, и он с тремя быками быстро разъяснил политику партии. Да так, что я с тех пор родственников и не видел. Живые, ну, почти, но приезжать боятся, больно уж их напугали. Я им пообещал, что в следующий раз отрезанными пальцами они не обойдутся, закопаю. Поверили. Естественно, когда я писал завещание, никого из них в нём не отметил, не простил стервятников, а указал, куда перевести деньги со счёта, включая имущество. Всё, чем я владел, шло в фонд реабилитации после ранений и травм участников боевых действий. Детей у меня не было. Теперь не было. Не хочу об этом говорить, желания нет.

Так вот, ранее у меня был ровный частокол зубов, сейчас же – не сказать чтобы ровный. Правда, и каверн не имелось, все зубы на месте. К тому же я поднял обе ноги, задирая одеяло, и посгибал их в коленях. Всё в норме. Я же говорю, тело не моё. Машинально ощупав ногу и бок, убедился в этом окончательно. Никаких травм – ни от ранения, ни от картечи. Да и тело явно молодое. Точнее пока не скажу, но вот что дало ощупывание. Короткий ёжик на голове имелся. Проведя по затылку, я обнаружил шишку, которая слегка стрельнула болью. Не она ли причина того, что я смог занять это тело? А травма может быть серьёзной, даже несильный удар способен вызвать внутричерепное кровоизлияние. Сколько таких видел уже, да и вскрывал, что уж говорить. Ладно, потом осмотрю себя, а пока продолжим пальпацию.

Значит, волосы короткие, о цвете волос говорить пока рано. Тело, можно сказать, крепко сбитое, коренастое, мышцы имелись. Пальцы тоже крепкие, но не музыкальные, не длинные, если вы поняли, о чём я, руки и ладони я бы назвал – трудяги, но они не имели мозолей и были мягкие, хотя и не изнеженные. Ощупав тщательнее, я всё же обнаружил мозоли на руках. На костяшках. Парень, видать, увлекался боксом, характерные следы. Это не есть хорошо, снайперы, как и музыканты, руки берегли, поэтому у нас рукопашный бой проходил без ударов – захваты, броски, использование оружия и подручных средств, но не кулаков. Надеюсь, этот парень не успел серьёзно повредить руки. На этом всё, особо больше сказать ничего пока не могу. Вроде подросток, но всё же свет и зеркало нужны. По мне, ладно, с каждой минутой управлять телом было всё легче и легче.

Судя по двум окнам, которые не имели штор, снаружи действительно ночь. Видно крышу соседнего здания, белая, значит, снег. В помещении стояло два десятка коек, вроде панцирные кровати, или сетчатые, поди пойми, все были заняты. Может, я в армии? Очень похоже. Тем более тумбочки почти у каждой кровати.

Я раздумывал, не лечь ли поспать, чтобы встать со всеми и постепенно незаметно вжиться в роль пока не знаю кого. Я почитывал книги о попаданцах, второй патологоанатом в морге увлекался ими, в ординаторской несколько стопок было, вот во время дежурств и листал их, тему знаю. Оттого и не особо удивился. Да и действительно, кому как не мне в попаданцы попасть. Меня сложно назвать представителем серой массы. Загнать в рамки обыденной жизни трудно, делать как все я не любил и предпочитал жить своим умом.

А по поводу моих раздумий, так тут смысл был – очень по-маленькому хотелось, вот и прикидывал: дотерпеть или всё же сходить? С учётом того, что я не знаю, где что находится, найти туалет будет сложно, а утром с толпой можно ознакомиться с обстановкой. Всё же я решил идти, мочи нет терпеть. Откинув одеяло, я спустил ноги на ледяной пол, нашарил обувь, – это были не тапки, скорее ботинки, точно зимние, – и, попытавшись сунуть внутрь ноги, обнаружил, что в них что-то есть. Оказались шерстяные носки. Надел их и, чтобы никого не будить грохотом подошв по деревянному полу, прямо в носках направился к двери. Мотало изрядно – я ещё знакомился с телом, приходилось держаться за спинки кроватей, но до двухстворчатых дверей дошёл благополучно. Я выскользнул в пустой коридор с несколькими дверями, где тускло горела дежурная лампа, тоже без абажура. Куда идти, понять было несложно, обоняние помогло. Но чуть я отошёл от двери, она сзади скрипнула, выпуская ещё одного соню.

