000
ОтложитьЧитал
«Дрейку».
Он жив, конечно. Нейт вообще не мог представить Дрейка мёртвым. Ну да, дыра в голове – подумаешь! Однажды у них в Змейкином Логу такое случилось, вроде Нейт от Мамаши Кейбл слышал или от Шляпы, или от Милли… От кого-то! Мол, не повезло одному парню, грохнулся с трактора прямо на борону и башку себе пробил. Ему потом железку поставили, и ничего, только завязывать потом приходилось – от дождя, чтобы не ржавела…
Нейт ведь точно помнил такую историю. Наверняка она правдивая. Зачем врать?
Ну и то деревня, а то – целая база. В рапторах тоже вон всякая помощь – его самого схватили мягкие прорезиненные канаты, проверяли, но не нашли ничего интереснее нескольких десятков синяков, ссадин и лёгкого сотрясения мозга. Это он заработал в последний момент, когда тварь, лопаясь от искры, откинула его прочь. Нейту страшно повезло – плюхнулся в противно-горячее, как свежие вывернутые кишки, зато мягкое месиво, вырубился – может, на час или два, а потом…
«Леони», – он позвал её, та ответила. Видеосвязь отобразила запеленатое грибообразной «шляпой» лицо: были видны глаза, вместо одного – кровавое пятно, кровь из носа и рта. На тёмной коже потёки выглядели чёрными. Леони пошевелила губами, но, похоже, говорить не могла, и Нейт оставил её в покое. Он попытался вызвать и Дрейка и получил молчание механического автопилота.
«Всё будет в порядке». Дрейк точно не из тех, кто просто так умирает. Заделают ему дыру в голове, подумаешь.
«И вообще, меня вон и так отправить в Ирай собирались, а теперь точно вышибут…» – эта мысль почему-то не вызывала никаких эмоций. Нейт злился на Дрейка прежде – мог бы вступиться против чёртовых близнецов Юнассонов, за него! Нет же, изображал принципиальность, всегда он такой был, зануда. Вот как вылечится, Нейт ему выскажет всё, что думает, а после того, как отправят в Ирай, будет стучаться там во все двери и умолять вернуть обратно.
«Не выгонят же, в самом деле», – каждого раптора ценят, людей не хватает, чтобы покрывать всю площадь Пологих Земель. База обычно полупустая, потому что из нескольких сотен человек большинство на «охоте», ну, или на наблюдении. Алады, слышал Нейт, всё равно выжирают кусок за куском когда-то более-менее пригодной для жизни территории, оставляя после себя воронки и свою яркую, пронзительную и бесплотную траву. Там уже никакие животные не смогут питаться, даже ГМО, даже модификанты, ничего не останется, кроме дыр и нереальной травы. Вон – как на обрыве трёшек.
Паршивое место. Нейт не хотел бы туда вернуться.
Стараясь не думать о Дрейке и его дыре в черепе, Нейт зажмурился, прокручивая сцены вчерашней ночи. «Монстр» и Дрейк поладили – так? Они там возле костра сидели, на злейших врагов точно не похоже. А потом появилась та штука, словно…
«Словно кто-то сожрал алада, а тот выжил внутри».
Нейт даже свой живот потрогал. Брр. Какая гадость.
– Слушай, Леони, – он снова включил конференц-связь. Та дёрнула больным глазом и застонала:
– Чего тебе? Скоро прибудем.
– Да не. Я про эту хрень, ну, штуку с третьей рукой. Если алады стали вселяться… в, не знаю, людей, то нужно об этом субедару Аро сказать. И доктору Ван.
Леони задумчиво прикусила нижнюю губу и тут же скривилась: расковыряла ранку.
– Ты прав, пожалуй. Пусть они кого-нибудь отправят на то место, посмотрят, чё эт ещё за новая напасть… ох.
Она отключилась: слишком длинная фраза и сложная мысль исчерпали ресурс. Нейт поёрзал в мягких фиксирующих объятиях шапки. Лучше всего попробовать заснуть, отдохнуть – ну, а потом всё будет нормально. Может, их даже представят к награде, а его передумают отсылать в Ирай, раз они справились с ужасной новой тварью.
