000
ОтложитьЧитал
Нейт сделал первый шаг – работает, не хуже резиновых подошв. Второй и третий. Поед-трава ковырялась в зайце, методично высасывала его заживо; тот дрыгал крыльями – «пальцы» уже ободрали кожистую плоть до хрупких, тёмно-розовых от потёков крови костей. Потроха впитались в землю, тёмные «ногти» поднимались выше.
Заяц в тупой агонии таращился на Нейта красноватыми глазами. Однако туша всё ещё была цела, мясо у зайцев плотное, поед-трава так просто не сожрёт…
– Попался.
Нейт чикнул ножом по сгустку поед-травы. Заячья туша отделилась. Он издал гортанный клич. «Пальцы» схватили за руку. Это было быстро – как будто вцепилась настоящая иссохшая лапа мертвеца, что-то вроде одержимого аладами трупа. Нейт закачался на своих подпорках и рухнул прямо в центр поляны с поед-травой. Голым животом на «пальцы». «Ногти» завозились – мелкие лапки, как будто сотня насекомых, вроде комаров – и боль, пока несильная, сцарапывала верхний слой кожи, медленно погружаясь внутрь. Человек крупнее зайца, но беззащитный живот – лёгкая добыча. Нейт не кричал. Покатился, ударил ножом. Ещё раз, дважды. Камень и железяка отвалились с ног. Он двинул арматуриной по крупному побегу, целой «ладони» – та едва не заползла в рот, уже тронула губы и нос. Ещё один удар достался тонкой завязи, ткнувшейся в ухо до звенящей боли в барабанной перепонке. Промазал – голова наполнилась шумом и, кажется, по щеке потекла кровь.
Нейт рассёк сгусток с приглушённым воплем – нет уж, он не сдохнет здесь, как глупый заяц, не будет кормить поед-траву своими кишками и тощим мясом. Удалось перевернуться на спину – куртка из плотной кожи защищала, такие же плотные брезентовые штаны – тоже. На миг Нейт представил: если стебель заберётся за пояс, в штаны, ох, проклятье, только не это. Он выронил арматурину и просто карабкался прочь. Он кричал и полз. От ударов взмётывалась сухая серая почва, словно фонтаны воды, где плескались лягушки. «Пальцы» поед-травы шуршали и нападали снова с бессмысленным упорством безмозглой твари.
Нейт закричал – и продолжал кричать, уже когда выбрался на безопасное место, а затем замолк. Стёр тыльной стороной ладони кровь – в раненом ухе шумело, боль трещала в голове, но он вроде бы слышал.
А потом засмеялся, осознав, что держит в руках не только нож, но и заячью тушу. Добыча тянула килограммов на пять. Обожраться можно, а если подсушить мясо на огне – он дойдёт до какого-нибудь поселения.
– Удачной охоты, – сказал Нейт и показал поляне с поед-травой средний палец.
*
Заброшенный город как будто ждал его.
Нейт бродил по нему несколько дней. Прежде он только слышал, что такие бывают – словно огромные туши павших бизонов, только от бизона за неделю ничего не останется: мясо обглодают койоты и дикие кошки-манулы, потом подберутся насекомые, от мурапчел до тараканов, кости – и те растащат, кроме самых крупных. Иное дело – труп из камня, стекла и ржавых труб.
Нейт поднимался по щербатым лестницам. Иногда выбитыми зубами щерились целые пустые пролеты. Он нашёл где-то верёвку и поднимался всё равно. Разыскивал что-то с не свойственным ему упорством, но будь здесь чернокожая авгур, которая обещала забрать его и сделать подобным себе среди Синих Варанов, она сказала бы: таковы все отмеченные, дети Инанны, они ищут прошлое, подобно голодным зверям, вынюхивающим добычу. Еды в городе было мало – только тот заяц, которого Нейт отбил у поед-травы, несколько кустов бананоягод, мелких и зелёных, совсем несъедобных по сравнению с теми, что выращивались в деревне.