Держась за стену, я повернул голову, до хруста в шее, даже шишка стрельнула болью, и посмотрел на парнишку, который на цыпочках подошёл ко мне. На вид лет пятнадцати, худой, нескладный, рыжий. Надо сказать, у меня было несколько фобий, глупо отрицать их. Девственности я лишился в четырнадцать лет, дочка тренера постаралась. С тех пор я спал только с грудастыми девицами. После дочки тренера, у которой был великолепный для шестнадцатилетней девахи третий размер, всё, что меньше, я вообще за грудь не считал. Это не фобия, это страсть. Вон у Ольги вообще пятый был, сказка, а не грудь. Эх, а напарник – больше ценитель женской красоты, а не как я – любитель потискать приятные округлости. Ладно, мир их праху. После мести я их всё же простил. Так вот, дочка тренера мало того что обладала выдающимися данными, так ещё была рыжей. Она со мной поразвлеклась и потом другого партнёра нашла, можно сказать, разбив мне сердце. Вообще сложно встретить девушку с отличной фигурой, стройную и высокую с крупной грудью, а она была именно такой, а то обычно видишь всё невысоких и расплывшихся, а таких я не любил. Я и девчат заказывал по своему вкусу: стройных, с хорошими статями и ни одной рыжей. Между прочим, довольно сложно найти соответствующих, поэтому всего три работали со мной, я их время от времени менял, посчитав, что разнообразие украсит мою жизнь. Если свеженькие появлялись, заказывал их на пробу. А всё из-за своей лени: мне проще заказать, чем ухаживать и всё остальное.

Так вот одна из моих фобий – это рыжий цвет волос, и один из представителей этой цветовой гаммы приблизился ко мне. Тоже, кстати, в носках. Глядя на него, я чувствовал привычное раздражение и неприязнь, которые старался задавить. Ну не люблю рыжих, и всё тут. А паренёк поднырнул под мою руку, закинув её на плечо, и, придерживая меня, повёл дальше к туалету, на ходу шепча:

– Ну чего ты, Кирюх, меня не подождал, я бы помог.

Уже одно его поведение показывало, что что-то не так с моим новым телом, особенно если о шишке на затылке вспомнить. Надо выяснить, и, думаю, этот поход в туалет многое мне даст. Глупо отказываться от такого шанса. Поэтому, двигаясь к двери, которая явно вела в туалет, там и обозначено было, что он мужской, я поинтересовался:

– Ты кто?

У меня было время подумать, выдавать, кто я, или нет. Однозначно – нет. Но как-то пояснить свои странности нужно, и потеря памяти, как бы это ни смотрелось со стороны, и пусть даже приелось из-за прочитанных книг, была идеальным вариантом, да и будет идеальным у других попаданцев. И вот я решил сделать пробный запрос. Судя по всему, пацан, кем я стал, отлично знал этого рыжего, и такой простой вопрос ожидаемо вверг его в ступор. Этого я и добивался. Рыжий встал и, вывернувшись, взглянул мне в глаза:

– Ты что, Кир, ничего не помнишь?

– Ничего. Проснулся, в туалет хочу, а в голове туман. Кто я?

– Э-э-э… – Видно было, что парнишка завис, пытаясь осмыслить, что я ему только что сообщил.

Пришлось напомнить о себе:

– Я в туалет хочу. Если сейчас не дойду до него, мочевой пузырь точно лопнет.

– Какой пузырь? – удивился тот, но всё же повёл меня дальше и, открыв скрипучую дверь, помог дойти до толчка.