И с Дрейком помирятся, а тот расскажет, чего у них там с Монстром этим. Но сначала помирятся, потому что Нейт уже соскучился по нему за эти несколько недель дистанции. Старался не пересекаться, игнорировал, делал вид, будто Дрейка больше не существует на базе, будто он не белый, а прозрачный. Ну и вон…
Нейт шмыгал носом. Слёзы стекали по лицу и щипались. Раптор по-прежнему брёл с мерным спокойствием хорошо выдрессированного козовера; укачивать перестало. Мерное передвижение могло показаться неторопливым, но километры и десятки километров оставались позади, и Нейт даже уже не сомневался: они успеют, Дрейк уже сейчас в безопасности – «шапка» поддержит его до нормального госпиталя.
Совершенно нечего опасаться.
Люди выскочили сразу отовсюду. Рисалдар Лилла Барай махала кому-то руками, доктор Ван с Камилом Станеску и Радой Маришек тащили носилки, вернее, двое рапторов тащили, а доктор на ходу доставала из блестящего чемодана на антигравах капельницы и биоимпланты регенеративного действия. Барай запрыгнула на раптор Дрейка, стало понятно, чего она требовала: универсальный ключ, которым можно вскрыть любой механизм. Где-то позади, Нейт его толком не мог разглядеть, маячил субедар Аро – следил, наверное, раздавал приказы, но «гриб» смягчал все звуки. Ничего не было слышно.
Нейту хотелось спать, а ещё больше – убедиться, что с Дрейком всё хорошо. И с Леони, но она-то сама уже выбиралась, её подхватили Киари Мэнникс и Тай Мин, последний всё хмурился и, похоже, ругался, у него был не застёгнут рукав на униформе, словно отошёл клок кожи, чёрной с прожилками синих полос, оголив его собственную – мягкую, светлую, почти непристойно голую. Оба были в чине най-рисалдаров, так что с Леони они ругались на равных, та в долгу точно не осталась. Тэсс Миджай вылезла вперёд и отшатнулась: наверное, от красно-чёрной дырки вместо глаза Леони.
Нейт сам открыл раптор изнутри, вывалился на носилки, Дэнни Мэнсон и Джинн Хо, вторая была из врачей, но физически сильная благодаря каким-то имплантам, несмотря на маленький рост и худобу, потащили его в старый добрый лазарет. Нейт крикнул про Дрейка. Джинн посмотрела на него странным долгим взглядом и отвернулась. Где-то поодаль маячили Юнассоны, Калеб и Энни держались всегда вместе, а сейчас – как будто поодаль от всех остальных, они отрезали себя от обитателей базы с тех пор, как Аро объявил «приговор». Они переглядывались. Калеб попытался протиснуться мимо суетящихся людей к Нейту, но его оттолкнули – мол, не помогаешь, так хоть не мешай. Энни метнулась куда-то в сторону, а потом Нейт потерял обоих из виду. С него сняли «шапку», вместо неё подключили аппарат, похожий на большого паука, который сидел теперь над носилками, таращился фасеточными глазами в лицо и ткал пахнущую молотыми костями «паутину»; она окутывала мир плёнкой.
– …безнадёжен, – донеслось до Нейта. Он повернул голову, увидел крепких Камила и Лесли Стоккоу, им помогала пара дронов. В блёклой «паутине» Дрейк совсем потерялся, исчез из виду.
– Сунем в реанимацию, но труп же, – сказал Стоккоу. Нейт ударил ладонью в свою капсулу.Пнул ногой, аж сапог расстегнулся, сполз и остался лежать, пока он колотил теперь уже голой пяткой.
«Безнадёжен».
«Труп».
Нейт закричал. Его вопль приглушила паутина; «паук» щёлкнул хелицерами шприцев и присосался к шейной артерии. Снотворное подействовало мгновенно.
Он оказался посреди пустоши, заросшей аладовой травой – в точности как возле обрыва трёшек, только без всяких обрывов, оврагов и воронок. Просто поле и аладова трава, аж глаза чесались от однообразной ядовитой зелени. Хотелось жмуриться, а ещё Нейт не сразу понял: солнце не светит. Он поднял голову вверх: вместо неба была та же зелёно-жёлтая пустота, до самого горизонта и дальше.