Нейт мучился животом после того, как решился поужинать ими, но сам виноват, ободрал сразу несколько десятков. Нужно было идти дальше; но он не мог себя заставить покинуть город – скелет города – бродил по улицам, заглядывал в разбитые стёкла зеркал. Подобрал куклу: когда-то она была яркой и красиво одетой, наверное, но платье истлело, остался чёрно-розовый пластик, много дыр на груди и спине, ещё одна – вместо нижней челюсти, и ярко-голубые, очень живые глаза. Почти лысый череп с парой золотых прядей помогал представить, как выглядела кукла прежде. До неё добрались алады? Она умерла вместе с городом?
Нейт положил куклу в карман. В другом месте он нашёл книги на незнакомом языке, обнаружил картинки, целую историю в картинках. Она рассказывала об избранных, о детях Инанны, как сказала бы авгур, которые были наделены огромной силой: поднимали целые ржавые сваи, разбивали землю ударом, часто – полыхали светом. Ужасным сиянием аладов. Люди знали о них до того, как всё поменялось? Нейт пытался понять по картинкам, не мог, сбивался и злился. Еда у него заканчивалась, но город не отпускал.
Он собрал коллекцию обрывков историй про древних детей Инанны, много блестящих камней и странную штуку – плотный железный кругляш с двумя «усиками» и разметкой на двенадцать делений. Нейт встряхнул последнюю находку, покрутил какое-то колёсико сбоку, и усики задвигались.
Древний механизм сообщал: «Я жив» монотонными звуками. Нужно уходить, иначе я умру здесь, понимал Нейт, когда доедал своего зайца, приправленного всё теми же бананоягодами. Он всегда был худощавым парнем, но сейчас штаны вообще сваливались, верёвка-пояс больше не могла их удержать. Но уходить он не хотел – ржавая вода в трубах помогала против рези в желудке, а мир этого скелета слишком цельный и законченный, нельзя его бросить. А снаружи Нейта ждут Пологие земли – бесконечные километры поросшей ряской, заваленной скалами и прогалинами земли и ни единого шанса вернуться домой.
От слабости мутило. Голод выгрызал в пустом животе знакомую дыру, но снова идти искать зайцев, тараканов, варанов или дикий батат – значило бросить картинки, бросить клацающую штуковину. Такую никогда не выплёвывали телепорты, ничего похожего в деревне не было, но Нейт сообразил: это вроде часов странной конструкции, без песка и или вспышек, чистая механика, примитивнее нефтяных генераторов, но удивительно надёжная штука. Он набрал ещё воды, текущей из огромной трубы, которая и привела Нейта сюда. В ней плавали хлопья ржавчины и каких-то водорослей. Нейт сделал большой глоток и закрыл глаза. Завтра он найдёт что-нибудь ещё. Бананоягоды кончились – он обчистил с куста даже листья и кору. Завтра город покажет новое чудо. Нейт заставлял себя вставать, выпрямляться, искать. Заставлял себя бродить по городу, собирать цветное стекло, обрывки картинок, странные предметы, назначения которых он не знал и никогда не узнает; и почти смирился с тем, что маленький скелет Нейта сокроется в большом остове, словно ключ в шкатулке.
Однажды на горизонте он увидел движущиеся фигуры. Это были не рейдеры – рапторы и пилоты, и Нейт, который почти не вставал уже третий день, только перебирал добытые сокровища, подумал: они сюда? Ко мне?
«Пусть уходят». «Пусть не доберутся».
Рапторов в деревне опасались. Они были частью полиса – и полис словно запускал длинные руки с телепортами и своими людьми в чужой мир.
Нейт уже ничего не мог бояться.
Он закрыл глаза, устраивая голову на колючих рёбрах камней, но потом подскочил от звуков монотонного механизма – «тиц-тиц-тиц», и прокричал:
– Помогите мне! Пожалуйста, помогите, я здесь!
Мёртвый город не простит его – твой голод оказался сильнее, глупая ты тварь из плоти, что всё равно сгниет, растащат ли её койоты с мурапчелами или сожгут, а пеплом удобрят батат.
Нейт смял лживую картинку с прекрасным и сияющим «отпрыском Инанны».
«Я хочу жить», – думал он, наблюдая, как силуэты рапторов, охотников на аладов из обитаемых городов под куполами, приближаются на крик.
«Я жутко голоден и хочу жить».