Общались мы с ним шёпотом, ночь, будить никого не хотелось, поэтому скрип двери сильно ударил по нервам. Чуть не описался. Но сдержался и, дойдя, приспустил чёрные боксёрские трусы, кроме которых на мне ещё была слегка растянутая майка, с облегчением во всех смыслах этого слова стал сливать лишнюю жидкость, не без интереса рассматривая свой новый инструмент. Никаких различий, всё то же самое. Уж извините за такую физиологическую подробность, реально терпеть мочи не было. Рыжий молча пристроился к соседнему толчку. У меня общаться желания не было, а тот явно выжидал, когда я начну задавать вопросы.

Когда мы заходили, я обратил внимание на ряд умывальников в количестве трёх штук, очень древних на вид, как и краны, что вполне вписывались в общий вид, да и толчков тоже три было. А над крайним умывальником, что ближе к двери, висело зеркало, слегка сколотое по краям, но вполне приличное. Поэтому, поправив на себе бельё и ёжась от холода, я подошёл к умывальнику с зеркалом и стал споласкивать руки в ледяной воде, о горячей тут, видимо, и вспоминать не стоит. Мыла не было, о полотенце я и не говорю. Рыжий неохотно последовал моему примеру. Я же, моя руки, рассматривал себя в зеркало. Ну что ж, тело мне досталось не такое и плохое. Парень лет пятнадцати – шестнадцати, русоволосый ёжик. Прямой нос, ясные зелёные глаза, густые ресницы, губы слегка полноваты, и ямочка на подбородке. Симпатичный. Хоть я и в прошлой жизни не урод был, вон как соседки поглядывали на меня. Почти сорок – и холостой, не порядок, как вызов им. Особенно их бесили девочки по вызову, что дважды в неделю приезжали ко мне. Плечи у моего нового тела широкие, явно накачанные, остальное в небольшом зеркальце сложно рассмотреть. Однако первое, что бросалось в глаза, – это синяки под обоими глазами, делающие меня похожим на панду, свежие, суток нет, уж поверьте моему опыту. Так что, отряхивая руки, заканчивая с визуальным осмотром верхней части тела и лица, я повернулся и сказал рыжему:

– Давай рассказывай. И побыстрее, холодно. Так кто я такой и где мы находимся?

Отвечать рыжий сразу не стал. Он вздохнул, явно собираясь с мыслями, отошёл к крайнему толчку и, взобравшись на него, потянулся к сливному бачку, отсюда не видно за чем. Что-то достал. Этим чем-то оказался окурок папиросы и коробок спичек с почти стёртой стороной поджига. Не сразу, но он смог зажечь спичку, долго шоркая о коробок, и, прикурив, сделал две затяжки, глубоких. Потушил окурок и убрал всё обратно, пояснив:

– Это не мой, Ваньки, убьёт, если увидит, что кто-то его папиросы трогает. Курить хочется, уши пухнут. Это ты спортсмен, не куришь.

– Мне долго ждать? – переступая с ноги на ногу – пол реально ледяным был, несмотря на горячие трубы отопления, – поинтересовался я.

– В общем, это… Ты – Кирюха Крайнов.

– Точно Крайнов? – удивился я. Меня в прошлой жизни звали Олегом Крайновым. Вот так совпадение.

– Может, и не Крайнов, – почесал тот ухо. – Ты тут с рождения, как и я. Что записали в документах, то и носим.

– Значит, мы в детдоме?

– Ага, так, это… я могу дальше рассказывать?

– Давай.