«Я умер?»
Он попытался себя ущипнуть, но не понял, получилось или нет. Прохлада касалась кожи: испарения поднимались изнутри, когда Нейт лизнул палец – проверить, откуда ветер, то понял: ветра и нет никакого, только холод земли, будто остывающего трупа.
«Трупа».
Он подумал о Дрейке. Нет-нет-нет. Тот же не умер?
Нейту послышалось, да? Дрейк жив?!
Тот лежал на траве. В реальности он ударился о камень – о тот, который, вероятно, сам и принёс, чтобы сложить костёр, ну или это сделал «Монстр» Роули, но оба сидели рядом и грелись у огня. Здесь камень торчал посреди бесконечного колыхания аладовой травы – единственный, большой и острый, даже блестящий, как наточенный нож. Минеральное лезвие прошило голову Дрейка. Тот смотрел на Нейта широко распахнутыми глазами, обычно бесцветные до почти прозрачной белизны, сейчас они были голубыми, вместили в себя отсутствующее небо.
– Дрейк.
Тот пошевелил губами. Изо рта текла кровь.
– Ты не умер, – Нейт подошёл ближе, пытаясь примять каждым шагом аладову траву, но она так и не поддалась. – Ты не умер же, да?
Дрейк закрыл глаза и рот. Кровь потекла по камню к ногам Нейта; тот осознал – он стоит босиком, тёмно-красная жидкость подобралась к пальцам и оказалась тёплой и липковатой. Пахло ржавой водой города, который почти сожрал Нейта и из которого Дрейк его забрал.
– Эй. Ты же не умрёшь, да?
Он потянулся в карман за своим «талисманом» – старыми часами, а потом вспомнил: отобрали чёртовы Юнассоны, да и ерунда, никаких талисманов не существует, это просто кусок древнего железа с пружинками. Нейт их несколько раз раскручивал и собирал снова, просто из любопытства: пытался понять, как были устроены древние технологии. Удивило отсутствие питания: шестерёнки работали на чистой механике. Их нужно было подкручивать раз в сутки, в одно и то же время, но Нейт забывал, а время вблизи Ирая, в зоне аладов, всегда сбоило. Дрейку они бы не помогли.
Он сел рядом и дотронулся до лба Дрейка. Тот был холодный, а когда Нейт провёл по щеке, почувствовал неприятную твёрдость и одновременно податливость. Он подумал о заячьих тушках, о мёртвых курах, которых высасывала поед-трава, о подвешенных на крючьях тушах козоверов – их вялили, сушили, предварительно вспоров брюхо и вынув мягкое слизистое переплетение внутренностей. Мясу позволяли «отдохнуть». Дрейк был таким… «отдохнувшим».
– Дрейк, не вздумай умирать!
Тот попытался то ли заговорить, то ли пошевелить своими неестественно-голубыми и застывшими, будто шестерёнки в той штуке, которую забрали близнецы, глазами. Ничего.
Нейт ударил кулаком по лёгкой аладовой траве, невозмутимой и неизменной, словно голограмма, словно свечение-гало вокруг самой земли, сожранной «ужасным сиянием». Рука прошла сквозь призрачную поросль и ударилась в ничто; «земля» пружинила. Тогда Нейт вцепился в камень – и тот оказался плотным, тяжёлым, он был всего-то размером с ладонь, ладно, с ладонь здоровяка-Дрейка, но весил тонну или две, и когда Нейт пытался его сдвинуть, убрать, вытащить из черепа, резал пальцы. Его собственная кровь потекла и соединилась с кровью Дрейка.
– Отпусти его! – заорал Нейт на камень. Тот стал прозрачнее, из серой пыли проступал кварц. Внутри он блеснул зелёным.
– Отпусти!
Надо убрать камень. Надо вырвать траву.
Эти образы сцепились для Нейта, словно какие-то почти рефлекторные команды во время обучения-симуляции – ты будешь нажимать в своём рапторе сенсорные кнопки и понимать телеметрию до того, как осознаешь. Он дёрнул пучок травы. Он потянул камень, сдирая кожу, выламывая ногти. Лунка указательного пальца потемнела до густого коричневого оттенка, боль шибанула в плечо и почему-то в скулу. Нейт захныкал. Голова Дрейка по-прежнему торчала – неподвижная и тяжёлая, бледная, как полуночная луна.
