10
– Ваша фамилия Патолин?
– Игорь Иванович. Можно просто – Игорь.
Было и так понятно, что можно гостя называть просто по имени. Двадцать с небольшим лет. Белобрысый – особенно брови и ресницы – худой, спичечный человечек, губы краснее, чем у иной девицы, застенчивая улыбка. Трудно представить что-нибудь более неподходящее по облику. Но рекомендация Бобра.
– Вы прежде работали в активе движения «Наши», – без вопросительной интонации сказал Елагин.
– Губернским комиссаром.
Кое-что, подумал майор. В прежние времена в секретари областного комсомола в таком возрасте не выбивались. Или выбивались? Стали уж забываться старые реалии.
– Вы представляете себе, чем вам предстоит заниматься?
– Контрразведка.
Майор покачал головой.
– Скорей гестапо.
– Политическая полиция?
– Только не в государственном масштабе, а в масштабе фирмы.
Белые ресницы несколько раз хлопнули.
– Будем проверять на верность весь штат или только управленцев?
– Я думаю, «народ» в данном случае можно оставить в покое.
Маленькая белая голова медленно кивнула.
– Оформитесь по этой бумаге, работать будете в соседней комнате. Там есть все, что нужно. И компьютер, и туалет. И отдельный выход в коридор. На этом диске весь отдел кадров с фотоматериалами. Связи, родственники, тайные счета, личные подставные фирмы директоров. Даже набор предварительных версий. Первые соображения мне нужны уже сегодня к вечеру.
– Финансирование?
– Мой бумажник.
Елагин достал из кармана и положил перед Игорем пачку двухсотевровых ассигнаций. Юный «гестаповец» вытянул вперед руку с грацией робота, накрыл ладонью пачку и потянул к себе по столу.
Бобер его и рекомендовал, но и посоветовал быть с ним настороже. «Работу свою он сделает хорошо, но важно вовремя его выключить, чтобы не вгрызся туда, куда не надо».
– Скажите, Игорь, а почему вы ушли из движения?
– Вы правильно спрашиваете, меня не выгнали, я сам.
– И все же?
– Слишком медленный способ обогащения.
– Убедительно.
Майор кивнул, циник, это хорошо. Человек, откровенно думающий о только о своих интересах, никогда не сможет предать, потому что на него никто не станет слишком надеяться. Гость быстро и ловко, несмотря на нескладное строение своего тела, поднялся.
– Скажите, Александр Иванович, сколько я могу привлечь людей.
– Любое разумное количество. Разумное.
– Разрешенная степень ассоциации?
Это что, подумал майор, спрашивает, что этим привлеченным можно рассказать, привлекая?
– Только то, без чего невозможна эффективная работа.
– До свидания.
Все же Елагин был не слишком рад этому приобретению. Все эти новые ребята более-менее инопланетяне. С ними можно вместе работать, но непонятно, как с ними жить. Просто нет другого сейчас выхода и нет времени. Сегодня утром начальник службы безопасности «Стройинжиниринга» снова отсиживал в предбаннике главного редактора «Формозы», ожидая, когда тот освободится, и полистывая только что вышедший номер журнала. Полистывая и поглядывая на секретаршу. Он хотел было с ней о чем-то заговорить, но тут наткнулся на очередной глянцевой странице на статью Дира Сергеевича. «Две деревни на берегу вечности». Красиво, но непонятно. Майор стал читать. Шеф описывал свое недавнее путешествие в Бразилию. И не просто на пляж Копакабана, а в самую что ни на есть серьезную сельву. И открытие, которое было сделано в ходе этого путешествия. Где-то в трех тысячах километрах от океана, на берегу Амазонки он нашел две деревни. В одной из них царил матриархат, а в другой, естественно, патриархат в самой жесткой форме. Описав обычаи жителей противостоящих населенных пунктов, путешественник приступил к формулированию глобальных выводов. По его мнению, современное общество характеризуется тем, что в нем наличествуют почти на равных правах оба эти общественных строя. Только в дикой деревне их можно найти в чистом виде, в большом городе наблюдается «коктейлизация формаций». На одной лестничной клетке мы можем найти и то и другое, и третье. И патриархат, и матриархат, и состояние войны между двумя формациями. Собственно, разводы и есть проявления этой войны.