Глава 3
Леони обогнала Дрейка и ушла почти за горизонт – её раптор-механизм был пёстрой точкой, маячившей далеко впереди. Стоило бы ей сбросить скорость: местность опасная, руины одного из безымянных древних городов. Здесь могут водиться алады, но их-то они почуют, а вот какую-нибудь агрессивную живность с пустошей – не обязательно. Теоретически механизм мог выдержать даже столкновение со стадом взбесившихся бизонов и гигантским матриархом во главе, но проверять не хотелось.
Дрейк вызвал глазами дополненную реальность экрана, чтобы послать най-рисалдару Триш предупредительный сигнал, но передумал. Ладно, Кислотную Бабку видно, вон она маячит «хвостом» невообразимых оттенков фуксии, розового, синего и золотого. Эта пестрядь даже радует на фоне однообразного зелёно-ржаво-серого пейзажа. Леони и сама такая же аляпистая со своей раскрашенной механической рукой и наполовину выбритым черепом. Авторая половина – жёсткие волосы всё в тех же нереальных оттенках. Тёмная кожа только подчёркивает буйство красок.В отряде шутили, что старшие по званию – субедары – ставят этих двоих в пару специально. Для контраста. Ерунда, конечно, кому в Пологих Землях есть дело, альбинос ли Дрейк и любит ли Леони свои «кислотные» краски? Аладам, что ли? Так они слепые и вообще безмозглые.
Он снова переключил внимание на поиски. Местность та же. Поблизости ничего крупнее зайца в небе и нескольких койотов, глодающих чьи-то кости.
– Докладывает най-рисалдар Норт. Всё спокойно. Следуем вдоль остаточных конструкций сегмента эф-три сорок восемь дробь восемнадцать, – отправил он за них обоих обязательный пеленгующий сигнал.
Один из городов-мертвецов, эта груда металла, бетона и камня, давно потерял своё имя. Если вернуться в часть и поднять карты, то можно и отыскать, как этот несъедобный скелет раньше назывался, данные остались, но кому это надо? Дрейку – точно нет, не любил он эти старые развалины, в которых серо-ржавыми остовами выпирала древняя тоска. Развалины домов с битым стеклом, кое-где – пластик, так и не разрушившийся за полтора века. Хуже всего обнаруживать скелеты и какие-то дурацкие штуки из прежнего мира, вроде детских игрушек и остатков одежды – тоже то ли пластиковой, то ли достаточно добротной, чтобы не сгнить целиком. Порой попадались и скелеты, почему-то они не превратились в труху. Учитель Дрейка, най-рисалдар Гвинера, рассказывала: мол, алады просто явились в один миг, а где они обрушились метеоритным дождём из кармана другого мира, замерло и само время.
Никакой опасности на развалинах не было, по статистике – и Дрейк знал, что это правда, у него тридцать пять засечек на корпусе раптора, – сейчас здесь зелёных тварей почти не встретишь. Почему же ему не по себе? Да пойди разбери…
Стоило вспомнить о задании, а не забивать себе голову ерундой. Не обращать внимания на стук большой железной вывески о камни, точно крики какого-то зверя. Не всматриваться в частокол каменных остовов и заросшую неизменной ряской пещеру трубы.
С другой стороны…
– Леони.
Та ответила почти сразу.
– Чего тебе?
Они давно работали вместе, были в одном звании и «тыкали» друг другу без лишних церемоний.
– Я подумал, может, он тут прячется?
Дополненный экран с задумчивым лицом Леони дрогнул. Работа мысли была заметна даже на голограмме.
– Чего бы ему здесь делать?
– Убежище, – рассудил логичный Дрейк. – А ещё он мог именно на то и рассчитывать, что мы в подобные дыры редко суёмся. Вот и пройдём мимо.
Он даже хмыкнул, довольный своими выводами. Леони проворчала что-то насчёт ловли зайцев в небе, но решительно тряхнула цветастыми прядями правой стороны причёски.
– Давай проверим, хуже не будет. Машина-то протиснется?
Дрейк прикинул на глаз, подключил автоматику.
– Нет. Придётся выбраться.
– Вот чёрт. Ладно, пешком пройтись тоже полезно. Валяй.
Дрейк кивнул. Леони опередила его и первая выбралась из своего раптора. Когда он подошёл, она уже пробиралась прямо в раскрытый рот трубы.