Трава. Трава и камень. Они сияют зелёным, но Нейт уже видел аладов – близко, гораздо ближе, чем мог действительно вспомнить и осознать.
Однажды тварь как будто забралась внутрь и застряла в гортани или трахее, в пищеводе или альвеолах; прямо как в той здоровенной штуке, похожей на женщину с третьей рукой. Нейт не помнил, что именно тогда случилось, а сейчас почему-то мерещилось, будто его собственная кровь и изорванные до открытых ран ладони полыхают внутри зеленоватыми искрами. «Я превращаюсь в ту штуку… у меня будет третья рука», – подумал Нейт, сглотнул пересохшим горлом, но уже мгновение спустя вновь толкал камень, рвал траву.
Трава поддалась первой. Стебли оказалась зазубренными и колючими, полоснули мокнущую содранной кожей ладонь. Нейт взвыл, прижимая окровавленную ладонь к животу.
– На! На тебе!
Трава мялась и пригибалась. Он выдрал целый пучок и растоптал его босыми ногами, расплатился пузырями ожогов; они мигом налились жёлтой сукровицей, а вокруг обстрекало красными пятнами.
– Вот тебе! – прокричал Нейт, а потом устремился к камню. Теперь он точно сдвинется, поддастся и уйдёт – уйдёт из головы Дрейка.
Нейт дёрнул камень. Тот шевельнулся.
Таннер прикрепил респиратор, а потом раздражённо снял маску – плотный пластик облепил рот, словно какой-то клейковиной, дышать в нём было неудобно. На рукаве пискнул и отключился механизм очистительного фильтра. Костюм был тёмно-оранжевым, с метками Объединённых Полисов Ме-Лем – рисунок флуоресцировал на расстоянии, работал светоотражателем, улавливал даже ночное освещение. На голове – фонарик, встроенный в шлем. Портативная лаборатория в рюкзаке – всё необходимое, можно полевые исследования проводить.
Таннер остановился возле аквариума. Гипанциструс лениво проплыл мимо, вильнув чёрным в бело-жёлтую полоску хвостом. Система поддерживала себя сама, рыбы вполне обойдутся без Таннера, он заранее запрограммировал выдачу корма, поддержку кислорода на нужном уровне. Миниатюрная экосистема развивалась и существовала по собственным правилам: актинии метридиумы, «морские гвоздики» слабо флуоресцировали, привлекая золотых рыбок и пёстрых рифовых спинорогов, бычков и клоунов. Многоцветная мандаринка попыталась сожрать проплывающую мимо гуппи, но её вовремя отвлек «правильный» искусственный корм с аттрактантами. Жирный кои погнался за гипанциструсом, но выдохся после первых десяти взмахов плавниками. Водоросли скрыли его – карп запутался в яванском мхе, а потом так же лениво всплыл, как будто заинтересовался пушистым шаром кладофоры.
Аквариум обойдётся без Таннера, и почему-то сейчас эта мысль не успокаивала – «Я вернусь, здесь всё останется по-прежнему, боты поддерживают чистоту и благополучие рыб», – а почти раздражала.
Если бы всё было так же просто, как создать миниатюрную и очень искусственную экосистему. Держать её в нужной температуре, подсовывать рыбам корм – достаточно, чтобы они были сыты, но не слишком много, перекорм вреден. Добавлять бактериофаги со строго скорректированным ДНК- или РНК-кодом и поведением: уничтожьте только врагов, а «своих» не вздумайте трогать, а потом издохните, будьте так любезны.
Вереш так и не вернулся – тот, кто помог сделать этот аквариум столь совершенной замкнутой системой. Сбежал, сплетничали другие учёные в Лазуритовой лаборатории, от лаборантов до тех, кто вообще не имел отношения к делу Таннера. Каждый специалист по картофелю и мясным культурам считал нужным высказать своё ценное мнение.
Энси пытался сделать такой же аквариум из Интакта, из всех полисов. Таннер чувствовал себя глупой и упрямой рыбой, которая плыла против течения, не понимая, что находится в замкнутом стеклянном пространстве. Не хочу, где тепло. Хочу в холод. Жрать мальков – может, даже собственного вида. Хочу чего-то идиотского, вроде свободы.