На этом месте статьи дверь отворилась, майор испытал приступ дежавю, глядя в улыбающуюся физиономию Рыбака, но приступ короткий, потому что вслед за Рыбаком показались два человека, вид которых заставил майора затосковать. Крупные, массивные господа, с бритыми черепами и тяжелыми, лоснящимися взглядами. Одеты в стилизованные восточные одеяния, типа Джевахарлал Неру. Они проследовали мимо сидящего человека, даже не отреагировав на факт его присутствия. Рыбак отреагировал, но зато не получил никакой реакции в ответ от своего непосредственного шефа. Елагин подумал, что поступил неправильно, кивнуть надо было, нельзя слишком явно демонстрировать свое отношение к происходящему.
В коридор выскочил главный редактор и завлекающе махнул ему рукой.
– Саша, заходи! Ника, чай!
Александр Иванович вошел, все еще держа в руке журнал, заложенный пальцем на только что читавшейся статье.
– О, так ты читатель нашего органа! А что конкретно привлекло? Мои деревеньки! Как приятно, поверишь ли, очень лестно! До конца прочитал?
– Не успел. Только первый разворот.
– Так там самое интересное в конце. Я все свожу к одной главной оппозиции. Знаешь же, что проблема может быть решена, если правильно сформурирована. А я сформулировал правильно. Это большие, ученые слова: патриархат, матриархат. Как их приложить к повседневной жизни? Все становится проще, когда понимаешь, что в основе два диаметрально противоположных явления из области отношений мужчина-женщина. Это проституция и блядство. Ты понимаешь, что это не одно и то же?
Майор серьезно кивнул.
– Проституция институт сугубо патриархальный. Мужчина низводит женщину до состояния неодушевленного товара. Блядство – наоборот. Женщина пользуется без ограничения мужчинами, лишая их личного, человеческого свойства.
– По правде сказать, непонятно.
– Что тут понимать, Саша! При мариархате мужчина не имеет власти отца, потому что неизвестно, кто отец ребенка. Этой информацией владеет распутная самка. Владеет и манипулирует ею. Выбирает отца для своего ребенка. Такого, кто ее с младенцем лучше обеспечит и защитит. Того, кто сильнее. Информация – это власть. Тем более такая информация. Современная распутница спит со всеми, а в мужья старается приобресть миллионера, рожая ему ребенка, выделяя его этим фактом из числа прочих своих кобелей. По сути, та же схема, что и в пещерные времена. Простая физическая сила, или ее превращенный вариант – финансовая сила, без метафизической власти, которая есть у женщины, ничто. Мужчина загоняет женщину в крепость семьи, но она начинает управлять крепостью. Почему жены не боятся профессиональных проституток, а боятся секретарш? Проститутка заберет только гонорар, а блядь может забрать мужа.
Елагин положил страшный журнал на стол и спросил через силу, просто потому, что ему стало казаться – главный редактор не остановится никогда.
– Так что же делать, Митя?
Главный редактор никак не отреагировал на фамильярность.
– Спасение в семье. Сильная семья – явный инструмент именно патриархата и спасение для обеих полов человечества. Последний оплот отцовского мира – это буржуазная мораль. Знаешь, почему капиталисту важно, чтобы его невеста была девственницей, то есть гарантированной не распутницей?
– Не думал над этим.
– Ребе-енок. Да потому что ему важно знать, что его первенец родится именно от него. Девственность – пломба на сосуде для производства потомства. То есть капитал наследует именно его кровь. Капитал приобретал временное измерение. А сексуальная революция – это была сильнейшая вспышка матриархальной, очень нахальной силы. Короче говоря, бунт распутства в самой откровенной, пещерной форме. Скажем, госпожа де Помпадур проповедовала тихий, скрытный матриархат. Французы вообще в этом отношении умнее всех. Они вознесли женщин на такой высокий пьедестал, чтобы те не могли с него слезть.
Как грамотно и интересно заговаривает зубы, ему бы в стоматологи, думал майор.
– Но полигамность, я читал, вроде как мужское свойство…
– Конечно, но это не мужское распутство, как визжат феминистки, а расширенное отцовство. Потому что все дети, рожденные от многих женщин, будут иметь отца. То есть вырастут в семье, понятно? Да хоть в гареме. При этом, сколько бы детей не родила шлюха, ее семья останется безотцовной, то есть уродливой, все ее дети будут сироты. Ладно, надоело мне, садись. Ты, конечно, хочешь спросить, кто эти красивые загадочные лысачи вышли сейчас от меня и небось уже ревнуешь, видя, что я хожу вроде как на сторону.
Майор решил промолчать.
– Я тебе сейчас все расскажу.
Выйдя из кабинета главного редактора, Елагин увидел Марину Валерьевну, стоявшую у стола секретарши с разобранным сотовым телефоном в руках.
– Скажите, а когда Дир Сергеевич был в Бразилии?