– Вход здесь, по-моему, – сказала Леони. Эхо гулко разнесло голос. Под ногами хлюпала жижа, она пахла зацветшим болотом и горечью ржавчины. Покорёженное нутро пропускало солнечные лучи сквозь непрочное от древности железо, а кое-где сыпался песок или мелкие камни. Звук голосов потревожил мертвый город, тот дрожал гнилыми кишками труб и колючим панцирем на поверхности. Дрейк держал наготове мономолекулярный нож – оружие против аладов способно справиться не только с ними. Универсальная штука, лучше любого лазера и аннигилятора. Тот, кого им нужно найти – не алад, хотя…
Долгая история. Думать о ней прямо сейчас Дрейку не хотелось.
Леони просто шла вперёд, даже от запаха не кривилась.
Труба тянулась километра два, потом начала сужаться – Леони чуть наклонилась, а ему с его почти двумя метрами роста пришлось пригнуться. Дрейк не собирался предлагать повернуть назад, замкнутое пространство его не пугало, чёрная плесень и вездесущая ряска – тоже; что снаружи, что внутри, она растёт одинаково и без воды, и с водой. Другое дело —тут не было никого и ничего интересного, фонарик на лбу выхватывал пятна прогнившего металла, штыри и сваи, похожие на скрюченные пальцы великанов. По-настоящему сжаться труба не успела, они выбрались в серую мглу между разрушенных домов, вздыбленных комьев асфальта, остовов каких-то статуй или заборов, а может, могил. Давным-давно весь мир превратился в кладбище, могилы тоже. Дрейку казалось, что они провалились в кадры хроники, их уцелело около дюжины, но уж рапторам-то это показывали – мол, вот почему вы ловите аладов. Вот что будет, если не носиться по Пологим Землям и не отслеживать сигнатуры. Вот что случилось с людьми прошлого – если бы не Ме-Лем, то никаких куполов и полисов тоже не существовало бы, так что скажите спасибо тем двоим, Мальморам, создавшим Ме-Лем, поначалу просто компанию, потом – нечто вроде религии. Вы живы, полисы живы. Смотрите и запоминайте.
Действовало в три-дэ голограмме неплохо.
– По-моему, что-то есть, – не очень уверенно предположила Леони и вызвала дополненный экран на «браслете», встроенном прямо в бионическую левую руку. Живую лет пять или семь назад отъели алады. Дрейк слышал, ей удалось остановить сразу сдвоенную «трёшку», но за всё приходится платить. Интакт попытался возместить потерю, и Леони не жалела о протезе вместо плоти и крови.
– Стандартное состояние покинутых территорий, – Дрейк сел на корточки, перевернул лист железа. Поблёкшая синяя краска и белый схематичный человечек. Какой-то знак – наверное, в единой базе можно его найти, но смысла никакого. Провал просевшего под собственным весом многоэтажного дома напоминал улей мурапчёл, только не подземный, а вытащенный со всеми сотами наружу. За ним шёл почти целый, поменьше, разбитая дорога слева упиралась в наваленные друг на друга будки или какие-то металлические коробки, в каждую могло поместиться человек двести или триста. От древности, дождей и коррозии они сплавились в нечто цельное, и Дрейк некстати подумал о копирующих себя же аладах – научно их называют «фрактальными сигнатурами». Ни один раптор так не говорит, конечно. Алады – демоны, они и есть алады.
«И здесь их нет. Они вот это всё сделали, но здесь их нет».
Два раптора бы почуяли.
– Пройдём туда, – предложила Леони, продолжая озираться, и заглянула во вздыбленную дыру – асфальт и камни выломало, внутри была темнота, ещё одна ржавая труба древней канализации. – Да не вниз, вон туда, – она указала вперёд. Одинаковые бесцветные остовы ложились друг на друга.
– По-моему, там что-то есть. Живое. Пеленгатор не уверен, но…
– Ну, заяц залетел. Какой-нибудь дикий кот забрался. Койоты.
– Нет. Человек.