Таннер фыркнул. Какая, к чёрту, свобода. Он отправлялся выполнять свою работу, Энси выдал ему персональный паёк с аттрактантами и подсветил фонариком нужные заросли амбулии или индийского папоротника. Они с Рацем сделали эту штуку, превратили женщину-раптора в чудовище, а другие рапторы не поняли, что с ней делать. Теперь Мари мертва. Теперь «Монстр», злобная хищная акула в мирной насыщенной кислородом воде, уплыла.
«Они мертвы. Все», – Таннер старался не думать о Леони. Парень-альбинос – ладно, с ним они никогда не общались. Ещё какого-то рыжеволосого мальчишку, сипая, судя по опознавательным нашивкам, Таннер вообще никогда не видел прежде. Но Леони…
«Она мне нравилась, да?»
Возможно. Возможно, даже так. Таннер не думал, конечно, о том, чтобы пригласить раптора жить здесь, в городе – дикие рыбы плавают в море, нечего им делать в аквариумах; и всё же горло пережимало, хотелось откашляться.
Энси позволил ему продолжить там, на базе, потому что проще дать рыбке немного еды или успокоить вибрацией. Куда она денется из аквариума, правда? Вереш ушёл, но Верешу, похоже, терять было нечего; странный одиночка, нервный и всегда как будто озирающийся по сторонам в ожидании удара, Таннер его так и не понял до конца, хотя они общались, хотя он почти считал его приятелем.
«А ведь я вернусь».
К дивану, аквариуму. К ботам, которые готовят тосты с яйцом и творожной массой на завтрак именно так, как ему нравится. К привычным ритуалам.
Таннер снова надвинул на лицо респиратор. В городе в нём нет никакого смысла, но он воспользуется телепортом до базы, а там – сразу Пологие Земли. Воздух там не ядовитый, защита дыхания, простое оружие-шокер в дополнение к переносной лаборатории, которую он закрепил особым рюкзаком-контейнером, и личным вещам – отдельный чемоданчик притаился в прихожей, ожидая сигнатуры передвижения, он «цеплялся» к образу владельца,тоже вроде глубоководной рыбы, которой показали источник света.
«Леони жива»
Он повторил это вслух, пытаясь убедить себя, и отвернулся от зеркала, потому что сам себе казался смешным и нелепым в этом костюме.
– Ладно. Пора.
Чемодан поплыл за ним. Таннер вошёл в обычный лифт, но набрал не стандартный запрос улицы или какого-нибудь бара, а шифр ангара для телепортов. Этот вид транспорта использовался нечасто. Люди редко покидали свои аквариумы-полисы, многие никогда не посещали полутёмное помещение, похожее на бесконечный коридор со стеклянными капсулами в стенах. В капсуле нужно было набрать числовые координаты направления. Это очень просто, справится и ребёнок; но телепортов всё равно боялись – иногда они не срабатывали или срабатывали неправильно, полным-полно бродило городских легенд о тех, кого доставило по кусочкам. Или, что хуже, о тех, кто застрял где-то вне времени и пространства. Квантовая телепортация, как бы активно её ни использовали, оставалась вещью в себе. Таннер точно не настолько разбирался в физике корреляций. Он пользовался телепортами несколько раз и ничего не чувствовал особенного ни до, ни после. Его не расщепляло на атомы и не собирало вновь, а если так, то это было не страшнее, чем моргнуть. Даже такую нестабильную структуру, как Мари-модификант, вышвырнуло ровно туда, куда нужно.
Таннер вошёл в капсулу и набрал адрес базы Леони.
Что бы там у них ни произошло, он сумеет помочь; уверенность явилась откуда-то извне. Таннер предположил бы остаточное воздействие «Пыли», но оно прошло, он принял очищающее кровь средство, которое заодно возвращало нейронам нормальные связи.
«Я смогу помочь Леони».
Очень глупо, очень самонадеянно, но лучше, чем сидеть здесь и наблюдать издалека. Может быть, в глубине души Таннер всегда мечтал стать даже не учёным, а раптором и полевым исследователем; когда-то их было много, а потом люди разделились на тех, для кого Пологие Земли и алады – обыденность, и тех, кто прячется в своих аквариумах и не решается даже подплыть слишком близко к стеклу.