Женщина мощно на него покосилась и сказала с непонятной обидой в голосе.
– А почему вы у него не спросите?
11
Главный редактор, отправив насмерть заболтанного майора, сибаритски развалился в кресле и потребовал себе кофе и Марину Валерьевну. Он сам себе удивлялся тому приступу хорошего настроения, что переживал теперь.
Аскольд?
Но все же делается, все, что можно. Подписав бумагу, по которой принимались на работу дополнительные шесть сотрудников в службу безопасности, и все с огромными окладами, Дир Сергеевич считал, что неплохо поработал на освобождение брата. Потом ему очень понравились мусульманские бритые бугры, приведенные Рыбаком. Приятно иметь дело с рафинированными людьми. С кем еще так вот запросто поговоришь об исламском мистицизме, о суфизме Ходжи Насреддина. Кажется, и он сам произвел на гостей хорошее впечатление. Беседа была до такой степени приятной, что чуть не обошлась без обсуждения конкретного предмета. Ничего не понимавший в исламском мистицизме Рыбак медленно вертел стриженной башкой на толстой шее, проникаясь неожиданным уважением к шефу. Оказывается за ширмой придурошного выездного пьянства скрывался сосуд солидной мудрости.
Когда Дир Сергеевич все произнес вслух: что ему требуется канал связи с каким-нибудь серьезным суннитским или шиитским командиром в Ираке, гости потупили взоры.
Хозяин кабинета успокоил их: смелее, здесь не «Стройинжиниринг» и прослушки бояться не надо. Кому могут быть нужны тайны маленького журнальчика?
Один из гостей сказал, что каналы того рода, о которых говорит уважаемый хозяин, не существуют в виде чего-то постоянного, регулярного. На этом поле происходят постоянные изменения, «там партизанская война», пояснил гость.
– То есть вы хотите сказать, что такой канал надо специально налаживать и проплачивать?
Исламские богатыри смущенно опустили глаза, показывая, что их слегка шокирует прямолинейность заказчика. Слишком быстро он проделал весь путь от материй тонких к грубым. Но против смысла сказанного не возражали. Деньги понадобятся даже для самого первого шага.
Дир Сергеевич решил взять этого быка и за второй рог.
– Сколько?
Когда новые восточные друзья ушли, главный редактор всласть порезвился по поводу своей статейки о матриархате-патриархате, с наслаждением наблюдая, как раздражает своим блистательным говорением начальника службы безопасности Сашу. Его тупо наигранная правильность, пресная положительность казались «наследнику» смехотворными. Если ты такой честный служака, как ты допустил, чтобы твой шеф оказался в подвалах хохляцкой сигуранцы? Чего гуманистически надувать щеки, если провалился как должностное лицо. Впрягайся в новый замысел и тащи, не рассуждая, если не умеешь сам работать мозгами. Вон Рыбак сразу понял, как надо себя вести, и тут же привел пару начитанных исламских бандитов. Могут взять деньги и проволынить? Конечно, могут. Но кто не рискует деньгами, тот и не нанимает в конце концов команду арабских партизанов для своих изысканно-кровавых целей. Основную оплату он им выдаст только в обмен на проверенную экспертами пленку с расстрелом украинской роты, где бы она не ховалась и какого вспомогательного характера не носила бы ее служба. Нельзя вспомогать царю Ироду. Вот ей-богу, за державу обидно, и раны империи не зарубцевались. В местах воспаления кишит зараза, отравляя души, и виноват только тот, кто полоснул беловежской бумажкой на отрыв от братского тела. Надо за это отвечать. Газ, нефть, не те вещества. Вот кровь, это дело иное.
– Марина Валерьевна!
На этот раз была его очередь атаковать. На повестке дня был английский номер.
– Скажите, где вы находите таких авторов?
– Что вы имеете в виду, Дир Сергеевич?
– Я имею в виду тетку, что пишет о Лондонских парках.
– Что она пишет не так?
– Она пишет сплошную тусклую банальщину. Чтобы отличаться от прочих пишущих, надо искать свою, неожиданную краску. Вот хотя бы Гайд-парк…
– Какая краска упущена здесь?
– Все на свете знают, Марина Валерьевна, что в Гайд-парке собираются ораторы и болтают, что им угодно, но почему бы не написать, что там же, в самом центре Лондона, имеется огромная купальня для сотен людей. За один фунт…
– Я поняла.
– Согласитесь, новая краска!
– Я поняла. Что еще?
– Зачем вы сняли эту историю про Черчилля? Про его раздвинутые пальцы, изображающие букву «в», «виктория». Он действительно выглядел глупо в этот момент. В древнеримском сенате такую же букву показывал народный трибун, и означала она «вето». Почему мы не может написать, что знаменитый английский премьер был малограмотен.