Среди древней серости Леони была почти вызывающе-яркой – и вызывающе-решительной. Белому призраку-альбиносу Дрейку Норту оставалось только плестись следом, аккуратно переступая через трещины и стараясь не трогать бугров. Их цель тут не прячется, он это точно знал, как собственное имя, но приказ был – обыскать всё в окрестностях, так что Леони его исполняет верно, не поспоришь.
– Слышишь?
Леони остановилась под опасно нависшим куском арматурины, на котором ещё оставался большой кусок серого цемента, как недогнившее мясо на кости. Дрейк потянул её за руку и глазами указал на опасность.
– Слышишь? – повторила она, дёрнув плечом.
Дрейк прислушался. Кто-то возился на втором или третьем этаже очередного здания, «второй» или «третий» – условно, они тут все провалились и схлопнулись, попробуй разбери, где что. Лестниц не осталось. Если они захотят туда забраться, придётся цепляться за вон те балки и выступы.
– Это не он, – проговорил Дрейк с сомнением. Опасный беглец. Монстр. Так его называли – и на него охотились рапторы, отдельный приказ гласил: брать живым. Ловцам, которые обычно уничтожали тупых и равнодушных к собственной судьбе аладов, трудновато оказалось настроиться на разумное существо.
– Ты так уверен?
Дрейк заранее знал, что сдастся.
– Окей, проверим. Я тебя подсажу, а сам… – он с сомнением прикинул, выдержит ли эта хлипкая штука мужика почти за центнер весом, учитывая оборудование и амуницию. Худощавая жилистая Леони – одно дело, а вот здоровяк-Дрейк…
– Не лезь. Страхуй здесь.
– Ты с ним не справишься, если это Монстр.
Леони погрозила цветным аугментатом-кулаком.
– Я?! Не справлюсь?!
Обычно Дрейк не спорил, но сейчас отрезал.
– Нет. Вон там обход, кажется, – он кивнул в сторону провала, который подпирал то ли кусок забора, то ли останки обвалившейся стены. Он сумеет взобраться и перепрыгнуть сразу на нужный этаж. – Без меня не иди дальше и не атакуй.
Дрейк без труда подсадил Леони. Та с опаской оперлась на уступ, проверяя— выдержит ли обломок того, что когда-то было куском пола и, наверное, оконной рамы. Несущая стена выглядела прочной, а вот перегородки – не особенно. Она подтянулась на руках, вскарабкалась и отряхнула поднявшиеся клубы серой пыли.
–Нормально, – ответила Леони на немой вопрос. Дрейк последовал за ней, как и планировал: сначала то ли забор, то ли торчащая из груды мусора стена, потом перелез к напарнице.
– Он здесь, – сказала Леони, когда Дрейк добрался до неё. Она дожидалась с не характерным для себя терпением. Может, правда решила, что Монстр прячется именно тут, хотя, зная её, скорее попыталась бы самостоятельно его одолеть. Ладно, может, та история с рукой чему-то её и научила.
Дрейк углубился в темноту разрушенного здания. Вдоль несущей стены сохранился бортик, который всё ещё выглядел относительно надёжным. Перед каждым шагом он пробовал этот бортик на прочность. Выдержит.
Пеленгатор и впрямь указывал на гуманоида поблизости.
– Иди сюда, – Леони вновь опередила его и теперь звала из провала темноты, очень резкого и похожего на кляксу из-за контраста с внешним ярким светом. Голос у неё был немного растерянным, но спокойным. Дрейк послушно подобрался ближе.
Он заметил человеческую фигуру – никакого не Монстра, а всего лишь тощего паренька лет пятнадцати-семнадцати. У мальчишки была очень светлая кожа, вся в пятнах веснушек, и рыжие волосы, которые свалялись и стали сероватыми от грязи. Парень лежал в позе зародыша, прижав острые колени к подбородку, голый до пояса – все кости торчали так, что казалось – он уже мёртв, проще уйти и не трогать тело.
– Он жив, – сказал Дрейк.
Мальчишка сжался на бетонной платформе, окружённый объедками фруктов, которые называют бананоягодами, рядом валялась шкурка зайца, полуистлевшие книжки с картинками, обугленная кукла. Дрейк поднял его голову, проверил на шее пульс. Рыжеволосый чуть дёрнулся, прикрывая какие-то свои сокровища тощей лапкой, но Дрейк не обращал на это внимания.