Не говоря уже о том, что «фонарик» Энси по-прежнему указывал в невообразимую илистую глубину, в дисфотическую зону останков Лакоса, что давно превратился в бентос и гниль. Чемодан щёлкнул, устраиваясь у ног, словно дрессированный питомец.
Таннер закрыл глаза, а открыл их в центре света.
Он вышел из портала. Его чемодан выкатился следом и пискнул с какой-то почти испуганной интонацией, словно предлагая вернуться, пока не поздно. Вокруг царила тишина – неестественная, глухая, такая бывает после того, как ударили по голове и контузили, и все вопли видишь открытыми ртами без единого звука. Таннер постучал по ушам, проверяя барабанные перепонки и судорожно озираясь по сторонам.
Базу он никогда не видел воочию, но хорошо представлял – она была полной противоположностью стремящемуся ввысь Интакту, на нескольких десятках квадратных километров раскинулись невысокие, в основном одноэтажные строения. Скучные кубы и прямоугольники, выкидыши дизайнерской фантазии – или отсутствия таковой. Кто-то получил за эти типовые чертежи изрядную сумму в кредитах, они соответствовали безопасности по всем протоколам, но навевали тоску однообразием и сходством с коробками для хранения каких-то деталей. Вон там, в большом ангаре с подсветкой, держат рапторов-механизмов, дальше – казармы охотников. Корпус столовой, обучающего центра, узкий прямоугольник госпиталя на окраине.
Последний заставил присмотреться – настолько, что Таннер даже не замечал снующих людей, они все как будто стали прозрачными; кто-то из них нёсся к ангару, другие переругивались или что-то решали. Таннер отмахнулся и надвинул плотнее свой респиратор, словно защита дыхательных путей способна была защитить его от неведомого катаклизма.
«Что здесь происходит?» – но он был учёным, он не тратил времени на риторические вопросы. Ответа бы всё равно никто не дал; мимо пробежали двое людей – чернокожий здоровяк и маленькая коротко стриженная девушка в пластиковой униформе санитара или медика. Они спасались из лазарета.
Что там именно лазарет, можно было понять по указателю и вывеске. Свет струился оттуда, зелёный в лёгкую нотку желтизны.
Таннер никогда подобного не видел. Он подозревал, что никто из ныне живущих – тоже, свидетелей «падения Лакоса» ведь не осталось, правда? База с номером вместо имени повторяла судьбу города. Свет вытекал из окон, поднимался над крышей столбом, он казался каким-то штырём, на который были нанизаны и земля, и небо, вокруг метались молнии – спрайты, типичные разряды холодной плазмы родом из мезосферы и термосферы. Джеты растопырило на тысячи миль, словно длиннопалая ладонь гиганта пыталась схватить в горсть людей, их постройки, почву и камни. Небо было тёмным, ночь или день – непонятно. Таннер осознал причину тишины: око бури, легендарная «последняя» сигнатура, таких аладов никто никогда не видел, они не существовали, их высчитывали формулами, обнаружили на бумаге и в компьютерах, словно некогда планету Нептун. «Ока бури», обнаруженного «на кончике пера», испугались так сильно, что закрыли семью замками доступа, а потом снова открыли – мол, это только теория, в реальности настолько мощного выброса фрактальных аномалий не существует.
Не Таннер первый предположил, что подобное было в Лакосе. Это отрицали специалисты, даже сам Энси отвечал уклончиво.
«Я никогда такого не видел, – говорил он то ли как центральный узел нейросети, то ли как Энди Мальмор, проживший минимум две с половиной человеческих жизни, но всё равно не постигший всех тайн вселенной. – Но исключать возможность нельзя».