– Потому что это английский номер. Журнал попадет в посольство.
– Да бросьте вы. Они что, прочтут?
– И прочтут, и обидятся.
– Ну и плевать.
– Это приказ?
– Приказ.
– Ладно, я оставлю фактическую часть заметки, но сниму оценочную.
Дир Сергеевич махнул рукой.
Вплыла в кабинет Ника с подносом.
– Ваш чай, Дир Сергеевич.
– Я просил кофе.
– Английский номер, – хохотнула, выходя из кабинета, Марина Валерьевна.
Даже очередная безмозглость секретарши не вывела главного редактора из себя. У него было еще одно развлечение на сегодня. Набрали статью про «Диканьку».
12
Майор Елагин поднял трубку и накрутил номер, дождался, когда на том конце ответили. Несколько раз громко вздохнул в телефон и нажал на рычаг. Эту операцию он проделал три раза подряд. Потом стал ждать. Ждать пришлось, как он и предполагал, недолго.
– Александр Иванович!
– Да, это я, Клавдия Владимировна.
– Вы не могли бы ко мне приехать.
– А что случилось?
– Мне тревожно.
Мать Аскольда и Дира рассказала о трех таинственных, даже можно сказать, подозрительных звонках.
Майор не стал растягивать комедию и тут же выехал. Ему не сиделось без дела, невозможность повлиять на темп расследования раздражала. Он решил зайти проблеме в тыл, вдруг там отыщется что-нибудь питательное. Не совсем, конечно, было хорошо играть на страхах пожилой и глупой женщины, но в конце концов это же в ее собственных интересах. Проще говоря, он надеялся выудить какую-нибудь полезную информацию из омута семейной жизни господ Мозгалевых. Может, старушка проговорится и станет хотя бы отчасти понятно, из какой психологической червоточины растет дрянной цветок антиукраинской ненависти «наследника». Ну, убили бандеровцы отца, ну, прихватили сейчас брата, но это объяснение как бы не вполне объяснение. Чтобы эта конструкция ожила до состояния реальной, предметной мстительности, нужно еще что-то.
– Не волнуйтесь, Клавдия Владимировна, ваш дом под постоянным наблюдением, и вам ничего не угрожает, – позвонил он с дороги. Чем дольше он размышлял в этом направлении, тем более вероятным казалось ему, что история с похищением замешана не только на украинской корысти, но и на семейной психологии Мозгалевых. И это, к сожалению. Семейные истории запутаннее кредитных. Взломать родовой комплекс труднее, чем сейф. Лучше бы обойтись без привлечения этих стихий к расследованию. Но, может статься, что без этого не обойтись. Только удастся ли разговорить старушку? Да и делать это придется с максимальной деликатностью. Ни старшему, ни младшему брату не понравится вторжение на заповедную территорию даже сил их собственной службы безопасности.
Входя в квартиру Клавдии Владимировны, майор не был уверен, что совершает абсолютно верный шаг.
Мать братьев Мозгалевых жила в чистенькой двухкомнатной квартирке, обставленной скромной, но приличной гэдээровской мебелью, только холодильник явно выбивался своим шведским происхождением из общего стиля. Клавдия Владимировна была еще крепкой, хотя и расплывшейся женщиной, и не захотела, чтобы ей нанимали прислугу, хотя предложения поступали от старшего сына постоянно. «Я ж не лежачая».
С майором она была знакома чуть ли не с первого дня его работы в фирме. Она была представлена ему как подохранный объект номер один. И прониклась к нему мгновенным доверием. Звонила по всяким поводам, даже несущественным, Александр Иванович соответствовал, всегда был предупредителен и терпелив. Было слишком понятно, как трепетно относится шеф к своей мамаше.
Клавдия Владимировна достала из холодильника стеклянный кувшинчик со свежевыжатым соком. Забота о здоровье. Поговорили сразу же о подозрительных звонках. Госпожа Мозгалева понемногу успокаивалась и постепенно принимала версию начальника службы безопасности.
– Так вы думаете, Александр Иванович, что это случайность? Кто-то просто ошибся? Но почему три раза?
– Человеку дали неправильный номер. В первый раз он подумал, что просто неправильно набрал. После второго раза подумал, что ошибся тот, с чьих слов он записывал цифры. Третий раз, просто для контроля. Бог Троицу любит.
Старушка кивнула.
– Вы не сердитесь, Александр Иванович, что я вас отрываю, но мне вообще последнее время как-то тревожно.