– Он истощён и болен.
Дрейк отстегнул от пояса флягу с высококалорийной и легкоусвояемой смесью, которую каждый раптор брал с собой на любую вылазку. По вкусу месиво напоминало чуть подсахаренный мел, так что он не удивился, когда парень закашлялся и скривился, прежде чем с инстинктивной жадностью голодного существа присосаться к горлышку.
– Эй-эй. Больше нельзя. Не всё сразу.
Дрейк убрал флягу, а парень потянулся за ней с хныканьем.
– Это его показывали приборы, – с неудовольствием произнесла Леони. Наверняка она уже представляла, как изловила Монстра, набросила на него энергосеть и тянет за собой, словно громадного бизона на привязи, а потом предъявит то ли субедарам в части, либо сразу потащит в Интакт, Благословенный Город, Летучий Город.
«Извини, не повезло».
Дрейк не жалел, на самом деле. Он знал, что нужно поймать Монстра, что за ним отправили не только их двоих, но и других рапторов, но он помнил прошлое имя того, кого Интакт назвал врагом и объявил охоту. Лучше бы они не ввязывались в это. Лучше бы по-прежнему ловили только аладов, безмозглых и очевидно опасных.
Как бы то ни было, найденный грязный, тощий рыжеволосый сопляк – не Монстр и вообще не из города.
– Он деревенский, —предположил Дрейк. Леони села на корточки.
– Да. Ну, если хочешь, оставим ему немного еды, и…
– Леони.
– Что? – та вскинулась, блестя глазами, яркие пряди и разводы на искусственной руке вспыхивали глубинным неоном.
– Мы ведь не можем его бросить тут?
– Дрейк, мы…
– Знаю.
Оба переглянулись. Рапторы выполняют свою работу. Рапторы не имеют права отвлекаться от задания, и уж точно никто не поблагодарит их за притащенного в часть мальчишку-дикаря.
– Мы не можем его тут бросить, – повторил Дрейк, уже не вопросом, а утверждением, с которым можно поспорить, но лучше не нужно. Леони выпрямилась. Сделала несколько шагов взад-вперёд, под мягкими прочными сапогами осыпалась древняя штукатурка и где-то заунывно выли ржавые сваи, поймавшие резонанс движения ветра.
– Ладно. Давай я его к себе.
– Нет, – Дрейк покачал головой. – Я о нём позабочусь.
– Субедар Аро тебя на гауптвахту отправит, а этого мелкого – выкинет куда-нибудь посреди Пологих Земель, аладам на корм.
Дрейк поморщился. Субедар Эркки Аро, долговязый и почти такой же белёсый, как альбинос, при всей своей выдержке умел наводить страх на вверенные ему отряды. Аро исполнилось лет сорок, он охотился на аладов с пятнадцати, поэтому его всё равно уважали, несмотря на жестокие порой решения.
– Попробую его уговорить.
Дрейк подхватил почти неподвижное, несмотря на спасительную калорийную смесь, тело.
– Давай возвращаться. Скажем, что прочесали всё по периметру в сотню километров. Никаких монстров и даже аладов.
Леони покачала головой.
– Тот ещё доклад. На тебя это не похоже.
«На тебя тоже», – они оба были известны своим почти фанатичным рвением исполнять приказы максимально точно.Обоих ценило начальство не только на уровне субедаров, но и выше – генералов, майоров. Леони вроде бы встречалась в Интакте с кем-то из высшего командования, где ей пожаловали награду заодно с новой рукой.
– Мы призваны защищать людей. Чем дикари хуже?
Леони выставила ладони вперёд.
– Я не спорю. Но мальчишку сам предъявишь, раз уж так за задницу укусило. Ещё не факт, что он выживет,кстати.
– Выживет, – хмуро откликнулся Дрейк. Он не признался бы вслух, но был рад уже тому, что они возвращаются, покидают этот проеденный ржавчиной и прогнивший до последнего камня город-остов с его остатками древних домов, вспученным асфальтом и ржавыми кишками труб. Дрейк заметил, как Леони подхватила что-то с серой, заляпанной грязью плиты – то ли одну из обугленных книжек, то ли куклу. Но промолчал.