Око бури было здесь. Оно поглощало любые звуки и, в отличие от обычных аладов, никого не пожирало и не торопилось уничтожить. Алады разрастались – в этом их основная особенность, подобно живой природе, они стремились размножиться, увеличить свои размеры, в их случае это одно и то же. Принцип плазменной спирали Цытовича работал на закороченных и неправильных частицах, Таннер относил их к фотонам, Рац – к электронам, и оба могли подтереться своими теориями, потому что алады были всем и ничем сразу, квантовой ошибкой, «глитчами» и «багами», голодными акулами из сферы электронных алгоритмов. Иногда мёртвое слишком хорошо пародирует живое. Дьявол – обезьяна Бога, вспомнилось Таннеру выражение из какой-то старой книги, подобные он отыскивал в разделе «древних писаний».
Обитатели базы носились не так уж беспорядочно. То, что Таннер принял за бессмысленное броуновское движение, оказалось попыткой добраться до ангара. Око бури им пока никак не мешало – просто они тут заперты в желудке исполинского кита-алада, нанизаны во-он на тот зелёный столп «ужасного сияния», и никто не знает, что «потом». Никакого потом, Таннер давал гарантию в 99,9%, не будет. Успокойтесь и наслаждайтесь шоу.
Он сглатывал и шёл, закрывая и без того прикрытое маской лицо. Знакомых не замечал. Он позвал Леони, просто наугад, но око бури сожрало все звуки без остатка.
Мимо пробежала маленькая девочка, лет десяти или около того. Она иррационально напомнила Сорена – азиатские черты лица, быстрая мимика; сходство на секунду заставило Таннера задуматься, не дочь ли это коллеги, неузнанная и ненужная. Тот никогда не заинтересуется судьбой своих сперматозоидов, которые сдавал в общий банк. Девчонка отчаянно махала руками, Таннер понял – в сторону ангара. В центре катастрофы рапторы-люди надеялись лишь на свою одноимённую железную оболочку. Рапторы – это рапторы, металл и плоть суть одно. В самом ангаре, как понял Таннер, прятались гражданские – врачи, лаборанты, приписанные к базе, плюс мелюзга-рекруты. Таннер замешкался, таращась на столп зелёного света – тот рос огромным тысячекилометровым деревом, теперь прямоугольник лазарета расплавился до стеклянной прозрачности. Сквозь него можно было разглядеть несколько фигур – тёмные силуэты, плещущие в огне, словно сухие ветви. Кроной этого исполина-дерева были молнии и чернота, своего рода антикупол. Сполохи метались по периметру – чуть меньше самой базы, не весь полигон захвачен, но отрезанная территория уже терра инкогнита, только безумец сунется туда.
Буря сжалась, выхватила с корнем несколько столбов-свай – каждая была в пять человеческих ростов высотой и пять обхватов толщиной. Шторм поднял их, словно они были спичками, а потом эти сваи исчезли, проглоченные молниями.
Девчонка схватила Таннера за руку и потащила за собой. Он не противился, понимая – ангар, укреплённый в том числе против излучения аладов, единственный способ продержаться. Но око бури означает, что вот оно, здесь, прямо под носом. Неужели они до сих пор не поняли?
– Леони там? – к его удивлению, голос прозвучал отчётливо. Уши ещё закладывало, но это было терпимо, только лёгкая характерная боль давила на перепонки и откликалась где-то в лимфоузлах, когда Таннер сглатывал. Девчонка не ответила вслух, но кивнула. Таннер почему-то широко улыбнулся.
Чемоданчик всё ещё следовал за ним. У искусственного интеллекта не было ни страха, ни осознания своей ничтожности перед глобальной катастрофой. Он заботился о том, чтобы доктор не остался без смены нижнего белья.
В паре шагах от Таннера грохнулся кусок какой-то арматуры весом килограммов в триста. Штуковина напоминала то ли кусок забора, то ли фрагмент машинерии. Девчонка взвизгнула, ускоряя шаг.
– Я иду, иду, – бормотал Таннер, оглядываясь на место, указанное как «лазарет» и на столб света. За те несколько минут, что он пробыл здесь, тот стал плотнее и гуще, буря набиралась сил. Над головой промелькнула вырванная свая. Она впечаталась в бетон полигона всего в нескольких сотнях метрах, а мгновением раньше именно там Таннер заметил фигурки людей. Он отвернулся, представляя кровавые брызги и пятна; раздавленные тела наверняка напоминают клюквенное желе из банки, в нём вкрапления твёрдой материи костной ткани и густой запах.