Вот что я узнал от парнишки. Кирилла Крайнова, но по отчеству Ивановича, а я был Борисовичем, подбросили к дверям детдома в месячном возрасте. Ни записки, ничего такого не было, так что дали фамилию-имя-отчество здесь, в ленинградском детдоме. Был он не особо хулиганистым, а вполне неплохим парнем, с двенадцати лет серьёзно занялся боксом и даже получил второй разряд. В комсомол не вступил только потому, что не оказал знаков внимания нашему комсоргу, а та положила глаз на Кирюху. Ну да, после того, как рыжий Сеня описал эту девчонку семнадцати лет, я бы тоже к ней на пушечный выстрел не подошёл. Так что с этим делом Кирюху прокатили. А так, обычная жизнь детдомовца. Закончил он восемь классов, о чём имел документы об образовании, они сейчас у директора в сейфе. Мне, теперь уже мне, недавно исполнилось шестнадцать, месяца не прошло, и по факту я взрослый. Тут вообще интересное дело со слов Сени. Так-то в детдоме можно жить до восемнадцати, чем многие и пользовались, но если кто решил пораньше вылететь из гнезда, а Кирюха был из таких, то всё просто: находишь работу с общежитием и переезжаешь, регистрируя новое место жительства. Вот и всё, дальше руководство детского дома за тебя не отвечает. Многие из хулиганов старались подольше задержаться в детдоме. А что: кормят, одевают и есть где жить. Вообще тут разные воспитанники были.

Кирилл болел авиацией и уже год читал разные книги, готовясь начать учиться в аэроклубе, все необходимые документы уже собрал и подготовился. Параллельно собирался пойти работать на завод, потому что там была неплохая зарплата и давали койку в общежитии. Закончив аэроклуб, хотел подать документы в военное лётное училище, истребителем мечтал стать. Ну что ж, наши мечты не совпадали, хотя вертолётом управлять и легкомоторным самолётом я умел, брал уроки пилотирования для саморазвития. Это уже после получения травмы было.

А по поводу гематомы и того состояния, в котором я пребывал… На входе в детдом произошла драка, и Кирилл, возвращавшийся с собеседования из отдела кадров завода, бросился разнимать драчунов. Вот ему кусок льда и прилетел в затылок. У него треух был, но лёд попал ниже, место не защищено. Вырубило сразу. Испуганные парни, сразу забыв о склоке, перенесли его в комнату и, раздев, уложили в койку, благо был вечер. Пока одни отвлекали воспитателей, другие всё и провернули. Вот такая история. Лучше бы врача вызвали.

И теперь я размышлял. Похоже, удар льдом был таков, что душу Кирилла просто выбило из тела, а я занял его оболочку. И прошлые знания и память его я не унаследовал. Да и вообще никаких откликов от прошлого хозяина. Сеня сообщил, кто бросил льдышку, наверное, решил, что я буду мстить, видать, какие-то свои претензии к драчуну имел, но меня это не заинтересовало, наоборот, спасибо сказал бы за возможность получить новое тело. Ладно хоть, никаких туннелей, пространств и встреч с богами не было. Раз – и новое тело.

Долго думать я не хотел, холодно, лучше в койке под одеялом всё прикину, поэтому, когда рыжий замолк, сказал:

– Вот что, Сень. Не говори никому, что я память потерял. Не стоит никого волновать, особенно воспитателей и заведующего детдома. Тем более документы есть, уеду, и никто обо мне и не вспомнит.

– А как ты без памяти-то?.. – вытаращил он на меня глаза.

– Не волнуйся, освоюсь. Ты мне только подсказывай незаметно, что и как, например, где моя одежда, тумбочка, вещи. Хорошо?

– Ага.

– Тогда идём обратно, не хватало ещё простыть. Надо подумать, но, скорее всего, планы у меня поменяются.

Рыжий только удивлённо посмотрел на меня и, убедившись, что я сам могу идти, хотя и вдоль стеночки, сопроводил до комнаты и устроился на другой койке, в трёх от моей. Вскоре он засопел, а я, закутавшись в одеяло, отогреваясь, продолжил размышлять. Среди разных вопросов я, естественно, узнал, и в каком времени оказался, потому и принял к сведению, без особого удивления, что сейчас 1937 год, февраль. И поразмыслить было о чём.