В рапторе-механизме хватало места только на одного, но Дрейк сумел разместить и странного «пассажира», благо тощий подросток места почти не занимал, скрючился снова в позе зародыша, тяжело дышал и пару раз глухо простонал во сне. Дрейк задерживал механизм, вливал ему ещё смеси в рот, наблюдая за подёргивающимся светлым кадыком – даже на шее мелькала пара веснушек, не говоря уж о носе и щеках. Внешность у парня была необычная.
Пока ехали, пришла мысль: показать его медикам. Всех «необычных» проверяли в первую очередь, разве он сам, в конце концов, не был альбиносом?
Дрейк не стал делиться идеей с Леони. Та снова обогнала его на своей Кислотной Бабке, но теперь смутные догадки оформились во вполне подходящий план. Который мог даже сработать, если мальчишка доживёт до части, до медиков, если его редкое дыхание не остановится, а тёплая кожа не станет холодной. Дрейк вколол своей «находке» два стимулятора, и на всякий случай – регенерант, хотя внешних повреждений не заметил. Парень всё никак не просыпался, но вроде и умирать передумал.
Всё будет хорошо, говорил Дрейк. Он не ловил себя на том, что обещает это найденному в мёртвом городе бедолаге. Микрофон с дополненной реальностью монитора фиксировал речь, а Дрейк морщился: да что такого? Помочь человеку – разве это не святая обязанность раптора?
Спустя примерно сутки они миновали большой разрыв – однообразную равнину, поросшую неизбежной ряской. Аладова трава вспыхивала ярко-желтоватым всё чаще, указывая на постоянное размещение рапторов. Дикари, некстати вспомнил Дрейк, считают траву плохим знамением. Ерунда, конечно.
Когда они въехали в лагерь, Дрейк спешился вслед за Леони и решительно направился в корпус медиков со своей лохматой рыжеволосой добычей на плече.
Глава 4
– Доктор Таннер?
Голос заставил слегка передёрнуть плечами, но не отвлечься от зрелища: в автоклаве шевелилась масса, похожая то ли на морскую губку, то ли на начавшую распадаться опухоль. Раствор изначально был прозрачным, но преломление зелёного света и красно-коричневой основы сделало всё вместе тёмно-болотным. Свет прорывался и словно бы отрезал куски неравномерно разрастающегося мяса.
– Доктор…
Эшворт Таннер спрятал руки в карманы сине-белой униформы. Ему доводилось переживать не лучшие времена, и до сих пор, почти двадцать лет спустя, осталась напряжённая настороженность: кто здесь? Враги. Опасно. Его «плохие времена» продлились не так уж долго, всего пару лет, да и «плохими» они могли считаться лишь по меркам идеального «благословенного города», но даже полевые выезды с рапторами и охота на «живые» сигнатуры не оставили столько шрамов, как отвержение едва закончившего Академию учёного. Он, вероятно, первым в Интакте и Объединённых Полисах Ме-Лем предложил изучать аладов не как чудовищ, не только уничтожать их, но и попытаться понять, использовать, сделать с ними что-то. Тупицы из Академии оказались сродни разбегающимся от огня тараканам. Если бы не случай…
«Нет, не случай».
Таннер стал, если угодно, избранным, но он заслужил это. Возможно, он не самый первый, кто заинтересовался аладами, но у него получилось продвинуться дальше других.
Мальчишка Сорен Рац считал иначе, но он мог поцеловать костлявый зад Эшворта Таннера.
Эта лаборатория на Лазуритовом уровне – выше только Башня Анзе, – его собственность, его вотчина, он добился такой власти с нуля, заслужил, никто не может ему здесь угрожать. И обращался к нему сейчас всего лишь Вереш, Патрик Вереш, его аспирант и помощник. Вереш был лет на пять младше Таннера, но оставался лишь чуть более, чем просто исполнителем, одним из тех, кого можно заменить дронами и ботами. Зато Вереш не боялся фрактальных сигнатур, хотя и упорно называл их аладами. Но, может, у него кто-то из родственников в рапторах – а те, в свою очередь, нахватались от дикарей. Работал Вереш послушно, порой даже подавал неплохие идеи – например, посоветовал добавить в раствор больше питательных веществ на основе чистой глюкозы. Это сработало не совсем так, как предполагалось: стабильность культур клеток не улучшилась, но и дохнуть они стали как будто медленнее.