Девочка тащила его. Таннер подчинялся.
Он замешкался на секунду – оглядывался к своему чемодану или запнулся на ровном месте, этот тёмно-оранжевый костюм был плотным и неудобным, хорошо приспособленным против токсичных веществ и выбросов радиации, но беготню не предусматривал. Девчонка толкнула его. Вверху мелькнула зелёная вспышка, похожая на росчерк пера.
Девчонка закричала. Таннер кинул наперерез молнии свой чемодан – тот пискляво верещал о перегрузке систем и некорректных командах. Удар напоминал волну; Таннер понял, что она поднимается сверху и из земли одновременно, и сдался на её милость. Око бури – кто совладает с ним.
– Вставай.
Таннера поднимали и тащили. Он пытался сопротивляться, дрыгал ногами и шевелил губами. Он не мог распознать голоса и интонации, только это настойчивое, как звонок будильника, «Вставай», а потом решился приоткрыть глаза и увидел Леони – она была призраком. Одетая в какую-то ночную сорочку, с единственным глазом – второй был покрыт кровавой коркой, со свежими мокнущими ранами на лице и теле. Сорочка их почти не прятала, при желании Таннер мог бы посчитать раны и синяки най-рисалдара Леони Триш.
– Там, – сказал он. – Девочка.
Из-под корки больного глаза Леони поползла кровь.
Таннер оглянулся. Раскрытый чемодан лежал метрах в десяти, вывороченные внутренности запасных рубашек, трусов, портативной бритвы и прочих мелочей сплавились в одно жёлто-чёрно-серебристое пятно.
– Где… где девочка…
Леони нечленораздельно вскрикнула, подтягивая его дальше. До ангара оставалось шагов двадцать или тридцать. Таннер не мог позволить себе оглядываться – позади бездна, везде бездна, тёмное небо зеленело, заполняясь «ужасным сиянием».
Перед тем, как Леони втолкнула его внутрь, он разглядел маленькие пальцы. Девочка словно карабкалась, пытаясь выбраться из не очень глубокой воронки, но Таннер разглядел, что кисть заканчивается кровавым срубом на уровне чуть повыше запястной кости – два маленьких белых выступа торчали из мякоти, и больше ничего.
Он наклонился, едва сдерживая рвоту. Леони пихнула его к жёлто-белым лампам, к жмущимся к стенам людям. Рапторов-механизмов внутри почти не осталось. Все, кто мог воевать – воевали.
У пальцев были розовые ногти, указательный чуть обгрызен. Круглые и аккуратные ногти, маленькие лунки.
Таннер упал на колени: его всё-таки вывернуло, он едва успел сдёрнуть респиратор и отодвинуть маску, иначе бы задохнулся в содержимом собственного желудка. Кто-то, он чувствовал это сквозь изоляционный костюм, наблюдал с презрительной брезгливостью. Потом Таннер подскочил.
– Леони.
Она обернулась. Рядом с её раптором стояли ещё двое – парень и девушка, совсем молодые, лишь немного постарше той девочки. Они были близнецами: одинаковые лица, даже тела похожи, несмотря на очевидные вторичные признаки девушки.
– Не знаю, что вы тут делаете, док, но тут без вас проблем хватает. Идите туда и сидите тихо. Мы умрём, но не задёшево.
У неё текла и текла кровь из запёкшейся корки вместо глаза, Таннер отметил гематому и припухлость вокруг века. Травма, вероятно, причиняла ей сильную боль.
– Погодите, Леони.
Таннер глубоко вздохнул.
– Мы в центре ока бури. Вы с ним не справитесь, ничего не поможет. Ничего. Если только, – он прикусил внутреннюю мякоть щеки, потому что все эти формулы и поиски планет на кончиках пера вызывали сомнения столь же явные, как остаточный кислый и муторный привкус в пищеводе, на корне языка, на нёбе. – Если только не отыщете причину; то, что вызвало это.
Он собирался добавить: не связывайтесь, убирайтесь отсюда. Вы охотники на аладов, конечно, но порой добыча сжирает того, кто охотится. В ангар с грохотом протопал раптор, из машины выпрыгнул высокий худощавый мужчина. Насколько Таннер разбирался в нашивках – субедар, главный на этой базе.