– Да-а? И с чем это связано?
– Сны всякие, как не прикину, все – к беде.
Майор понимающе поджал губы.
– Да, сны иногда…
По всему было видно, что собеседница изготовилась, чтобы приступить к изложению ночных видений, майор испуганно ее перебил.
– Но вам ведь не привыкать, Клавдия Владимировна.
– Что вы имеете в виду?
Майор секунду помедлил, еще можно было остановиться, походить кругами вокруг темы. А, будь как будет.
– Мне рассказывали… вы прожили жизнь богатую тревогами. Вместе с мужем… лесные братья, бандеровцы…
Она улыбнулась с грустным достоинством. Встала, вышла из комнаты и вернулась с альбомом. Майор тихо про себя простонал. Еще неизвестно, что тоскливее: слушать чужие сны или рассматривать чужие семейные альбомы. Но надо, значит, надо.
– Это начало пятидесятых, я совсем еще девчонка.
Действительно, девчонка. Худенькая, талия осы, платье в поперечную полоску, на голове волосяной крендель, в руке портфель – учителка.
– А это Сережа.
Лейтенант. Вряд ли выше среднего роста, но спортивного, решительного вида.
– На турнике, он был во всем спортсмен. Гранату метал, с гантелями…
По пояс обнажен – форма одежды номер три. Вокруг друзья-товарищи. Все улыбаются. Соревнования.
– А это что за место?
– Дубно. Это виды нашего местечка. Улочки такие, видите, кривые. Но всегда чисто. На крыше всегда черепица. Хозяйственный народ. Улицы все в горку, потому что местечко на склоне.
– Здесь, простите меня, убили Сергея, забыл как по батюшке?
Клавдия Владимировна просто, почти безучастно кивнула. И отчества своего покойного мужа не сообщила.
– Да. За этим домом тут шили, портной, и прачечная была. Если спуститься вниз – ручей и мельница. И сарай для сена, его, Сережу, и нашли там. Хотели еще сарай сжечь, но сено не загорелось. Странно, да? Сено…
Елагин решил еще чуть-чуть продвинуться, кажется, хозяйка не держит эти переживания под замком.
– Извините меня еще раз…
– Спрашивайте.
– А за что убили вашего мужа?
– За любовь.
– То есть?!
Хозяйка вздохнула.
– Да все просто, хотя и стыдно. Чуть-чуть. Я была молодая и веселая. Учительница. Песни пела не хуже местных, а уж они спивали. И на танцы ходила – молодость. У них скрипка, аккордеон, ну и пляшем. И глянулась я одному местному хлопцу. Парню. Красавец, усы скобой, на дудке играет, воротник расшитый… А уж как он меня любил… Сережа прознал и сказал, что застрелит, у него же был пистолет. Уж не знаю, как там и что, но нашли мертвым Сережу у сенного сарая, что подле ручья. И вилы… Его вилами… Ихних, местных, похватали человек несколько, еще бы – убийство офицера, хотя никто и не видал. Осудили. Одного этого парня. Но дали не срок, а, говорили, расстрел. Мы скоро съехали оттуда, в Ковров, а после уж в Челябинск. Жить там было никак больше нельзя. Опасно. На рынке мне в лицо молоко плескали. Жилось, представьте себе как. Двое потом уже детей, пенсия за отца. Один в сад, другой в ясли, а сама в школу.
Майор ерзал на стуле. У него плясало на языке несколько вопросов, один опережал другой, он почти уже вклинился в прерывистую исповедь, но помешал телефон.
Клавдия Владимировна взяла трубку.
– Да, сынок, да очень, очень рада, а то у меня сердце не на месте. Да, я поняла… что? – Клавдия Владимировна растерянно оглянулась на гостя. – У меня тут Александр Иванович в гостях, попросила заехать.
Старушка еще раз посмотрела на начальника службы безопасности.
– Хорошо. За зубами. Обещаю. Да, все нормально, здорова. Буду ждать. Никому, что ты…
Майор понял, что больше на его вопросы госпожа Мозгалева отвечать не будет. Интересно, кто донес «наследнику» об этом визите? И откуда он мог знать, о чем пойдет тут речь?! Прослушка, здесь?! Чепуха какая-то! Хвост? Рыбак старается? Скорей всего, все же простое совпадение. Но уж больно крутое. Теперь надо подумать о том, что говорить Диру Сергеевичу.
– Хотите еще сока, Александр Иванович?
– Я, пожалуй, поеду.
– Пожалуй, пожалуй…
– Вы и так мне рассказали много интересного.
– А я думала, что только время у вас отнимаю.