Может, предложит что-то ещё.
– Я вас слушаю, Патрик.
Таннер посмотрел на помощника чуть искоса и одновременно свысока. Рассеянный свет ламп, отражавшийся от глянцевых бело-синих стен лаборатории, не украсил бы ничью внешность, но Вереш и без этого часто выглядел больным и несчастным, а может быть, уставшим. Он был среднего роста и комплекции, но постоянно сутулился, лицо было смуглое, но какое-то выцветшее, и невыразительные карие глаза. Иногда в докторе Таннере даже просыпалась совесть: может, думал он, это моя вина, что Вереш так скверно выглядит? Но подобные мысли быстро гасли.
– Ваш агент из рапторов сообщила, что они так и не нашли нужного вам человека. Она пыталась связаться с вами, но ваш личный комм не отвечал.
Таннер вздохнул.
«Агент» однажды сопровождала его на охоте… вернее, именно она помогла добыть первую сигнатуру для дальнейших исследований. И так и не узнала, что если бы ничего не получилось, если бы заготовленная доктором Таннером культура не стабилизировала алада, то они оба превратились бы в груду ошмётков. Впрочем, сработало же. И Таннер до сих пор поддерживал с ней связь. Не потому, что «агент» интересовалась наукой – просто он умел общаться с простыми людьми, вроде тех же рапторов; не то, что этот малолетний идиот Рац, который только и знает, что свои эксперименты проводить. Из-за него, между прочим, и из-за его безумных опытов вот эти облавы сейчас и понадобились.
Но благодаря этому идиоту Таннер может сейчас получить преимущество.
А ещё ему, Таннеру, доводилось своими глазами видеть Пологие Земли – он был одним из немногих учёных, кто рисковал выбираться за пределы безопасных куполов. И поэтому прекрасно понимал: очень непросто найти там того, кто достаточно умён, чтобы прятаться. Это тебе не вечно голодные энергосгустки-алады, которые сами лезут ко всему живому.
– Спасибо, Патрик. Я с ней свяжусь. У вас есть что-то по образцам?
– Нет, сэр, – Вереш покачал головой, его взгляд привычно скользнул куда-то влево и вбок, была у него малоприятная привычка избегать прямого зрительного контакта. – Все результаты примерно одинаковы. Образцы выживают по несколько недель, как правило, до восьми – как раз когда активно должна формироваться ЦНС. Если удалять нервную систему, как вы пробовали сначала, то можно дожать до двадцати и дальше, но…
– Я помню результаты, Патрик. Не нужно повторять.
Таннер сделал рукой отстраняющий жест, как будто в стерильной, сияющей лаборатории из пластика, металла и стекла завелась противная навозная муха, а он её отгонял.
– Вы говорили, что новая партия должна приспособиться, сэр. Что у них получится выжить дольше, – напомнил Патрик, и это внезапное проявление инициативы, такое редкое, последний раз случавшееся несколько лет назад, когда тот придумал модифицировать формулу раствора в автоклаве, заставило Эшворта Таннера снова дёрнуться. Будто помощник и подчинённый стал одним из тех обвинителей, которые загнали юного самонадеянного умника на самое дно Интакта.
«Чёрт».
– Это лишь временные неудачи. Мы на верном пути, у нас есть контролируемые образцы сигнатур, и «ужасный свет» вполне неплохо подчиняется. Вереш?
– Да, сэр?
– Вы хорошо себя чувствуете? – этот вопрос стоило задать раньше. Мешки под глазами у Патрика аж сползали по скулам, цвет лица был землистым. – Здоровы?
– Да, сэр.
Таннер покачал головой. Он не умел ни о ком заботиться, дожил до сорока одного года одиночкой. У Патрика, слышал Таннер, есть дочь, которую тот забрал из общего инкубатора и решил воспитывать лично. В Интакте такое редкость, люди не любят ответственности, слишком заняты собой, своей карьерой, предпочитают поручать воспитание детей интернатам. Может, с девочкой что-то случилось, поэтому Вереш уже не первый день такой странный.